Денежные мужики

               

                Памяти выдающегося  земляка художника Ивана Шадра
                (Пьеса в одном акте)

               
     Действующие лица  - Художник Иван Шадр
                - Жена художника Татьяна  Гурьева
     Действие происходит в Москве в 1928 году - ровно 90 лет назад. Декорация  сцены-мастерская художника на Масловке. Вид из окна  - стадион Динамо.  На переднем плане мольберт. За ним сидит художник. Рядом с мольбертом столик с набором карандашей, палитра с красками.  В мастерской  еще находится  столик с телефоном тех лет. Художник увлеченно рисует на ватмане карандашом. На полу валяется  несколько листов ватмана с эскизами. В общем, творческий беспорядок. В мастерскую входит жена  художника Татьяна. Ей лет 30 -35. Миловидная, стройная  женщина.
Татьяна- Ваня, ты уже третий  час  сидишь за мольбертом. Отдохни.  Я тебе приготовлю чай. Я сегодня  была на Мясницкой в чайном салоне и прикупила фунт настоящего байхового  чая Высоцкого.
Шадр – Чай это хорошо. Люблю гонять чаи. Только некогда. Заказ срочный  выполняю.
Татьяна –Ты совсем недавно только закончил работу  над своим «Булыжником для  пролетариата» на Всероссийскую выставку. Имеешь право на отдых.  Не куда не убежит твой  заказ. Я тебе сейчас заварю свежий листовой чай.
(Уходит и появляется  через несколько секунд с сервировочным столиком на колесиках. На столике пузатый  чайник, на нем верхом кукла в цветастом платье с павлово-посадским орнаментом, чтобы  чай не остывал).
Татьяна - Вот все и готово. Чай, баранки, сахар рафинад. Вот и щипчики.
(Разливает чай  по чашкам. Шадр пьет чай вприкуску с сахаром).
Шадр – Чай, это хорошо. Люблю чаи гонять с детства.
Татьяна – Вань, ты никогда  не рассказывал мне про детство. Все про Париж, Рим. О встречах с Роденом, Бурделем, Майолем.
Шадр - А было ли оно детство?
(Пауза. Шадр задумался).
Шадр - Нет. Все-таки оно было. Отец мой, Дмитрий Евграфович Иванов, был замечательным плотником. Шадром - то я стал в 1908 году, чтобы не затеряться среди маститых художников Ивановых. А творческий  мой  псевдоним от любви к родному городу, моим корням. Отец мой плотничал, в том числе занимался резьбой по дереву. У него были золотые руки. Деревянные кружева  наличников, словно вологодские кружева, украшали многие дома горожан. До сих пор в Шадринске  сохранились дома с резными наличниками, выполненные моим отцом Дмитрием Евграфовичем Ивановым.
   У отца было масса различных стамесок, а в сарае лежали сосновые и березовые заготовки. Вообще, отец любил резать по липе. Она мягкая и пластичная, но липа не выдерживает уральских и сибирских  зим. Нужна древесина  твердых пород - дуб, клен, береза. Ну, с дубом была  напряженка и отец резал наличники из березы. Я до сих пор помню запах свежей стружки, которая  струилась от стамески. Он  виртуозно владел ей. У отца был огромный  набор инструментов разных конфигураций. Он и мне давал деревянные бруски и разрешал пользоваться  его стамесками.
Татьяна – Тогда и появилась у тебя  тяга к творчеству?
Шадр – Отчасти да. Но у отца не было времени, чтобы заняться   моим, если  так  можно выразиться  творческим воспитанием, он много работал, чтобы  прокормить нашу  большую семью. У отца и матери Марии Георгиевны было 12 детей. Правда, трое умерли в младенчестве. Были бы еще дети, но мама умерла при родах. Тех денег, которые зарабатывал отец, едва  хватало на еду и одежду моим братьям и сестрам. Но из этих скудных средств он выделял немного денег на приобретение книг. У него была страсть к чтению. Он покупал дешевые книжки русских классиков в бумажных переплетах и находил час, чтобы  уединиться с книгой. А после него эти книжки переходили ко мне.
   Еда на нашем столе была  самая простая - постные щи, похлебки и каши. Иногда отец  ходил на охоту. Когда она  была  удачной, то  мама варила мясные щи, но, в основном, добытую дичь меняли на порох, сахар, соль  и, конечно, на чай. Я помню наш пузатый тульский самовар с медалями, завоеванными на всевозможных российских и зарубежных выставках. У отца и матери были фарфоровые чашки с блюдцами, а мы  пили из аллюминевых, чтобы не разбить их.
(Татьяна  доливает заварку из чайника в стакан мужу и добавляет кипяток).
Шадр - А вот чайника у нас не было. Мама заваривала чай в глиняном горшке и поварешкой наливала заварку в наши кружки. На чай и сахар родители денег не жалели. Отец покупал пятикилограммовую сахарную  голову конической  формы, разделывал ее тесаком, а потом за столом укладывал большой кусок на ладонь и бил по нему обушком ножа, а уже потом специальными  щипцами «откусывал» маленькие кусочки и складывал их на тарелке.   Чайный ритуал, был как спектакль,  и мы сидели тихо и наблюдали за этим действом. Каждому к чаю полагалась по два кусочка сахара. Мы это знали и не пытались нарушить не писаный закон, хотя  очень хотелось. Отец всегда выпивал три чашки чая, потом переворачивал ее и ставил на блюдце. Это означало, что больше ему наливать чай не нужно. Вот с этого далекого детства и осталась у меня любовь к чаепитию.
Татьяна – А вы что жили на два дома?
Шадр - Нет. У отца сезонные заработки проходили в разных отдаленных селах, в том числе и Такташинском селе. Там я и родился, а дом наш был в Шадринске. Как правило, отец брал в село всю семью и  дети посильно помогали ему на работе. Кто доски подносил, кто гвозди, а кто стружку  подметал. В зимнюю стужу помогали отцу только старшие дети, потому что не у всех имелась зимняя  одежда. Я был третьим сыном в семье,  и мне посчастливилось помогать отцу в работе и многому научиться у него.
Татьяна – А как же учеба. Школа?
Шадр – Летом помогал отцу, а осенью, зимой и весной учился  в четырехклассном городском училище.
Татьяна - Я сейчас на квартиру поеду обед приготовить, потом вернусь на Масловку к тебе, и ты мне продолжишь рассказ о детстве.
Шадр - Да, детство закончилось в 13 лет.
(Татьяна забирает чайный  столик и увозит его на кухню. Шадр придвигается к мольберту, берет в руку карандаш и продолжает рисовать).
(Голос диктора  за сценой).
- 1928 год - почти двадцать лет творческой жизни, а за плечами десятки  монументальных проектов. В тридцать пять лет Шадр получает ответственный заказ - выполнить несколько скульптурных портретов рабочих и крестьян, которые станут основой  для оформления денежных знаков, облигаций, почтовых  карточек и марок Российской Федерации. Художник едет в родные места в Крестовскую волость Шадринского уезда  и там   находит прототипы своих героев. Так появляются «денежные мужики», которые стали символами новой России.
   Отдельной  замечательной страницей в его творчестве стали работы  по увековечению памяти Владимира Ильича Ленина. В 1924 году Иван Шадр создаёт натурную скульптуру «Ленин в гробу», а на протяжении последующих 13 лет -он главный мастер  скульптурной Ленинианы.
( Рассказ о творчестве Ивана Шадра  прерывает телефонный  звонок. Шадр встает со стула и подходит к телефону).
Шадр – Слушаю Вас.
(Голос  по телефону по громкой связи)
  - Иван Дмитриевич, здравствуйте! Это секретарь наркома просвещения Анатолия Васильевича Луначарского. Соединяю Вас с Наркомом.
- Здравствуйте, Иван Дмитриевич!
Шадр- Здравствуйте, Анатолий Васильевич!
- Иван Дмитриевич, после вернисажа Всероссийской выставки художественных произведений к десятой  годовщине Победы Октябрьской  революции, я был очень загружен и не смог встретиться  с Вами,  и объяснится по поводу моей  статьи в газете  и оценке Вашей великолепной работы «Булыжник - орудие пролетариата».
   Вы знаете, она  вызвала массу положительных откликов и столько же недоброжелательных отзывов. Я не отрекаюсь от своих слов о некоторой салонности и тщательной отделке скульптуры, присущей  французским  ваятелям  прошлого поколения. И это закономерно. Вы достойный  ученик великих скульпторов Франции Родена и Бурвиля. Может быть,  я и неправ в своей  оценке  Вашей работы на этом вернисаже  и время  поправит меня, но товарищ Сталин и я очень высоко ценим Ваше творчество.
   Ваша  победа  в конкурсе проектов памятника Владимиру  Ильичу Ленину на территории Земо-Авчальской ГЭС имени Ленина  говорит сама за себя. Итог этого конкурса - одиннадцатиметровая бронзовая  фигура Ильича, установленная  у старейшей  гидроэлектростанции Грузии.
   Иван Дмитриевич, а как дела со следующими проектами Ленинианы?
Шадр - Анатолий Васильевич, у меня готовы более десяти эскизов , но я еще не созрел  для работы над макетом, потому что пока  не уверен в своем окончательным решении. Я буду  держать Вас в курсе.
Голос Луначарского – Спасибо Иван Дмитриевич, за понимание и желаю Вам  творческих успехов. 
Шадр - Спасибо ,Анатолий Васильевич!
(Шадр кладет трубку на телефон и возвращается  к  мольберту. Появляется Татьяна).
Татьяна – А я принесла тебе обед.
Шадр – Нет. Танюша. Я люблю обедать дома за  столом в  нашей  уютной  квартире на Неждановской. Я еще пару  часиков  поработаю, и мы  поедим домой, но от стаканчика  чая  не откажусь.
(Шадр продолжает делать наброски на  ватмане. Татьяна  уходит на кухню и через некоторое время возвращается  снова с чайным столиком. Наливает  чай).
Татьяна – Вот ты говорил, что детство твое закончилось в тринадцать лет. А что было дальше?
(Шадр пьет чай и продолжает свой рассказ).
Шадр -  Отец отдал меня  в «люди». Помнишь, как Горького в детстве отдали в ученики. Так и меня.  С отцом мы  поехали  в Екатеринбург к купцу Панфилову, который  держал в городе шерстяную фабрику и скорняжную мастерскую. Почему в Екатеринбург? Не знаю. Но я  благодарен судьбе за столь счастливую случайность. Екатеринбург и семья Панфиловых сыграли в моей жизни значительную роль. Я топил печи в квартире, паковал продукцию, переносил и учитывал товары, отвозил их по торговым точкам уезда и даже стоял за прилавком. Но продавец из меня не вышел, и меня  вскоре снова перевели на  черную работу.
   У Панфиловых была  большая семья и один из его сыновей, когда узнал о моем увлечении рисованием и пением,  благосклонно отнесся ко мне и давал читать книги из семейной  библиотеки. Трудно было поверить , что у екатеринбургского купца, пусть даже первой гильдии, имелась такая огромная и  отлично подобранная библиотека со всеми произведениями русских и зарубежных писателей. И книги были не в дешевых бумажных обложках, как у моего отца, а в дорогих коленкоровых и кожаных переплетах.
  Я с почтением и бережно относился к этим книгам. И за несколько лет, даже при минимальном свободном времени, прочитал всю русскую классику. Панфиловым я обязан и тем, что они помогли мне поступить в Екатеринбургскую художественно-промышленную школу, в которой я занимался, продолжая работать у купца.
Татьяна - И что это было серьезное художественное  учебное заведение?
Шадр – Ты не поверишь? Это была вторая  удача в моей жизни. Преподавателем  в школе был латвийский  скульптор Теодор Залькалн - ученик самого Родена, у которого впоследствии учился и я сам. Почему-то в некоторой  искусствоведческой  литературе Залкалн проходит под фамилией Федор Грюнберг. Не могу не вспомнить  имя еще одного нашего преподавателя. Это Руппини –ученик величайшего гравера  современности Василия  Матэ.
  Следуя зову крови и отцовским традициям, я поступил на столярное отделение, но оно меня не увлекло. Стал параллельно посещать класс лепки и понял – это мое. А когда в школе стал преподавать Теодор Залькалн, окончательно убедился, что должен стать  только скульптором, хотя  и продолжал учебу на  столярном отделении. Помню, что для экзамена  по композиции  выбрал тему «Стол с инкрустацией». Мне эта работа давалась легко. Вспоминая уроки отца, его плавные движения  стамеской  по мягкому телу дерева, я с большим старанием выполнил учебную работу. Ее даже отметили на художественном совете.
   Весной 1907 года  окончил художественно-промышленную школу и вместе с другом  – одноклассником Петром Дербышевым решил отправиться  «пешком за славой». Кстати, Петр Дербышев  впоследствии стал камнерезом у самого Фаберже и резал маленькие фигурки человечков из драгоценных  и полудрагоценных уральских камней. Несколько таких фигурок у него купил сам император Николай II. Некоторое время Петр совершенствовал свое мастерство за рубежом. А возвращению на Родину добровольцем пошел на фронт и погиб на полях сражений  Первой  мировой  войны. Россия  потеряла в его лице талантливого уральского камнереза, создателя уникальных миниатюр «Русские типы».
Татьяна – И много талантливых художников и скульпторов  подготовила  Екатеринбургская художественно-промышленная  школа?
Шадр – Первый  выпуск в художественной  школе состоялся в 1907 году. Школа была  закрыта в 1918 году. За эти годы  было подготовлено 90 художников, скульпторов, камнерезов, графиков и преподавателей  рисования. Не владею точной  информацией, но могу назвать еще одного парня - Петра  Кремлева. Он тоже в 1907 году окончил Екатеринбургскую художественно-промышленную школу и в конце того же года стал работать у Фаберже и даже три года  возглавляя камнерезную фабрику. Он и его ученики создавали миниатюрные фигурки человечков «Русские типы». Они пользовались большим спросом у  коллекционеров. Больше 200 таких миниатюр приобрели у Фаберже для  коллекции английской  королевы Елизаветы II. Современники называли его Моцартом  камня.  К сожалению,  достоверных сведений о дальнейшей творческой  деятельности Петра Кремлева, нет.
(Снова телефонный  звонок. Шадр отодвигает  чашку с чаем и подходит к столику с телефоном. Поднимает трубку).
Шадр- Алло.
(По громкой  связи).
Голос – Добрый день, Иван Дмитриевич! С Вами говорит профессор Лев  Иольсон. Я представляю московских бонистов. Мы коллекционируем старые боны  России и времен революции и хотели бы встретиться с Вами и послушать рассказ о Вашей работе над скульптурными портретами крестьян и рабочих, которые легли в основу оформления российских банкнот три червонца и пятирублевика, а также заемных бумаг.
Шадр – Спасибо за приглашение. Сейчас занят подготовкой  проекта памятника Владимиру Ильичу Ленину в Днепропетровске. Перезвоните  мне через пару недель  и я смогу найти время  для  встречи  с членами Вашего клуба. Кстати, я читал в газетах сообщение о том, что на Первой Всесоюзной выставке бон Вы получили большую золотую медаль за экспонат «Денежные знаки периода войны и революции». Хотелось бы  взглянуть на это собрание.
Голос. - С удовольствием покажу Вам свою коллекцию. И до встречи.
Шадр - Спасибо за приглашение. Досвидание, профессор.
(Шадр возвращается к чайному  столу. Обращается к Татьяне).
Шадр – В бытность работы  главным художником Гознака мне поручили выполнить несколько скульптурных портретов рабочих и крестьян. Они должны стать элементом композиции новых денежных знаков страны. Для прототипа крестьянина  я решил выбрать своего земляка из Кургана. У  меня в памяти сохранились мужественные, суровые лица крестьян, посвятивших всю свою жизнь сельскому  труду. Я приехал в Шадринск, а уже оттуда нанял подводу и проехал по деревням округа. Было время сева. В одной деревне я обратил внимание на крестьянина, который  шел по пашне с берестяным коробом и разбрасывал зерно. Это был сеятель Куприян Кириллович Авдеев. Что привлекло меня в нем? Крупные скульптурные черты лица, напряженные желваки. Природа как бы сама вылепила на его лице нужный  мне образ. Он отказывался  позировать мне даже за деньги. Все время  повторяя, что день год кормит. И все же я  уговорил его на пару  часов. Что из этого вышло ты сама  знаешь.
Татьяна – Ты много мне рассказывал о своих  творческих командировках во Францию и Италию. А как ты из бедной рабочей семьи смог отправиться на учебу  заграницу?
Шадр – Мне в жизни везло на добрых и отзывчивых людей, которые приняли участие  в моей творческой деятельности, начиная с сына купца Панфилова. Замечательный российский  актер Владимир Давыдов предложил мне обратиться  за помощью в Шадринскую городскую думу. Целое созвездие известных российских художников  и в их числе Николай Рерих, Николай Кравченко и сам Илья Репин поддержали меня. Они написали письмо в Шадринскую Думу. И Дума отреагировала на просьбу  великих русских художников. Так я первый раз оказался на учебе за рубежом. В сентябре 1908 года я снова приехал в Шадринск, присутствовал на заседании Думы и  попросил пособие для  завершения курса обучения за рубежом и опять шадринская дума пошла мне на встречу.
    Правда,   сразу уехать на учебу не удалось - меня призвали на службу в армию и только в ноябре 1910 года я оказался в Париже на Высших муниципальных курсах скульптуры и рисования. Через год  вернулся в Россию с аттестатом  об окончании курсов и лестной оценкой моих дипломных работ директора Высших муниципальных курсов Альберта Валлэ.
    После возвращения  в Россию  приехал снова в родной город, присутствовал на заседании городской  и думы и, как бы отчитался перед депутатами об учебе в Париже. В выступлении  упомянул, что было бы не плохо познакомиться  с мастерством  скульптуры на родине этого вида искусства - в Италии. И снова шадринцы  пошли мне на встречу. С ноября 1911 года по июнь 1912 года я изучал искусство итальянской  скульптуры, много рисовал с натуры.
   Все эти годы  я  не прерывал своих связей с родным городом. По заказу шадринской городской  управы выполнил несколько портретов: члена Государственной Думы от Шадринска Константина  Петрова и основателя Шадринского общественного банка Дмитрия  Пономарева, шадринской  девушки Нины, барельеф  своего дяди Ивана Иванова. 
    И после Октябрьской революции моя  связь с родным городом продолжалась. В августе 1918 года  я показал в здании клуба приказчиков макет памятника шадринцам –жертвам необоснованных репрессий.
(Шадр снова возвращается к мольберту. Продолжает рисовать. Татьяна возвращается на кухню).
  Голос диктора за кадром: Иван Дмитриевич Шадр - гордость нашего Зауралья. В своем творчестве он всегда находил место  нашему краю. Самым ярким примером стали его  «денежные мужики», которые многие годы олицетворяли национальную  валюту России.        Земляки любят и помнят Ивана Дмитриевича Шадра.  Память о нем увековечена в  скульптуре , которую выполнил Юрий Чернов, автор еще одного памятника курганца -доктора Илизарова.  Одна из улиц Нового поселка в Шадринске носит имя замечательного российского скульптора. В городе есть мемориальный комплекс имени Ивана Шадра, в  краеведческом музее находится  большой отдел, где собраны его живописные работы, проекты скульптур, многочисленные фотографии его произведений с автографами, денежные знаки тридцатых годов  и почтовые марки с портретами его «денежных мужиков». Память об Иване Дмитриевиче Шадре сохранится на века.