Дождь немного успокоился. Вместо тяжёлых, мрачных туч на небе появились воздушные серые облака. Никитка любил сидеть на широком, белоснежном подоконнике – ему нравилось подолгу наблюдать, как вода медленно течёт по стеклу, и гадать, в какую сторону побежит, оставляя за собой длинную дорожку, очередная непоседливая капелька.
Когда он с мамой и сестрёнками переехал в этот дом, то вся улица была занесена снегом. Огромные сугробы во дворе доставали до крыш гаража и сарайчика. Сейчас же на зелёной траве вдоль дороги росли жёлтые одуванчики, а в палисаднике все кусты боярышника были розовыми от распустившихся на них цветов. Мама сказала, что когда плоды созреют, их можно будет есть. Но это будет ещё не скоро.
Если бы не плохая погода, Никитка пошёл бы в гости к Димке – единственному другу, который жил неподалёку. До мальчишек из садика нужно было идти на соседнюю улицу, а мама боялась, что он заблудится в незнакомой деревне, и не разрешала уходить далеко от дома.
Он и не уходил, не желая огорчать маму. Она в последнее время перестала плакать и изредка даже улыбалась.
– Ничего, Никитка, – говорила ему мама перед сном, присаживаясь на краешек кровати и поправляя одеяло, – всё у нас наладится потихоньку. Вот увидишь.
Никита не спорил, хотя ничего хорошего в переезде не видел. Но им пришлось, ведь теперь у него с сестрёнками новый папа. Никита долго не мог к нему привыкнуть, дичился чужого дяди.
– Пожалуйста, – умоляла мама, – не будь букой. Посмотри, как он старается: мне по дому помогает – посуду моет, полочки повесил; даже когда уставший с работы приходит, никогда не отказывается с тобой поиграть; к близняшкам по ночам встаёт и подходит подгузники поменять. Он очень нас выручил, без него мы пропадём, пойми.
Но Никита никак не мог назвать папой чужого дядю, даже если он такой хороший. Да и был у него уже папка. Правда, он уехал. Баба Люда, мамина мама, сказала, что в командировку. Она не знает, что он случайно подслушал их разговор – встал посреди ночи воды попить, и увидел, что на кухне горит свет. Родители говорили очень тихо, не хотели его разбудить, поэтому не все слова Никита разобрал.
– Обманул, обманул меня, – только и твердила мама, и всё время плакала.
А папа извинялся, но больше молчал.
Когда утром Никита встал, папы уже не было. Вечером он пришёл с огромным букетом красных роз, Никита хотел подбежать и обнять его, но не успел – мама выхватила цветы и швырнула их за дверь. Папа мигом помрачнел.
– Не дури. Давай поговорим как взрослые люди, – сказал он. Но мама почему-то ничего не стала слушать и вытолкала его из квартиры. Папа обиделся и уехал.
А потом, ночью, думая, что Никита спит, мама украдкой собирала папины вещи и складывала их в большие белые мешки, и при этом плакала. Никита не понимал, почему мама не разрешает папе вернуться, ведь она не хочет, чтобы он уходил. Зачем тогда прогоняет его? Он надеялся, что она простит папу, и родители помирятся. И всё станет, как и прежде.
Папа приехал вечером. Заметил приготовленные у стены мешки, внимательно посмотрел на упрямо поджавшую губы маму, словно увидел её в первый раз, махнул рукой и ушёл, оставив вещи. Мама закрылась в спальне и долго не выходила оттуда.
Проснулась одна из сестрёнок и начала громко плакать. Никита взял её на руки и ходил по спальне, баюкая, но малышка всё никак не могла успокоиться. Несколько раз он подходил и стучал в дверь, но мама не открывала. И даже не отвечала. Никита очень испугался и позвонил бабушке Люде. Та сразу же приехала, уложила его в кровать и велела спать, а сама потом долго что-то шептала на кухне маме.
Утром бабушка отвезла его к тёте Ирине, разрешив несколько дней не ходить в садик. Сама она жила неподалёку, поэтому каждый вечер ненадолго забегала проведать их. А мама ни разу не пришла. Даже не позвонила.
Никита стал ходить в новый садик возле дома тёти Ирины. Они укладывали спящих сестрёнок в большую коляску и все вместе шли в садик. Вечером тётя приходила с близнецами забирать его домой.
А потом за ним стала присматривать бабушка.
– За тремя я не услежу, – сказала она тёте, – так что давай помогай с девочками. Надеюсь, что это ненадолго.
Никита боялся спросить, где мама, боялся, что бабушка скажет, что она тоже уехала, как и папа, навсегда, тем более, бабушка очень переживала за них и плохо себя чувствовала: хваталась за сердце и постоянно пила таблетки.
Но однажды мама приехала – похудевшая, с бледным лицом. Он даже вначале не признал её, испугался, что незнакомая, чужая женщина сгребла его в охапку и принялась целовать – стал вырываться и плакать. Хотел даже ударить.
– Никитка, до чего же я соскучилась!
От звука такого родного и немного забытого маминого голоса Никитка замер. И тут же её узнал. Вцепился и заголосил. Теперь уже от счастья.
Никита ходил за ней по пятам по всей квартире, крепко вцепившись в юбку, и мешал поговорить с бабушкой – очень боялся, что она опять надолго уедет, но мама рассмеялась и велела собирать вещи.
– Мы поедем все вместе и больше никогда не расстанемся.
Вот дядя Петя и привёз их в этот дом. И если нового папу Никита просто стеснялся, то бабушка Катя, носившая всегда только чёрную одежду, до жути его пугала.
Старушка выглядела, словно ведьма из сказок – рубашка с длинными рукавами, на голове чёрный платок. Когда она шла, семеня ногами, широкая юбка волочилась по полу и задевала за все выступающие углы. А ещё от неё дурно пахло, Никита с трудом переносил тяжёлый, въедливый запах.
– Не бойся её, – обняла его в первый вечер мама, когда укладывала спать. – Она добрая. Она всех нас полюбит, вот увидишь. Со временем. Ты только постарайся с ней подружиться. И называй дядю Петю папой.
– А что будет, когда мой папа приедет? Он ведь обидится, что я чужого дядю так называю?
– Не обидится, он поймёт, – уверенно заявила мама, но сразу погрустнела. Она всегда печалилась, когда Никита спрашивал о папе. Чтобы не огорчать её, он обещал подумать.
Бабушка Катя никогда не обижала его, вечерами читала книжки, в которых совсем не было картинок, зато попадалось очень много незнакомых слов. Никита почти ничего не понимал и очень быстро засыпал. А ещё бабушка постоянно ходила в церковь и молилась. Никиту с мамой тоже научила, и теперь они часто молились вместе.
Через несколько дней дядя Петя подошёл к нему и сказал:
–У меня к тебе есть серьёзный, мужской разговор.
Никита вначале испугался, решив, что что-то сделал не так и дядя Петя будет ругать. Но тот сел рядом на диван и, нервно переминая пальцы, уставился в пол.
– Понимаешь, какое дело. Обидно мне, что зовёшь меня дядей. Я ведь, сынок, что хочешь для тебя, и сестрёнок твоих сделаю. Не веришь? Тогда прости что хочешь! – заявил он.
Никитка немного подумал и попросил большую пожарную машину. Только обязательно красную и с сиреной – как настоящая. А ещё с длинной лестницей на крыше и чтобы мигала.
– Будет тебе игрушка, сынок! – обрадовался дядя Петя.
И в тот же вечер притащил огромную железную машину: по бокам открывающиеся дверцы, сверху лестница лежит, а внутри пожарные сидят. Пришлось Никитке держать данное слово. Трудно было в первый раз назвать чужого человека папой. Но потом он привык.
*
Никита выглянул в окно. Перед домом, у сетчатого забора, стояла длинная деревянная лавка. Несколько дней назад Никита сидел на ней с приехавшей погостить бабой Людой. Разговаривали они тогда довольно долго.
– Ты скоро уедешь? – спросил он любимую бабушку.
Бабушка вздохнула и, обняв его за плечи, притянула к себе. Пахла она, как и прежде, восхитительно вкусно – пирогами и мёдом.
– Уеду, родной. Уеду.
– Оставайся у нас насовсем.
– Не могу. Я бы с радостью, да не могу.
– А когда ты ещё приедешь?
– Да кто же его знает, милый. Как бог даст.
А теперь лавочка опустела.
Позавчера бабушка Люда и мама крепко повздорили. Из-за чего, Никита не понял, слышал только, что бабушке отчего-то не нравится его новая семья. Ещё она говорила про какую-то секту и заявила, что хочет увезти его с собой, чтобы спасти. Никитка поехал бы с ней, но ему было жалко оставлять маму и сестричек. Да и если он уедет, то кто же будет спасать их?
А сегодня баба Люда уезжает. Наверное, сильно обиделась. Мама несколько раз подходила к нему, звала попрощаться, но Никита не захотел.
В соседней комнате кто-то громко вскрикнул.
– Где машина-то? Почему задерживается? Всё не по-людски у них, – проворчала баба Катя, входя в комнату. – Ты здесь? Давай быстрее с бабушкой прощаться. Машина скоро приедет.
Она крепко сжала его руку и потащила в зал.
Там, на табуретках, стоял длинный красный ящик, в нём зачем-то лежала, закрыв глаза, баба Люда. Лицо у неё было страшного, пугающего серо-жёлтого цвета. Рядом к стене прислонен венок с синими цветами и чёрными лентами.
– Иди, давай, быстрее. Поближе подойди и посмотри на бабку, запомни её как следует, а то больше никогда не увидишь. Потом в лоб поцелуй – на стульчик заберись, наклонись, и поцелуй. И перекрестись. Помнишь, как я учила? Да пальцы не забудь, как правильно слаживать.
Никитка обомлел и замер, он не хотел подходить к спящей бабе, но рядом появилась заплаканная мать.
– Иди, иди. Слушай, что бабушка говорит, – и она толкнула его вперёд.