Цыганка и Лубянка

 

               
   «ЦЫГАНКА  И  ЛУБЯНКА»
Музыкальная пьеса  в двух действиях
Первое — 1919 году, второе —  1942-й.

Действующие лица (1919 год):
АЛЕКСЕЙ — молодой цыган, 20 лет.               
ОЛЬГА — юная красавица цыганка17 лет. 
МАМОНТОВ — белогвардейский генерал, 50 лет.
ПОЛКОВНИК — его правая рука, 40 лет
ЛАШЕВИЧ — член РВС Южного фронта, 35 лет.
ФИЛИПП — сотрудник ВЧК на Лубянке, 40 лет.
КИРИЛЛ — его товарищ, молодой чекист 20 лет.
ЗЕМФИРА — лучшая певица табора, 30 лет.
ГРИНЯ — красивый цыган, конокрад, 30 лет.
БАРОН — мудрый цыган, 60 лет.
САШКО — старейший цыган табора, 70 лет.
Белогвардейцы, красноармейцы, заключённые…

Сцена 1. Лебедянь, жаркое лето 1919 года. Слышен топот копыт, выстрелы. Алексей бежит по сцене, но перехвачен красноармейцем.
КРАСНЫЙ. Стой! Кто таков? откуда? куда? зачем?
АЛЕКСЕЙ. Много слов задаёшь, товарищ. Сразу не отвечу…
КРАСНЫЙ. А я помогу! (Вскидывает винтовку). Она быстро развязывает язык!
АЛЕКСЕЙ. А потом?.. Пуля вылетит, не поймаешь.
КРАСНЫЙ. Это верно.
АЛЕКСЕЙ. А, не дай Бог, попадёшь? Кого будешь спрашивать?
КРАСНЫЙ. А ты не тяни, говори сразу!
АЛЕКСЕЙ. Из табора я. Сам не видишь!
КРАСНЫЙ. Ну похож на цыгана, и что? Чем докажешь?
АЛЕКСЕЙ (показывает гитару). Вот мой документ, слушай! (Поёт песню «Ночь цыганская»):

Отпусти меня, тоска! Видишь? Ночь цыганская.
Скрылась полная луна под густой чадрой.
Приведу тебе коня резвого кубанского,
Но не спрашивай меня, где сойдусь с зарёй?
                Припев:   Я сегодня вольный ветер — мчу, куда хочу!
Обойду любые сети, птицей пролечу,
Ну а там, где слышен бубен, и дугою бровь,
Ты ищи меня под утро, там мой любовь!
                Я на картах разложу — сбудется, не сбудется,
Я тебя приворожу в колдовскую ночь,
К тропке ухо приложу, вновь погоня чудится,
Уноси, кубанец, прочь, щедро награжу!  (Припев).

В гриву верного коня вплёл я ленты алые,
В золочёны стремена подсадил княжну…
Эх, гуляй, гуляй, гуляй, молодцы удалые!
  Трону нежную свою звонкую струну!  (Припев).

КРАСНЫЙ. Теперь вижу, что таборный. (Хмуро). Конокрады вы!
АЛЕКСЕЙ. Я у тебя много украл?
КРАСНЫЙ. Ты нет, а в целом воруют…
АЛЕКСЕЙ. Я подковать коня могу, а воровать не обучен. С малых лет на кузнице!
КРАСНЫЙ. А в котомке что? Выкладывай!
АЛЕКСЕЙ. Хлеб… Что ещё? (Выкладывает содержимое)
КРАСНЫЙ. Та-ак… А это что такое? (Рассматривает кусок металла).
АЛЕКСЕЙ. Что это? (Гордо). А ты не видишь, товарищ?.. Железо!
КРАСНЫЙ. Ну вижу… Что я?..  Железа не видал?
АЛЕКСЕЙ. Да ты посмотри, посмотри хорошенько!
КРАСНЫЙ (оглядывает кусок со всех сторон). Ну не золото же?.. Или что?
АЛЕКСЕЙ (обиженно). Нет ничего! Ты слыхал про индийское железо? Есть каменный столб в Дели — семь метров высотой, шесть тонн веса… Тысячу лет стоит!
КРАСНЫЙ. Ну и бог с ним стоит…
АЛЕКСЕЙ (возмущённо). Ты или тупой, как валенок?!.. Тысячу лет стоит — и не единой ржавчинки! Понимаешь, нет?!
КРАСНЫЙ. Но-но! За «валенок» ответишь!
АЛЕКСЕЙ. Ну пойми, товарищ! Это чистый металл, одно железо, без примесей!
КРАСНЫЙ (задумчиво). Ну а ты здесь причём?
АЛЕКСЕЙ (стучит пальцем по металлу). Вот! Видишь, наконец? Чистое железо!!!
КРАСНЫЙ. Из Индии?
АЛЕКСЕЙ (обиженно). Какая Индия? Это я сделал, в своей кузнице!
КРАСНЫЙ (восхищённо). Да ладно?..
          Входит взводный командир.
ВЗВОДНЫЙ. Что у вас тут? (Заглядывает в котомку.) Динамит?
КРАСНЫЙ (небрежно). Какой динамит, взводный? Тут похлеще. Индийское железо сотворил товарищ… (Алексея). Как тебя зовут?
АЛЕКСЕЙ. Местный кузнец, Алексей. (Взводному). Мы, товарищ, уже давно колдуем над этим делом. Как выковать чистое железо — без примесей, как в Индии? 
ВЗВОДНЫЙ. И что? Никак?
АЛЕКСЕЙ. Температура в горне маловата! Уголь меняли, пробовали самый лучший, донецкий… Шихту опять же…
ВЗВОДНЫЙ. И что же?
АЛЕКСЕЙ (гордо указывает на железо). Вот. Полюбуйтесь! Ни единой ржавчинки!!!
КРАСНЫЙ. Тысячу лет?
АЛЕКСЕЙ (смущённо). Да нет, конечно… Где же?.. Но вы вдумайтесь, товарищи, какая будет жизнь, ежели всё железо в мире будет вечным, как колонна в Дели! Сковал один раз — и на века! Когда исчезнет вся ржавчина в мире!!!
ВЗВОДНЫЙ. Да, это ты здорово придумал, товарищ!
АЛЕКСЕЙ. Мы с дедом.
ВЗВОДНЫЙ. И дед твой молодец. Откуда вы?
АЛЕКСЕЙ. Из под Белгорода. Осёдлые мы, своя кузница в деревне..
ВЗВОДНЫЙ. И куда теперь?
АЛЕКСЕЙ. Дед присоветовал в Тулу. Там, говорит, лучшие кузнецы, народ учёный! Они оценят …
ВЗВОДНЫЙ. Да, тут надобно обмозговать всё хорошенько…
КРАСНЫЙ. Дело мирового масштаба! (С хитринкой). Хотя, если вдуматься, я не стал бы его сразу по миру пущать. Без разбору…
ВЗВОДНЫЙ. Это почему?
КРАСНЫЙ. У нас, в рабоче-крестьянском государстве, пожалуйста. А буржуи пусть у себя по старому живут, со ржавчиной…
   Раздаются ружейные выстрелы, крики ура!
ВЗВОДНЫЙ. Белые прорвались! За мной, боец!!! (Красноармейцы убегают).
АЛЕКСЕЙ. А я? (Наскоро собирает котомку, мечется по сцене). Мне то куда бежать, братцы?
      Ему на встречу — белогвардеец с шашкой.
БЕЛЫЙ. Стоять! Руки в гору! Кто таков?
АЛЕКСЕЙ (поднимает руки). Кузнец я. С табора иду…
БЕЛЫЙ. Цыган?.. А ну докажь!
  АЛЕКСЕЙ. Да это всегда пожалуйста, господин казак! (Берёт гитару, поёт песню «ВИНОВАТ Я КРУГОМ»):

Виноват я кругом, оставляя тебя,
Покидаю твой дом я, хозяйку любя!
Не моли, не брани, самому острый нож,
Жизни лучшие дни не вернёшь, не вернёшь.
Не каприз, ни нужда, не забава влекут —
Ухожу я туда, где товарищи ждут,
Ждёт мой конный отряд на опушке лесной,
Там, где пули свистят, как синицы весной.
Шашки выхватив вон, полетим, полетим,
Будут сечь, будет звон, будут грохот и дым!
Треплет ветер свечу, звёзд неведом маршрут,
Иль в седле прискачу, иль в гробе привезут.
Не моли, не брани, не держи ты меня,
Но любовь сохрани до последнего дня!               

БЕЛЫЙ. Вижу, что цыган! Но — велено всех сопроводить до штаба. Ступай! (Ведёт Алексея под конвоем).
АЛЕКСЕЙ. Правильно мне говорили…
БЕЛЫЙ. Что?
АЛЕКСЕЙ. Будто все белые — звери!
БЕЛЫЙ. Красные говорили?
АЛЕКСЕЙ. А кто же?
БЕЛЫЙ. Им верь! Сами пленных редко когда берут, а туда же… звери!
        Из штаба выходят генерал Мамонтов и полковник Дьяконов.
ГЕНЕРАЛ. Стой, казак! Кого ведёшь?
БЕЛЫЙ. Пленного, ваше высокопревосходительство.
ПОЛКОВНИК. Что, в бою взял? С оружием в руках?
БЕЛЫЙ. Никак нет, господин полковник! Одна гитара…
ГЕНЕРАЛ. Ну, гитара — это ещё не оружие… А что, цыган, это ты сейчас пел?
АЛЕКСЕЙ. Точно так, ваше благородие!
ГЕНЕРАЛ. Ну тогда давай ещё! Люблю я цыганские романсы! (Присаживается на скамью, приглашает офицера). Послушаем, полковник? Не всё же воевать?
АЛЕКСЕЙ поёт романс «ХРАНИ  ВАС  БОГ»:

Молюсь за Вас и нощно я и денно,
Ваш путь лежит средь терний и тревог,
А я шепчу, шепчу проникновенно:
«Храни Вас Бог, храни Вас Бог!».
Нам не дано знать тайны провиденья,
Туман судьбы клубится возле ног,
Но луч надежды и терпенья
О, дай нам Бог, о, дай нам Бог!
Чему бывать, то и должно случиться,
Мы подведём наш жизненный итог.
Душе с душою воссоединиться
О, дай нам Бог, о, дай нам Бог!

ГЕНЕРАЛ. Хорошо поёшь, цыган, душевно! Как зовут?
АЛЕКСЕЙ. Алексей, ваше благородие.
ГЕНЕРАЛ. Алексей Божий человек?.. Назвали хорошо, по-христиански…
АЛЕКСЕЙ. У нас в таборе все крещёные, господин генерал.
ГЕНЕРАЛ. Это правильно! Не буду судить, как там в Индии, но если живёшь в России, надобно придерживаться нашей веры, православной!..
ПОЛКОВНИК (оглядывая стройную фигуру юноши). А верхом, Алексей?.. Ездишь?
АЛЕКСЕЙ (с усмешкой). Сказал бы нет, да не поверите, господа.
ГЕНЕРАЛ. Это почему?
АЛЕКСЕЙ. Есть примета у кузнецов: кто в седле не сидел, того конь не подпустить — копыто ковать.
ГЕНЕРАЛ. Верная примета! 
АЛЕКСЕЙ (разводит руками). А я их сотни подковал! Так что отпираться грех: и в седле, и без седла — с коня не упаду!
 ГЕНЕРАЛ. Ну а если так, пойдём к нам, Алёша. Формируем мы новую дивизию, из местных.* Вот, полковник командует ею.
ПОЛКОНИК. Будешь ротным запевалой, Алёша!
            Генерал радостно потягивается.
ГЕНЕРАЛ. Война кончается, сынок. Заживёт Россия — как у Христа за пазухой! 
АЛЕКСЕЙ. Это как же?
ГЕНЕРАЛ. Как было, но лучше, лучше во сто раз! Немцев мы одолели, внутренних врагов, считай, тоже… Одолеем и бедность, и пороки… У тебя не кузница будет в одну наковаленку, а мастерская литейная  — светлая, чистая!
АЛЕКСЕЙ (с улыбкой). Заманчиво, конечно… Но война ещё не кончилась, ваше превосходительство…
ГЕНЕРАЛ (честно). Пока нет. Но всего и остались: Тулу да Калугу, и вот она — матушка Москва первопрестольная! (Набожно крестится).
АЛЕКСЕЙ. Ещё много других городов…
ГЕНЕРАЛ. Нет, дружок, главное — столица! Ты пчелиный рой видел?
АЛЕКСЕЙ. Доводилось.
ГЕНЕРАЛ. Пчёлы всегда вокруг матки вьются, поодиночке не живут. Так же и города русские. Без Москвы они сдадутся один за другим...
ПОЛКОВНИК. Всё! Спета песенка! 
   СОЛДАТ (выглядывает из штаба).  Ваше превосходительство! Прямой провод!
   ГЕНЕРАЛ. Иду! (Алексею). Ну, Лёха Божий человек. Спасибо за романс! (Уходит).
АЛЕКСЕЙ (кивает вслед). Премного благодарен, ваше благородие!
ПОЛКОВНИК. Ну что, цыган? Писать тебя в мою дивизию? Коня дам, шашку, форму! 
АЛЕКСЕЙ. Простите Бога ради, полковник. Но я кузнец… гитара вот… Цыгане не воюют!
ПОЛКОВНИК (укоризненно). Вас самих притесняли всю жизнь, пора бы научиться — сдачу давать!
АЛЕКСЕЙ. Своему обидчику я отвечу... Но в бою так не бывает, верно? Там надо убивать того, кто ни в чём перед тобой не виноват. 
ПОЛКОВНИК. Война, брат…
АЛЕКСЕЙ. Вот потому и не воюем.
ПОЛКОВНИК (с усмешкой). Да ты философ, парень! Куда путь держишь?
АЛЕКСЕЙ. В Тулу.
ПОЛКОВНИК. К родным? (С усмешкой). Хотя у вас кругом родня. Где поляна, там и табор… Лето!
АЛЕКСЕЙ (гордо). К тамошним профессорам еду… по кузнечному делу.
ПОЛКОВНИК (с деланным уважением). К профессорам?.. Что же хочешь узнать? В Туле большие мастера!
АЛЕКСЕЙ. Нам выпрашивать некогда, господин полковник, сами учёные. Показать хотим…
ПОЛКОВНИК. Что же?
АЛЕКСЕЙ. Я скажу, но вы мне прежде ответьте, ваше благородие. Вы знаете про железную колонну в Дели?
ПОЛКОВНИК. Железную? Конечно, знаю. Я, мой друг, университет закончил, ещё до Японской…
АЛЕКСЕЙ (обрадовано). Вот, поглядите, господин офицер! (Достаёт из котомки железо). Похоже оно на индийское?
ПОЛКОВНИК (не торопясь разглядывает металл, нюхает даже). Да, железо. Феррум, химический элемент из системы господина Менделеева. И что?
АЛЕКСЕЙ (сообщает, как великую тайну). Оно не ржавеет!!!
ПОЛКОВНИК. Вот как?.. И давно?
АЛЕКСЕЙ. Уже месяц лежит в кузнице! И хоть бы что!
ПОЛКОВНИК. Мда… Но вы знаете, что индийский аналог вашего железа не ржавеет несколько дольше?
АЛЕКСЕЙ. Тысячу лет? Знаю…
ПОЛКОВНИК. Даже полторы…
АЛЕКСЕЙ (с жаром). Но времена сейчас другие, полковник! Мой дед ещё ладно, но мне некогда ждать столько лет! Представьте: построили мост, а он не ржавеет! Молотилку, косу, паровоз… Всё как в Индии!
ПОЛКОВНИК. Ну, если взять всю Индию, то там тоже ржавеет кое-что… В конце концов, железная колонна в Дели — она ведь одна на весь мир. Кстати, вам кто о ней сказал?
АЛЕКСЕЙ. Жил у нас в деревне ссыльный… Башковитый — страсть! Столько всего порассказывал — не перечесть! (Спохватившись). Да он ваш враг, поди? Каторжанин потому что?
ПОЛКОВНИК. Отнюдь, Алёша, отнюдь! Я сам в 17 году в Питере ходил с красным бантом в петлице, а каторжан мы встречали на перроне как народных героев!
АЛЕКСЕЙ. Тогда с чего же поцапались? Вы белые, они красные…
ПОЛКОВНИК (с глубоким вздохом). Разные причины, Лёша, разные. И не все каторжане сегодня красные, а боевые офицеры не все белые. Про генерала Брусилова слыхал?
АЛЕКСЕЙ. Это который прорыв?
ПОЛКОВНИК. Он самый. Сегодня ведает конницей у красных. И много таких… Время рассудит, Алёша. Гражданская война — это как твоё железо. Одно ржавеет, другое нет…
АЛЕКСЕЙ. Ну так что?.. Идти  мне в Тулу или как?
ПОЛКОВНИК. Думай сам, кузнец. Но сегодня не советую. Теперь между нами боевая граница. Будешь переходить — тебя или наши стрельнут, или красные… Линия фронта, брат!
АЛЕКСЕЙ. Понял… А спросить можно? Ваш генерал… он такой же, как Брусилов?
БЕЛЫЙ. Наш?.. (С широкой улыбкой). Он не хуже! Генерал-лейтенант Мамантов Константин Константинович…Храбрейший воин и добрейшей души человек!

*За время рейда (40 дней) Мамонтов сформировал ещё одну дивизию —  добровольческую Тульскую из пленных красноармейцев и  местных жителей, крестьян. Ею командовал полковник Дьяконов.

Сцена 2. Москва, август 1919 года. Чекисты Филипп и Кирилл — в кожаных куртках и скрипучих сапогах, в кобурах оружие  — не спеша идут по улице, ко всем строго приглядываются… Прохожие сторонятся их...
  КИРИЛЛ. Ты заметь, Филипп Егорыч: Москва словно вымерла. Обычно на Сретенке народу не счесть…
ФИЛИПП. Война, брат!
КИРИЛЛ. Война второй год... И Колчак напирал с Урала, и белоказаки с Дона… Но так близко к Москве ещё никто не подходил. Вот и попряталась контра!
ФИЛИПП. А ей-то чего бояться?
КИРИЛЛ. Народного гнева! Мы разглядим, у кого гнилая душонка, и к себе на Лубянку!..  Ишь… Глаза отводит, буржуй!
ФИЛИПП (тяжело вздыхает). А если вдруг не успеем, Кирюша?
КИРИЛЛ. О чём ты, Егорыч?
ФИЛИПП (оглянувшись по сторонам). И до Лубянки не успеем добежать, как налетят казаки Мамонтова. Я их знаю, казачьё, помню по Пятому году. Аллюр три креста, шашки наголо! Кони и те страшные, а всадники вдвое. Пощады нет в глазах, одна смерть! 
КИРИЛЛ. В Москве свой гарнизон…
ФИЛИПП (презрительно). Какие это вояки? Настоящие бойцы, те же будёновцы — они на фронте, на передовой. А здесь?.. караульная рота!
КИРИЛЛ (с молодым задором). А мы? ВЧК — карающий меч революции!
ФИЛИПП (оглядываясь). Это ты с трибуны будешь красиво говорить… если успеешь. А вылетит с Ильинки казацкая лава, с Никольской другая — и куда ты денешься со своим «мечом»?
КИРИЛЛ. Ты меня не пугай, дядя Филипп. Я в 17-м юнкером не пугался!
ФИЛИПП. Что юнкера, дружок? Детвора с хлопушками! А Мамонтов — это конный корпус, отборные донские казаки!
КИРИЛЛ. Что ж ты предлагаешь?
ФИЛИПП. Надо посидеть, помозговать… Я одно местечко знаю…
КИРИЛЛ. Куда?
ФИЛИПП. К бывшему «Яру» пойдём, на Неглинку.
             Чекисты уходят, звучит песня «Яр»:

Что так грустно?.. Взять гитару
Запеть песню про любовь
Иль поехать лучше к «Яру»
Разогреть шампанским кровь!
Эй, ямщик, гони-ка к «Яру!
Да лошадей, брат, не жалей!
Тройку ты запряг, не пару,
Так вези, брат, веселей!

Сцена 3.  А в цыганском таборе, как везде сегодня, день тоже хмурый. Несколько мужчин перебирают струны, женщины раскладывают карты, вполголоса поют… Входит Земфира.
ЗЕМФИРА. Москва как вымерла! Никто не хочет ни гадать, ни торговать, ни покупать! (Срывает с себя украшения, бросает в шкатулку). .
БАРОН (курит трубку). Да, нелёгкие настали времена. Голод, зима впереди… Надо ехать в сёло, пожалуй…
САШКО. А главное — рестораны закрыли! Что-что, а они всегда были нашим пристанищем. Тот же «Яр»…О! Я был совсем мальчишкой, когда играл у Соколова в «Яре»! (Перебирает струны  и поёт): «Соколовский хор у «Яра» был когда то знаменит»… Под мою гитару пела знаменитая Варенька Панина!..  Ты помнишь, барон, её «Ветер осенний»?... (Напевает старческим, но ещё очень звонким  голосом): «Жалобно стонет ветер осенний»…
БАРОН. Она начинала в «Стрельне»… А сад на Божедомке? Петровский парк?.. Где праздник, там веселье, где веселье, там цыгане! Новая власть ещё поймёт это! Весёлая жизнь — это крепкая жизнь!
САШКО. Когда то будет, не знаю, но Лёшу Судакова в тюрьму бросили — благодетеля нашего, хозяина «Яра»! Не знаю как ты, барон, но я ещё помню его официантом! Какой же он буржуй, прости господи, если родом — из крепостных крестьян?!
БАРОН. Уже отпустили твоего Лёшку…
САШКО. Да?!
БАРОН. Да. Вновь уехал в своё село под Ярославлем…
САШКО. Всё равно не верно это! Ну война… А причём здесь ресторации? И раньше были войны — с турками, японцами,  германцами… Но рестораны через это не закрывали!
БАРОН. Не надо, Сашко! Каждая власть от Бога, помни об этом! 
САШКО (не успокаиваясь). Воюйте на здоровье, кто вам не велит? Но в мирном городе, в Москве, люди веселиться желают! Те же офицеры… Может, им завтра снова в бой?!
ЗЕМФИРА. Правильно говоришь, дед Сашко! (Мечтательно). Господа офицеры — это лучшая публика! (Пританцовывает).
САШКО. А какую песенку я бы спел им!.. Подпевай, Земфира! (Играет и поёт).
                Деньги любят счёт, когда они в кармане,
Рано поутру нечего считать…
Остаётся всё, что было в ресторане —
Всё, всё, всё — только вспоминать!
                Припев: Был богач, а утром нищий,
     Завтра всё наоборот,    
     Будет день и будет пища,
     Верь в хорошее, дружище,
     И оно — произойдёт!

Помню, как вино пенилось в бокалах,
Как горел алмаз на твоей груди,
Где-то в казино счастье нас искало:
Всё, всё, всё будет впереди!   (Припев).
               
ЗЕМФИРА. Когда это будет, дед Сашко! а мне сегодня хочется — счастья, веселья, любви! (Обращается к Григорию). Гриня, голубчик, спой нашу любимую!
ГРИНЯ. Скучно, Земфира…
ЗЕМФИРА. Что с тобой, красавец?.. Всегда было весело, а теперь скучно?..  (Григорий отворачивается…) Да знаю я, кто развеселить тебя сможет. Наша юная красотка! (Зовёт). Оля, девочка!.. Оторвись от своих кружев, они никуда не убегут. Убежать может мужчина —  такой, как Гриня!
ОЛЬГА. Ну сбежит — туда и дорога. Я сплету себе новое кружево, лучше прежнего!
ГРИНЯ. Ах, так?! Ты меня уже не любишь, девчонка?!
ОЛЬГА. А я тебе говорила о любви?! Ты красивый парень, но таких много в таборе. Вот и всё!
ГРИНЯ (яростно). Это твоё последнее слово?!!
САШКО. (повысив голос). Ну будет, будет вам! Ты как юная наседка, Ольга, а ты, внучок, как кочет молодой задиристый…
ЗЕМФИРА. Бери гитару, не дуйся, Гриня. Споём мою любимую!
         Выходит в круг, Гриня играет — сначала лениво, но затем всё веселей. К ним присоединяется Ольга, дед Сашко, другие цыгане, так что вскоре поёт и пляшет весь табор!

В костре трескучем дрова горели,
На Волжской круче гитары пели,
Гитары пели, звенели струны
О менестреле и деве юной…
В своём шатре среди пышных ковров полулежала она:
— А ты мне спой, менестрель, про любовь, ужель она так сильна,
Так хороша, как подружки о том наперебой говорят?
А нянька старая вечно твердит, что любовь — это яд.
Певец взял в руки свою цимбалу,
Про расставанье петь горько стал он,
Петь горько стал он про боль разлуки…
Сказала дева, зевнув от скуки:
— Какая глупая ваша любовь, коль заставляет страдать!
А ну-ка спой ещё что-нибудь вновь, чтоб боль с души моей снять,
И если ты меня развеселишь, я дам тебе серебра,
А если нет, то велю я тебя — прогнать со двора!
Он пел ей песни, она смеялась,
Ушёл скиталец, она осталась…
Проснулась ночью — и удивилась:
Впервые в жизни она влюбилась!
И побежала она из шатра вослед за нищим певцом,
Они сидели вдвоём у костра и пели песни о том,
Какое счастье друг друга любить, какой дурманящий яд,
И целовались они, может быть, тысячу раз подряд!
В костре трескучем всё пышет жаром,
На Волжской круче поют гитары,
Поют гитары, рокочут струны
О менестреле и деве юной.

   Сцена 4. Воронеж. Город готовится к нападению белых. Все бегают, суетятся. Два красноармейца ведут пленного — это Алексей.
ПЕРВЫЙ. Ты или правду скажешь, или мы тебя поставим к стенке, контра!
ВТОРОЙ. А я говорил, что надо шлёпнуть его, лазутчика!..
АЛЕКСЕЙ. Вы уж определитесь как-нибудь, граждане-товарищи!... Меня то и дело арестовывают, обыскивают, расстрелять грозятся…
ПЕРВЫЙ. И что?
АЛЕКСЕЙ. А ничего! Потом выясняется, что я ни лазутчик, ни шпион, ни белый, ни красный… Цыган я! Понятно вам?!    
ВТОРОЙ. Нет, вы посмотрите на него! Весь мир пополам раскололся, стычка идёт такая, что небу жарко, а он сам по себе! Хорошая у тебя религия, цыган!
АЛЕКСЕЙ. Самая обычная… (Показывает крестик на груди). Православный я! Да и вы, чай, тоже крещённые?.. Но от бога своего отвернулись?.. 
ВТОРОЙ. Бога нет! Религия — опиум для народа!
АЛЕКСЕЙ (указывает вверх). Это ты Ему расскажешь, когда на небо попадёшь. Захочешь в рай, а там отступников не пускают!
ВТОРОЙ. Да беляк он, я же говорил?! (Вскидывает винтовку).
ПЕРВЫЙ. Остынь, Федор! Отведём его к товарищу Лашевичу, пусть разбирается.
АЛЕКСЕЙ. Братцы, а кто он — Лашевич? Генерал или нет?
ПЕРВЫЙ. Почему генерал? Член реввоенсовета фронта.
АЛЕКСЕЙ. Я к тому, что на днях генерал меня допрашивал… Он так отпустил…
ВТОРОЙ. Нет, ты как хочешь, Степан, а я его грохну!
ПЕРВЫЙ. Уймись, Фёдя! Вон, кстати,  и Михал Михалыч идёт…
                Входит Лашевич в кожаной куртке и фуражке.
 ПЕРВЫЙ (козыряет). Товарищ член Р.В.С.! Задержан неизвестный, велено доставить к вам!
ЛАШЕВИЧ. Что говорит?
 ПЕРВЫЙ. Ни белый и не красный… Цыган.
ЛАШЕВИЧ. То, что цыган, я и сам вижу… Что ещё?
ПЕРВЫЙ. На днях был у генерала…
ЛАШЕВИЧ (заинтересованно). У какого?
ПЕРВЫЙ. Не говорит!
АЛЕКСЕЙ (возмущённо). Почему не говорит?! Вы меня не спрашивали,  я и не говорил.
ЛАШЕВИЧ. Ну хорошо, я спрошу. С каким генералом ты встречался, где?
АЛЕКСЕЙ. Под Лебедянью. Задержали меня так же, как вы, хотели отвести в штаб, а он сам оттуда идёт. Это уже потом мне сказали: генерал Мамонтов.
ЛАШЕВИЧ. Вот как?! (Обращаясь к бойцам). Вы свободны, товарищи.  (Красноармейцы уходят). И что же тебе предложил генерал Мамонтов?
АЛЕКСЕЙ. Служить.
ЛАШЕВИЧ. И ты согласились?
АЛЕКСЕЙ. Нет.
ЛАШЕВИЧ. Почему?
АЛЕКСЕЙ (пожав плечами). Мы кузнецы. Скажут кинжал отковать — откуём. А заколоть им — это к тем, кто обучен...
 ЛАШЕВИЧ (с усмешкой). Хорошая у тебя философия: ни вашим, ни нашим… А воевать за тебя кто будет?!
АЛЕКСЕЙ. Мы миролюбивый народ. Против войны.
ЛАШЕВИЧ. Пацифисты?
АЛЕКСЕЙ. Не знаю, что это, но наверное так, раз говоришь…
ЛАШЕВИЧ (с ухмылкой). Ну да. Вы же кочевники. Своей земли не имеете, стало быть, и защищать нечего?
АЛЕКСЕЙ. У нас есть притча. Бог раздавал народам землю, а цыгане в это время кочевали... Когда вернулись, Господь сказал: «Вы такие непоседливые, что я дарю вам весь мир, целиком. Живите, где хотите!»...
ЛАШЕВИЧ. Хорошая притча!
АЛЕКСЕЙ. У нас и герб свой: цыганская арба на зелёной травы под голубым небом… И трава общая, и небо тоже! (Вскидывает вверх руки).
ЛАШЕВИЧ (уважительно). Ты многое знаете о своих... как вы себя называете? Ромалэ?
АЛЕКСЕЙ. Ромалы, рома… Зависит от падежа…
ЛАШЕВИЧ (строго). Ну всё! Кончились падежи! Теперь о главном… (Подвигает перо и бумагу). Кто вы, откуда, с какой целью явились в Воронежский укрепрайон?!..
АЛЕКСЕЙ. Извините, товарищ, но вы южанин? — судя по говору…
ЛАШЕВИЧ (удивлённо). Ну положим… (Гордо). Одессит я!
АЛЕКСЕЙ. Тогда помните с детства, что по вашим местам исконно кочевали цыгане?
ЛАШЕВИЧ (со смехом). А как же? «Цыгане шумною толпою по Бессарабии гуляли»…
АЛЕКСЕЙ. И знаете наверняка, как нас хаяла царская власть: «Дикари, народ без корней, управы на них нет!». Верно?
ЛАШЕВИЧ. И даже хлеще.
АЛЕКСЕЙ. Вот и наш табор такой же, как все. Понравилась эта земля,  работа есть, народ душевный — мы можем и десять, и двадцать лет прожить на одном месте… А нет — собрались и всё: ищи нас в чистом поле!
ЛАШЕВИЧ. Это ты к чему?
АЛЕКСЕЙ. А к тому, ваше благородие, что я цыган и дружескую беседу отличу от допроса. С какой стати?!.. Я не подсудимый, вы не исправник…
ЛАШЕВИЧ (грозно). Да?!.. А мы сейчас посмотрит. Конвой! (Входит красноармеец).  На гауптвахту его!
            И вот Алексея бросают в тюремную камеру, в которой уже сидят заключённые. Они приветствуют нового  товарища по несчастью весело:
ПЕРВЫЙ. О, цыган! Тебя за что?..
ВТОРОЙ. Коня у Лашевича спёр? Так он никогда верхом не ездил, пехота!
ТРЕТИЙ. Да ты, брат, с гитарой!
ЧЕТВЁРТЫЙ. Согрей, приятель, душу! Развесели арестантов!
АЛЕКСЕЙ. А никто не будет против? (Снимает с плеча гитару).
СТАРИК (хмуро). Сегодня все против… Кто против старой власти, кто против новой… А ты сыграй нам романс, кучерявый. (Ко всем заключённым). Надеюсь, господа, против романса никто не возражает?..
ПЕРВЫЙ. И не подумаем, профессор.
     Алесей настраивает гитару и поёт романс «В недобрый час»:

В недобрый час мы встретились с тобою,
В недобрый час в ночи плыла луна.
Цвела сирень, и силой колдовскою
Связала нас коварная весна.
Как было всё легко и беспричинно,
Как было всё светло в душе моей,
А за рекой, так звонко и невинно
Пел искуситель соловей.
Прошла весна, сирень давно увяла
И по ночам не слышно соловья,
И даже полная луна ущербной стала,
Ущербной стала и любовь твоя!

Какое-то время все задумчиво молчат. 
ВТОРОЙ. Да, господа. В недобрый час цвела наша сирень!
ТРЕТИЙ.  А в принципе… кого винить? Вспомните весну семнадцатого года. Кто из нас не ликовал, не вешал алых бантов на груди? Покойному государю припомнили всё: и Ходынку, и 9 января, и Распутина!..
ЧЕТВЁРТЫЙ. Увы! У нас отсутствует историческая память, друзья мои. Французы также ликовали, когда вели на эшафот короля с королевой! А потом? Гильотина прошлась по ним самим, стала работать без отдыха, как паровая машина!
ПЕРВЫЙ. Вслед за Робеспьером казнили 70 его сторонников — сразу! В течение дня — семьдесят коммунаров!
СТАРИК (с невесёлой улыбкой). Самое смешное, господа, что аппарат террора возглавлял… комитет общественной безопасности!
    Заключенное смеются, потом вспоминают про цыгана.
ПЕРВЫЙ. Так за что же тебя? Как зовут?
АЛЕКСЕЙ. Алексей. За то, что дома не сидилось! Дёрнул меня чёрт совет искать!
ВТОРОЙ. И где же ты хотел его найти?
АЛЕКСЕЙ. В Туле, у тамошних кузнецов.
ТРЕТИЙ (удивлённо). Я с Тулы. А что хотел то, Алёша?
АЛЕКСЕЙ (задумчиво улыбается). В детстве, помню, грамотный человек рассказал нам байку. Будто есть такая Индия…
ЧЕТВЁРТЫЙ. Ну есть такая! Тебе ли, цыгану, этого не знать?
АЛЕКСЕЙ. А в Индии есть столб не столб — колонна кованная из чистого железа.
ПЕРВЫЙ. И это есть, дружок. Никто тебя не обманывал.
АЛЕКСЕЙ. И тысячу лет стоит?!
ВТОРОЙ. Даже больше.
АЛЕКСЕЙ. Под дождём и снегом?!
ТРЕТИЙ (с улыбкой). Ну… снега там нет, положим, а дожди бывают знатные. Как зарядят, так на месяц!
АЛЕКСЕЙ (рвёт рубаху на груди). Но тогда почему, господа, оно не ржавеет — железо?!
                Все весело смеются, но постепенно смех умолкает…
СТАРИК (с ехидством). Что замолчали, господа? Один деревенский мальчишка, кузнец, я полагаю?…
АЛЕКСЕЙ. Дед мой кузнец, а я подмастерье.
СТАРИК… Один малец задал вам вопрос, а вы ответить не можете! Пажеский корпус кончали, академию, Сорбонну!..
ПЕРВЫЙ. Позвольте, профессор. Вы прекрасно знаете, что есть такое понятие, как «неуместный артефакт». Учёные всего мира сотни лет бьются над этой головоломкой — и разгадать не могут!
ВТОРОЙ (с усмешкой). Договорились до того, что паломники трутся об эту колонну спиной (это действительно так), и стирают ржавчину!
ТРЕТИЙ (с улыбкой). Самый большой паломник — двухметровый, а колонна… сколько, господа?
ЧЕТВЁРТЫЙ. Семь метров!
ВТОРОЙ. Вы как хотите, а я за космическую теорию, друзья. Миллионы лет назад прилетел метеорит из чистого железа, без никеля и марганца, хрома, кремния и ещё чего там нет?..
ПЕРВЫЙ. Ничего нет, стопроцентное железо!
ВТОРОЙ. И брякнулся прямиком на будущую Индию. А ещё миллионы лет спустя индусы — лучшие кузнецы, кстати! — выковали из этой дуры семиметровый столб.
СТАРИК. Десятиметровый, если быть точнее. Три метра закопаны в землю! 
ПЕРВЫЙ (обращаясь к Алексею). Ну? Как вам такое объяснение, молодой человек?
АЛЕКСЕЙ (безнадёжно машет рукой). А, теперь уже всё рано!
ВТОРОЙ. Да что случилось?.. На вас вся камера работала, теперь уж будьте добры объясниться, сударь!
АЛЕКСЕЙ. Мы с дедом всю зиму бились! Сделали полпуда чистого железа, не придерёшься! Понёс я его в Тулу…
ПЕРВЫЙ (ожидаю весёлой концовки). И что?..
АЛЕКСЕЙ. А тут генерал Мамонтов со своими казаками. Все дороги перекрыты… Я туда, сюда…
ВТОРОЙ (умирая от нетерпения).  И как же?..
АЛЕКСЕЙ. А вчера залез в торбу… (С глубоким вздохом). Там ржавчина — на нашем железе…
         Камера содрогается от хохота. Заключённые смеются даже тогда, когда на улице раздаются выстрелы, крики людей, топот копыт… Наконец, дверь открывается, входит белогвардейский есаул, козыряет.
ЕСАУЛ. Господа! Воронеж взят конным корпусом генерала Мамонтова. Вы свободны!
ПЕРВЫЙ (вытирая слёзы от смеха). Ну всё, друзья. Посмеялись и хватит. (Встаёт по стойке смирно). Генералу Мамонтову и его казакам троекратное — ура! (Машет рукой, освобождённые кричат):
              — Ура! Ура! Ура!!!
      Все выходят из камеры, старик спрашивает Алексея.
СТАРИК. И куда же ты теперь, Алёша?
АЛЕКСЕЙ (со вздохом). Домой, в Белгород.
СТАРИК. Будь осторожен, сынок. Испанка у вас свирепствует! (С тяжким вздохом). А, впрочем, она везде свирепствует. От пули легче спрятаться, чем от неё и тифа.

Сцена 5. Москва, Кузнецкий мост, бывший ресторан «Яр». Вновь те же чекисты, Кирилл и Филипп, идут по мостовой.
КИРИЛЛ (оглядываясь по сторонам). Ты как знаешь, Кирюша, а нужно что-то делать. (Громким шёпотом). Вчера белые Воронеж взяли!
КИРИЛЛ (со страхом). Воронеж?!
ФИЛИПП (с кривой усмешкой). Вот тебе и Воронеж — хрен догонишь! 400 вёрст от Москвы. Хорошим аллюром на добрых конях — через неделю будут здесь!
КИРИЛЛ. А ты что радуешься, Егорыч? Нас с тобой на одном столбе повесят!
ФИЛИПП (с тяжёлым вздохом). Какая тут радость, сынок? В Кремле, я слышал, уже чемоданы пакуют. Правительство в Вологду хотят эвакуировать. Только зря это всё…
КИРИЛЛ. Зря?
ФИЛИПП. Конечно. Падёт Москва — вся Россия падёт! Тут же выползет змеиное подполье изо всех щелей,  и негде будет от них укрыться. За границу, как барин, не уедешь!
КИРИЛЛ (решительно). Но я перед смертью ещё покажу, что такое чекист! (Держит руку на кобуре). Пяток буржуев, но заберу с собой!
ФИЛИПП. Погоди, вояка. Вон цыганка, видишь?… Давай судьбу свою узнаем напоследок?!
КИРИЛЛ (с насмешкой). А ты веришь гадалкам, Филипп Егорыч?! Старый чекист, соратник Дзержинского…
ФИЛИПП. Ну застыдил, застыдил старика! Эх, Кирюша! Месяц назад я и сам бы себе не поверил. Но чем ближе казаки, тем меньше я чекист, а всё больше простой московский обыватель!  Жить то всем хочется?..
КИРИЛЛ. Верю, дружище.
ФИЛИПП. Я ради жизни… не то, что к цыганке, к шаману нанайскому пойду!
КИРИЛЛ (разглядывает цыганку). Какая-то она несерьёзная,  девчонка совсем, соплячка…
ФИЛИПП. Это даже хорошо! Мне бабка говорила: такие гадалки самые лучшие. Души у них свежие, чистые, не обманут… 
КИРИЛЛ (со смешком).  Да?.. Ну пойдём!

                ЦЫГАНКА  И  ЛУБЯНКА
                (Лето 1919 года, Москва)

  Голос за кадром:    Молодая цыганка гадала у «Яра»,
Всё, как есть, говорила, с  судьбой не играй…
Подошли к ней два в кожанках комиссара:
              КИРИЛЛ.  — Ну-ка, смуглая, нам погадай!

                ОЛЬГА.   — На кого же из двух, молодые, красивые?
Про богатство скажу, про любовь и напасть…
               КИРИЛЛ.  — Ты буржуйские штучки оставь-ка, сопливая,
А гадай нам, как есть, про Советскую власть.
(Если выживет любушка в нынешнем годе,
Мы и сами возьмём себе всё, что хотим,
А прорвется Деникин… уж он на подходе,
Вот тогда-то, браток, повисим!)

   Голос за кадром:  Стасовала цыганка колоду заветную:
                ОЛЬГА. — Чем заплатите, яхонтовые, за судьбу?..
   Голос за кадром:  Из патронника пулю  достав пистолетную,
Усмехнулся один:
                КИРИЛЛ. —   Для тебя сберегу!
Если гибель предскажешь рабочему делу ты,
Отведём на Лубянку как злого врага,
А схитришь и обманешь, войдут в Москву белые,
У меня перед смертью не дрогнет рука!

    Голос за кадром:  Побледнела цыганка: не шутят трефовые,
В едком прищуре глаз — беспощадный свинец.
Разложила колоду на доски дубовые
И увидела: власти — конец!
Хоть в три глаза гляди — ни напёрстка сомнения,
Так уж карта легла, на судьбу не пеняй,
Правду молви, солги — всё равно нет спасения,
Что огонь, что полымя — сама выбирай.

И взмолилась цыганка богам своим древним,
До священного Ганга молитва дошла,
И свершилось в Москве тихим вечером летним
Неприметное чудо: карта… перелегла!
То ли дивные чары Тибетского ламы,
То ли просто на миг потемнело в глазах,
Но на месте зловещей разлучницы-Дамы —
Благородный Король и семёрка в ногах.

                КИРИЛЛ. — Ну же, ну! — торопили её комиссары.
Поднялась величаво, монисто звеня:
                ОЛЬГА. — Пусть мне счастья не знать,
Пусть жених будет старый,
Но скажу всё, как есть, хоть казните меня!
С вашей картой червонной мы горя узнаем.
Ох, коварна кровавая красная масть!
Но учтите, чавелы: пока я живая,
Не умрёт ваша…  вятская власть.

                КИРИЛЛ.  — Ах ты, ведьма! — взревел комиссар помоложе. —
За такие слова — самолично в расход!
Но одёрнул второй:
               ФИЛИПП. — Ты вглядись в ее рожу:
То ж колдунья!.. А если, положим, не врёт?
      Голос за кадром:  И ушли комиссары к себе на Лубянку,
Громче прежнего хромовой кожей скрипя,
А моложе который все хаял цыганку:
               КИРИЛЛ.  — Ну, не сбудется…
Вспомнишь, зараза, меня!

    Голос за кадром:  Всё сбылось! Видно, крепко цыганка молила
Своих мудрых богов. Отступила напасть.
Пересилила белую — красная сила,
Устояла рабоче-крестьянская власть!
Всё сбылось! После этого картам не верьте,
Закружила Россию кровавая мгла,
Даже наша цыганка бывала на волос от смерти,
Но, повязана чарами с властью, не померла.

…Ох, как много годков с той поры пролетело!
Все жива ты, колдунья? Бессмертна, никак?
Только крепко ж ты, бабушка, постарела!
Где ж осанка твоя? Где твой княжеский шаг?
Припорошило кудри, пергаментом кожа,
Но пронзителен взгляд, и насмешлива бровь.
Ты на Даму (ту самую!) стала похожа,
Короля заменившую вновь.

Сцена 6.  Воронеж. Сентябрь 1919 года. За окнами глухая ночь, но генерал Мамонтов и полковник Дьяконов не спят. На столе у них бутылка водки, на стене карта с победными синими флажками.
ГЕНЕРАЛ (рассматривает карту). Деникин молодец! Мы кругом побеждаем, полковник! Взяты Одессу, Киев, Курск…
ПОЛКОВНИК. Но наш корпус — первый к Москве, господин генерал!
ГЕНЕРАЛ. Да, Воронеж — это стратегический плацдарм.
ПОЛКОВНИК. Из больших городов осталось взять лишь Тулу. И всё,  мы в Белокаменной!
ГЕНЕРАЛ (поднимая стакан). Давай за неё выпьем! (Пьют, закусывают). Вот мы в Москве… Ты куда пойдёшь в первую очередь?..
ПОЛКОВНИК. В храм Христа Спасителя, Константин Константинович!
ГЕНЕРАЛ. Ну это понятно. А следом?
ПОЛКОВНИК. В «Сандуны»! Отмыть с себя всю эту мерзость!
ГЕНЕРАЛ (весело). Это ты хорошо придумал! А следом — в «Яр»! С цыганами, до утра!!!
ПОЛКОВНИК (со вздохом). Увы! Друзья мне пишут, что там сейчас кинотеатр, спортзал, ещё что-то непотребное…
ГЕНЕРАЛ. Разгоним! Восстановим всё, как было!
          В дверь заглядывает адъютант…
АДЪЮТАНТ. Ваше превосходительство…(Протягивает телеграфную ленту).  Из штаба фронта.
ГЕНЕРАЛ (со злостью). Ночь на дворе!.. Нет меня! Я сплю!!!
АДЪЮТАНТ (понимающе вздыхает). Генерал Деникин на проводе.
ГЕНЕРАЛ. Тоже не спится Антону Иванычу? Ну давай! Спасибо, голубчик. (Адъютант уходит. Мамонтов читает ленту и меняется в лице). Что  за чёрт?!..
ПОЛКОВНИК. Плохие вести, господин генерал?
ГЕНЕРАЛ. Плохие — это легко сказано, полковник. Главнокомандующий … отзывает наш корпус.
ПОЛКОВНИК. То есть как отзывает?!
ГЕНЕРАЛ. Обратно, домой! (С ехидцей). Антон Иванович считает, что мы не выполнили возложенную задачу и обязаны прекратить рейд в тылу врага…
ПОЛКОВНИК (разводит руки). Ничего не понимаю! За сорок дней мы взяли Тамбов, Козлов, Лебедянь, Елец, теперь Воронеж… Потеряли  десяток бойцов, а сами обезвредили, разоружили, сагитировали  тысячу красноармейцев! Вновь создали полнокровную пехотную дивизию!
ГЕНЕРАЛ. Ты забыл станции Касторская, Грязи, километры разореных железнодорожных путей, по которым большевики перебрасывают бронепоезда и любят ездить сами. Тот же Троцкий, к примеру.
ПОЛКОВНИК. Но главное, что Москва там! (Указывает на север). А Деникин велит в обратную сторону!!!  (Указывает на юг).
ГЕНЕРАЛ. Похоже, слава взятия Москвы не даёт спать моим конкурентам, тому же Шкуро… Вот они и нашептывают главнокомандующему всякие гадости.
ПОЛКОВНИК (указывает на карту). Но неужели Деникин не видит, что от нас до Москвы всего 400 вёрст?! Пока меняем диспозицию, красные стянут к ней огромные силы, того же Будённого, чёрт побери!!!
ГЕНЕРАЛ (со вздохом). Ей богу, полковник, иногда я завидую батьке Махно!.. Ему никто не смеет посылать такие вот депеши! (Рвёт и швыряет на пол приказ Деникина).
       Друзья продолжают молча и яростно пить.

Сцена 7.  Алексей сидит на широкой лавке возле ветхой избушки, играет на гитаре и поёт песню «СТАРАЯ КУЗНИЦА»:

Старая кузница, дряхлая кузница,
Ветхой избушкой стоишь ты, как сиротка, с краю села,
Старая кузница, славная кузница,
Частицей счастливого нашего детства ты, помню, была.
Здесь мой дедушка утренней ранью
Тёмно-алый свой горн раздувал,
Звук весёлой твоей наковальни
Всех знакомых сюда собирал.

Припев: Снова я слышу дальний,
Снова я слышу дальний
Звон весёлый в той избушке у реки,
Это по наковальне,
Это по наковальне
Бьют, как прежде, молоточки-молотки!

Старая кузница, ветхая кузница,
Подслеповатая, сажей клеймённая вековой,
Старая кузница, звонкая кузница,
Ты, словно детство моё, небогатой была, но огневой.
Всё ты помнишь. И радость, и горе
Я, как другу, тебе доверял,
В перелеске, что рядом с тобою
Девчонку целовал!    (Припев).          

Старая кузница, страшная кузница,
Помню, пугали чертями твоими в детстве меня,
Старая кузница, добрая кузница,
Мы и боялись, мы и любили тебя.
Видно, были не слишком-то злые
Прокопчённые черти твои,
Я им всем благодарен за дни золотые,
               Чёрт меня возьми!   (Припев).

Входят цыгане — тот самый табор, что был в Москве: Барон, Сашко, Гриня, Земфира, Ольга…
БАРОН. Это твоя кузница, рома?.. Как зовут?
АЛЕКСЕЙ. Алексей. Прежде дедушка владел… (Смахнув слёзы). Испанка забрала...
          Вновь прибывшие скорбно молятся…
БАРОН. Сам хоронил?
АЛЕКСЕЙ. Всё село помогало! Нас любят. Дедка лучший кузнец, бабушка знахаркой была…
БАРОН. Это хорошо, когда ты нужен людям. (Раскуривает трубку). А мы, сынок, из Москвы идём. Совсем тяжко в Москве. Голодно... Осень, холода впереди, дров нет…
АЛЕКСЕЙ. Куда же путь держите?
БАРОН. Хотели в Бессарабию…
АЛЕКСЕЙ (со вздохом). Ой, не знаю, барон. Люди сказывают, что там тоже чёрт те что творится! То Петлюра, то Махно, то белые рубятся с красными, то красные с поляками… 
БАРОН (обращается к табору). Все слыхали, ромалы?..
            Цыгане тягостно молчат.
САШКО. У тебя в кузнице тепло, сынок?
АЛЕКСЕЙ (с улыбкой). Если заказов много, то даже жарко. День и ночь пылает горн!
САШКО. Помогать тебе буду. Я маленьким молоточком, ты большим. Я маленьким, ты… каким хочешь.
АЛЕКСЕЙ (смеётся). Понял, дед.
САШКО. Мне главное, чтобы тепло было. Старые кости мороза не любят!
ЗЕМФИРА. А молодым — в сугробе ночевать, дед Сашко?
АЛЕКСЕЙ. Зачем сугроб? Полсела — пустующие избы. Выбирай любую, красавица.
БАРОН (со вздохом). Сколько едем — кругом такие же избы. Война, испанка, тиф — как острые косы. Прошлись по селу — и нет половины!
АЛЕКСЕЙ. Да, подкосила народу много!
БАРОН. Ну, пойдём дальше, Алёша. Оглядимся, что да как… К вечеру увидимся?
АЛЕКСЕЙ. Непременно, барон.
           Цыгане уходят, остаётся Ольга. 
ОЛЬГА. А меня беда, кузнец… Поможешь?   (Показывает ожерелье). 
АЛЕКСЕЙ (рассматривает). Тонкая работа! Здесь не кузнец нужен — ювелир...
ОЛЬГА (со вздохом). Ну хорошо, пойду к ювелиру. (Хочет взять ожерелье).
АЛЕКСЕЙ (не отдаёт). Это тебе надо обратно идти, в Москву. Здесь ближе ювелирной лавки не найдёшь, красавица.
ОЛЬГА (печально). Что же делать? От матушки осталось ожерелье, да порвалась цепочка...
АЛЕКСЕЙ (скрывая усмешку). Да, беда твоя неподъёмная!.. Тут одно из двух: либо оставляешь мне до завтра своё сокровище…
ОЛЬГА. Я готова!
АЛЕКСЕЙ. Либо споёшь мне что-нибудь московское, а я починю твоё ожерелье на твоих глазах.
ОЛЬГА (смеётся). Так скоро?
АЛЕКСЕЙ. Как петь будешь. Коли с чувством, и я сделаю не спеша...
ОЛЬГА (с широкой улыбкой). Давай гитару, кузнец! (Настраивает струны в то время, как Алексей ковыряется в ювелирном изделии). Я готова!
АЛЕКСЕЙ. Давай!
             Ольга поёт песню «ДВА ОКНА»:

А в ночи две свечи: два окошка горят,
Словно в чаще лесной — немигающий взгляд.

Словно чьи-то глаза — два горящих окна:
Или в доме беда, или просто без сна…

Или девица-цвет загляделась в трюмо,
Или юный корнет пишет милой письмо…

Иль считает купец да на счётах своих,
Иль России певец пишет пламенный стих…

Или дама не спит, всё любимого ждёт,
Ну а он, паразит, не идёт, не идёт!

А в ночи две свечи — два окошка горят,
Словно в чаще ночной — немигающий взгляд.

ОЛЬГА. Вот. Московский романс. Я не торопилась.
АЛЕКСЕЙ (протягивая драгоценность). Ну и я всё делал основательно. Можешь носить на здоровье, красавица!
ОЛЬГА (разглядывая ожерелье). Как новое!
АЛЕКСЕЙ. Позволь последний штрих, хозяйка. Как всякий мастер, я должен довести до конца… (Вешает ожерелье на шею девушки и целует её в щёку).
ОЛЬГА. Эй!.. Мы так не договаривались!
АЛЕКСЕЙ. Насколько помню, мы о цене вообще не говорили. Теперь заломлю какую хочу!
ОЛЬГА. Всё уже, товар у хозяйки! (Вертит ожерелье).
              Входит Григорий.
ГРИНЯ. Это какой товар, кузнец? (Ехидно смотрит на Алексея). Если её имеешь в виду, то опоздал. Этот товар продан! (По хозяйски обнимает Ольгу).
ОЛЬГА (вырывается). Ты меня купил???... Не было такого!!! И в Москве я тебе говорила, и сейчас скажу: не люб ты мне, Гриня!
ГРИНЯ. Да?!..
ОЛЬГА. Да! Земфира любит тебя, к ней иди!
ГРИНЯ. Что, на эту грязную кузницу поменяла меня? На богатство и волю?!..
АЛЕКСЕЙ. Кузницу не трогай, рома! Она весь табор кормила в голодные годы!
ОЛЬГА. А у тебя откуда богатство, Гриня? Воровать будешь? У тех, кто тебя приютил?
ГРИНЯ (с усмешкой). У кузнеца свой инструмент, у меня свой! (Достаёт из-за пояса острый нож). Посмотрим, у кого что доходнее?
ОЛЬГА. Спрячь ножик, Гриня!
АЛЕКСЕЙ. Не балуй, рома! Кузнеца ножом не напугаешь,  отниму — обратно не отдам!
ГРИНЯ. Ну что ты, что ты! Я и не думал пугать… Показать хотел. Мой инструмент да твой, кузнец… Ночка тёмная, замок без ключа, жеребец без седла… Гуляй, цыганская душа! 
ОЛЬГА. Не слушай его, Алексей!
АЛЕКСЕЙ. Меня такими байками не удивишь, девочка! Я с детства их наслышан: тёмная ночь, конь-огонь, на ярмарке золотом платят!.. (Грине). А ты хозяина спросил, как проживёт его семья без того коня?!.. 
ОЛЬГА. По миру пойдёт с ребятишками!
АЛЕКСЕЙ. За войну всех справных лошадей у крестьян отобрали: и белые, и красные… Товарищ Троцкий лозунг вывесил: «Пролетарий на коня!». А где у пролетария конь? В деревне!.. (Рассерженный, ходит взад-вперёд). А тут ещё ты, Гриня, со своей «ночкой тёмной»… Замордовали сельчан! (Поворачивается к Грине спиной).
ОЛЬГА (с ужасом). Алёша!!!
        Гриня, улучив момент, бьет Алексея ножом в спину. Ольга придерживает его, чтобы не упал.
 ГРИНЯ. Уйди, Ольга! Дай я прикончу этого гада!
ОЛЬГА. Не смей, Гриня! (Подставляет грудь). На, режь и меня тоже!
ГРИНЯ. А ведь я любил тебя, красавица! Думал, свадьбу справим честь по чести…
ОЛЬГА. Нет у тебя чести, вахлак! Даже ножом не в грудь метишь, а в спину!
ГРИНЯ (в ярости замахивается ножом). Обоих порешу!!!
                Входит Земфира.
ЗЕМФИРА. Брось ножик, Гриня. Не видишь: они любят друг друга. Меня ты так не любил!..
        Гриня в отчаянье убегает. Ольга и Земфира бережно укладывают Алексея на лавку, перевязывают рану.
ОЛЬГА (всхлипывает). Умрёт?
ЗЕМФИРА. А привороты на что? Травы? Зелья?.. Мы цыганки или кто?!
ОЛЬГА. Ты права, Земфира. Чужих лечим, а любимого не спасём?!
         Обе цыганки хлопочут возле раненного. Звучит песня «ЦЫГАНКА-ЗНАХАРКА»
                Обойдёт поля, дубравы,
Соберёт лесные травы —
Колдовские травы у засохшего ручья.
Их секрет никто не знает,
Только ты, моя родная —
Старая колдунья, бабушка моя.

Припев:  Цыганка-знахарка, седая прядь!
                Тебя не принято на свадьбы звать:
                Ты, словно ведьма, страшная… пока
                У молодых не заболят бока.
                И всё забудется в единый миг,
                Ты лучше всех излечишь боль и крик,
                Твоя ладонь корява и черна,
                Но всех милее в этот час она!

В порошках у бабки милой
Травы с каторжной могилы,
Со змеиной просеки и заводи речной,
Где всё зло имеется,
Где русалки греются
Под ночною полною луной.   (Припев).

Эти травы и коренья
Варит знахарка с уменьем
В полночь-заполночь в заветном чугунке,
Дунет-плюнет, засыпает
И такое слово знает,
Что вся хворь — в засохшем ручейке!   (Припев).             

Сцена 8. Хмурая осень. Широкая деревенская изба. Алексей лежит на койке, выздоравливает. Возле него сидит Ольга, вяжет. Входят Барон и дед Сашок, следом Земфира…
БАРОН. Ну? Как он, что?..
ОЛЬГА. Спит. Но давеча просыпался, Земфира настойку дала… Уже лучше.
БАРОН. Земфира целительница!
САШКО. Такой же была бабушка её: и сглаз лечила, и подагру… Все болезни, какие есть!
БАРОН. Ты учись у Земфиры, дочка. В жизни пригодится.
САШКО. Я давеча с повозки упал… Аккурат в тезоименитство его величества Александра Третьего…
БАРОН (с усмешкой). «Давеча»!…Когда это было, старая перечница?..
САШКО (со вздохом). Давно!… А хороший был царь, душевный! Про него, помню, анекдот рассказывали. Солдат Орешкин надрался в кабаке и выразил непочтение к самому императору. «Плевал я на него!»... Завели дело, солдатику грозит Сибирь, но царь-батюшка взял его дело и начертал: «Орешкина освободить и передать, что я на него плевал тоже».
Алексей проснулся и, услышав анекдот, смеётся.
АЛЕКСЕЙ. «Плевал тоже»? Хороший анекдот, дед Сашко!
ОЛЬГА. Проснулся?
АЛЕКСЕЙ. Давно уже не сплю, мешать не хотел.
БАРОН. Ну тогда слушай дальше, Алёша. Мужики собрались на сход и решили принять к себе наш табор, избу дали опустевшую… Печь русская тёплая, а больше нам ничего не надо!
САШКО. Цыган рукавом укроется, росой умоется…
БАРОН (Алексею). Пока ты хворал, всем миром кузницу подлатали, утеплили… Сашко командовал, неуёмная душа!
САШКО. Крестьяне… что с них взять? Антуражу не видели…
АЛЕКСЕЙ. Спасибо, дед Сашко! И тебе, барон, и тебе, Ольга, и Земфире тоже… С того света вернули меня!
ЗЕМФИРА. Всем остальным не знаю, а как с Ольгой будешь рассчитываться, сам решай. Она дневала и ночевала возле тебя!
ОЛЬГА (смущённо). Да будет тебе, Земфира!
ЗЕМФИРА. «Будет не будет», а требуй подарок царский! Пусть твой кузнец выкует… я не знаю что, но в полный рост! (Все смеются).
ОЛЬГА (строго). Ничего мне не надо... Пусть здоровым будет, вот и всё! 
 БАРОН. Правильно, дочка. Ну — споём на дорожку, да пойдём, пожалуй…
            Играют и поют песню «ЖУРАВЛИНАЯ ПОРА»:

Промелькнуло лето красное
Ярким всполохом зарниц,
Отгорело зорькой ясною,
             Отзвенело трелью птиц.
И летят в дорогу дальнюю
Перелётные с утра —
Подошла пора прощальная,
Журавлиная пора.
Что ж грустите? Рощи здешние
Оживут когда-нибудь,
И России ветры вешние
Позовут в обратный путь…
Но тревогою охвачена
Голосов живая медь,
Знать, кому-то предназначено
На чужбине умереть.
Милый край, родные рамени,
Деревенька за рекой,
Доведётся ли когда-нибудь
Снова свидеться с тобой?
И когда такое сбудется —
Насовсем, не насовсем,
Я вернусь, пройдусь по улицам,
И, не признанный никем,
Вновь войду в родные сени,
Вход знакомый, со двора…
Будет новая, весенняя
Журавлиная пора.

Сцена 9.  И вот пришла весна. Алексей поправился и вновь работает в кузнице. Заказов много, но в свободное время он сковал из железа «звонкое» деревце: когда тронешь рукой, оно мелодично звенит. Кузнец подарил его своей невесте, и вскоре после Пасхи всё село гуляло на их свадьбе.  По причине военного лихолетья застолье было скромным, зато песен и плясок — и цыганских, и русских — хватило с лихвой!

              НЕ СНИМАЙ КОЛЬЦО С РУКИ

По обычаю старинному,
По согласию взаимному
Юный князь с княжной венчаются
Да колечками меняются…
                Припев:  Не снимай кольцо с руки,
                Береги любовь, береги!
                Не теряй, колечко, цвет,
                Лучше милого друга нет!

Ты не плачь, родная матушка,
Ты не хмурься, милый батюшка,
Ваше дочь другим целована,
Золотым кольцом прикована!  (Припев).

Вам, друзья, теперь гулять одним,
Ваш товарищ ныне стал иным,
Он теперь лишь на одну глядит,
На руке его кольцо горит.  (Припев).

         Вам, подруги мои милые,
         Молодые, да красивые,
         Веселитесь нынче до утра,
         Вскоре ваша подойдёт пора!
                Припев: Не снимай кольцо с руки!
                Береги любовь, береги!
Не теряй, колечко, цвет,
Лучше милого друга нет!

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ. Проходит двадцать с лишним лет, на дворе весна 1942-года. Все уже известные лица — Алексей, Ольга, Кирилл, Земфира, Барон, дед Сашко, Гриня — постарели на такой же срок.
Немцев в селе нет, но их присутствие ощущается: висит флаг, время от времени появляются полицаи.
 
 Сцена 10. Старая кузница. Входит Ольга с чугунком, завёрнутым в тряпку. Из кузницы выходит уставший Алексей, садится на скамью.
ОЛЬГА. Проголодался, Алёша?
АЛЕКСЕЙ. А что у тебя? (Смотрит в чугунок). Пушкинские трюфеля? (Поёт).
                Долго ль мне в тоске голодной
                Пост невольный соблюдать
                И телятиной холодной
                Трюфли Яра поминать?

ОЛЬГА. Тут лучше. Картошка печёная в кожуре да брюква солёная  немножко… Соли нет в доме, сам понимаешь.
АЛЕКСЕЙ. Для военного времени царский обед, дорогая!.. Сама то ела что-нибудь?
ОЛЬГА А. Повар запахами сыт, мой милый.
АЛЕКСЕЙ. А дети?
ОЛЬГА.  Спят ещё. Проснутся, накормлю.
АЛЕКСЕЙ. Ничего, милая. Зиму одолели, весна пришла! Проживём как-нибудь?
ОЛЬГА. Полынь зеленеет, крапива… Даст Бог, с голода не помрём.
АЛЕКСЕЙ. А там и наши вернутся… Не век же ей длиться, этой войне?!
            Входит Тамилла, оглядывается по сторонам.
ОЛЬГА. Ты к нам, Тамилла? Послал кто?
ТАМИЛЛА. Нет… То есть, да… Не знаю, что сказать…
АЛЕКСЕЙ. Так да или нет!? Что с тобой Милушка?
ТАМИЛЛА. Мне велели вам одному сказать, дядя Лёша…
ОЛЬГА (с улыбкой). Я жена его, у нас друг от друга секретов нет!
ТАМИЛЛА. Знаю, Ольга Григорьевна...
ОЛЬГА. И что тогда?
ТАМИЛЛА. Короче, спрашивают вас… (Указывают на кусты).
            Оттуда выходит Кирилл с пистолетом в руке.
КИРИЛЛ (строго). Больше никого нет?
АЛЕКСЕЙ. Мы одни, товарищ. 
КИРИЛЛ. Немцев нет в селе?
АЛЕКСЕЙ. Утром не было, браток. Полицаи — те чаще наведываются.
КИРИЛЛ. А вы кто?
АЛЕКСЕЙ. Здешний кузнец, Алексей. Это жена моя. Дети дома… (с широкой улыбкой) у нас их пятеро!
КИРИЛЛ. Понятно.
АЛЕКСЕЙ (строго). А нам не очень… Ты кто, товарищ?
КИРИЛЛ. Лишнего не спрашивай, кузнец. Лучше дай поесть что-нибудь. Третий день куска хлеба не было во рту.
АЛЕКСЕЙ. Ну держи, поделюсь, что Бог послал… Вернее, жена, конечно. Но Господь тоже … Без него не обошлось…
          Кирилл жадно ест картошку, принесённую Ольгой, а она пристально вглядывается в него.
КИРИЛЛ. Что смотришь, красавица? Не видела голодного бойца?
ОЛЬГА. Видела… Лет двадцать тому назад…
КИРИЛЛ. Где?!..
ОЛЬГА. А в Москве… На Кузнецком мосту…
         Чекист во все глаза глядит на Ольку, пытаясь вспомнить её.
Вспоминай, вспоминай, служилый! (Читает).
 — Молодая цыганка гадала у Яра,
Всё как есть, говорила, с судьбой не играй.
Подошли к ней два в кожанках комиссара…
КИРИЛЛ (припоминая).  — Ну-ка, смуглая, нам погадай»?!..
ОЛЬГА. Вспомнил? Наконец-то?
АЛЕКСЕЙ. Та-ак… (Ревниво).  А я почему этого ничего не помню?!
ОЛЬГА. В ту пору и я тебя ещё не знала, дорогой.
КИРИЛЛ. Да и были мы намного моложе, дружище. (Указывает на Ольгу). Она так вовсе девчонкой была! Пигалицей, простите господи. Если бы сейчас не открылась, я сто раз бы мимо прошёл, не разглядел её!
ОЛЬГА (мужу). Их двое было: в кожанках, с револьверами на боку... А время смутное, белые шли к Москве…
АЛЕКСЕЙ. Конный корпус генерала Мамонтова?   
КИРИЛЛ. Верно. Через полгода в Краснодаре зарезали того генерала.
АЛЕКСЕЙ. Это как?!
КИРИЛЛ. Лежал в тифу, но уже на поправку пошёл... А какой-то фельдшер вколол ему укол и пропал! Никто того «фельдшера» не видел больше.
АЛЕКСЕЙ. Жаль. Хороший был генерал, душевный!
КИРИЛЛ. Тебе откуда знать, цыган?
АЛЕКСЕЙ. Знаю, раз говорю. Я в самую заварушку попал в то время. Тут и белые, и красные, и Мамонтов, и Лашевич...
КИРИЛЛ. Лашевич троцкист! Застрелился в Харбине…
АЛЕКСЕЙ. Мне всё одно, я простой кузнец, цыган…  Но ты чекист, народ сведущий. Скажи мне за ради Христа! Если в гражданскую войну вы всех врагов победили, то откуда их в тридцатых расплодилось столько — врагов народа?!
ОЛЬГА (припоминая). Кстати, вас ведь двое было в то день, когда я гадала… Второй то где?…
КИРИЛЛ. Филипп Егорыч?.. (С глубоким вздохом). Оказался вражеским шпионом. Расстрелян в 37-м. (Смеётся). И ведь что удивительно? Больше всего он боялся белых, особливо казаков. А шлёпнули Егорыча красные! Свои же! (Вытирает слезу).
АЛЕКСЕЙ (крестится). Ну, Бог им судья, всем вашим троцкистам вместе взятым! Мы этого никогда не поймём, и стараться не будем… Ты сам-то какими судьбами в наших краях, товарищ?
КИРИЛЛ. Я то?.. (С хитрой усмешкой). Ну, а ты как считаешь, кузнец?
АЛЕКСЕЙ (размышляя). Снова война идёт… Враг пострашнее белых… В такое время да в тылу врага — чекисты задарма гулять не будут… 
КИРИЛЛ. Правильно полагаешь, Алексей. (Ольге). Ты прости нас, хозяйка, но мы по-мужски должны посекретничать, с глаза на глаз…Но прежде скажу тебе. Ты лучшая гадалка, какую я знал! 
ОЛЬГА. Ну спасибо на добром слове… (Алексеем т Кирилл уходит в кузницу).  Лучшая гадалка!.. Я цыганка, чудак человек. Цыганка и гадалка —одно и тоже! (Уходит).

Сцена 11. Тамилла возвращается в село, когда её перехватывает Сергей. Ему лет 17, но старается выглядеть старше. 
СЕРГЕЙ. Стой, кто идёт?
ТАМИЛЛА. Свои… Серёжка? Дурак! Напугал до смерти!
СЕРГЕЙ. Кому Серёжка, а кому партизанский разведчик Сергей Юрко! Где была, Тамилла? Откуда идёшь?!
ТАМИЛЛА. Это ты как партизан меня спрашиваешь или как школьный друг?
СЕРГЕЙ. Покуда как партизан.
ТАМИЛЛА. Ну тогда я командиру отвечу, дяде Илье.
СЕРГЕЙ. Ну ладно. Как другу скажи.
ТАМИЛЛА. Тогда слушай, Серёга. Сегодня возвращаюсь я с луговины,  а из кустов навстречу мне — неизвестный мужик. Лет сорок с гаком. Заросший весь, одет в телогрейку старую, сапоги поношенные… Но не деревенский, нет! Я городского сразу чую!
СЕРГЕЙ. Молодец, моя школа!
ТАМИЛЛА. Велел отвести его в деревню, на окраину. Чтобы встретиться ему со взрослым человеком, один на один.
СЕРГЕЙ. И ты отвела?
ТАМИЛЛА. На самый край, в цыганскую кузницу. А что делать? Тот мужик совсем истощал, я по глазам видела.
СЕРГЕЙ (недовольно). По глазам!.. Фрицы могут так нарядить полицая, что плакать захочется.
ТАМИЛЛА. Свой это! Из Москвы!
СЕРГЕЙ. Что? Он сам тебе это сказал?
ТАМИЛЛА. Ну не то, чтобы сам... Я сделала вид, что ухожу, а сама спряталась в кустах за кузницей и всё подслушала. Его сбросили на парашюте. Да не рассчитали, похоже, на полицаев нарвался. Третий день блуждает по округе…
СЕРГЕЙ. А что кузнец?
ТАМИЛЛА. Слушал молча. Жена его знает того чекиста, видела в Москве в 1919-м году.
СЕРГЕЙ. И помнит?
ТАМИЛЛА. У цыганки глаз — алмаз! Один раз глянет — и на всё оставшуюся жизнь!
СЕРГЕЙ. И что же теперь?..
ТАМИЛЛА. Ну что теперь? Иди, расскажи командиру всё, что я сказала, да не наври лишнего, ты это любишь.
СЕРГЕЙ. Что?! Это когда такое было?!..
ТАМИЛЛА. Да хотя бы в школе. И что не знает, приврёт с три короба! Ещё тот был выдумщик!
СЕРГЕЙ. А ты!.. ты…
ТАМИЛЛА. Ну что я? Опять соврать хочешь?
СЕРГЕЙ. А вот и нет. (Влюбленно). Я тебе стих сочинил, Томилла!
ТАМИЛЛА (недоверчиво). Когда?!
СЕРГЕЙ. Вчера иду по берегу и вижу: черёмуха расцвела… И сразу мне стихи в голову… Вот послушай!
ТАМИЛЛА. Некогда мне. Мамка ждёт…
СЕРГЕЙ (обиженно). Ну как знаешь…
ТАМИЛЛА. Ну ладно, читай!.. Да не дуйся уже, читай свой стих!
 СЕРГЕЙ. Это не стих, песня получилась. (Напевает «ЧЕРЁМУХУ»):

Весенний юный ветер черёмуху качал,
В черёмуховый вечер тебя я повстречал,
На платьице зелёном белели кружева,
Я был таким влюблённым, что кругом голова!

ТАМИЛЛА. Я это платье с прошлого года не ношу. Как война началась…
СЕРГЕЙ (напевает припев): «А черёмуха нынче в цвету,
                То весна примеряет фату!».
ТАМИЛЛА. Выдумал тоже… Какая ещё фата?
СЕРГЕЙ (продолжает):
«Бродили до рассвета мы в зарослях весны
От запаха и цвета друг в друга влюблены.
О счастье бесконечном мечтали в этот час,
Я в платье подвенечном хочу увидеть вас!
                А черёмух нынче в цвету,
                То весна примеряет фату».
ТАМИЛЛА (хмуро). Я же говорила, что выдумщик!
СЕРГЕЙ. И что я не так сказал?
ТАМИЛЛА. Кто это «друг в друга влюблёны»?
СЕРГЕЙ. Мы с тобой! Об этом вся школа знала… 
ТАМИЛЛА. Вся школа знала, а я нет!
СЕРГЕЙ. Потому что не хотела знать. Тебе Илюха нравился, футболист.
ТАМИЛЛА (строго). Илюху не трогай, он на фронте сейчас! (Со вздохом). Война идёт, Серёжа. Не до любви покуда, милый! 
СЕРГЕЙ. Ну ладно, всё. Я пошёл в отряд!
ТАМИЛЛА. Ступай! Скажи командиру, что московский чекист в кузнице. Спит, наверное, его шатало от усталости.
СЕРГЕЙ. Оружие есть у него? 
ТАМИЛЛА. Есть. Револьвер. Но патронов нет, похоже. Он грозился им, но не целился.
СЕРГЕЙ (удивлённо). Это тебя надо в разведку, Томилла!
ТАМИЛЛА Комсомолец должен быть разведчиком! Беги, Серёжа!
                (Сергей уходит).
     ТАМИЛЛА (вспоминая). «Бродили до рассвета мы в зарослях весны,  от запаха и цвета друг в друга влюблены». Ай да Серёжка! Спасибо тебе! (Кружится в танце от радости). Стихи мне ещё не дарили!
    Слышен голос ЗЕМФИРЫ: Томилла! Где ты, дочка?
    ТАМИЛЛА. Иду, мама!  (Уходит).
                Из кустов выходит Гриня.
ГРИНЯ (с весёлой усмешкой). Мама?! Ай да Земфира! Нашла-таки себе муженька?..  Ну подождём, посмотрим дальше… (Прячется в кусты).
Входят Барон и Дед Сашко. Первый уже седой, а второй и вовсе как лунь, опирается на клюшку.
.БАРОН. Ты ползёшь как черепаха, дед Сашко. Посиди на завалинке, отдохни.
САШКО. Что делать, Барон? И хочется пришпорить своего коня, а он хромает на все копыта, проклятый!
  БАРОН. Зато резво скакал в свои годы, дедуля. Вот теперь и спотыкается твой жеребец.
САШКО. На Запад ковыляет, на закат! (Берёт гитару и поёт песню «ДОРОГА  НА  ЗАКАТ». Барон подпевает):

Той дороги нет на карте Земли,
Но виски мои в дорожной пыли.
И никак нельзя вернуться назад
По дороге на закат, на закат.
Вдоль дороги не деревья растут —
Зеленеет память лучших минут,
Годы прожитые сзади стоят
Вдоль дороги на закат, на закат.
Та дорога не бывает иной,
Каждый ходит здесь своею тропой,
И  не каждый расстояниям рад
По дороге на закат, на закат.
Над дорогою не радуги свет —
Души тех, кого сегодня уж нет.
Ах, какие здесь ребята лежат —
Вдоль дороги на закат, на закат!
Той дороги неизвестен маршрут,
Как умеют ходоки, так идут.
Впереди стеной туманы висят
Над дорогой на закат, на закат…

БАРОН. Погоди, Сашко, вот прогонят фрицев и туманы пропадут. Вновь станут чистыми дороги: и на запад, и на восток!
 САШКО. Ну дай-то Бог, дай Бог, Барон. А скажи: ничего не слышно про моего Григория?
БАРОН. После того случая — с Алёшей-кузнецом — твой Гриня сам ушёл из табора. Никто его не гнал, ты помнишь?..
САШКО. Да помню я! Своенравный был внучок, я всегда говорил об этом.
БАРОН. Связался с конокрадами, по всей округе гуляла их банда… Потом где-то взяли их — не то в Житомире, не то в Бердичеве…
САШКО. И это я слышал…
БАРОН. Вожака расстреляли, а Григорию повезло. Строили Беломорканал, так его туда, говорят.
САШКО. Надёжный человек передал?
БАРОН. Цыганское радио, сам понимаешь…
САШКО. Ну да, ну да… Пропал внучёк, как полагаешь, Барон?
БАРОН (задумчиво курит трубку). А ты знаешь?.. Нет во мне предчувствия недоброго. Даже из Сибири дошла бы весточка: так и так, мол, нет в живых вашего Грини.
САШКО. Ну спасибо, добрая душа!
БАРОН. Объявится он, вот увидишь!
                Выходит Земфира.
ЗЕМФИРА.  На солнышке греетесь, старички?
БАРОН. В наши годы это лучшее, что Бог даёт!
САШКО. Весеннее солнышко нам дней прибавляет, Земфира! Зимой ведь я совсем околевал, старый чёрт… А солнышко выглянуло весеннее, и опять на поправку пошёл! Впору снова невесте искать… Не поможешь, Земфира? Ты сваха известная…
ЗЕМФИРА (оглядывая старика с ног до головы). Нет, дедуля. Не обижайся, но тебя другая невеста дожидается, с косой. Я ей дорогу переходить не смею.
САШКО. Подождёт ещё. Я не тороплюсь, а у неё и без меня женихов хоть отбавляй.
ЗЕМФИРА (присаживается рядом).  Будто и войны нет! Весна, солнышко греет, птицы щебечут… Даже самолётов не слыхать…
БАРОН (вздыхает). Самолётов не слышно — это плохо! Значит, фронт отошёл далеко. (Указывает рукой на восток). Так далеко, что немцы туда перенесли аэродромы, на восток. А наши уже не долетают…
ЗЕМФИРА. И что ты думаешь, Барон? Все нас бросили — и те, и эти... (Пытливо). Может, так оно и к лучшему?..
БАРОН (курит трубку). Недавно был человек из Киева. Страшные вещи говорил, Зема...
ЗЕМФИРА. Что?
САШКО. Что?
БАРОН. Есть овраг за городом, называется Бабий Яр. Когда-то давно некая баба держала там трактир у дороги, а характер у неё был такой, что звали её Бисовой Бабой.
САШКО. Сатана в юбке? Понятно…
ЗЕМФИРА. А мужики бывают — хуже чёрта!
БАРОН. Немцы взяли Киев прошлым летом — и сразу же открыли концлагерь в Бабьем Яру. Человек рассказывал, что каждый день туда возят евреев — стариков, женщин, детишек малых… И больше их никто не видит. Но каждый день там пулемёты слышны… Боёв нет, а стрекочут…
ЗЕМФИРА (жалостливо сжимая руки).  О, господи!
БАРОН. А ещё, сказал мне этом рома, уже пять цыганских таборов пропали в Бабьем Яру.
САШКО. Как пропали?! Говори толком, барон!!!
БАРОН. А ты не понимаешь, Сашко?.. С тех пор, как Гитлер у власти, и евреи, и цыгане «пропадают» по всей Европе…
ЗЕМФИРА. Вах! Чтоб ему сгореть!
БАРОН. А теперь дошла очередь до Балкан, Украины, России… Фюрер считает нас людьми второго сорта… А потому не отсидеться нам здесь, Земфира.
ЗЕМФИРА. А я что?.. Я знаю, что молодые цыгане воюют в Красной армии. И рада за них! Храни их, Господь! (Крестится).
БАРОН. Увы, мы с дедом Сашко уже не можем пойти в партизанский отряд, мы там обузой станем…
САШКО. Эх-х! Скинуть бы годков пятнадцать-двадцать!
БАРОН. Да и табор без надзора не бросишь… Но запомнить, что и как, мы ещё сможем! Да, Сашко?
САШКО. Глаза ещё видят, слава Богу! (Стучит пальцем по голове). И тут ещё не всё пропало, помнится кое-что…            
БАРОН. Главное, ромалы, чтобы враг ни в чём нас не заподозрил. Он знает, что цыгане народ веселый, поём и пляшем… Так пусть и видит нас такими!
     По селу проходят два полицая, поглядывают на цыган.
ЗЕМФИРА. Эй, Сашко! А что ж твоя гитара?
САШКО. Вот она, моя неразлучная!
ЗЕМФИРА. Так сыграй любимую мою!
Сашко играет, а Земфира поёт песню «ДРЯННОЙ МАЛЬЧИШКА»:

Ну что ты натворил? Ну кто тебя просил
Будить меня? Иль мало было кроме?
Мне было так легко, уютно и свежо
В моём холодном опустевшем доме!
Ведь я себе зарок давала: на порог
И близко не пускать все эти чувства.
Когда же ты успел, мой маленький пострел,
Так изучить осадное искусство?
Ты всюду был как тень, и раз пятнадцать в день
Ловила я твой взгляд — такой умильный.
А ночью, боже мой, он тоже был со мной —
Твой ненасытный взор любвеобильный.
Я так тебя гнала, я так тебя ждала!
А нынче… ну куда ж ты провалился?
Одним тобой живу… Ну хоть не наяву,
Ну хоть бы ты когда-нибудь приснился!

Припев: Приснись, приснись, ну хоть во сне
Ко мне явись, дрянной мальчишка!
О, как покой был дорог мне,
А ты украл его, воришка!
Приснись, приснись, и я убью
Тебя в том сне, злой искуситель!
Явись, явись, я так люблю
Тебя, мой маленький мучитель!

Зачем мне это всё? Зачем твоё лицо
Преследует меня и днём, и ночью?
Я так была сильна, и так защищена
Когда боролась с жизнью в одиночку!
Наверное, грешно, но было так смешно
Дразнить тебя, будить восторг щенячий,
Играла я с огнём, была поводырём
Любви твоей, совсем ещё незрячей!
Подумаешь, дела? Я тело отдала,
Но душу охраняла постоянно.
Расслабилась на миг, и ты в неё проник…
Похоже, что броня была с изъяном!
Коварный мой юнец, куда же, наконец,
Ты так надёжно смог запропаститься?..
Да знаю, милый мой, что ты ушёл к другой,
Но хоть во сне ты мог бы мне присниться?!  (Припев).

САШКО. Ох, Земфира! Голос у тебя… Чистое золото!
ЗЕМФИРА. Перехвалишь, дед Сашко!
САШКО. Нет. Один только голос я слышал — такой же, как твой.
БАРОН. У Вареньки Паниной?
САШКО. Ты тоже помнишь её, барон?.. Хотя ты моложе меня…
БАРОН. Помню, всё помню, Сашко! Я ведь тоже глубокий старик..
САШКО. Какой ты старик, не знаю, а я замёрз! Ещё не лето на дворе, всего то апрель.
ЗЕМФИРА. Идите в дом, чавелы! Я драников приготовила, чай горячий… Согреетесь враз!
САШКО. А ты?
ЗЕМФИРА. Я посижу ещё. Ступайте, Тамилла вас накормит…
        Сашко и Барон уходят, помогая друг другу и ворча при этом…
ЗЕМФИРА. Смешные эти старики! И любят друг друга, и ворчат…
Из кустов, оглядываясь по сторонам, выходит Гриня.
ГРИНЯ. Что?.. Не узнаёшь, Земфира дорогая?
ЗЕМФИРА (не веря своим глазам). Гриня?!.. А я только что пела: «Ну хоть бы ты когда-нибудь приснился!»
ГРИНЯ. Я слышал. В кустах сидел...
ЗЕМФИРА (обнимает его). Я и рукой на тебя махнула. Думала, что помер мой Гришаня.
ГРИНЯ. Нет, Земфира. Меня так просто не убьёшь!
ЗЕМФИРА. Но ходили слухи, что на ярмарке в Бердичево…
ГРИНЯ. Там убили другого, меня только ранили. Остальных заперли…
ЗЕМФИРА. Куда заперли?
ГРИНЯ. За решётку, куда же? Пока я лежал, дружков моих и судили, и расстреляли… В 30-х это быстро делалось.
ЗЕМФИРА. А ты оклемался?.. И что же дальше?
ГРИНЯ. Всякое было. Беломорканал, Соловки, Дальлаг… Вот она меня спасала, заветная моя! (Обнимает и целует гитару). Меня сам Фридман с собой возил в генеральском поезде. Любил цыганские романсы Хозяин Зоны!
ЗЕМФИРА (гладит  его волосы). Седеешь, Гриня?!
ГРИНЯ. А что ты хочешь, Зема? И кололи меня, и стреляли в меня… Жизнь не сладкой была! (Берёт гитару и поёт песню «ЖИЗНЬ»). 

Юность хулиганская, зрелость воровская…
Эх, жизнь моя цыганская — ночка колдовская:
В ней и страсть, и азарт, золото блестит,
Или кончится фарт, пуля просвистит…

Здесь как карта легла, что ни день, то случай,
Так дорога вела: то овраг, то круча.
Новый конь, резвый конь, не летит, играет,
А любовь, как огонь, вспыхнет и сгорает!

Вот и снова весна в зарослях корявых,
Но уже седина на висках кудрявых!
Жизнь проходит, как сон — горький сон в темнице:
И безрадостен он, и свобода снится!

ЗЕМФИРА (целует его в голову). Ты всё такой же, Гриня: и смурной, и озорной, а гитарист — от Бога!
ГРИНЯ. Ты о себе расскажи, подруга. Как живёшь, с кем живёшь?
ЗЕМФИРА. Мою любовь ты видел тоже. Тамилла. Красавица наша.
ГРИНЯ (удивлённо). Наша?.. Сколько ей?
ЗЕМФИРА. А ты посчитай, сокол. Как раз ты удрал в ту пору. С кузнецом местным сцепился, помнишь?
ГРИНЯ. Оттого и удрал. Выходили вы кузнеца?
ЗЕМФИРА. Выходили. Участковый спрашивал: «Что у вас?»… «Ничего, говорим. В кузнице несчастье случилось. Кругом железо…». Так что мог и не бегать, Гриня, никто тебя не выдал.
ГРИНЯ. Всё одно ушёл бы я из табора. Скучно у вас.
ЗЕМФИРА. А по лагерям веселее?
ГРИНЯ. Сейчас не знаю. В наших я сидел, в немецких ещё ни разу… (Весело). А может, в вертухаи податься?
ЗЕМФИРА. Это кто такие?
ГРИНЯ (с усмешкой). Да не пугайся ты. В полицаю цыган не берут, мы для них (с обидой) люди второго сорта!
ЗЕМФИРА (гордо). А мы к нему в друзья не лезли — к Гитлеру ихнему. И в гости его тоже никто не звал!
ГРИНЯ. А меня?
ЗЕМФИРА (догадавшись). Ты же голодный, Гриня?!
ГРИНЯ. Росинки во рту не было.
ЗЕМФИРА. Пойдём в хату. Там барон, дед Сашко… Эти тебя вспоминали на днях. Ну и Тамилла.
ГРИНЯ. Ты ей не говори, что я! Я ещё сам не знаю… Приглядимся, пообвыкнемся...
ЗЕМФИРА. Ладно. Пойдём, милый.  (Уходят в дом).
 
Сцена 12. И вот большая изба, в которой живёт табор. Здесь Барон, дед Сашко, Тамила… Входит Земфира.
САШКО. Ну вот и хозяйка наконец. Ты как в юности, Земфира. Уйдёт к колодцу «на минуту», а придёт под утро. С кем влюблялась на этот раз?
ЗЕМФИРА. Ты не поверишь, дед Сашко. С тем же самым, что и прошлый раз.
САШКО. Но тогда был Гриня, внучок мой...
ЗЕМФИРА. Он и есть! (Распахивает дверь).
          Входит Гриня. Воцаряется тишина.
БАРОН (обходит гостя кругом). А я что говорил? Цыганская почта не обманет! Ну, здравствуй, Григорий!
ГРИНЯ. Здравствуй, барон! (Обнимаются).
САШКО. А дед родной?
ГРИНЯ. (Целует старика). Ты всё живой, дед Сашко? И черти тебя не берут! 
САШКО. Породу я сменил, Гриня. Раньше хоть немножко был гнедой, они меня за своего принимали. А нынче вовсе белый, как Бог Саваоф. Вот они и путают, не являются больше. Боятся!
ГРИНЯ. Так и проживёшь, как Мафусаил — лет 900 с гаком!
САШКО. Я и сегодня уж не помню своих лет, внучок… Да что про меня? Ты, сказывают, с того света вернулся, Григорий? Расскажи, как там, что? Мне самому туда скоро, так надо бы знать подробности.
ЗЕМФИРА. Погоди, дед. Гриня проголодался, как собака, пусть поест сначала. (Подвигает в миску, Гриня крестится и начинает есть).
САШКО. Похоже, проголодался ты крепко, сынок… Отсюда делаю  вывод. На том свете или вовсе не кормят, или путь оттуда долгий. 
ГРИНЯ. Ты прав, дедуля. И кормят так себе, и возвращаться путь не близкий.
ЗЕМФИРА. Да ещё в наше время. И посты немецкие, и полицаи…
ГРИНЯ. Не это главное, Земфира! Я вернулся! (Откладывает ложку, он сыт).
ЗЕМФИРА. Я ждала этого, Гриша!
       Они поют песню «НАС С ТОБОЮ РАСКИДАЛА СТРАНА»:

Она: — Без тебя я не жила, а ждала,
Без тебя мне этот мир был не мил,
Я, любимый, неведимкой была,
Там, где ты в то время был.
               Он:          — Я, любимая, и сам по ночам
Наяву или во сне шёл к тебе
И разлуку проклинал по утрам
И хранил тебя в себе.
Припев: Нас с тобою раскидала страна,
Между нами возникала стена,
Но и разные широты Земли
Разлучить нас не могли.
Она: — Был печален этот дом, за окном
Сотни раз мелькал, как тень, новый день.
Но держала я любовь под замком
И когда цвела сирень…
Он: — Я о доме том мечтал, и считал
Остающиеся дни и часы,
Нашу белую сирень вспоминал
В каплях утренней росы.   (Припев).

Она: — Ты вернулся, я опять ожила!
Возродиться нужен срок небольшой.
Как травинка с приближеньем тепла,
Я оттаяла душой.
Он: — Я вернулся, и теперь навсегда
Поселяюсь в мир тепла и любви.
Я вернулся, дорогая моя,
Чтоб цвели глаза твои.  (Припев).
Входят Ольга, Сергей, дети, все участвуют в весёлом цыганском танце.

Сцена двенадцатая. Возле кузницы Алексей и Кирилл. Вечереет.
КИРИЛЛ (потягивается после сна). К жизни вернула меня твоя кузница, Алексей! За три дня впервые в тепле отоспался!
АЛЕКСЕЙ. Она такая. Неказистая, старенькая, подслеповатая, но тепло от  ней — всей деревне. Кому борону сковать, кому лошадь подковать… А кто просто зайдёт — погреться.
КИРИЛЛ. Просто так?
АЛЕКСЕЙ (с широкой улыбкой). Ну а что ты думаешь? Зима, на дворе мороз, а в кузнице моей горн горит, на наковальне металл звенит, по углам народ сидит, байки травит… И тепло, и весело!
КИРИЛЛ. Какие же байки?
АЛЕКСЕЙ. Кому что в голову придёт. В мирное время председателя поругивали… Франко опять же… В Испании, ты помнишь? гражданская война шла...
КИРИЛЛ (с загадочной усмешкой).  Не только помню, Алексей... Я был на той войне…
АЛЕКСЕЙ. В Испании?!
КИРИЛЛ. В Испании тоже. Ты, поди, думаешь, что чекисты всеми днями сидят у себя на Лубянка да приглядываются к местной контре… Нет, брат, мы по всему миру! И не только врагов — друзей ищем тоже.
АЛЕКСЕЙ. И здесь?!
КИРИЛЛ. Ну а что ты думаешь, товарищ? Идёт война — смертная, не на жизнь, а насмерть. Зимой мы прогнали врага от Москвы…
АЛЕКСЕЙ (обрадовано). Прогнали-таки?
КИРИЛЛ. На сотни километров! Но здесь, в центре России, на Украине, Юге — он прёт осатанело! Ему земля нужна плодородная, уголь с Донбасса, нефть с Баку!
АЛЕКСЕЙ Неушто дойдёт?!
КИРИЛЛ. Не будем гадать, Алексей. Пусть гадает жена твоя, она умелица.
АЛЕКСЕЙ. Столько лет прошло, а помнишь?
КИРИЛЛ. Век не забуду, цыган! На волосок Москва была, со всех сторон белые!... А твоя Ольга, этакая пигалица, заявляет: «Устоит ваша… красная власть!». И ведь устояла!!!
АЛЕКСЕЙ. Есть у цыганок такой талант: умеют заглянуть в глаза Судьбы, разглядеть в них тропинки к будущему.
КИРИЛЛ. Загадочно говоришь, кузнец!
АЛЕКСЕЙ. Потому что цыгане-мужчины редко обладают таким даром. И цыганки не все. Но есть особые… О! В её зорких глазах — вся история нашей жизни, километры дорог, которые бороздил её табор, все легенды и были его. В нужную минуту и глаза твои, и карты — всё сливается в единый узор, и по нему, как по ладони, читает мудрая гадалка будущее твоей Судьбы.
КИРИЛЛ (уважительно). Вон как всё это у вас... основательно! 
АЛЕКСЕЙ. А то! (После паузы). Что задумался, приятель?.. Мол, привести цыганку на Лубянку, она разложит карты — и вся история войны как на ладони?!.. Докуда будем отступать, когда наступать, когда победу одержим?..
КИРИЛЛ (встряхнув головой). А ведь было такое, Алёша! Возмечтал я… Прогноз гадалки — и Сталину, и Гитлеру выложить, убедить обоих… И всё! Войне конец! Миллионы жизней спасены!!!
АЛЕКСЕЙ (со вздохом). Как в сказке. Такое не бывает, брат.
КИРИЛЛ. Ты прав! А потому давай сначала. Нам очень скоро понадобится взрывчатка, кузнец. Поезда фашистские идут на восток дню и ночью! В них — пехота, орудие, снаряды… Всё это против наших бойцов на фронте!
АЛЕКСЕЙ. Это я понимаю, Кирилл. Моя задача?
КИРИЛЛ.  Добывать взрывчатку… Как? Я тебе расскажу. Специально обучали меня.
АЛЕКСЕЙ. Из чего?..
КИРИЛЛ. Осенью здесь шли тяжёлые бои. Ты помнишь?
АЛЕКСЕЙ. А как же?
КИРИЛЛ. Не все снаряды разорвались: авиационные, артиллерийские…
АЛЕКСЕЙ. Ну так…
КИРИЛЛ. Пришла весна, снег сошёл… Мы попросим… и партизан, и деревенских ваших — собрать «осенний урожай»!
АЛЕКСЕЙ. Понятно.
КИРИЛЛ. А твоя работа самая сложная, Алексей Архипович. Из добытых снарядов и бомб извлекать тротил… Или что там будет, не знаю…
АЛЕКСЕЙ (чешет затылок). Да, брат. Задал ты задачку… Посложнее, чем «индийское железо» добывать!
КИРИЛЛ. Что за индийское железо? Расскажи, брат.
АЛЕКСЕЙ. Ещё тебе не скоро в отряд?
КИРИЛЛ. Нет, рассказывай!
АЛЕКСЕЙ. Ну слушай!.. В детстве подружился я с одним ссыльным, студентом бывшим. Он учился на металлурга и работал подмастерьем в нашей кузнице. А в свободные минуты байки нам рассказывал. Как научились люди плавить железо… Первые мечи были дороже серебра!
КИРИЛЛ. Ишь ты!
АЛЕКСЕЙ. А лучшими кузнецами, он говорил, с древних времён были индусы. Потому и любят цыгане это ремесло.
КИРИЛЛ. Да, знавал я молотобойцев среди вашего брата!
АЛЕКСЕЙ. И рассказал нам студент при загадочное железо в Индии. Дескать, тысячи лет стоит там железный столб — и ни ржавеет!
КИРИЛЛ (с усмешкой). Это как же?
АЛЕКСЕЙ. А вот так. Столб семиметровый, гладкий, забраться нельзя… И нигде не соринки рыжего! 
КИРИЛЛ. Удивительно!
АЛЕКСЕЙ. Вот и мы с дедом всё удивлялись. Студента забрали у нас, и от нечего делать стали мы «индийское железо» ковать…
КИРИЛЛ. Отковали?
АЛЕКСЕЙ. Пол пуда! Неделю лежит, не ржавеет, вторую, третью… И повёз я его в Тулу. Там, говорят, лучшие мастера. Профессора кузнечного дела!
КИРИЛЛ. Ну и как?
АЛЕКСЕЙ. А дело было в августе 1919 года. Как раз в ту пору, когда Мамонтов шёл на Москву.
КИРИЛЛ. Ну как же!
АЛЕКСЕЙ. Я с этим железом то красным попаду, то белым. И за динамит его принимают, и в тюрьме я сидел…   
КИРИЛЛ (смеётся). И что же?
АЛЕКСЕЙ. Где то под Воронежем заглянул в котомку… А оно рыжее — «железо индийское», твою душу мать!
КИРИЛЛ (отсмеявшись, говорит строго). Со взрывчаткой так не получится, товарищ. Я курсы специальные кончал. Всё будет по науке!

Сцена 13.  Чистое поле, весна. Гриня несёт на плече тяжёлый мешок …Входит Первый полицай, лет 20-ти, в руках карабин.
ПЕРВЫЙ. Стой, цыган! Что несёшь?
ГРИНЯ (смотрит на него пристально). Ты знаешь меня, хлопец?!
ПЕРВЫЙ. Ну да. Ты на днях появился в деревне… И что?..   
ГРИНЯ (с усмешкой). «Появляются» младенцы у  мамочки! А я ПРИБЫЛ — из Сталинских лагерей к вам! Я ЖИГАН! Слыхал про такого?!   
ПЕРВЫЙ. Ну слышал… Ты мне мешок покажи, Жиган!
ГРИНЯ (выкатив глаза от злости). Что?! Я все лагеря прошёл, от Воркуты до Магадана! Ты знаешь про Ванинский порт, салага? А про Колымские артели? Ты вообще сидел хоть раз?!.. Баланду хлебал?..
ПЕРВЫЙ. Нет, но…
ГРИНЯ. Да ты, похоже, и здесь попал по блату?! Чужую ксиву подсунул, дятел? У покойника взял, иуда!?
ПЕРВЫЙ. Сами вы… у покойника… Мне повестку дали… А я не пошёл!
ГРИНЯ (подозрительно). Дали красные?!.. Почему не пошёл?
ПЕРВЫЙ. Я и в комсомол не ходил потому что... Сказался хворым…
ГРИНЯ. А Фюреру служить — не хворый?!
ПЕРВЫЙ (вытянувшись по стойке смирно). Никак нет!
ГРИНЯ. Ну то-то! Ступай. Я скоро зайду к вам, предупреди начальство! Скажи, Жиган придёт!!!
ПЕРВЫЙ. Есть! (Козыряет и уходит).
ГРИНЯ (какое-то время смотрит ему вслед, потом опускает мешок на землю). Тяжёлый, чёрт! Сил больше нет… (Разминает уставшее плечо).
            Входят Кирилл и Сергей.
КИРИЛЛ. Ну что, Григорий? Удалось найти что-нибудь?
ГРИНЯ. Вон, добыл… Мешок картошки.
СЕРГЕЙ (смотрит в мешок). В самом деле, картошка…
ГРИНЯ. На дальнем поле немало её. Осенью не успели убрать, похоже…
КИРИЛЛ. Так это что?.. Всё?!..
ГРИНЯ. Ну а что ты хочешь, начальник? Она подгнила маленько, но в целом хорошие драники могут получиться. Моя Земфира делает их — закачаешься!
КИРИЛЛ. Слушай, Гриня. Я знаю, что ты много сидел, жиган по-вашему. И табор кормить надо, не спорю. Но мы тебя за другим посылали…
СЕРГЕЙ (со значением). За неразорвавшимися снарядами!
ГРИНЯ (печально). Что? Не оправдал ваших надежд?
КИРИЛЛ. Выходит, не оправдал (хочет идти).
ГРИНЯ. Жаль… (Сергею). Тогда ковырни под картошкой, сынок! Вдруг чего-нибудь надыбаешь?
СЕРГЕЙ (раскрывает мешок и вытаскивает наружу артиллерийский снаряд). Фугас! Да тяжёлый какой, собака!
ГРИНЯ. Смотри, не урони, сынок! 
КИРИЛЛ (весело). Нашёл-таки? Я говорил, что на поле боя не всё взрывается!
ГРИНЯ (равнодушно). Там низинка болотистая… Так их немало!..
КИРИЛЛ. У фугаса есть такая слабость. Если в лоб попадёт — много дел наделает, а в болото — и лягушку не убьёт.
СЕРГЕЙ. Здесь хватит, дядя Кирилл?
КИРИЛЛ. Корпус у фугаса тонкостенный, а тротила много. То, что надо, хлопцы!
ГРИНЯ. Ну всё, расходимся! Моей картошкой любопытствуют, похоже…
      Кирилл и Сергей со снарядом ныряют в кусты налево, а с правой стороны выходят полицаи: уже знакомый Первый и более опытный Второй: на вид ему лет 30, с ефрейторскими лычками на погонах.
ВТОРОЙ (с карабином наперевес). Стоять! Руки на затылок! Обыщи его, Мыкола!
ПЕРВЫЙ (обыскивает, находит нож за голенищем). Вот, Иван Данилыч!
ВТОРОЙ (обрадовано). Так… Оружие есть! Уже можно к стенке ставить…
ГРИНЯ (небрежно). Какое это оружие, господа? Перочинный ножик?.. Вот у вас — оружие! (Уважительно). Карабин!
ПЕРВЫЙ. Показывай мешок!
ГРИНЯ. Да пожалуйста! Я прошлый раз хотел показать, да заболтались мы…
ВТОРОЙ. Ну?!
ПЕРВЫЙ (обыскав содержимое). Картошка, господин ефрейтор!
ВТОРОЙ. Смотри лучше!
ГРИНЯ. Да что там может быть, господа? Прошлогодняя бульба. Слава Богу, что зима была не шибко морозной, так не вся погнила... А какие драники делает из неё моя Земфира! Пальчики оближешь!
ВТОРОЙ. А что за поле? Большое, нет?
ГРИНЯ. Да так себе… Нет, если вы интересуетесь бульбой, господа, то она есть ещё. Немного. А вот болото по соседству… (Качает головой). Это клад!
ВТОРОЙ. А что там?..
ПЕРВЫЙ. Богатейшее болото, господин ефрейтор! Ежели вы охотник, то с лёгкостью настреляете в нём дюжину куликов или болотных курочек, а то и бекасов можете добыть!
ВТОРОЙ (зорко глядя на Гриню). Язык у тебя как помело, Жиган! Напарника моего так заговорил, что он забыл обыскать тебя. Но теперь, раз ножик нашли, можно вести в участок!
ГРИНЯ (строго). А смысл, господин ефрейтор? Ну отнимут мой нож, ну расстреляют меня… И кому нужен дохлый Жиган?… То ли дело, когда во мне — язык! Заговорю, кого угодно.
ВТОРОЙ. И что?
ГРИНЯ. А ты не понимаешь, начальник?!.. Я человек лёгкий, разговорчивый… «Цыган лошадь ищет»… А найду чего пожелаешь… 
ВТОРОЙ (с загоревшимся взглядом). Партизанский отряд?!
ГРИНЯ. А хотя бы и отряд! (Чешет в затылке). Но это не просто, ефрейтор. Тут уж как договоримся… (намекает на деньги).
ВТОРОЙ. Немцы своих не обижают!
ГРИНЯ (после паузы, строго). Ну всё! Вечером приходи ко мне в сад,. Будем драники кушать, разговаривать… Жаль, что горилки нет у меня…
ВТОРОЙ. Горилка будет, жди!
                Расходятся. Гриня подходит к дому, где живёт табор, видит Земфиру, швыряет мешок.
ЗЕМФИРА. Что с тобой, Гришенька? На тебе лица нет!
ГРИНЯ (с усмешкой). Украли моё лицо, Земфира!.. Даже в тюрьме сидел — был человеком. Из зоны бежал, стреляли в меня — всё равно человеком был. А сегодня…
ЗЕМФИРА. Ну говори, говори, милый! Я — это та же могила… (Прижимает ладони к груди). Что сюда упало, то пропало навек! 
ГРИНЯ (оглянувшись по сторонам). Ты помнишь меня с детства, Зема… Мы ровесники с тобой!
ЗЕМФИРА. Да, милый! Сколько помню себя — твоё лицо передо мной! И безусое юное, и с усами… Ты был красив, как червонный валет!.. И потом, с кудрявой бородкой  — как молодой король!
ГРИНЯ (с кривой усмешкой). Теперь уже седой король, лысый! (Шлёпает себя по затылку).
ЗЕМФИРА. А ты не ищи молоденьких, люби ровесниц! Они всегда будешь помнить лучшее, что в тебе было! Не лысину, а детских пух твоих волос, вороное крыло твоей юности! (Целует Грине голову).
ГРИНЯ. Ну спасибо, если не врёшь. А помнишь ты когда-нибудь мои слёзы, Земфира?
ЗЕМФИРА (очень честно). Нет!!! Твоё лицо бывало злым, капризным, мрачным, вспыльчивым! Хмурым и задумчивым, когда ты замышлял очередную проказу… Бывало и вздорным, и своевольным, и мстительным даже… Но плачущим — нет, не помню!
ГРИНЯ. А сегодня… Нет, я не плакал, Земфира! (Гладит свою грудь). Но здесь, внутри, закипали слёзы! Вольный человек, Жиган — я улыбался, говорил приятные вещи тем, кого презирал. Я даже пригласил их в гости!!!
ЗЕМФИРА. Дай подумать, Гринько… Тебя застали немцы?
ГРИНЯ. Полицаи, Зема. Нож нашли за голенищем! (Стучит по ноге). Так он у меня всегда! Какой же я цыган без него?!
ЗЕМФИРА. Действительно.
ГРИНЯ. Но немцы — они народ дикий, и за ножик могут расстрелять нашего брата… Пришлось звать в гости полицаев. Сказал, что пожаришь драники…
ЗЕМФИРА (с подъёмом). Да что угодно, милый! Весь твой мешок изведу на эти драники!.. (Прижимается к нему). Но сначала давай споём мою любимую?
          Гриша играет, оба поют «ЗАВЕТНОЕ СЛОВО»:

Нет, не сегодня заветное слово — с юности живо оно.
Годы прошли, и мы встретились снова, перебродило вино!
Много, как много ненужного было, пеплом присыпан алмаз.
Чувство одно лишь в груди не остыло — то, что сжигает сейчас.
Наша любовь заблудилась немножко, надо ли знать, чья вина?
Но, погуляв незнакомой дорожкой, к дому вернулась она.
Луч предзакатный, нам золото брызни! Сдвинем ладони свои,
Пересекаются линии жизни с линией нашей любви.
Нет, не сегодня заветное слово, с юности живо оно.
Годы прошли, и мы встретились снова. Томно мерцает вино!

Сцена 14.  Весенний вечер. Из кузницы выходят усталые, но довольные Алексей и Кирилл, садятся на скамью. Со стороны подходит с берданкой Сергей.
КИРИЛЛ. Славно потрудились, хлопцы! (С трудом разминает плечи).
АЛЕКСЕЙ. Теперь хватит? 
КИРИЛЛ. Однозначно хватит на несколько хороших подрывов! Можно и с соседями поделиться…
СЕРГЕЙ (задирчиво). Ещё чего! Пусть добывают себе сами и взрывают сколько угодно!
АЛЕКСЕЙ (с усмешкой). Ты в кого такой жадный, Серёжа? Мы одно дело делаем: мстим фашистам.
 КИРИЛЛ. Не просто мстим, друзья мои. Задача партизан в тылу врага — так подрывать его коммуникации, чтобы как можно меньше доходило до линии фронта, где сражаются наши бойцы. Каждый взорванный эшелон здесь, в Белгороде, — это убыток врагу где-нибудь… на Волге…
АЛЕКСЕЙ (удивлённо). А что? И до Волги немец дошёл?!
 КИРИЛЛ (горестно). Травишь душу, Алексей?. Ты же знаешь: нет у нас связи с центром, не знаем мы подлинного положения дел на фронте. Но, судя по тому, как вольготно ведут себя здешние немцы, Гитлер мог дойти и до Волги, и до Каспия даже…
СЕРГЕЙ. Давеча Барон говорил: самолётов не слыхать — это плохо! Значит, фрицы на Восток перебросили авиацию, им оттуда летать сподручнее.
КИРИЛЛ (удивлённо). Как ты сказал? Фрицы?..
АЛЕКСЕЙ. Разведчики наши так говорят: каждый второй немец — это Фриц! Они нас Иванами зовут, ну а мы и в отместку по ихнему стали звать… (Друзья смеются).
КИРИЛЛ (Алексею). Ну... Спой нам на дорожку что-нибудь, Алёша. А мы пойдём, пожалуй. Пора!
АЛЕКСЕЙ (достаёт гитару). Не знаю, что вам спеть…
СЕРГЕЙ. Романс, конечно, дядя Лёша!
             Алексей поёт романс «ЗОЛОТНИК»:

А наша встреча была очень коротка,
Всего лишь вечер грела вас моя рука,
Всего лишь ночь сияли звёзды ваших глаз
И вот уж прочь арба уносит вас.

     Припев: Едва лишь вспомнил вновь — и сердце так заныло,
Какой короткий миг, какой короткий сон!
Но, если не любовь, то что же это было?!..
Как мал тот золотник, но как мне дорог он!

Проходит дней моих пустынных череда,
И, хоть убей, они прессуются в года!
В тумане времени тускнеет блеск огней,
И только встреча та, чем дальше, тем милей!  (Припев).

Пока Алексей поёт, Кирилл и Сергей достают из кузницы мешки со взрывчаткой и уходят в партизанский отряд... Входит Ольга.
ОЛЬГА (даёт мужу миску с драниками). А где подмастерья твои, Кузнец?
  АЛЕКСЕЙ (ест). А они как всадники... Подковал я им коней — и умчались прочь! Только топот слышится вдали. Хорошо подковал — звонкий топот, а плохо — глухой, дребезжащий!
ОЛЬГА. У тебя бывало такое, муженёк?
АЛЕКСЕЙ. Ни разу! И, дай Бог, никогда не услышу я, как дребезжат вослед копыта, которого ковал!
ОЛЬГА (хмурится). А в селе неладное, Алёша! Пришли полицаи, сели в саду, горилку пьют, Земфира их угощает…
АЛЕКСЕЙ. Ну что ж?… Они сегодня хозяева, ни дна им, ни покрышки!
ОЛЬГА. А за одним столом с ними… Гриня сидит! Те его Жиганов зовут, поят, а он им песни напевает воровские!
АЛЕКСЕЙ. Вон как?.. (Прищурившись). Значит, спелся с ними Гриня? 
ОЛЬГА. Звали Барона, но он отказался наотрез. А дед Сашко хотел сказать три слова внуку, но Барон не пустил его в сад.
АЛЕКСЕЙ.  Как дети?
ОЛЬГА. Соскучились!  Николке семь лет, а уже все романсы твои наизусть знает, и поёт, и пляшет — весь в отца!  Рвутся к тебе. Можно, Алёша?
АЛЕКСЕЙ. Теперь можно, пусть придут неведают.
ОЛЬГА (оглянувшись по сторонам). Никого нет, милый. Ну скажи ты мне за ради Христа: что вы куёте с этим чекистом? Клянусь святой Богородицей: никому ни полсловечка!.
АЛЕКСЕЙ (с усмешкой). Да я верю, Оля, верю. Знаю, что просто так, по бабьи, ты никому не скажешь… Ну а если пытать будут?
ОЛЬГА. Кто?
АЛЕКСЕЙ. Немцы, кто же?  Полицаи — это так, для затравочки. А как нагрянут подлинные звери, каратели, допрашивать начнут… Когда если не знаешь, так не знаешь — по глазам видно. А у тебя глаза честные… Вот почему не спрашивай ничего, Ольга!
ОЛЬГА. Поняла. Ну а песню спеть — можно с тобой, Алёша?
АЛЕКСЕЙ. Это всегда пожалуйста! Что ты хочешь, моя родная?
ОЛЬГА. Ещё до войны пел ты мне «Дивные плечи». Ах, как любила я этот романс!
АЛЕКСЕЙ. Я верю, Оленька, что когда-нибудь... после войны... жизнь будет мирной и счастливой! Будут у тебя и серьги, и перстни, и жемчуга дорогие! И хотя я всякую люблю тебя, красавица, но весь мир, весь табор будут любоваться тобою!
        Играет и поёт романс «ВАШИ ДИВНЫЕ ПЛЕЧИ», Ольга подпевает мужу:
Тёмным рубином мерцает в бокалах вино,
В недрах зеркал отражаются тёмные свечи.
Где бы нескромный мой взор не блуждал, всё равно
Всюду пред ним — ваши дивные, дивные плечи!
Серьги искрятся и жемчуг струится на грудь,
Перстни сияют на миленьких пальчиках ваших…
Трудно, богиня, одно предпочесть что-нибудь,
Но для меня ваши плечи, бесспорно, всех краше.
Всё бы отдал я, богиня, чтоб к этим плечам
Жадно прижаться сухими от страсти губами…
Самое время сейчас бы погаснуть свечам,
Самое время зажечься любви между нами!

 Ольга и Алексей обнимаются, целуются, уходят в кузницу…

Сцена 15.  Проходит два дня. Утро. Встречаются Сашко и Барон.
САШКО. Ты как спал сегодня, Барон?
БАНОН. Как люди  спят в наши годы, Сашко? Не сон, а мучение!
САШКО. И что? не слыхал, как всё ночь грохотало, гремело — но не гром! В прошлом году вот также гремело… Когда они наступали… германцы.
БАРОН (с улыбкой). Всё ты перепутал, дед Сашко. Германцы наступали при царе, в Первую мировую. А нынче Вторая идёт…Скоро год уже…
САШКО. Но сраженье было ночью, было! Я спал в саду под деревом, глядел. (Указывает рукой). Оттуда, гремело, видит Бог!
БАРОН. Где же? В чистом поле? В лесу?
САШКО. Громыхало так, что у нас слыхать, а пламя поднималось — до неба!
БАРОН. Гремело на Царицынской железной дороге, мой друг. Она мимо Белгорода прямиком идёт на бывший Царицын, нынешний Сталинград.
САШКО. Огонь, пламя, паровозы гудели! Светопреставление, однако. Что бы это значило, а, Барон?
БАРОН. А ты внучка своего спроси. Он с властями дружит. Они, чай, лучше знают.
САШКО (трясёт руками). Задушил бы я внучка своего!.. Были бы силы…
 Входит Земфира. Её буквально трясёт.
ЗЕМФИРА. Немцы, Барон! Немцы!
БАРОН. Успокойся, девочка. Где?
ЗЕМФИРА. С той стороны, где кузница. Арестовали Алёшу, кузнеца нашего, и… (в страхе хватает голову руками) расстреляли его!  На глазах жены и детей!
БАРОН. Каратели! Эти пощады не знают!...
САШКО. А дети?
ЗЕМФИРА. Мы схватили их, спрятали в саду. Тамила с ними, Ольга.
                Входят Сергей, Гриня.
СЕРГЕЙ. Друзья мои! У вас десять минут, чтобы покинуть табор. Мы уходим в лес, на партизанскую базу.
САШКО. И этот с нами? (Указывает на Григория). Иуда?!
СЕРГЕЙ. Ваш внук, дед Сашко… Не могу я всё говорит, но вовсе не тот, за кого вы его принимаете. Уходим! Время не ждёт!
БАРОН. Ступай вперёд, Серёжа! Уводи детей, им жить.
            Сергей машет рукой и убегает.
ЗЕМФИРА. Дед Сашко! Я помогу тебе!
САШКО. Беги, Земфира! Храните поросль молодую!
ЗЕМФИРА. Барон!!!
 БАРОН. Ты знаешь цыганский обычай, Земфира. Хозяин табора — тот же капитан. Он уходит последним.
ЗЕМФИРА (мужу). Мы ждём тебя, Григорий! (Убегает).               
ГРИНЯ (Сашко). Теперь ты понял, дед? Не стал я «немецким прихвостнем». А с полицаями дружил, чтоб выведать побольше.
САШКО. Ну хорошо, внучёк. Простили мы тебя. Беги!
ГРИНЯ. Не торопи, дед. Я слишком много бегал в последнее время. Из лагеря сбежал, к табору не прибился…
БАРОН. Мы приняли тебя, Гриша…
ГРИНЯ. И косились, как на чужака... А я отдохнуть хочу! Это мой табор?!
БАРОН. Твой. Ты родился в нём, Григорий.
ГРИНЯ. А если так… Споём мою песню, ромалэ? Я в тот день сбежал с Колымской зоны. В нас стреляли, как в «ЖИВЫЕ ЦЕЛИ»! (Поёт):

Вдоль дороги, вдоль дороги
Неприветливы и строги
Тёмные разлапистые ели.
По тревоге, по тревоге
Перекрыли все пороги,
И отныне мы — живые цели.
Мир прекрасен, мир прекрасен,
Но, как джунгли, он ужасен:
Здесь кинжал, там челюсти и жало!
Мир опасен, мир опасен,
И на встречу не согласен
Я ещё пока с куском металла.
Перекрыли, перекрыли…
Где-то в дебрях волки взвыли —
Так же, как и мы, живые цели!
Мне бы крылья, мне бы крылья…
Но пока меня укрыли
Тёмные разлапистые ели.
Ах, пехота, ты, пехота!
На людей идёт охота
И ряды друзей моих редеют…
Волчьим следом по болоту
Мы уходим на свободу —
В край, где горы вольные синеют.
Вдоль дороги, вдоль дороги
Неприветливы и строги
Тёмные разлапистые ели…
Уносите меня, ноги,
В край, где кончатся тревоги,
И не метит ствол в живые цели!

За окнами слышны автоматные очереди, тяжёлые шаги на лестнице… Потом крики «Ура!», новые выстрелы… Дверь открывается, с оружием в руках входят радостные Сергей, Тамила, Кирилл, потом с цветами в руках Земфира и Ольга, потом Алексей и Филипп, следом Генерал Мамонтов, полковник Дьяконов и Лашевич, последними все остальные: белые, красные, заключенные…
На гитарах играют дед Сашко, Гриня, Барон, Алексей, все поют песню «СНОВА ПОЛОН МОЙ ДОМ»:

 Снова полон мой дом, славный день у меня,
За широким столом вся большая родня!
Все заботы свои я на день отложу,
Здесь — родные мои, все, кем я дорожу.

Припев: Это тесный мой круг,
               Каждый брат здесь и друг,
               В них бурлит моя кровь,
               К ним вскипает любовь!

Здесь бокалы звенят, каждый тост от души,
И глаза говорят: «Как же вы хороши»!,
Здесь царица — Любовь, каждый сердцем открыт,
И улыбчива бровь, и гитара звенит!

Ноги просятся в пляс, половицы скрипят,
Как люблю я всех вас — незамужних девчат,
Но одна всех милей, всех желанней она…
Ну-ка, снова налей! За неё пью до дна!

Я люблю этот дом, царский мамин обед,
Здесь домашним вином угощает сосед.
Я люблю всё сильней, и в скитаньях своих
Вспоминая друзей, вспоминаю родных!

                ЗАНАВЕС
                91.800 знаков с пробелами