Рожа щербатая, лиловая, обугленная придавлена к дощечке, к костяной доминошке. Неслабо. Если увернуться от следующего удара — а следующий удар непременно даст о себе знать — то можно выиграть Время. Выиграть — но не обыграть. Мужчина ведёт внутренний беспощадный счёт, отскакивает, и неуклюже обработанное копье срезает кожу с голени. Зато теперь манго-маркуйя покоится на плеши — приземистый раб с беспрецедентным трудом запрокидывает гудящую пылающую тыкву и лицезрит ухмыляющегося жирдяя с нездоровым цветом лица в 5 м и 21 см над собой. Напрасная потеря Времени, неудачный способ отвлечься, ибо противник успел срубить левое сплюснутое ухо. На литую дебелую накаленную колонну неуклюже приземляется багровая крапленая сова и жмурится от блеска вскипающих лат.
Солнце истекает сливочным маслом — шипит, пузырится. Ресницы слиплись и невозможно сфокусировать зрение.
Императора, к сожалению — тире — к счастью, невидно из-за приближенных, заплывших в парусиновых тогах и пурпурных порфирах, практически закрыли весь надутый пузырящийся шатёр, да и из-за болезненной худобы — тоже. «Бедняга, наверняка, ему осталось недолго», - сочувственно вздыхает невольник, уклоняясь от тупого непродуманного удара. «Враг», раздосадованный и озлобленный на себя, переходит на другую сторону циферблатного поля, по направлению к сыну раба, чьё лицо уже перекошено и навсегда искажено. Но противник спотыкается, потому что отец делает ему подсечку, вонзая зазубренный камень.
Народ — недоволен. Император — клюёт носом. Церсия, ну или допустим Малипина, подсыпает голубые гранулы («тайд» что ли?) в квадратный инкрустированный кубок, чьи грани разрисованы искаженными плоскими лицами.
Солнце истекает желчью и негодованием.
Надо бы предупредить Императора, но тут ребристая покрытая сажей решётка поднимается вновь, и на арену протискивается гривастый голодный кошак. Бурый — от палящего Светила, с песочными ожогами от пыток. Одноглазый — по очевидным причинам.
Воспалённое любопытство льва покрыто наростами и струпьями. Пустая глазница кишит слепыми опарышами, рождёнными в такой же слепой гниющей воронке.
Солнце истекает слюнями. Ломти лавы лениво свисают с Неба и прожигают арену, превращая багряный песок в стекло, ослепляющее вытянутые рыла, сплющенные морды и иные подобия лиц на трибунах. На мгновение выхватывая сливочное лицо императора из тени, тающее на мраморном черепе. Лицо его — неброское. Взгляд — неузнанный. Ни постичь и ни усвоить. Гипс, асбест. Слепок городского фольклора.
Слабость настигает раба, и он заваливается набок. Зверюга вопросительно смотрит и презрительно воротит деформированную скошенную морду. Судорожно переставляет лапы, плетётся ватными опорами к сыну раба. Молодой человек взбирается по тупым уступам, осыпающимся синей крошкой, но стражник колотит чугунным концом рукояти по выцветшей на зное макушке, и парень срывается со стены. Отец нерешительно подбирает копье и неуверенно направляется к противоположному краю дна высохшего пыльного колодца. Моментально чудовище оборачивается, и переломанная кисть раба разжимается от невнятного малодушного страха. Копье глухо падает, утопая в бисерном карамельном порошке. Животное обезглавливает пацана. Который принимает свой уход мгновенно. В нём нет мучений. В нем нет страданий. Лев нехотя меняет дислокацию и с ужасом понимает, что теперь придётся убить оставшегося. Император (с закрытыми глазами) ударяет в медную тарелку, и легионеры загоняют скотину в подземелье.
Раскаленная скорлупа Солнца лопается и заливает невыносимым светом дно колодца. Зрители, недовольные императором, с тупым равнодушным выражением делают гадости друг другу. Подтекающее лицо августейшей особы наконец-то разлепляет ороговевшие веки, и все присутствующие остаются без зрения.
3.12. 05.05.2018.
Плюс 25
Афанасий Никонович хватает чувственной губой воздух, по изнеженному телу проходит судорога.
- Христос Воскресе! - радостно восклицает Людмила и отдергивает заспанные длиннополые портьеры.
- Воистину Воскресе! - бодро отзывается мужчина и нащупывает стекляшку на тумбочке, - А где моё пенсне, Людмила?
- Как же-с? Вы вчерашнего дня велели отнести его часовщику…
- Эдак-к, он — часовщик, а то — пенсне. Эх ты! - досадливо поморщился Афанасий и смутился — сегодня такой Светлый День, а он ропщет на бедную девушку.
- Что-то не так? - встревожилась она. - Да всё — так. Ступай себе, сон мне тревожный привиделся. - Страшное, небось, Афанасий Никонович? - с опаской поинтересовалась Мила.
- И да, и нет. Странно, а не страшно. И страшно тоже. А впрочем — вздор. Ты, главное-то, распорядись на стол подать. Да окно раскрой пошире.
Девушка не без усилий открыла застоявшиеся узорные ставни, и пылающий жар проник в покои старшего коллежского ассесора Афанасия Никоновича Полотникова. Огонь этот подгонял и самого его, и Людочку, и окрестных мужиков.
- Ба-ба-ба! - забасил Зигмальд Никонович, увидев старшего брата в домашнем персидском халате и с феской на шаровидной голове, - никак наше величество проснуться изволили. Ну что — Христос Воскресе! Целуемся, старик.
- Востину Воскресе! - расчувствовался Афанасий и предложил присесть, - отрадно, что Веру потихоньку обретаешь…
- Это я тебя уважить решил. Мне больше понравилось англиканское Богослужение. Там у них ничего лишнего, братец.
- Помилуй же, глава их церкви — король, а не Духовный человек, точнее эта толстая виктория.
- Фу как… ты о женщинах высказываешься неприемлемо, - его лицо перекосило ненавистью.
- Если она — тучная, дряхлая и ограниченная женщина, в чем же здесь неприемлемость? - усмехнулся старший и заглянул в оловянную трапецевидную бадью — щёчки освежить да кошмар ночной смыть.
- Так и промолчать следует, - фыркнул Зигмальд и уставился на расползающиеся венозные дымовые тенеты на молочно-розовом потолке.
- Следует то, чему следуют, - соригинальничал хозяин, наклонился к водной поверхности и заметил окислившийся червонец на дне «таза», вероятно, служивший затычкой. Диск отдавал холодным мертвенным свечением. «Весьма», - задумчиво протянул Афанасий Никонович и выковырял въевшуюся вросшую монету со дна импровизированного пруда. На обратной стороне неприятно склизкой монеты смутно угадывалась фигура совы. «Однако же», - тревожно пролепетал он.
Людмила наконец-то решилась войти в гостиную и остановить беспощадный обмен любезностями: «Евгений Афанасьевич с сотоварищем пожаловали-с…. ой, да что это у вас тут вода хлещет по полу! Ну что же вы так!».
- Юджин! Взгляни на своего дядю , каков,а? - Зигмальд не кинулся обнимать племянника ,а щегольски обернулся вокруг собственной оси три раза, демонстрируя новенький твидовый сьют. Угрюмый спутник Евгения насмешливо кинул быстрый взгляд на рисующегося грушевидного джентльмена и переглянулся с упитанной синичкой, примостившейся на покатом подоконнике со стороны внутреннего двора.
- Как в Петербурхе? - живо расспрашивал дядя Евгения, когда они уже расселись на рассыхающейся расшатанной веранде.
- Как-как? Провинция. Пусть лучше мой спутник расскажет, - равнодушно пожал плечами молодой человек.
- Уже лучше вы, Зигмальд Никонович, поведайте, о чем в Лондоне про нас пишут, - как будто из дупла или из платяного шкафа, протрещал приятель племянника, и голос этот несколько смутил присутствующих.
- Ругают. За то, что Крым проморгали, они, то есть лорды их и мистер дизраели, ужасно сконфужены. Честят нас, в общем. На чём Свет стоит, - сладко зашелестел Полотников-младший.
- И что же, вы, похоже, рады сему оскорблению? - очень вежливо, вкрадчиво и довольно ласково спросил товарищ Евгения, прожигая Зигмальда Никоновича ледяным взором.
- Полно, тебе, Александр, - раздраженно заерзал Евгений, - мы к отцам визит нанесли не затем, чтобы в споры вступать! Стало быть, правы они, англичане конечно, а не отцы, что ругают-то нас! Русского человека если не ругать, то он гадить под себя начнет, - на этом моменте Людмила, разливавшаяся липовый чай, чуть не выронила из фарфоровых рук не менее фарфоровую чашку — спутник Евгения заметил это и бросил любопытный взгляд на девушку.
Афанасий Никонович, всё это время сидевший, как на вулкане, почувствовал, что невосполнимо краснеет, бледнеет и даже истончается и наконец нашел в себе силы произнести: «В такой Светлый и чистый День нам не следует вести подобные праздные разговоры. Не так ли?» - и осмотрел присутствующих.
- Только из-за уважения к отцу, а никак не к религии, - промямлил Евгений и зачесал свои жиденькие три волосинки на уже безвозвратно лысеющий конусообразный череп.
Афанасий Никонович слегка привстал и уставился с недоумением на сына: «Без уважения к Богу, невозможно уважение к ближнему, Евгений», - мягко, но уверенно и отчетливо произнес он, и с болью уставился на парня — когда Женечка изменился? что он сам, как родитель, упустил?
- Мне кажется, друг мой, нам следует уважать те вещи, которые мы не понимаем. Хотя бы просто потому, что мы не доросли до осознания их масштаба. И просто так бросаться фразами, особенно оскорбительными, в присутствии других, не стоит наверняка, - безапелляционный тон товарища Евгения не оставлял маневра для наступления, но, тем не менее, молодой Полотников взбрыкнул, при этом получилось похоже на визг: «а мне казалось, ты на моей стороне. Не ты ли увещевал меня о продажности наших чиновников и скверном состоянии доходных домов? я считал, ты на моей стороне. Хотя бы в силу лет и приятельских отношений. Ты ведь на моей стороне?».
- я-то? я — на стороне Разума, - с расстановкой произнес Александр и забрал внушительный кусок сочащей дыни из-под носа своего товарища. - А Разум подсказывает мне, что чувства патриотические ни есть зло. В конечном итоге, патриотизм — выгоден индивиду. И только дурак, - тут спутник Евгения обвел всех насмешливым взглядом, - не воспользуется подобным профитом. А Крым, Крым принадлежал нам. Зря что ли Екатерина его завоевывала?
- Вот именно! Она его завоевывала! - не выдержал Зигмальд Никонович, - вы оба — молодых человека — но мыслите совершенно не обоюдно! меня это поражает и — настораживает, - мужчина пыхтел, встал из-за стола и начал прохаживаться по нагревшейся теплой веранде, утирая сальный приплюснутый лоб, - поразительно, поразительно! Жара эта меня доконает или твой приятель, любимый племянник, нет, это — немыслимо.
Александр уже серьезным тоном продолжал: «Патриотизм — суть любовь к Отцу. Отец есть Разум. Любовь есть Мать. А вместе Они суть Божественное».
Афанасий Никонович, уже пожалевший, что собрал всех своих оставшихся в живых близких родственников в этот Священный День и мысленно попросивший прощения у Господа, мягко обратился к сыну: «Евгеша, друг мой, ты действительно так считаешь?» - Как — так? - взревел Евгений, и глаза его налились черной кровью, а взгляд выражал животную тупость. Отец невольно вздрогнул и отстранился от сына: неужели этот человек — озлобленный, ненавидящий и непонимающий самых простых вещей — неужели он и есть его обожаемый сын Евгений? Нет, нет. Всё — вздор, всё — неправда, всё — морок. И он тут же устыдился собственных мыслей.
- Вообще-то, Крым — это неотъемлемая часть Византии. А Византия это и есть мы, - спустя продолжительное время нарушил затянувшееся досадное молчание Александр.
- Давайте тогда и Грецию под патронаж возьмём! А может быть, даже захватим?! - попробовал сыронизировать Зигмальд Никонович, только весьма неуклюже.
- Разумеется, - совершенно серьезно вдруг ему ответил Александр, - если это будет в интересах нашей с вами страны (на словах «нашей с вами» он сделал особенный акцент, от чего Зигмальда Никоновича передернуло), другими словами — если это будет выгодно.
- Нет, братец, я больше не могу находиться с подобным, как он выразился — индивидом, Варваризм! Экспансионизм! Империализм! (вряд ли он понимал понятие «империализма») Проветрюсь, взгляну, как у свободных крестьян работает современная молотильная машина, которую я имел счастье привезти с бедного отсталого изумрудного острова, что на окраине Европы.
Вдруг в самых дверях он медленно развернулся на тупых спиленных каблуках, английских разумеется, и как-то странно спросил: «британия, великая британская империя, смею вас заметить, сударь вы наш почвенный, уже давно освободила рабов, а мы… ну … тут я не буду пересказывать вам события последних 15-ти лет…
- Зато я вам с радостью их перескажу, сударь вы наш, вернее — мистер, но подозреваю,что не наш, - бесцеремонно перебил его товарищ Евгения, - британия ваша цивилизованная индусов вырезает целыми селениями на протяжении всех этих 15-ти лет.
- никто не проверял, - возмутился было Зигмальд Никонович.
- так проверьте! - тихо и совсем просто промолвил Александр.
Полотников надул намыленные щёки и выбежал вон.
Вечером уже старший брат собирался готовиться ко сну, в дверь уверенно постучали и не дожидаясь ответа по-хозяйски шагнул приятель Евгения. - Как вы себя чувствуете? - без излишних сантиментов начал он, развалился в плетеном разбитом кресле и насмешливо добавил «папаша». - Если вы не будете напоминать мне постоянно о моем возрасте, то — совершенно здоровым образом я себя чувствую, - пробурчал Афанасий Никонович. - Вы же расстроены, старина, - безапелляционно заявил молодой человек. - Допустим, - кисло возразил Полотников-старший. - Может быть, на меня так климат влияет. - Тогда переезжайте в столицу или — в Лондон. - Что я там забыл, в вашем Лондоне? - Вы это у своего брата можете уточнить. Мне кажется, вас несколько задевает тон его разговоров. - Допустим, - устало отмахнулся Афанасий Никонович и тут же понял, что уже повторяется, и дабы скрыть сей конфуз, натянул пуховое одеяло до острого подбородка. - Но больше всего меня поразил Евгений. Такие радикальные взгляды. Не ожидал. Как будто не мой сын, - он облокотился на правую руку и с жаром продолжил: «Это всё ваш Петербурх! Признавайтесь, куда вы его водили, с кем знакомили?» - «Да не с кем особо», - равнодушно пожал широкими костистыми плечами Александр, - Разве что ваш сын был изначально — с гнильцой. Вот этого действительно жаль.
Афанасий Никонович вдруг с ужасом осознал весь смысл слов Александра и со стоном повалился на спину. - Да не расстраивайтесь так, - смягчился молодой человек, - по-моему, нет ничего странного, если вы и я сошлись на одном убеждении, общем мировоззрении скажем. Ваши кровные родственники не поддерживают вас, стоит ли печалиться? Главное — не допускать к власти таких заносчивых людоедов, как ваш братец и ваш сынок.
- Мне сегодня странный сон был. Какие-то львы, тигры, песок и кровь, - ни с того ни с сего задумчиво произнес Афанасий Никонович. - Движется что-то страшное. Непонятное. На всех нас.
Александр приподнялся с кресла, при этом оно жалостливо запищало, и с высоты своего двухметрового роста промолвил: «Надеюсь, вы этого не допустите. Вы — как «отцы».
- А вы? - вопрошающе уставился на него Полотников.
- А мы, а мы — личное местоимение множественного числа. И закончим на этом. А если серьезно — вам нужно говорить с сыном, а не отсиживаться в вашей сельской пасторали. Христос Воскресе!.
1:10. 6.05.2018.
Кульминация
Ну как ты? - участливо спрашивает Голос.
- я? я как вы, вероятно, - тревожно отвечает мужчина.
- Ну, это исключено, - усмехается Собеседник, - давай-ка молочка попробуй. Парное от парнокопытного.
- А где я? - недоумевает первый.
- ты? ты в Послесмертии, звучит как «Послевкусие», не правда ли? - невозмутимо отвечает Второй. - Я кратко проинформирую тебя о прошлом и будущем. Расставим совместно акцент. Далее — идешь по распределению.
- А я так хотел ещё чуток пожить… - плаксиво затянул мужичок.
- Чтобы увидеть, как сынок священников ваших расстреливает? Или — как дворян вешает? Сильно сомневаюсь в способностях твоего старческого сердечка.
- Что же это получается? - возмущается папаша, - мой Женечка в народовольцы записался?
- Ещё не записался. Шанс, как говорится, есть. По одному из сценариев может стать палачом. Гражданская война, так сказать.
- Куда же император глядел? - слезно вздыхает отец.
- Монархи и монахи — идут на плахи, - с чувством декларирует Визави.
- Как красиво сказано. Кто написал?
- саша славников.
- Не знаю такого.
- он сам себя ещё не знает. А мы — и подавно.
- Что же это получается, я в Ад иду? - удивляется усопший.
- Как ты догадался? - иронизирует Вечно Живой.
- Ну почему?
- По колчану, - холодно отрезает Собеседник, - вернее, в Чистилище. Ад — на Земле. В буквальном смысле, сейчас идет мясорубка, в которой между прочим, участвует твой Евгеша…
- Но я ведь только умер! Когда он успел...
- Пока ты здесь со мной молочко распиваешь с жирностью в 3 и 5, уже четыре года минуло, - флегматично тянет слова тот, кто умеет тянуть не только слова, - Вы уже войну продули, в которую нельзя было вступать, уже «гражданочка» подоспела. Словом, сам виноват. С сыном надо было РАЗ-ГО-ВА-РИ-ВАТЬ, воспитывать, а ты всё на молодость списал. Мужикам вольную дал и на шею свою повесил. Неправильно рассчитал и план не подготовил. Управляющий твой оказался пройдохой и гнездо ваше семейное разорил. С братом ты разругался и наотрез отказался общаться…
- Но ведь он — предатель! Он — государственный изменник… - открыл было рот
- Рот закрой, - прикрикнул Говорящий, - таких, как он, следует использовать, у него были обширные связи с английским правительством, мог бы не упустить сию возможность, но рассчитывать ходы на перед мы не любим и не умеем, так? - осклабился голос и жаркий пламень охватил его голубые глаза, отчего у усопшего задрожали колени, которых-то, по сути, и не было. И тут до папаши стало доходить: «надо было напасть тогда на льва», - после некоторых раздумий начал он, - тогда бы зверь растерзал меня, а император всё равно поднял бы палец, и всё на этом закончилось. И сын остался бы Жить.
- Неужели, - фыркнул визави, - до тебя наконец начало доходить. Видно, молочко подействовало. Память возвращается.
- Всё из-за моего малодушия… - горестно заключает отец, но внезапно оживляется, - Теперь ты сможешь ответить на все мои вопросы? - мужичок с надеждой заглядывает в ясные глаза Отвечающего.
- Да. Только ухо подставь. Если, конечно, не боишься, - загадочно, но по-дружески улыбается Он.
16.58.
Плюс 30.
Император решил сделать привал у чрезвычайно кривой, кольцами изогнутой липы, облокотившись на молодую помощницу в Белом фланелевом капуцине.
- Смотри-ка, - отдышался он, - у тебя королевское имя. На минуточку. В Испании была Изабелла II, - деловито заметил двухметровый медведь и осторожно присел на извилистую корягу.
- Да? И чем она закончила? - усмехнулась девушка, придерживая царя за костистый локоть.
- Там тоже наросты, - невнятно пробормотал он, - как и на фалангах пальцев. Лейб-медик сокрушенно констатировал, что в них скапливается соль. Отложения.
- А мы сегодня, кстати, совсем не втирали мазь, Ваше Высочество, - обеспокоенно прошептала Бэлла и весело добавила, - а вы — злостный прогульщик!
- Камушки, - задумчиво произнес мужчина.
- Простите, что, Ваше Величество? Я несколько не расслышала, - наклонилась к нему. Из его рта запахло мятой и резедой.
- Говорю, покидаем камушки, принеси мне три-четыре блинчика…. Да….вот неважно каких…. Будь любезна…. Благодарю. Когда я был мальцом иногда приходил на этот берег, вот на самое место, где стоим с тобой, именно у корней дерева. Не знаю, как оно называется. Знаешь… мои познания в области ботаники всегда оставляли желать лучшего. Давай-ка теперь я попробую запустить …
- О, 7 касаний! - захлопала от радости Бэлла.
- Ты мне льстишь, молодка, - деланно закашлял он, - а ты в курсе, как переводится название этой реки? - и не дожидаясь ответа сам же и сказал, - Медвежья Кровь. По сути, вся губерния находится в низине, котловине, как принято было называть ее в начале прошлого века. Когда-то сам бегал здесь…. Открой, пожалуйста, сундук… Следи за ними…. Они всё нас обсуждают. Сплетни слагают…. Думаешь, я не в курсе, что обо мне говорят? О нас с тобой?
Развесистая громоздкая крона на мгновение оттенила выгоревшее лицо девушки.
- Старик решил потешиться напоследок, вот, о чем они судачат, - продолжил царь и достал из сундука фотографию Владислава Владиславовича Курсина, - Почему эти твари не могут понять, что ты — моя названая дочь, - Как мне с тобой легко, Бэлла. Мне — очень с тобой светло и покойно. Вот ему, - император указал на лицо президента, - было, конечно, тяжелей, ты знаешь, - оживился он, - сейчас столько фильмов снимают о той эпохе — всё почти неправда, и наоборот — слишком упрощают, или подслащивают, а я ведь жил в то время, был пацаном. Я и сейчас — пацан. Так!? - весело подмигнул девушке и ударил легонько увесистой ладонью по её ладони.
На убористый бурый песок выполз блестящий краб и запутался в мыльной пряже.
- Давай-ка запустим ещё один блинчик, - залихватски предложил царь.
- Но камней больше нет, - тихо произнесла Бэлла.
- Камней больше…. нет, - медленно повторил император и начал разглядывать неповоротливого краба, тщётно борющегося с салатовыми водорослями.
- Помоги ему, - после длительной паузы холодно произнес царь и неуклюже спросил, - а ты знаешь, что у меня 12 детей?
- Да, Ваше Величество, они — чудесные, - вежливо заметила помощница.
- Чудесные или чудные? - ухмыльнулся мужчина и вложил квадратный портрет в нагрудный левый карман вельветовой ливреи.
- Право, вы ставите меня в неловкое положение, - зарделась румянцем Бэлла.
- Мне нравится твоя простота и ненарочитая искренность, но здесь она — неуместна. Я прекрасно знаю, что не все мои дети — равноценны. И я признаюсь, тебе — признаюсь, что неодинаково их люблю. Более того — шестеро из них мне откровенно противны. Думаешь, я не в курсе, чего они ждут? …. Все мы в курсе…. Да помоги ему освободиться от этих водорослей!!! В конце-то концов! Что здесь сложного???
Второе солнечное Светило начало клониться к закату, и рыхлые тени на колючем песке поменяли конфигурацию, поместив краба в душеспасительную прохладу. Прошло около 15 минут, прежде чем император прервал сонное полуденное молчание:
- Антон Андронович просит меня подписать петицию о начале экспедиции на западное побережье. Не знаю, что он там собирается найти. Совершенно неясно. По-моему, и ежу понятно — радиация продержится ещё несколько поколений. Тем не менее , я догадываюсь откуда руки растут. Андрею, видите ли, мало Царства Польского, он вновь решил открыть америку. Не для того наши предки ее закрывали! - раздраженно бросил царь и ударил стальным набалдашником по уродливому отростку коряги — сук отломился, обнажив изъеденную жуком-древоточцем полость.
- Ты вообще слышала , что я тут себе под нос бубню? - нарочито ласково обратился к Бэлле.
- Ваш бубнёш слышит каждый ёж, - выпалила девушка и звонко рассмеялась.
- Что ты об этом думаешь? Об экспедиции? - заинтересованно спросил царь.
- Отправьте в неё великого князя, - усмехнулась помощница и едва прикоснулась к обгоревшему прямоугольному носу.
- Которого из восьми? - ухмыльнулся царь.
- А того, который решил её спонсировать, Андрея Михайловича, - взгляд девушки стал серьезным, - Пусть там… сил набирается. Или ума. Чтобы впредь знал, что вы всё ещё на коне, так сказать, - жестко отрезала она. - да и партию Константина Михайловича уравновесите таким образом. Пусть воодушевится — вниманием отца.
В густой ветвистой роще запел козодой.
- Козодои — одни из самых глупых птиц, - ни к селу ни к городу заключил царь и тревожно добавил, - скоро Солнца поменяются местами, дай руку, мне нужно встать. Помоги снять ливрею… я хочу…..я желаю искупаться!…. Эти олухи не понимают, что ливрея…. хоть как-то единит меня с народом…Сознаю, что брякнул глупость, но народ оценит……. Осторожно, не слишком сжимай предплечье, и оно — тебя не сожмет, так любил каламбурить мой товарищ-писатель…. Хорошие рассказы были. Юмор и трагедия в одном флаконе. Я раньше много читал. А теперь только — отчеты и доносы. Что само по себе одно и тоже….. Водица — прохладная. Что же — закаляться будем. Закаляться , но — не заколоться. Ты оценила игру слов? - самодовольно полюбопытствовал император.
- Поверьте, я — всё — оценила, - со смущением произнесла девушка, разглядывая могучую фигуру царя.
3.18.
Решение
- в 9.30 — посол германии.
- ему назначено? - недовольно пробурчал царь.
- ему назначено. Да и….
- что «и», Геннадий? - вылупил на меня свои узкие глазенки. Не понимаю, как эта то ли ближневосточная то ли азиатская морда получила престол? По-моему, ему снова следует сделать операцию по расширению разреза. Право — уже неприлично. Перед венценосными особами стыдно.
- Германия — наш сосед, границы обоих государств прилегают к друг другу….
- Да мне насрать, Геннадий, кто к чему там прилегает — катет к гипотенузе или гипотенуза к катету. В топку немцев. Я по-вто-ря-ю — в топку! Что там дальше?
- в 10.30 — у вас легкий завтрак. В 11.30 — изучение Санскрита, а в полдень — встреча с делегацией тебетских лам.
- Ламы походят на лам. Ласки походят на ласки. Лайки походят на лайки. А дальше как?
- Это всем известные строчки, Ваше Величество, - старик с возрастом определенно подбешивает. Мне уже жаль лам.
- Классику не знаешь? - рассвирепел царь. Если твой друг-писатель тебе очень нравился, это не значит, что он — гениален. - Тот , кто закручивает гайки, продолжает закручивать гайки, - Благостно цитирую и стараюсь замять тему.
- По-моему, я тебя уже спрашивал эти строчки, нет?
- Каждую пятницу. Ваше Величество. Каждого месяца. На протяжении последних….
- Не зуди давай. Что потом?
- Великий князь Андрей Михайлович просит аудиенции, - услужливо пролепетал камердинер. То бишь — я.
- Когда? - неприятно удивился он.
- Они-с просили вам передать, - и протянул конверт в синем конверте.
- Ступай, - озадаченно промолвил правитель.
- Что-нибудь ещё для вас? - ледяная любезность камердинера не оставляла поля для ответных эмоций, и царь махнул рукой и уже срезал канцелярскими ножницами гербовую печать.
С немецким послом Император был сух и даже раздражителен. Несколько успокоила делегация тибетских лам. Полдень давно остался позади. Вечер заявил о своих правах на наследство. Горничные казались Михаилу III тупыми и бесчувственными. Камердинер — чрезвычайно услужлив и лощён. Наконец государю доложили о прибытии Великого князя. В апартаменты просквозил призрачный, прозрачный, непонятный и непонятый рослый молодой мужчина.
- Здравствуй, папочка, - прошелестел он.
- Здравствуй, деточка, - осклабился Император.
Тлеющее Солнце вспыхнуло нездоровым блеском и уступило место новому Светилу. Отец закинул мясистую рельефную ногу на ногу и сбросил лакированный огненный сапожок.
- ты же не отправишь меня в америку? - с опаской спросил сыночек.
- По-моему, нам настало время поговорить, - вздохнул государь, - я чувствую вину перед тобой. Самое интересное, она — иррациональна. Сколько я себя помню, всю жизнь ощущал её. Перед тобой. Не знаю, к чему.
- ты же не отправишь меня в америку? - переспросил наследник и фальшиво улыбнулся.
- Во-первых, не в америку, а в бывшую америку. Во-вторых, ты меня не слышишь. Не понимаешь, что я прошу у тебя прощения, - начал раздражаться царь, - у меня действительно убеждение, тупое, косное, врождённое можно сказать, что я виноват, виновен перед тобой. Хотя ты — жалок, болезен и порой омерзителен. Ни одним единоборством ты не владеешь, в геополитике не смыслишь, женщин и мужчин — чураешься. Литературой не занимаешься, в общем тебя не видно и не слышно.
Молодой человек пожал плечами и присел на краешек низкого походного стула прямо у входа, и опять-таки даже это незамысловатое передергивание мышц вызвало у отца досаду, гнев и одновременно — сожаление.
- Прошу меня простить. Надеюсь, ты сумеешь? - мягко, вкрадчиво вновь адресовал известный вопрос сыну.
- За что? - Великий Князь находился то ли в смятении, то ли в недоумении, то ли одновременно испытывал все эти чувства. На мгновение его лицо поразило понимание или его подобие, и вновь тупой равнодушный взгляд уставился на нарождающееся Светило над дискообразным циферблатным окном, венчающем уходящий ввысь Купол.
- Да за всё! - закричал царь, - просто прости меня, вот И ВСЁ!!! - император глухо зарыдал, но быстро совладал с собой.
И тут на бледном постороннем лице наследника что-то ожило. Неизвестно что. Может быть, смутное осознание. Может быть, намёк на него. Он медленно подошёл к отцу и обнял за трясущиеся плечи. Правитель уловил эту перемену в поведении отпрыска, и они горячо побратались, и король отпустил его на покой. Через некоторое время из-за ширмы показалась Бэлла и пожала руку мужчине:
- Вы сыграли просто блистательно! - восхищенно начала она.
- я не играл, - спокойно промолвил царь, - я действительно попросил у него прощения.
- Значит, Андрей Михайлович никуда не едут? - разочарованно спросила она.
- Отчего же? - от императора не ушла от внимания нотка печали в голосе девушки, - я отправляю его в Северную Африку.
- Зачем? Ваше Величество, там же… там же, вроде как, неопасно? - непонимающе взглянула на него.
- Суть Империи — в её расширении, - ледяным тоном произнес Царь, - время — позднее, пробил второй полдень. Тебе следует спать. Сегодня ты ночуешь в нижних покоях.
- А вы? - испуганно переспросила обиженная Бэлла.
- А мы — а мы ожидаем полдень, - усмехнулся в русые густые усы император и указал на потайную дверь беременной женщине.
Он посидел немного на троне и вскоре вышел из зеркальной янтарной залы. Лучи второго Солнца озарили овальные портреты Александра I и Александра II и наконец задержались на квадратном изображении Владислава Владиславовича Курсина, расположенного между двумя венценосными особами. Его лицо светилось улыбкой — загадочной и торжествующей.
21.28. 9 мая 2018.