Помог ли России Е. Евтушенко?
В поэме «Братская ГЭС» Е.Евтушенко дал такую нелестную оценку своим стихам:
«Перебирая все мои стихи,
я вижу: безрассудно разбазарясь,
понамарал я столько чепухи…
а не сожжёшь: по свету разбежалась».
Недовольство собой кажется довольно лукавым: поэт явно рад тому, что его «чепуха» «по свету разбежалась».
Творческая судьба его складывалась так блестяще, что, кажется, одной простой удачливости или талантливости поэта для этого было бы мало.
Во всём, от разрешения на поездки за границу до беспрепятственной печати стихов, чувствовалось могучее покровительство.
Подозрения поэта в прислуживании власти появились почти одновремённо с его известностью.
Поэму «Братская ГЭС» в годы её написания в школах «не проходили».
Хотя, она отвечала всем требованиям соцреализма.
Образ эксплуататоров раскрыт в духе классовой непримиримости и с таким перебором, который сегодня кажется клеветой на историю. Например, о египетском жреце сказано, что он
«… и визжал:
«Переделывать, гниды!» —
если вдруг проходил волосок
между глыбами пирамиды».
Это надо было додуматься до такого, чтобы жрец измерял зазор между «глыбами» волоском и ругал рабов гнидами…
И весь этот поэтический вымысел только для того, чтобы на его фоне строительство Братской ГЭС выглядело торжеством справедливого строя.
Кстати, поэт писал поэму не в годы строительства, а к торжеству её пуска.
Никаких реальных трудностей строительства поэт не касался. Не заметил он и того факта, что более 100 населённых пунктов были принесены в жертву стройке: ГЭС строят – щепки летят…
Диалог египетской пирамиды с Братской ГЭС выглядит не столько эпохальным, сколько комичным.
Описывая исторический фон, как прелюдию торжества дела Ленина и партии, Евтушенко помянул С.Разина:
« не тем я, люди, грешен,
что бояр на башнях вешал.
Грешен я в глазах моих
тем, что мало вешал их». – тоже вполне в духе классовой непримиримости.
Симпатии поэта тут полностью на стороне легендарного предводителя легендарного восстания.
Помянул он добрым ласковым словом и старую Россию:
«Её терпенье — мужество пророка,
который умудрённо терпелив.
Она терпела всё… Но лишь до срока,
как мина. А потом случался взрыв!
Сравнение России с миной смелое. От него уже один шаг до метафоры про обезьяну с гранатой…
…
Ну, а когда ей был неясен выход,
а гнев необратимо вызревал, —
из вихря Ленин вырвался, как вывод,
и, чтоб её спасти, её взорвал!»
Чтобы не показалось, что Ленин «вырвался» из вихря, как из табакерки, чтобы взорвать Россию, поэт добавил от себя:
« Я… за тех,
кто из лжи и невежества
всё человечество за волосы тащит,
пусть даже невежливо». -
То есть, по мнению Евтушенко, вся история и прогресс – это непрерывное вытаскивание человечества за волосы «из лжи».
Лояльность поэта ко всем политическим пропагандистским штампам того времени проступает в поэме белыми нитками.
Но это сегодня всё заметно. А в то время страна, догоняя Америку, предвкушала коммунизм.
Первые лица советской поэзии при жизни имели такую громкую славу, какой не было даже у самого солнца русской поэзии.
Возможно, более пристальным стал взгляд на поэзию и поэтов первых лиц политики.
Бесспорно одно: главные поэты СССР избежали дуэлей, самоубийств и дожили до тех преклонных лет, когда от них могло и должно бы повеять мудростью.
Р.Рождественский, А.Вознесенский и Е.Евтушенко – это троица советской поэзии, единосущная в её могуществе и популярности.
Сожалея о ранней гибели многих известных русских поэтов, мы невольно сожалеем о том, что они могли бы ещё написать с высоты своего жизненного опыта.
И вот, свершилось: поэты наши, можно сказать, прожили сполна отведённый природой срок.
Можно ли сказать, что где-то ближе к вершине возраста наступает особое просветление,
и поэты, как старцы, начинают изрекать премудрость?
Есть ли у них особенная чуткость ко всему, что составляет дух времени, или они, как большинство из нас, колеблются его ветрами и веяниями?
Есть ли у них, по крайней мере, особенный дар различения правды от лжи?
«Поэт подводит, не впадая в робость, итог всему, что было до него» - сказал Е.Евтушенко.
Не случайно про него сказали, что он «поэт-бухгалтер»: задача-то в том, чтобы помочь понять то, что есть.
Хотя для этого надо понять и то, что было.
«Это было, это было.
Не забудьте месяц, год.
Позабыв, мы только быдло.
Если помним, то народ».
Народ, конечно, слышал изречение про тех, кто не знает свою историю.
Будет ли эта мысль усвоена лучше от того, что её повторили в форме частушки?
И потом, оказывается, знать историю не так-то просто: её пытаются извращать.
В ранних, советских убеждениях Е.Евтушенко уже заметна противоречивость его взглядов, которую он объяснял их эволюцией.
Например, в 1955 году он писал:
«Границы мне мешают. Мне неловко
не знать Буэнос-Айреса, Нью-Йорка».
- Это ещё не заявка на космополитизм, но уже намёк на вред железного занавеса между СССР и остальным миром.
В 1968, побывав в Нью-Йорке, он пишет такой вывод о символе США, статуе Свободы:
«А массы лезут, массы страждут...
О, ложь святая!
Я был внутри Свободы. Страшно.
Она - пустая!»
Значит, судя по стиху, можно было и не узнавать Нью-Йорк… - Пусто там.
Но вскоре поэт будет преподавать там в университетах, как бы заполняя собой пустоту.
В 1980, в поэме «Непрядва», он поминает добрым словом одного из первых российских западников:
«разве русским не был Чаадаев? Кто он - швед?!
Обвинять его за европейство поостерегись.
Просто он не путал вселаптейство и патриотизм».
Невольно возникает подозрение, что поэт держит нос по вектору политики.
Его осуждение Сталина в 1961 году геройским не назовёшь: после доклада Хрущёва о культе личности бросание камней в Сталина было обычным делом:
«И я обращаюсь к правительству нашему с просьбою:
удвоить, утроить у этой стены караул,
чтоб Сталин не встал и со Сталиным — прошлое».
1965: «Какие стройки, спутники в стране! Но потеряли мы в пути неровном и двадцать миллионов на войне, и миллионы - на войне с народом». – Это тоже камень в прошлое.
А настоящее и будущее почти не тревожат.
Даже явные признаки топтания на месте и падений питают традиционный оптимизм:
1967: « Нет, ты, Россия, не баба пьяная! Тебе великая дана судьба, и если даже ты стонешь, падая, то поднимаешь сама себя!»
Эволюция мировоззрения поэта видна и в его отношении к религии.
В 1967 году он писал в «Монологе бывшего попа»:
От всех попов, что так убого
людей морочили простых,
старался выручить я бога,
но — богохульником прослыл.
…И понял я: ложь исходила
не от ошибок испокон,
а от хоругвей, из кадила,
из глубины самих икон». – Это ничуть не противоречило официальному атеизму. И даже выглядело ударом по религии изнутри.
Но в том же году в другом стихотворении Евтушенко призывает, казалось бы, к Богу:
« О человек, чье имя свято,
подняв глаза с молитвой ввысь,
среди распада и разврата
остановись, остановись! – для той поры это было смело. Попытки раскачать атеизм были замечены, Евтушенко стали критиковать за «боженьку».
А поэту подобная критика только добавляла славы с оттенком скандальности.
Когда в СССР начали в массовом порядке возрождать церкви, Евтушенко пояснил своё отношение к Богу: «Не призываю к тому, чтобы биться лбами о церковные плиты. …. Источник нравственности - прежде всего сама жизнь и сами люди, как многоликий, но единый Бог, состоящий из тех, кто борется за освобождение людей от ложных кумиров.
…Источник нравственности - культура. … Культура души, даже необразованной, но инстинктивно чувствующей, где правда, а где ложь».
Вера на уровне инстинкта – это богословие от Евтушенко. Но в то время на всё это можно было сказать словами «Кто не против вас, тот за вас».
И как вывод из всего сказанного поэтом в советские годы:
1967: «Считайте меня коммунистом!» — вся жизнь моя скажет вам».
Обычно такие слова говорят в кино, когда герой остаётся на верную гибель, выручая своих соратников.
Е.Евтушенко ничто подобное не грозило. Он вполне успешно обменивал славу поэта на блага комфортной жизни по курсу рубля и доллара.
Пришествие эпохи Горбачёва и Ельцина поэт не предсказал. Ничто, видимо, ему этого не предвещало.
Как её воспринял поэт?
1991: «Надеялся наивный Первый Съезд,
что Бог не выдаст, а свинья не съест…
Капитализма с ангельским лицом
не вышло. Из троянистого брюха
посыпались вор, киллер, стёбарь, шлюха,
катала, рэкетир. Не жизнь – мокруха!»
- мнение вполне близкое к тому, которое преобладало в широких кругах бывшего советского народа.. 1993г: «Дозакалялась до дырок сталь.
Что снова лопнуло? Теплоцентраль...
Маму доченька хранила,
каждый волос, ноготок,
но коляску уронила
в яму, прямо в кипяток».
– Подобных диких случаев в то время было много на страницах СМИ и в эфире ТВ. Тут явная аналогия с коляской, которая в фильме «Броненосец Потёмкин» катилась по Одесской лестнице и стала символом России, катящейся под откос.
Уж, если прогресс не стоит слезы ребёнка, то он, конечно, не стоит ребёнка, сварившегося в кипятке.
Другое дело, можно ли бытовые трагедии, которые случаются всегда и всюду, возводить в символ разгильдяйства и политической разрухи?
Или здесь тот случай, когда можно тащить «человечество» из невежества за волосы?
«…Куда идут сегодня танки?
Неужто вновь на "белый дом",
на демократии останки
или на сброд, засевший в нём?
Отношение поэта к событиям не совсем ясное. В вопросе сквозит склонность к мысли, что в «белом доме» засел «сброд».
На всякий случай готово и оправдание политики Ельцина:
«…Ну, а может, был он прав,
тот Октябрь не проворонивши
и опаснейших гидрёнышей
гусеницами поправ?»
Вот так с подачи поэта в умы входит установка, что «попрание гусеницами» танка безоружных людей может быть оправдано высокой целью.
В то время популярным был лозунг «Лишь бы не было войны». И Евтушенко подпевал общественному мнению:
«И всё же менее страшна
жизнь голоштанская,
чем распроклятая
война гражданская». – С этим трудно не согласиться.
Но только не в контексте попрания людей гусницами танков.
Всякий протест против «голоштанской» жизни теперь мог считаться призывом к гражданской войне.
Хотя, потом он опять возвращался к сомнениям, похожим на упрёк стране «В гражданской импотенции ...»:
«…меня терзают, как под кожей пули,
вопросы, от которых Бог не спас:
так это мы надежды обманули
или надежды обманули нас?»
До сих пор ещё сыплются упрёки народу, который не оправдал надежд на его бессмысленный и беспощадный бунт.
А сам поэт в те неспокойные годы уехал из России подальше от греха, в США, уча разуму тамошних студентов. Но душой он не эмигрировал.
И осуждал, вроде бы, перестройку:
"Были романовы, была династия.
Теперь - кармановы и педерастия...»
«…Оказалось, что свобода
лишь для хапанья нужна,
что советского народа
нет, а только племена».
И в той же поэме оправдывал её:
«…Облетело столько истин -
видно, ложь внутри была,
и республики, как листья,
облетели со ствола».
В последние годы жизни Е.Евтушенко продолжал высказывать мысли на злобу дня:
«Никто, как русскиe, так не спасал других, никто, как русскиe, так сам себя не губит».
«Хватает в жизни нытиков —
на всех нет пирогов…
А мания политиков —
придумывать врагов».
Как бы отвечая на вечный вопрос «Что делать?», он писал:
«Я бы очень хотел, чтобы между Россией и Америкой был мир, восстановилась дружба, и чтобы каждый человек в этих странах был бы счастлив». (2017г)
У Евтушенко было много критиков. Критиковали и как поэта, и как гражданина.
Некоторые мнения по силе выражения были равноценны старинному бросанию перчатки в лицо.
На все весьма обидные ярлыки, навешенные на него, он отвечал:
«Для мелюзги всегда удача
руки надменной неподача
тому, кто выше мелюзги.
Всегда слепцы кричат: "Продался!"
тому, кто вглядом вдаль продрался,
когда не видно им ни зги.
К концу жизни самоуверенность свою он чуть смягчил и убавил:
« Я был жесток. Я резко обличал,
О собственных ошибках не печалясь.
Казалось мне — людей я обучал,
Как надо жить, и люди обучались». (2017г)
Любой человек, как малая часть России, может спросить себя: чем ему помог Евтушенко в трудные годы перестроечной смуты?
Что бы мы сказали об артисте цирка, который жонглирует лучше других, или о гимнасте, который, демонстрируя гибкость, выворачивает суставы самым неестественным образом? Разве они чему-то учат зрителей?
Велика ли польза от его поэтических жонглирований словами и фразами, если они ничуть не содействуют поискам истины?
«Продрался» ли взглядом Е.Евтушенко до каких-то откровений, когда народ оставался в темноте, это спорный вопрос.
Эволюция его убеждений очень похожа на желание угодить духу времени.
Если не требовать от поэта, чтобы он был больше, чем поэт, то переменчивость его взглядов не выходит за рамки всеобщих заблуждений и прозрений и выглядит эволюцией.
Эта эволюция заметна и у других членов поэтической троицы.
А.Вознесенский в 1967 году смело вопрошал: «Скажите, Ленин, где победы и пробелы? Скажите — в суете мы суть не проглядели?..»
И даже острее ставил вопрос: «Как спасти страну от дьявола?»
Но подводя итоги, признался:
«Как мне нужна в поэзии святая простота,
но мчит меня по лезвию куда-то не туда».
Р.Рождественский тоже бросал камень в прошлое: «Вошь ползет по России. Вошь. Вождь встает над Россией. Вождь. Буревестник последней войны, привлекательный, будто смерть… Россияне, снимайте штаны! Вождь желает вас поиметь!»
А в конце жизни написал:
«Стихи прошли. А стыд за них остался». И пояснил эту мысль:
«Тихо летят паутинные нити.
Солнце горит на оконном стекле…
Что-то я сделал не так? Извините:
жил я впервые на этой Земле».
С уверенностью можно сказать только то, что все они стали достоянием литературы.
Если судить по количеству оказанных Е.Евтушенко почестей, то, как гражданин, он в несколько раз почётней в США, чем в России.
И это формально делает его похожим на пророка, которого не признали в своём отечестве.
Именно Евтушенко по поводу трагедии СССР произнёс слова, которые, слегка изменив, счёл нужным сказать всей стране президент В.Путин: «у кого нет ностальгии по временам, когда он родился, у того нет сердца. А у тех, кто хочет любой ценой восстановить те времена, у тех нет головы!» (2014г).
Е.Евтушенко до преклонных лет одевался в пёстрые до крикливости одежды, которые явно не соответствовали происходящим в стране событиям.
Но о них не скажешь, что это платье голого короля российской поэзии.
Среди его знакомых были политики и деятели искусства мирового масштаба.
По алгебраической сумме авторитетных отзывов о нём – это человек, много сделавший для литературы и для России.
Несоразмерность его славы и достоинства его стихов замечали и высказывали не многие.
В конце жизни Е.Евтушенко утешал себя:
«И надеждою маюсь, (полный тайных тревог) что хоть малую малость я России помог».
Для тревог были все основания.