Хряка решили забить в субботу, как раз под ноябрьские праздники. Зима в этом году встала рано, в аккурат на Покров. Навалило снега, чуть ли не по пояс, а после, к началу ноября, пришли и морозы. Так что погода вполне соответствовала этому мероприятию.
Вообще-то Степан думал подержать его до Нового года, но мать, Анна Макаровна настояла: "И кормить-то его накладно стало, комбикорм, вон, опять подорожал, да и весу больше в холода все одно не наберет". Раньше таскал Степану комбикорм хромой Митька, он работал сторожем на свиноферме и по ночам "подрабатывал" продажей совхозных кормов. Но Митька уже месяц как лежал в наркологичке, куда после многодневного запоя его сдала жена. Поэтому корма приходилось покупать у коммерсантов, а цены у них не как у Митьки - литр самогона за мешок, а такие, что никакого мяса не захочешь.
Ну, что же, резать так резать, еще с вечера Степан подготовил веревку, проверил паяльные лампы, наточил отцовский "свинорез", переделанный из привезенного еще дедом с войны немецкого кинжала. А после совещания с отцом пригласили на помощь (хряк-то здоровый, двухгодовалый) соседа Петюню. Петюня, правда, был хорошо выпивши, но к утру обещал быть "как стеклышко".
Наутро собрались еще затемно. Отец Степана - Захар едва успел затопить печку в зимовье и налить в чан воды, как во дворе дружно залаяли собаки, пришел трясущийся с похмелья Петюня. "Налей, старый, стопочку, здоровье подправить, а то руки и ноги ходуном ходят, и в голове плохо. Ежлиф рука дрогнет, скотина зря мучиться будет", - попросил он. С трудом пропихнув в себя зелье, Петюня погрузился в философское настроение: " Вот же зараза она какая, водка эта. Пока пьешь вроде кум королю, а опосля болеешь, как собака последняя, ну, давай, еще одну, для полного выздоровления". Захар, покосившись на Петюню, только мотнул головой: "Нету больше, бабка моя под замок в кладовушку спрятала, а сама в город на рынок подалась, говорит, в обед, на "часовалом" автобусе, приеду и к свежине достану". Вошел Степан, поздоровался с Петюней, покурили, поговорили и решили пора начинать, рассвело.
Чтобы отвлечь хряка, Захар налил в корытце варева. "Как есть начнет, хватаем, веревку за ногу и в дамки", - скомандовал Степан. "Бить будешь ты, Петюня, деду здоровье не позволяет, а у меня рука на своего не поднимется", - продолжал инструктаж Степан. "А раз плюнуть, сколько я их перебил, только вот стопочку бы еще, для верности глаза", - с готовностью отвечал Петюня. Приоткрыли дверцу стайки, хряк, несмотря на свой солидный вес, встал на дыбы, а учуяв сытный запах запаренного комбикорма, заревел на всю усадьбу. "Во голосище, точь в точь Басков, да он у вас здоровый какой, пудов однако пятнадцать будет", - в голосе Петюни читалось заметное сомнение. Видя это, Степан вытащил в кладовушке пробой и принес бутылку, надо же было налить Петюне для храбрости. Тот, выпив полстакана самогона, даже не поморщился, только глаза его таинственно замасленели. "А теперь тащи, Степан, колун, сичас мы его сперва оглоушим чуток", - Петюня, приняв самогона, захмелел на "старые дрожжи" и был готов хоть в огонь, хоть в воду.
Взяв в руки "орудие" - здоровенный самокованный колун, он подал команду: "Выпускай!". Хряк, словно спринтер, с места рванул к стоящему в пригоне корытцу. Петюня сделал изящный пируэт и, подчиняясь центробежной силе, улетел вместе с колуном в самый угол пригона, зацепив борова за ухо. Кабан от боли взвыл таким фальцетом, что залаяли собаки даже на другом конце деревни и, проломив лиственничные доски загона, вырвался во двор. "Да, теперь его нескоро успокоишь, чего же ты, обормот, наделал?"- с тоской спросил Захар. Петюня, отряхивая с одежды приставшие коровьи лепешки, оправдывался: " Так вы б еще больше его раскормили, это же танк настоящий, ему тот колун, как щекотка".
Посоветовавшись, мужики решили, что теперь так просто хряка не возьмешь, надо стрелять. Захар сбегал за ТОЗовкой, но перед "экспедицией" "причастились" для храбрости уже всей компанией.
Картинка напоминала кадры из какого-нибудь западного вестерна. Впереди всех шел Захар с ружьем наперевес, за ним Степан с ножом и веревкой, в арьергарде скромненько держался скомпрометировавший себя Петюня, тащивший зачем-то с собой колун. Хряк, разогнав по двору собак, что-то рыл в углу двора. Подойдя поближе, Захар долго целился в не обращавшего на него борова. "Ты ему прямо в лобешник стреляй", - подсказывал из-за плеча Петюня.
Грохот выстрела, а дальше все события произошли почти за одно мгновение. Разъяренный хряк бросился на агрессоров с налитыми кровью глазами. Захар, бросив ружье, даром, что все жаловался на спину, в одну секунду оказался в зимовье. Степан, кинувшийся было на кабана, был сбит отцом с ног и угодил как раз хряку на спину. Почуяв на себе седока, боров, вскидывая задом, сделал круг по двору. Степан, слетев с него, едва успел подняться на ноги, как хряк снова кинулся в атаку. Тут уж пришлось и Степану показать свою прыть и в мгновенье ока добежать до зимовья. Петюня же, неизвестно как умудрившийся запрыгнуть на крышу пригона и уже оттуда наблюдавший за "свиным родео", поддерживал Степана ободряющими криками. Затем по крыше он перебрался на зимовье и, проявив недюжинные акробатические способности, буквально впрыгнул в распахнутое Захаром окно. Хряк, расправившийся с лежащим ружьем и внимательно наблюдавший за передвижениями своих противников, пытался достать Петюню во время его курбетов, но тот, убедительно продемонстрировав превосходство человека над глупой скотиной, был таков.
Военный совет в зимовье длился недолго, пока не кончилась бутылка самогона, сообща решили: надо довести дело до конца. Вооружились кто чем мог и, построившись клином, двинулись на борова. Тот в свою очередь бросился на мужиков.
Бой был жестокий, но на этот раз вполне успешный для триумвирата, решающим аргументом оказались вилы, доселе мирно стоявшие у полуразрушенной стены пригона.
На радостях мужики решили отметить нелегко доставшуюся победу и, прихватив с собой из кладовушки трехлитровую банку самогона, отправились в зимовье, в тепло.
Анна Макаровна опоздала на автобус, который шел из города в час дня. Маршрутку же она не признавала принципиально. Добравшись домой с вечерней электричкой, она застала во дворе странную картину. Возле туши кабана, изрядно изъеденной собаками и уже успевшей замерзнуть до состояния камня, валялись ножи, вилы и ствол от ружья. А в зимовье на кровати спал мертвецким сном ее муж Захар, сын Степан спал, сидя за столом, а рядом, на полу, свернувшись калачиком, спал сосед Петюня…