Глава 1
Лопарка
Март 1584 года дорога к озеру Инари.
Солнечный зайчик скользит по лицу, укутанного в медвежью шкуру, барина, мирно похрапывающего в мерно раскачивающихся санях, заскакивает в широкую ноздрю. Барин громко и смачно чихает, трясёт головой и с трудом приоткрывает опушенные густым инеем глаза. Взгляд скользит влево и вправо, недобро пробегает по обмякшей от дрёмы спине ямщика. Под шкурой зашевелились, разминаясь руки и ноги, барин закашлялся хриплым кашлем и сел.
На облучке вздрогнул всем телом, ямщик, встрепенулся, повернулся к барину, залепетал заискивающим, высоким, старческим, дрожащим голосом:
-Проснулся, батюшко? Как се маш, родимец? А я вот, то-ж маленько того, вздремнул, маленько, разморило солнышко-то мартовское.
Его доброе мелкое личико и извинялось, и улыбалось, одновременно светясь заботливой любовью к своему барину. Барин опустил голову вниз, спрятал в густую аккуратную бороду улыбку, насупил брови, приподнял голову и глядя исподлобья, тихонько и язвительно замурчал:
- А ты чего-ж, Кузьма, проснулся-то? Спал бы себе! Не мешаю я тебе, снов-то, твоих не нарушаю, поди?!
Кузьма весь съёжился, стал похож на маленькую, замерзшую птичку, случайно присевшую на облучке.
- Ох, говорил я тебе Алексан Романыч, старый я стал, возьми Яшку в дорогу, а мне такой путь тяжел уже, не послушал ты меня, не козни уж теперь.
Кузьма обарачивается к впряженной в широкие выездные сани, паре белых, упитанных, с крупами в серых яблоках лошадей, натягивает поводья:
-Пррруу! Стойте родимушки! маленько передохнём, а то аж с зори с самой не приткнулись ни разу.
- Ну ладно-ладно! Не причитай! Черт хитрющий! Поди про себя думаешь повинну голову меч не секёт!?
Сани плавно останавливаются. Барин откидывает шкуру, потягивается, встает на ноги и молодцевато спрыгивает на утрамбованный снег санного пути и снова, разминаясь потягивается, аж слышно, как похрустывают расправляясь суставы, занемевших рук и ног.
Кузьма, поглядывает на своего барина умильно, как на любимое дитя улыбается и одновременно, споро налаживает привал, уже горит костерок и котелок над огнём издаёт пахучий пар.
Александр Романович Сысоев, 40-ка лет от роду, крепок, не высок, пропорционально сложен, густая, каштановая, окладиста борода наполовину покрывала лицо и переходила в волнистую шевелюру. Широкие, брови, большие, светлые, глаза, с золотистыми зрачками, весь вид его говорит о силе, здоровье, благополучии.
Александр Романович, снова забирается в сани, и растягивается во весь рост на толстом персидском ковре, натягивает до самого подбородка медвежью шкуру, прикрывает глаза, подставляет лицо мартовскому солнышку, мечтает.
Мысль о том, что едет он по важному поручению, придаваёт ему энергии и согревает тело и душу надеждой, что по исполнении поручения быть ему приближенным к царю и Род свой, берущий начало от Новгородских купцов, поднять еще на ступеньку выше. Мечталось Александру Романовичу, примкнуть к Боярским детям, к Избранной Раде и порадеть царю и отечеству, да и себя не обидеть, а дочки уж так хороши, что если их с умом пристроить, то можно и в Ближние Бояре угодить.
А делов-то, добыть эту чертову-нечисть, Лапландскую Ведунью и царю её привезти.
- Тьфу, сдалась она царю, своих что-ли мало! Или поизвели всех?
Вслух, неожиданно для самого себя, произносит Александр Романович.
- Ты об чем батюшка, обеспокоился-то?
Скрипит, где-то рядом голос Кузьмы.
- Больно слухмён, как я посмотрю! Чего с обедом-то?
Буркнул Александр Романович.
Кузьма протягивает барину, исходящую душистым паром, долблёнку с двумя ручками, красивой яркой росписью и торчащей из неё ложкой Александр Романович чинно принимает посудину, тянет ноздрями аромат и с удовольствием принимается за еду.
Кузьма, не замечая барского ворчания, продолжает разговор.
- Если ж ты про Ведунью Лопарскую, то бабы говорят таких, как она по силе не то, чтоб на Руси во всём Мире не было, а ежели её задобрить, как положено, то помощь от неё может быть неслыханная, но если не пофортишь чем, то и беда будет «отворяй ворота»!
- Так я и говорю почто она царю? всё у него хорошо 4 жены пережил, здоров в силе, Государство прирастил, а вот на тебе, подайте ему Лопарку, уже 60 там, а он требует эту Нойду, что-б её и где я её ему разыщу?!
Александр Романович с силой ударят ложкой об долбленку, ложка разлетелась в мелкую щепу.
-Ой! Батюшка, да зачем посуду-то крушишь? Ведь сказали тебе, она сама тебя найдёт! Ну пора нам, а то до захода надо бы уже до озера Инари добраться.
Кузьма упаковывает остатки припасов, бережно как дитя, укутывает барина в санях, не по возрасту ловко запрыгивает на облучок и подстегивает лошадей.
Алевтина
Март 1974 Московский двор
Мальчишка ловко приседает, зачерпывает двумя горстями рыхлый, мокрый мартовский снег, быстро лепит снежок, вскакивает на ноги и стремительным гибким движением, оправляет тяжёлый слипшийся комок в бой, на самом конце движения кисть лихо подкручивает ледяной снаряд, а мальчик звонко вслед отправляет голосовую атаку:
- аааа! получаааай!
Одновременно откуда-то сверху из-под крыши длинной девяти-этажки доносится женский крик:
- Алевтинааа! Домой!
На этот крик, из-за огромного сугроба, за всю зиму наваленного у мусорки, выходит крошечная фигурка в зелёной вязаной шапочке-шлеме, черной цигейковой шубке и валеночках в резиновых калошках. Девочка отряхивает мокрый прилипший к коленям снег, разгибается:
- я промокла, мне холодно, больше не хочу!
Девочка не успевает договорить снежный комок, ледяным укусом, обжигающей, черной болью впивается в лицо, пронзает крошечное тело, оглушает, жгучей обидой, и плывёт вокруг, расходясь из глаз желтыми, синими и красным кругами.
- играть.
Лепечут её губы, заканчивая фразу, еще несколько снежков с разных сторон глухо ударяют её, в плечи и спину, но она не обращает на них внимание, трёт руками в заледенелых варежках глаза, трясёт головой. Зрение постепенно возвращается, она поднимает голову и смотрит вверх, стремительно отыскивая окно 8-го этажа, не видит ли мама, а ещё хуже отец.
Подбегает мальчик, почти подросток, он выше девочки, он берёт девочку за плечи, наклоняется и заглядывает ей в лицо:
- Больно? извини, я не в тебя целился, зачем ты вылезла из укрытия? Дай посмотрю!
По лицу девочки текут слёзы, от этих слов она еще ниже наклоняет голову, вжимая её в плечи, но мальчик настойчиво, протягивает руку, берет её за подбородок, поднимает голову. В этот момент, ему в спину ударяет снежок, не отрывая взгляда от лица девочки, он поднимает одну руку вверх и звонко командует:
-Стоп игра!
С разных сторон из-за всевозможных укрытий начинают появляться фигурки невидимых прежде бойцов, они окружают пару не плотным полукругом, тихо переспрашивая:
- что?
- что случилось-то?
Кто-то с досадой произносит:
- эх! говорили же не брать малявок в игру, да еще девчонка!
- да! тебе бы так в глаз залепили ледяным снежком, ты бы небось уже мамке жаловаться бежал, а она вон стоит, только глаза трёт.
- Митька, ну чё там у неё глаз цел?
- Да, похоже даже синяка не будет! Ну и везучая ты Алька!
Произносит Митя.
- Ладно, все мокрые уже и замёрзли, давайте расходиться.
Митя снова кладёт руку на плечо Альке, заглядывает ей в лицо, мягко спрашивает:
- тебя проводить?
Мороз пробегает по её коже в голове звучит голос отца:
- Увижу снова с мальчишками таскаешься, убью, поняла?
Мать пытается его урезонить вступается:
- Ты что говоришь, педагог! Она крошка еще, и с кем играть? Пол-двора мальчишки, девочек только Олька да Светка остальные-то девицы уже!
Отец не замечает её слов, продолжает:
- Поняла?
Конечно, нет, ничего маленькая Алька не поняла, ребята во дворе такие хорошие, что он хочет, что со мной не так, чтобы я с ними играть не могла, думает она, но ей не хочется, чтобы опят орали и ругались родители, она кивает головой, только бы он не спросил, что я поняла, почти молится девочка.
Голос Мити возвращает Альку в реальность:
- Аль, тебя проводить?
Он здесь главный, в него все старшие девчонки влюблены, а он меня, меня хочет проводить, и снова мысль об отце обжигает Альку, нет такой позор, чтобы отец орал на неё в присутствии лучшего мальчика во дворе, ни за что и она произносит вслух:
- Нет, я сама!
Она медленно, но решительно идёт в сторону длинного много-подъездного дома, её подъезд 2. Всего в доме 6 подъездов, соединенных длинными коридорами в пары, так весь дом и дружит между собой 1+2, 3+4, 5+6. Каждая пара подъездов живёт своей жизнью, своими драмами и мелодрамами, смертями старушек, свадьбами, рождениями, отъездами прежних и появлением новых соседей.
Двор пустеет, детвора, как маленькие мышата юрко разбегается по пронумерованным норкам своих подъездов.
Алька входит в сумеречный тамбур, свет еще не зажгли, подъезд тускло освещён, проникающим со второго этажа светом угасающего мартовского дня. Девочка быстро минует лестницу с почтовыми ящиками, бросает косой, короткий взгляд на квартиру перед входом и чуть сторонясь, прошмыгивает к лифту, встаёт на носочки и нажимает красную, оплавившуюся кнопку вызова.
Вдруг в квартире слева, той самой напротив входа в подъезд, с внутренней стороны в замке поворачивается ключ. Алька застывает, огромные глаза округляются еще больше, в доме все знают, кто живёт за этой дверью и, что ей лучше не попадаться на глаза.
Не дожидаясь лифта, Алька бросается вверх по лестнице, на втором этаже она останавливается, и через перила пытается разглядеть, кто там на первом вышел из квартиры, вдруг над самым её ухом звучит:
- Алевтина! ты что-ли? Ты чего тут?
Алька вздрагивает и кубарем, с визгом бросается обратно вниз, в этот момент двери лифта раскрываются, девочка влетает в него со всего разбега, не разбирая жмёт на кнопки, двери лифта закрываются.
Алька выдыхает и облегчённо затаив дыхание прислушивается, замирает у дверей лифта, вслушивается, как лифта скрежеща механизмом поднимает её вверх.
ГЕЙДО
Март 1584 года дорога к озеру Инари.
Большой красный диск, стремительно опускается за горизонт, Кузьма пощелкивает кнутом, подгоняя лошадей, Александр Романович, сидит накинув медвежью шкуру на плечи и возится с ружьем:
- Кузьма, ты бы поспешал, а то в этой глуши ночевать в лесу, как-то, не по себе
- Да, батюшко, вот только лошадушки устали.
- Ага, а ты им скажи, что за-то волки оголодали, так они тебя и услышат!
- Ой батюшка, не шути так, а-ну! родимые!
Выдыхает Кузьма, качает головой, щелкает кнутом, лошади поднадают и сани немного ускоряются.
- Да и князь Иван говорил встретят нас, проводника вышлют.
Неожиданно, словно из-под земли, почти перед самыми мордами лошадей, возникает невысокая человеческая фигурка, Кузьма натягивает вожжи и всем телом откидывается назад:
- Тпррррууу!
Лошади встают на дыбы, раздаётся ржание и сани резко останавливаются. Кузьма кубарем летит с облучка в сани, и растягивается у ног Александра Романовича.
Александр Романович, вжимается в спинку саней, но не выпускает из рук ружья, встаёт на ноги и вскидывает ружьё, прижимает его к плечу.
Маленький человек выходит из-за лошадей и направляется прямо на уставленное на него дуло ружья, в отблесках последних солнечных лучей Кузьма и Александр Романович, видят его скуластое лицо и пристальный взгляд, тёмных, щелочек глаз, режущий воздух, и пронизывающий самих гостей.
Человечек одет в долгополую, расшитую, оленью шубу и вышитую бисером шапку шлем с ушками, в руках держит длинное копьё.
Кузьма поднимается на ноги, поворачивается к барину и мелко крестясь шумно шепчет:
- Батюшко, это йон-йон и есть, проводник-то наш.
Чуть громче, срывающимся голосом Кузьма то ли выкрикивает, то ли задаёт вопрос.
- Гейдо?!
- Гейдо.
С достоинством отвечает человек и ловко запрыгивает в сани. Александр Романович не опуская ружья пятится назад. Кузьма встаёт между ним и Гейдо и тихонько, как с дитятей, воркует, глядя прямо в глаза:
- Алексан Романыч, ты ружиш-ко-то опусти, не гоже грозить-то мы-ж с добром, а они, когда не ведьмуют-то, они народе добрый, потом дело у нас.
Кузьма не заметно забирает у оторопевшего барина ружье и кладёт его на пол саней, Гейдо забирается на облучок.
- Теперь Гейдо!
Произносит он и щелкает кнутом, лошади послушно трогаются. Кузьма и Александр Романович переглядываются, Кузьма шепчет:
- Батюшко ты уж прости, шо я с тобой ковёр персицкий топчу, но ведь тут я тебе и прикрою если чё
Александр Романович обрывает Кузьму и слегка передразнивает:
- Чё да чёё!Не горячо? Потом про чё поговорим.
Сани въезжают на Погост, состоящий из одного амбара на длинных, ногах сваях, напоминающие курячьи ножки, трёх деревянных пыртов и роскошного, большого, обильно украшенного, крытого оленьими шкурами чума.
У чума устроена привязь, у неё стоят несколько оленей, Они опускают морды в ясли, установленные у перевязи и чем-то похрустывают, шумно дышат, из их ноздрей вылетают струйки пара.
Гейдо спрыгивает с саней и подводит лошадей к перевязи, лошади немного дичатся и упираются, но Гейдо поглаживает их по мордам и что-то нашептывает, лошади успокаиваются и дают себя привязать.
Гейдо заходит в чум.
- Слыш, Кузьмак, а те князь Иван еще чего говорил?
- Об чем батюшка?
-Да ты чего заладил-то батюшка, батюшка, хорош дурака валять, давай выкладывай, какие наказы были, а то вернёмся, я те!
Александр Романович замахивается на Кузьму. Кузьма приседает немного в коленях, склоняет голову вниз и набок, смотрит лукаво и чуть с низу вверх на барина.
- Да не гневайся, Алексан Романыч! Сказал, они смирные и добрые, но девку свою Нойду-то отдавать не хотят!
- Так и что?
- Посулите говорит подарки и ларец даёт.
Александра Романовича вопросительно смотрит на Кузьму.
- Ой! да не смотри на меня, отец родной! Лорец-то у тебя.
Александр Романович наклоняет голову вперёд прячет ухмылку в бороде, пока Кузьма продолжает:
- А если не отдадут, так хитростью девку выманите и ко двору быстро доставьте
- А еще говорит пригрозите, что если де Нойды не будет, 60 ихних баб-лопарок всех на костёр!
- Ладно, Кузьма, вон наш проводник возвращается, дале я сам, а ты следи, чтобы кони всегда впряжены и сани готовы.
Александр Романович, спрыгивает с саней и идёт на встречу Гейдо.
- Знаю я, что Русс-князь не доброе затеял, но Нойда велит звать гостей, пойдем, князь, но смотри Лопарское проклятье не один руссов поп ни знахарь не снимет, сделаешь худо, весь твой род прахом пойдёт.
Гейдо наклоняется берёт в пригорошню немного снега, поворачивается к Александру Романовичу и с силой дует на ладонь, маленький ураганчик ледяных снежинок срывается с ладони Гейдо и ударяет Александру Романовичу в лицо, больно впиваясь в распахнутые от неожиданности глаза
- Доколе не родится в нём равная Нойде.
С этими словами Гейдо отдёргивает полог чума и пропускает Александра Романовича вперёд, кивком головы приглашает войти в низкий вход.
Александр Романович наклоняется и тихонько и зло бурчит себе в бороду.
- Ну я те покажу, как ведовать.
Одним движением как мощная волна вкатывается в чум.