Райская жизнь по блату

Аким Вагай
Райская жизнь по блату
Научно - фантастический рассказ

Глава 1

 Нам не было страшно, красивый вид с гор на море, мы всегда знали, двадцать восемь подземных этажей... выживем, да и Генералиссимус говорил что в рай возьмет, а все сдохнут.

 Только вот сейчас думаю, зачем же было швыряться атомными мячиками.
Конечно под пенье соловьев -  кисель заварили густой и они тоже виноваты и эта дура информатор, со своим старым какером, Ипполитом Матвеевичем.
И вот теперь, уже как год, сидим глубоко, в подвальных этажах, взрывная волна дошла только до минус восемнадцатого. Да и радиация дальше не пошла, системы защиты очень четко сработали, но еще полгода, многие очень круто ходили под себя. Больше половины просто так померли, от страха, от того что застряли навсегда, вплоть до двадцать восьмого этажа, идиоты...

  Хотя плюсов уже точно не будет, даже в качестве крестов над могилами, потому как и могил здесь не может быть, исправно кремация работает и только на минус двадцать восьмом, наш Генералиссимус пучком держится, бодр, здоров, это я точно видел.
Сам хожу в караул, на охрану.
А третьего дня, он такой радостно возбужденный пробежал, что я позавидовал его здоровью, и книжку мне по дружески оставил, похлопав по плечу, Маркеса "Осень патриарха", полистал я ее, а там предложения занимают по три листа, ну шибко умный наш главный!

 Раньше я работал день, неделя отпуска, сейчас трудней стало от нехватки и трусости наших бывших сослуживцев.
Сейчас график напряженный, двенадцати часовой рабочий день и трое суток отдыха, да я даже в конторе больше работал, приезжал на Рэйндж Ровере, машину за музей прятал, там все наши и кучковались, удобно, бесплатно, да и под нашей же охраной. Кто-то возмущался, визжали, мол из-за нас мост стоит и автомобилисты вынуждены кататься по одностороннему движению. Да, для каждого дела своя служба есть!
Мы что в полиции работали?
 Сейчас об этом поздно уже говорить.
 Что там теперь... Да ничего!

 А спустя сутки подошел начальник и сказал, что вопрос не подлежит обсуждению, придется подрабатывать, через день, официантом, а иногда посудомойщиком, график трудный, а пост с двадцать пятого этажа убирается, за ненадобностью, некого там уже охранять. Ну, как говорится, как родина приказала, а я и не сопротивлялся, ближе к кухне оно и лучше.

 А вечером мы с ним "порешали вопросы" и все встало на свои места. Начальник растрогался, в слезах рассказал, что сын, который за границей, во вражеской стране выучился на банкира, в свои двадцать пять лет, до того как все произошло, работал начальником отдела лично - государственного банка, в котором пятьдесят один процент акций принадлежали ему. А вот теперь здесь, с ним, гуталином сапоги начищает нам, да и то, по его, папашиному - великому блату. А через неделю начальника не стало и вместо него врио назначили Лонгина, вся жизнь впереди...

(продолжение следует)


Райская жизнь по блату
Научно - фантастический рассказ

Глава 2


 На следующий день, мы отбыли в командировку с Генералиссимусом.
Сели в подземный вагон, оборудованный топ защитой и покатили в сторону других гор, находившихся на расстоянии двух тысяч километров, от теплого моря, там где ранее добывали золото, а затем, были обустроены тайные, научно-военные лаборатории, и трое суток тряслись, по туннельным перегонам, построенных зеками пяти поколений страны.

 Останавливались на обед, на бронированных станциях, где нас встречали приветливые официантки, в блестящих передничках, с противогазами наперевес.
 Ни с кем из обслуги не разговаривали, хотя в былые годы генералиссимус, пользуясь своим обаянием и "особым пониманием" охраны, любил закадрить девицу и удалиться в отдельные апартаменты, но никогда не забывал щедро отблагодарить, ту, которая влила в него бурбон и силу жизни.

 Подарки были воистину царские, и ни одна не пожалела свою дорогостоящую девственность, потому как знали, что стоимость полученных акций, равнялась жизням сотни грузчиков, на урановых рудниках, отдавших свое здоровье, на благо родины.

 После сытного обеда, состоящего из довоенной тушёнки, варёной брюквы и липового киселя, приняли профилактические средства от радиации и таблеточку угольку.

 Через пять часов, сделали первый привал на станции, где находился подземный госпиталь, а теперь первый филиал центральной больницы.
 Встречали без цветов, а с каталкой, на которую аккуратно уложили генералиссимуса и отвезли его в лабораторию, делать ежегодную процедуру переливания крови.

На самом деле, это была полная её замена, причём и группу меняли, а пациент через несколько часов, становился моложавым и бодреньким.
 Для обслуги, эта процедура проводилась лишь через десять лет, очень уж затратная была, но и эффект имела волшебный.

 Туда, куда мы направлялись, в тайной лаборатории, ещё с начала века, проходили испытания Машины Времени и в результате их,
 удалось на сутки вырваться вперёд, во временное пространство будущего.
 Но, результат оказался плачевным для испытуемого, ровно через двадцать четыре часа, произошло схлопывание пространства лаборатории, а на земле осталась горстка пепла.
 Задача же уйти в прошлое, абсолютно не поддавалась решению, а будущее, Генералиссимуса, уже совершенно не волновало.
 Он и сам догадывался о своем будущем, выслушав доклад об испытаниях в лаборатории.
 А потому, абсолютно, только прошлое, крайне интересовало его. Как теперь оказалось, это был вопрос выживания, и задачей было исправление ошибок, и всех своих шагов, ранее представлявшихся ему Абсолютом разумности. Сверхзадачей же, было возвращение к мирным, довоенным дням... 

(продолжение следует)


Научно - фантастический рассказ
Глава 3

 Катин дед служил военным летчиком и через год должен был уйти на пенсию, но вчера жизнь разбилась, как самолет без управления, рухнувший на его родной дом.
 Нервы, у Ивана Ивановича разыгрались, а кровь вскипела за избитую внучку…
 Он не находил себе места весь день, а под вечер, ожидая звонок телефона из полиции, почувствовал сумасшедшее сердцебиение и приступ гнева.
 Еще с утра, они позвонили ему и сообщили, что Катя находится у них, но до их звонка приезжать не следует.
 А к тому моменту, когда у деда закончился Валокордин, перезвонили, витиевато извинились, сославшись на следственные действия и обрадовали, что может увезти внучку, и он с двумя товарищами приехал туда, написал заявление, что забирает ее, претензии не имеет и готов оплатить штраф, но после часового ожидания, разругался с дежурным майором.
Из камеры ее вывел здоровенный, криво ухмыляющийся детина и возложил свою мохнатую лапу на ее хрупкое плечо, подвел к деду, а тот взбеленился, увидев кощунство.
 - Убери свою лапу, «Косоротов», в чем дело? – вращал глазами и покраснел от гнева Иванович.
 - Я имею право, я защищен законом и конституцией, а если забыл, прочти, - назидательно, заученно и с гонором, парировал хозяин положения, - а будешь бросаться на меня, полезешь в конуру, - и осекся, увидев еще двух офицеров-летчиков, решительно встающих со скамьи.
 - Это кто ж тебе, твой коньститут позволяет с молодыми девчонками расправляться? - распылился Павел, товарищ деда, по военному городку.
 - Путифрищев, идите на третий пост, на смену, шагом марш, - рявкнул дежурный офицер на ефрейтора и тот без слов, обиженно развернулся и вышел.
 - А вас, господа, попрошу очистить помещение, объяснение я получил, не забудьте в срок оплатить штраф, если задержите оплату – все равно придется платить, но с процентами.
 И скажите спасибо, что ее в Сахарково не повезли, там их на морозе, в автобусе держат по приказу высшего начальства, а потом в камеру загоняют по тридцать человек, там у них и парашка и, они кукуют без матрасов и жратвы, а не веришь, посмотри на вашей «Медузе».
 - У меня нет времени, по интернетам лазить, я летчик, а это моя внучка, вам всем еще воздастся – и Иванович, в запале, хрястнул ребром ладони по стене.
 - Все, если надо, будет, мы вас пригласим, спасибо, до свидания, - и майор уткнулся в компьютер, всем своим видом показывая, что больше не желает что-либо обсуждать.
 А дед взглянул на внучку и вот только сейчас увидел ее лицо в кровоподтеках и слезах и опустился на скамейку, пытаясь подавить комок в горле.
 Катя подошла к деду, наклонилась к нему, погладила его волосы на голове,  встала на колени и сжала своими худыми ладонями, его теплые и шершавые.
 - Дед, а деда, все хорошо,  прости пожалуйста, омон овцы схватили меня, мы просто в стороне с девчонками стояли, смотрели на митинг, все нормально, пошли домой.
 Но дед, конечно, понимал, что не все нормально, даже наоборот, все очень плохо и с внучкой, и со страной.
                -
 Его внучку, Катюшу, которую он любил и лелеял, скрутили омоновцы в латах и касках, на митинге, за свободу политзаключенных.
 Она тихо стояла с девочками в сторонке, наблюдая, как народ все шел и шел к площади, в основном такие же молодые ребята и девушки, кто с улыбкой, кто с негодующим выражением лица, и с плакатами о свободе, которую позорные правители распнули.
 Она видела, как четверо смельчаков, с баскетбольной сеткой остановили клин подбегающих омоновцев, двое забежали со стороны и набросили на них сетку, а те спешились, смешались и рухнули на землю, всей кавалькадой, размахивая дубинками и еще больше запутываясь.
 И тогда, какой-то геройский парнишка, любитель граффити, подбежал, к барахтающимся и потерявшим ориентацию, достал из-за пазухи баллончик и краской вымазал забрало их шлемов, а народ потешался, хлопал в ладоши и кричал «это наш город». 
 А потом, произошла заминка и, их освободили, разрезали сетку и они вылезли озверелые и посрамленные, но на некоторое время, их побегушки, прекратились.
 Рядом с девочками, присутствовал их однокурсник Петр и очень громко рассказывал всякие дурацкие истории, про пластмассовых.
 - «Их» автобусы с утра не могли выехать из базы у МКАД, а потом и проехать в центр, у них перед выездными воротами за ночь, смельчаки возвели бетонную стену и местами высыпали на асфальт сверхмощный бетон, в виде бруствера на их пути, а автомобилисты выставляли кордоны, не жалея своих автомобилей.
 А потом Петька побагровел и уж совсем распылился, громко требовал увеличить их пенсионный возраст, урезать зряплаты, сократить, а когда придет настоящий народный человек во власть, издать подобный приказ, а их отдать на народное поругание и пусть, мол работают вахтерами в хрущобах.
  От всех этих разговоров и увиденного, в какой-то момент, Катя засобиралась домой, но неожиданно выскочившие омоновцы, змеей закружились, пытаясь вырвать парня из толпы, избивая дубинками его и рядом стоящих, а он упирался, ему удалось вырваться и, народ загородил за ним шеренгу. 
 Обученным в спортзалах и одетых в пластмассовую экипировку, на народные деньги, от налогов, ускользнувший парень, раззадорил ненависть и обведя голодным взглядом толпу они нашли новую жертву…
Это была Катя.

 Вновь и вновь черная полоса помутнения в головах пробегала по России, выхватывая людей из обыденной жизни и бросая их, под дубины палачей, с разрешения их начальников и их босса, самого главного, мерзкого и ухмыляющегося человечка.
 Пятьсот лет опричнины и понукания не прошли даром, взрастили унижающих, опирающихся на законы, защищающие только власть, выросли многочисленные поколения под страхом боярщины, помещиков, а потом комиссаров и новых рабовладельцев партийцев, новых дворян – послушников в погонах, чья злоба и одержимость властью не знала границ и требовала новой крови.
                -
 Дед проснулся засветло, выпил кофе с бутербродом, погладил кошку, потихоньку закрыл приоткрытую дверь Катиной комнаты и решительно вышел из дома, чтобы никогда не вернуться.
 Он был военным летчиком, испытателем нового вооружения и сегодня должен был провести бомбометания боевых зарядов, на дальнем полигоне.
 Он прошел медосмотр, а врач внимательно посмотрела на него, и сообщила о небольшом повышении давления.
 - Иван Иванович, может сегодня повременим, я позвоню генералу, скажу, чтобы летел ваш дублер.
 - Да, нет, Людмила Михайловна, дорогая, все в порядке, это я кофе выпил, ароматную Арабику, - и поцеловал ее, так знакомую руку.
- А вы помните, как мы во французской кофейне проводили время и вы меня угощали, у меня тогда каблук обломился и хорошо еще, что рядом обувной оказался, и вы спонсировали мне, - и дама рассмеялась от всей души.
 - Дорогая моя, Людмила Михайловна я все помню, и как на танцоров Моисеева ходили, а в другую неделю встретились, и бродили по бульварам, а там, вереницы полицейских автобусов стояли.
 И под впечатлением от этой гнусности, я порвал билеты на концерт прихвостня, так называемого джазмена, и его сотоварища пианиста, а вы предложили сходить на певца в перьях страуса, а я сказал, этот тоже, одного поля ягодка, обогатился, зазнался и мы уехали тогда, к вам домой. А там ночник и нежные розовые шторы, трюфеля, "Ламбруско" и ваши горячие руки.
 - Но дорогой мой, позже вы исправились, возили меня на Сару Брайтман и Ларочку Фабиан. А как Катюша, она, на каком курсе, вы говорили, что поедете с ней на могилу к ее родителям?
 И, при этих словах, Иван Иванович, как проснулся от грез, и вошел в мир реальностей.
 Через час, он сидел в кабине самолета, надел шлем, по связи сообщил, что готов, и взлетел в небо.
 Через минуту, мчался высоко над облаками и перед ним всплыло лицо Кати в кровоподтеках и слезах.
 - Ах, вот куда надо! - он громко сказал, сам себе, развернул железную птицу и направил ее, в змеиное логово.
 - Трепещите, гады, перерожденцы!
                -
 А царек метался, не находя себе выхода, трясущийся и зареванный, узнал он, о случившимся и пытался утопиться в бассейне, но к своему изумлению, плюхнувшись туда, научился плавать по-собачьи.
 Там его и выловила челядь, мокрого, без трусов и у них же на руках, потерявшего сознание и пришедшего в себя, лишь в дальнем и глубоком бункере, через неделю, после того, как произошло еще более страшное событие, чем полет Ивана Ивановича.
(продолжение следует)




Научно - фантастический рассказ
Глава 4

 Один человек не внушал доверия, он был почему-то заметно выше генералиссимуса, кучеряв и складен, а главное его речи разительно отличались от общего понимания, как надо общаться с населением.
 И тогда, стоящий у горнила, взрастившей его власти, решил переманить его к себе, но ничего из этого не вышло.
 Они поздоровались, начали с общих фраз, а потом перешли к философствованию и молодой сильно горячился и противопоставлял себя.
 Обычный разговор о государстве, перерос в перепалку, и тот ему говорил, о своем понимании и понятии свободы, а генералиссимус сопротивлялся абсолютно не воспринимая оппонента.

 - Я не понимаю, что это за слово!
 - Это слово, Свобода!
 - Но свобода существует сама по себе, это слово не надо повторять часто.
 - Да, и в этом истина. Но, в действительности всё это относится только к свободным странам.
 -А чем твоя страна тебе не свободна?
 -Тем, что государство перепутала слово Родина, со словом власть, а само слово страна, с государством.
В государстве, живёт население и чины, работающие непосредственно на государство, и они не принимают в расчёт народ, и навязывают им пропаганду.
 А Родина, это маленький остров счастья, там, где никто не мешает спокойно жить и нет ощущения большого и каждодневного понукания, телевизионной лжи и замалчивания. Так вот, Родину, вы нам отправили этой дурью.

 - Всё, спасибо, я понял, иди и исчезни с моего поля зрения.
 - Когда-нибудь и вы исчезните и утяните за собой, тех кто подобострастно вам служил, и это всё будет по вашей вине, а исправить не будет возможности.

Они разошлись надолго, но каждый помнил разговор.
 А генералиссимус и не мог быть другим, слишком много людей стояло за ним, и власть его держалась на них.
 Он и близкий круг кормили их, подкидывая лучшие куски с государственного стола, ради них печатали новые законы и повышали налоги, объясняя это защитой от внешних врагов, а те отвечали им взаимностью, это была почти родственная, феодальная любовь по необходимости.
 Его дед, дед генералиссимуса, служивший ефрейтором, в карательном батальоне, расстреливал, бежавших с фронта и отец высокий работник партии, державший в кулаке эбонитовую телефонную трубку, и в гневе опускавший ее на рычаги власти, постоянно внушали своё высокое положение.
 Всё его детство и юность было взращено, на их памяти и опеке, особой опеке в поездках к морю, в привилегированные гостиницы, учебе у репетиторов, просторной квартире, машине, даче и даже личной кляче Совраске, живущей за городом и катавшей его на собственном хребте.
 Отец, соблюдая возрастное приличие, на следующий день, после шестнадцатого года рождения сына, повел его в конюшню, где похлопав жеребца по холке, подвел к кобыле, сказав, чтобы тот, просто понаблюдал бы за ними, сам прошел в дом и нашептал служанке, проживавшей у них на даче, вот уже третий год, кучу непристойностей, от чего она раскраснелась, и сунул в ее вспотевший кулачек увесистый рулон валюты, который она даже разворачивать не стала и так поняв, что таких денег, она ни у кого не получит, пыталась вложить их в кошелек, но после безуспешной попытки, просто глубоко засунула под днище сумки, вздохнула глубоко, причесалась, слегка напомадила и без того пунцовые губы и чуть освежившись настоящими французскими духами, решительно прошла в конюшню.
 Тут она и захватила молодого жеребца, увлеченного любовью лошадок, и он сам же, обещал беспрекословно любить ее, но обещанья не сдержал, но не по собственной воле, а в следствии того что, родители определили его на военную службу, а дальше жизнь закрутила и понесла по широкой возрастающей колее, приведшей к резко ниспадающей линии, обрушившейся на плечи планеты Земля.
 Сам он был тихим, почти бессловесным, носил повседневный серый костюм и только когда в дальнейшем на работе, разговаривал с начальством, проявлял всё ту же затаенность и трезвость подобострастного мышления.




Научно - фантастический рассказ
Глава 5

 Охранник Лонгин припомнил, как февраль выколачивал дрожь, из его офиолеченных коленок, когда терпеливо поджидали врага вместе с Генералиссимусом, заботливо укутанного пледом, из шерсти чеченских коз, подаренным милостивым вассальным ханом.
 Рубиновые орлы на башнях ещё клевали снег и начинали позевывать, когда его недоброжелатель, появился в поле зрения.
 Он шел широкой походкой и длинный белый шарф развивался как флаг, и генералиссимус поднес бинокль, к узким щелочкам глаз и приказал.
- Лонгин, давай стреляй, вот уже и полночь в подмогу, и он пальнул с башни, из карабина, с лазерным прицелом...

 Человека увезли, место оцепили, а Лонгин, прошел к тому месту, в нерешительности поднял шарф и взял себе. Зачем он это сделал, он и сам бы не ответил, видимо взял как сувенир, и как страницу своих достижений, к ступеням будущей власти.
 И теперь стал связан кровью.
 Всё это уже в прошлом, успокаивал он себя, входя в лабораторию, сам себе приказывая, забыть то происшествие и забыл.
 Но не забыл Генералиссимус, он повысил его, до должности начальника всей охраны, нацепив на китель медальку и даровав множество привилегий, но которыми в сегодняшнем дне, находясь на дне своего положения, не было возможности воспользоваться, из - за прозябания в глубоком бункере.




Научно - фантастический рассказ
Глава 6

 Как-то в ноябре, адъютант, принес сводку, в которой говорилось о том, в каком состоянии находилась страна.
 И читая ее, Лонгин не мог справляться, с затруднениями в дыхании и
 Генералиссимусу не докладывал.
 Потому как, тот сам, как-то предупредил его...
  - Лонгин, вы мне сейчас ничего не говорите, я сейчас при смерти, а то я обижусь и вас, с собой возьму...
 И после этих пустых слов, чего ранее никогда не происходило, шеф и сам, начинал копошиться в себе, в ушедших днях, содрогнувшись, от всех тех безжалостных событий, что и привели, к сегодняшней беспросветной ночи.

И, Лонгин, уже никогда больше, при начальнике, не разворачивал листы со сводкой, и лишь запираясь у себя в кабинете, позволял пробежаться по сухому отчету, после которого, однажды, у него случился приступ эпилепсии, вот как он любил и болел за свою страну...
 Сразу после приступа, он призадумался и стал мысленно поносить Генералиссимуса, а не тех, кого они ранее обычно макали в грязь, в кулуарах курилки.
 Он совершенно испортился и опустился, нарисовав карикатуру на высшего начальника, приклеив над личным унитазом листок и сморкаясь в него.
 Ещё ни один подчинённый в мире, не совершал такой подлости, в отношении начальствующего лица, тем более, лица, почти обожествленного и носящего самое громкое звание.
 А в его шкафу, всё ещё валялся белый шарф, превратившийся в грязно чёрный, и в безрассудной, страшной решимости, после воспоминаний о своих родственниках, погребённых скелетом пентхауса, он схватил этот шарф, уткнулся в него, и дал себе волю выплакаться.
 Шарф, он запихнул себе за отворот пиджака, и решительно вышел, абсолютно трезво представляя, что будет делать...
 Споткнувшись о свежий трупик кошки, валявшийся в коридоре, он очумело подпрыгнул с энергией прыгуна с шестом, подобрался и ринулся к двери самой главной спальни, попытался открыть ее электронным ключом, чуть надавил на неё плечом, но безрезультатно. 
 Самый большой его начальник, его бывший друг и сегодняшний враг, закрывшийся изнутри, мирно спал и сопел всеми своими омолодившимися членами, после смены крови.
 Тогда Лонгин присел, обхватив голову и маялся долго-долго, пока не уснул беспокойным сном радиоактивной гусеницы, так и продолжая двигаться всю ночь, будто пытаясь сбросить кожу.
 Генералиссимус, на утро, с удивлением, обнаружил его за дверью, пнул ногой и поблагодарил за ночную вахту, обещая вскорости ему процедуру замены крови, а в дальнейшем свой пост, но предупредил, что тот, прежде всего, должен учиться, учиться и учиться понимать его с полуслова.





Научно - фантастический рассказ
Глава 6

За сотню километров до очага сильного заражения, их попросили изменить маршрут, и им пришлось выбраться из бронированного поезда и забираться по сумасшедшему, по своей крутизне, почти вертикальному, неработающему эскалатору, длиной около ста метров, пешком.
И они все, так намаялись с генералиссимусом, потому что его дыхание сдохло и его тащили на руках, а ведь в былые годы, пропаганда делала из него культ перворазрядника, да и сам он, молодился и выдавал себя за спортсмена.
Вся обслуга и охрана тащилась далеко внизу, а его первого, на закукорках вежливо переносила пара дюжих силачей из национальной сборной, потом менялись с личной охраной и даже с поварихами, которые чуть было не уронили его, а он жалобно заверещал, обещая порубить их на укроп, за что они в тот же миг невзлюбили его, своего бывшего любимчика, а потому, с удовольствием, и в прямом смысле насолили ему, по гроб жизни.
Наверху, стояли дрезины на рельсах, среди которых Лонгин, его босс и ближайшее окружение заняли первую, включили мигалку и покатили, и тут, отдохнувший генералиссимус сам вызвался ей управлять, и уже никто не прекословил, потому как сами выдохлись. Подсвеченный тоннель, вонючим жерлом всасывал их, а через час выплюнул на огромной, подземной, пересадочной станции, куда они вышли совсем изможденными и уселись отдыхать на деревянные лавки перрона.
 В течении получаса подтянулся остальной народ, разбежался по выгребным ямам, а чуть позже подъехал провиант и всем выдали сух пайки.
 Они слились с общей массой жующих, плотно закусили бычками в томате, сухариками и выпили довоенного чайку.