Пушкин и История Петра Первого как повод умереть
ПУШКИН И "ИСТОРИЯ ПЕТРА ПЕРВОГО" КАК ПОВОД УМЕРЕТЬ
1
В роковой анонимке - "дипломе рогоносца", послужившей причиной смертельной дуэли Александра Сергеевича Пушкина и Дантеса, есть указание – ключевое слово «историограф». В ней поэт «назначается» историографом «светлейшего ордена рогоносцев». Для Пушкина, который, скорее всего, понял, от кого пришло к нему послание, эти мерзкие строки были предвестием конца его творческой деятельности, которую он еще только планировал и которая сильно отличалась бы от предыдущей, полной славы, успеха и народной любви.
И эта новая творческая жизнь была крепко связана с работой его как историографа Петра Великого. Вот как пушкиноведы трактуют эту работу. Они считают, что «История Петра I» — незавершённый исторический труд, подготовительный текст А. С. Пушкина, в котором представлена хронология событий времени правления Петра I. Пушкин планировал на её основании написать «Историю Петра I» и надеялся окончить работу над ней в течение шести месяцев, или максимум — года. Однако замысел его остался неосуществлённым. После смерти Пушкина «История Петра I» была запрещена Николаем I, затем её рукопись была утеряна и найдена только в 1917 году. Начало рукописи и некоторые её отрывки публиковались П. В. Анненковым в 1855—1857 и 1880 годах. Отрывок, составлявший большую часть текста, увидел свет в 1938 году. Полностью текст был опубликован в 1950 году в «Вестнике Академии наук СССР».
Но этот текст нам ничего не дает. Во всяком случае, немногие оставшиеся тетради уже не имеют того накопленного материала, который собрал Пушкин в секретном архиве, куда был допущен по распоряжению Николая Первого, и на основе которого собирался поменять весь стиль и направление своего творчества. И новые произведения поэта наверняка дали бы и новое направление всей русской исторической литературе. Вполне возможно, не только Россия, но и Европа узнали бы истинное назначение созданного отцом Петра – царем Алексеем Тишайшим – церковного Раскола, определившего раскол всего российского общества и рождение российской оппозиции, осуществившей революции 1905 и 1917 годов.
Возможно, удалось бы больше узнать о происхождении и значении для России Марты Скавронской – императрицы Екатерины Первой, бабушки убитого императора Петра Третьего.
«Возможное» стало невозможным навсегда уже в 1831 году, когда летом, едва женившись, Пушкин обратился к Николаю I с просьбой о разрешении заняться историческими исследованиями в государственных архивах и библиотеках с целью написать историю Петра I Великого и его наследников до Петра III. Из его письма П. В. Нащокину от 21 июля 1831 года известно, что разрешение царя было получено, и что следующей зимой Пушкин планировал начать работу в архивах. На следующий день поэт писал П. А. Плетнёву , что император открыл ему архивы для того, чтобы он там «рылся».
23 июля в канцелярии III Отделения было объявлено о том, что Пушкин зачислен в Коллегию иностранных дел, в архиве которой хранились материалы о Петре . 20 августа 1831 года О. М. Сомов в письме из Петербурга сообщил М. А. Максимовичу то, что Пушкин является историографом Петра I, причислен к Коллегии иностранных дел и допущен к архивам. Там же он упомянул П. П. Свиньина — оппонента Пушкина, двенадцать лет работавшего над историей Петра Великого.
В декабре 1831 поэт Н. М. Языков писал своему брату: «Пушкин только и говорит, что о Петре… Он много, дескать, собрал и ещё соберёт новых сведений для своей истории, открыл, сообразил, осветил и прочее...»
Но 21 декабря М. П. Погодин в письме к С. П. Шевырёву, жившему тогда в Риме, говорил о том, что Пушкин не в настроении из-за того, что проект о написании «Истории Петра I», вероятно, не утверждён. 24 декабря Пушкин уехал из Москвы. Да собирался ли вообще Николай Первый утверждать этот проект совершенно нового освещения жизни императора Петра Первого?
2
Мы знаем, что первым написал историю Петра по заказу русской императрицы Елизаветы, его дочери, французский философ Вольтер. За ним написал историю России, в том числе, немного и о Петре – Николай Карамзин. И это уже не был Вольтеровский заказной панегирик, судя вот по такой, к примеру, оценке: «Мы стали гражданами мира, но перестали быть, в некоторых случаях, гражданами России. Виною Петр. Он велик без сомнения; но еще мог бы возвеличиться гораздо более, когда бы нашел способ просветить ум россиян без вреда для их гражданских добродетелей. <...> Петр, любя в воображении некоторую свободу ума человеческого, долженствовал прибегнуть ко всем ужасам самовластия для обуздания своих, впрочем, столь верных подданных. Тайная канцелярия день и ночь работала в Преображенском: пытки и казни служили средством нашего славного преобразования государственного…»
Но был еще один человек, который получил задание написать биографию Петра Первого – «придворный еврей» Петр Шафиров, дипломат и финансист. Я не нашла в источниках этой «истории», и неизвестно, что написал или написал бы о своем господине человек, которого император велел казнить и лишь в последнюю минуту, когда топор уже опустился на плаху, но в нескольких сантиметрах от головы преданного слуги Петра, получил помилование, а вместо казни – ссылку.
Нужно вспомнить, что еврейкой была и императрица – Екатерина Первая, то бишь, Марта Скавронская. После несостоявшейся казни император вскоре умер, и она тут же вернула Шафирова ко двору и поручила писать ему историю Петра Великого.
Это был 1725 год. Недавно закончилась двадцатилетняя Северная война, в результате которой Россия получила выход к Балтийскому морю. И все эти годы Петр Шафиров возглавлял Почту России и прославился на этом поприще. Но не может не интересовать вопрос: почему искушенный финансист, имеющий значительные связи в Европе, с начала Северной войны и до ее окончания занимал этот пост почтаря? Может быть, разгадка в том, что в России в те времена не было банков, через которые можно было бы совершать как внутренние, так и внешние денежные операции? А первые банки в стране появились лишь в середине 18 века. При Елизавете Петровне. И роль единственного кредитного (и «нелегального») учреждения в России выполняла как раз почта?
Вообще история почты в России очень интересная. Начало и развитие почтового дела в стране восходит ко времени натуральной почтовой повинности, состоявшей в даче княжескому гонцу коня и корма. В Киевской Руси уже в X веке существовал «повоз» — обязанность населения предоставлять лошадей «от стана к стану» для княжеских гонцов и слуг.
Последующая история русской почты связана с ямами — почтовыми станциями, учрежденными в XIII веке, в период Золотой Орды, для быстрой связи с её окраинами. Ямская повинность отбывалась всем окрестным населением, которое было обязано доставлять в определённые пункты лошадей с проводниками.
После Золотой Орды ямская служба получила дальнейшее развитие на русской земле. К XV—XVI векам почтовая связь установилась по всей стране. Расстояние между станциями составляло 40—100 вёрст. Для крестьян и посадских людей существовала тягловая повинность возить гонцов и посыльных.
При Иване III (1462—1505) устройство ямской гоньбы находилось под личным контролем московского князя, который подписывал подорожные грамоты на право пользоваться средствами сообщения. В подорожных были указаны направление, количество подвод, лошадей и прокорм. Например, для поездки боярина по казённой надобности из Москвы в Новгород в каждом ямском дворе ему предоставлялось 13 подвод, «баранью тушу, а шкуру обратно, троекуров да хлебы.
В XVI веке царские грамоты, приказы, а иногда и частные письма развозили из одного пункта в другой гонцы — нарочные. Им поручалась доставка обыкновенно одной грамоты или одного письма. Ямщики развозили как грамоты, так и кладь и людей. При этом для надзора над ямщиками и доставки государственных бумаг был учреждён Ямской приказ (с 1516 года).
В начале XVII века, при Борисе Годунове, в Ямском приказе были сосредоточены все дела по ямской гоньбе. В те времена почта при благоприятных условиях шла от Москвы до шведской границы в течение трёх недель, но в весеннюю распутицу на это уходило гораздо больше времени.
18 мая 1665 года между приказом Тайных дел (органом, который занимался вопросами, интересовавшими царя Алексея Михайловича лично) и голландцем Яном ван Сведеном был заключен договор об организации почты. Ван Сведен обязался привозить в Тайный приказ «вестовые письма всякие Цесарской, Шпанской, Францужской, Польской, Свейской, Дацкой, Аглинской, Италианской, Галанской и Недерлянской земель…». На расходы ему было выделено 500 рублей деньгами и на 500 рублей соболиных шкурок. В реальности ван Сведен привозил европейские газеты, на основе которых для царя и Боярской Думы готовили обзоры прессы (куранты). (Подумать только! И это – 17 век, и обзоры международной прессы! Как будто речь идет о наших днях… - Т.Щ.) Кроме того, голландский предприниматель получил право пересылать за границу грамотки иностранных купцов и плату за них оставлять себе. Первая почтовая линия связала Москву с Ригой.
Отличие почты от ямской гоньбы заключалось в том, что ямская гоньба могла быстро доставить одну важную депешу по конкретному адресу. Европейская же почта ходила более медленно, но регулярно, к её отправке можно было собрать большое количество писем и отправить каждое из них в строго определенное время в любую точку вдоль почтовой линии. Европейский опыт понадобился тогда, когда потребности российского внешнеполитического ведомства заставили поднять информационный обмен на новый уровень. На подавляющем большинстве направлений российские власти еще многие десятилетия продолжали пользоваться ямской гоньбой.
Почта оказалась очень выгодным предприятием. В 1668 году ван Сведен узнал, что на право содержать почту претендует иноземец Леонтий Марселис, семейству которого покровительствовал глава русского внешнеполитического ведомства А. Л. Ордин-Нащокин. Между Марселисом и ван Сведеном был устроен торг, в результате которого победил Марселис, обязавшийся поставлять для нужд российского правительства «всякие подлинные ведомости» бесплатно, если корреспонденцию будут возить государственные ямщики, подчиняющиеся Ямскому приказу. Первая почта Марселиса была «отпущена» из Москвы на Ригу 17 сентября 1668 года, а 1 марта 1669 года заработала почтовая ветка между Москвой и Вильно. Свои затраты Марселис окупил благодаря тому, что, опираясь на поддержку А. Л. Ордина-Нащокина, добился запрета для иностранных купцов посылать письма иначе, кроме как через его почту. При этом стоимость пересылки возросла.
О тяжёлой работе ямщиков того времени свидетельствует грамота новгородскому воеводе боярину князю Урусову (1684):
«…Послана к вам наша Великих Государей грамота, велено ямщикам, которые с почтою гоняют мешкотно и оплошно, учинить наказанье, бить батоги нещадно, и впредь приказать им гонять с яму на ям с почтою с великим поспешением днём и ночью, на добрых лошадях, и становились бы на яме в указанные часы и гоняли б ямщики сами по очередям, которые к той гоньбе выбраны, а работников своих посылали, и ни кого не нанимали, а на ямах бы нигде не стояли и не мешкали. А велено им гонять летом в час по семи вёрст, а в осень и зимою по пяти вёрст, и в том почтари чинятся непослушны, по ночам не гоняют».
3
Во времена Петра I происходило дальнейшее развитие почтовой связи. В 1693 году появилась почтовая ветка на Архангельск, а в 1689—1698 годах была налажена почтовая связь между Москвой и сибирскими городами. С 1716 года стала работать почтовая линия Москва — Санкт-Петербург. При Петре I были учреждены первые почтамты в Москве (1711), Риге (1712), Петербурге (1714), во многих городах появились почтовые конторы. Для обслуживания армии в 1712—1716 годах была создана военно-полевая почта.
В 1721 году Петр I ввёл должность генерал-пост-директора (генерал-почтмейстера), которому он подчинил почту и ямскую службу, но только в 1782 году «немецкая» и ямская почты окончательно слиты в единую организацию. В результате этой реформы почтовые учреждения обрели четкую иерархическую структуру. Высшими органами были почтамты, им были подчинены губернские почтмейстеры, а губернским почтмейстерам — уездные. Низшей ступенью местного почтового управления стали почтовые станции.
В 1723 году Ямской приказ был переименован в Ямскую канцелярию. К 1725 году общая протяженность почтовых путей составляла 10 677 вёрст.
Начиная с первой четверти XVIII века новые почтовые ветки стали учреждаться всё чаще. Однако установление регулярной почтовой связи даже с крупными городами растянулось на десятилетия: только по указу 1740 года почтовые конторы появились во всех главных городах провинций и уездов. Маркиз де ла Шетарди о почте в России в 1740 году писал, что, кроме почты из Петербурга и Москвы за границу, других почт в России не было. Все предписания и другая переписка за границу и прочие места, где расположены войска, посылаются с нарочными, по большей части из унтер-офицеров. Что же касается до внутренних сношений между собою, то русские купцы свои торговые операции по большей части производят зимой; удобства санного пути доставляют им средства путешествовать с весьма незначительными издержками, на своих лошадях и при том почти также скоро, как и по почте.
Официально деньги по почте начали пересылать только в 1781 году, и появились почтальоны.
П. П. Шафиров внёс большой вклад в развитие русской почты, которую возглавлял с 1701 года по 1723 год. В Табеле о рангах Шафиров отмечен в 1722 году как генерал-почт-директор, первый в России.
И вдруг разом все для него рухнуло. В 1723 году Шафиров рассорился с могущественным князем А. Д. Меншиковым и обер-прокурором Скорняковым-Писаревым. Он выяснил, что вокруг подаренного светлейшему князю Почепа тот «начал прирезать себе соседние участки, а казаков, которые этому противились, сажал за решетку», причём его сподручником выступал полковник Богдан Скорняков-Писарев, брат обер-прокурора. В ответ обер-прокурор обвинил в казнокрадстве брата самого Шафирова, служившего в ревизион-коллегии; притом указывал, что даже после ликвидации этого учреждения он продолжал получать жалование. Дело дошло до пьяных драк между двумя сановниками: «Оной Шафиров… на безгласно шумнаго (мертвецки пьяного) меня вынимал шпагу и хотел заколоть, но не допустили до того тут будущие», — подавал жалобу Скорняков-Писарев.
Когда дело Шафирова о злоупотреблениях по почтовому ведомству, выявленных Скорняковым-Писаревым, рассматривал Правительствующий сенат, обвиняемый, в нарушение регламента, отказался покинуть зал и вступил в шумную перебранку со своими врагами Меншиковым и Головкиным. В результате комиссией из 10 сенаторов он был лишён чинов, титула и имения и приговорён к смертной казни; последнюю Пётр I заменил ссылкой в Сибирь, но на пути туда позволил ему остановиться «на жительство» в Нижнем Новгороде «под крепким караулом», где ему со всей семьей отпускалось на содержание в день 33 копейки. По свидетельствам современников, указ об отмене смертного приговора зачитан был П. П. Шафирову прямо на плахе, после того как он положил на нее свою голову, причем палач успел опустить топор, но мимо.
Однако Императрица Екатерина I по восшествии на престол возвратила Шафирова из ссылки, вернула ему баронский титул, присвоила чин действительного статского советника (1725), сделала президентом коммерц-коллегии и поручила составление истории Петра Великого.
Тут хочется добавить еще один интересный факт. У Шафирова была дочь Марфа, которая вышла замуж за князя Сергея Григорьевича Долгорукова. Их правнуком был поэт Петр Вяземский, друг Александра Сергеевича Пушкина. Кстати говоря, и близкий родственник Николая Карамзина. Как видим, поэта, взявшегося писать историю Петра Великого, окружали люди, по родству близкие к тем, которые это уже делали –Карамзину и Шафирову.
Добавим еще, что прадедушку Петра Вяземского, известного дипломата Сергея Григорьевича Долгорукова, казнили в 1739 году в царствование Анны Иоанновны.
Он попал в опалу как участник заговора во время правления малолетнего Петра Второго. В 1735 году возобновилось следствие по этому делу, и в 1739 году Сергей Григорьевич, как составитель подложного завещания от имени Петра II, был арестован, подвергнут допросу и казнён в Новгороде.
4
Несмотря на слухи о том, что Николай Первый не собирается утверждать проект написание Пушкиным истории Петра Первого, с начала 1832 года Пушкин сочетал работу с печатными источниками и изучение архивных документов. Министр Государственного архива К. В. Нессельроде впоследствии сказал А. Х. Бенкендорфу о том, что ему была отведена специальная комната, где бы он занимался чтением и выписыванием событий до царствования Петра . Более того, 12 января он просил Николая I открыть Пушкину доступ к секретным бумагам его правления. По распоряжению царя, подобные исторические документы должны были выдаваться Пушкину под контролем Блудова, ведавшего секретными архивными делами. Затребованные источники относились к скрываемым тогда политическим событиям истории петровского и послепетровского времени.
В марте через Бенкендорфа Пушкин обратился к императору с просьбой о разрешении рассмотреть купленную Екатериной II библиотеку Вольтера, находящуюся в Эрмитаже. В её составе находились редкие книги и рукописи, которые доставались ему в период работы над «Историей России в царствование Петра Великого» по поручению русской императрицы Елизаветы, дочери Петра.
Несмотря на то, что доступ в библиотеку Вольтера в царствование Николая I был строго запрещён, для Пушкина было сделано исключение. После этого он получил возможность ознакомиться с собранными Вольтером историческими материалами, составляющими 5 рукописных томов (сохранились до нашего времени –Т.Щ.). 8 декабря 1832 года П. А. Плетнёв в письме к В. А. Жуковскому сообщил о том, что Пушкин ищет материалы по «Истории Петра I». Также он писал то, что он, видимо, на их основе задумал написать ещё и роман.
Свою работу над «Историей Петра I» А. С. Пушкин начал в конце 1834 года, продолжая вместе с тем «Историю Пугачёва» и «Капитанскую дочку». В феврале 1833 года во время бала состоялся разговор Николая I с ним по поводу его труда, во время которого Пушкин просил разрешения привлечь к работе историка М. П. Погодина, так как работа будет не скоро окончена.
А в начале апреля 1834 года из Петербурга Пушкин писал Погодину о том, что к написанию текста приступает со страхом и трепетом. Что же вызвало в нем этот страх и даже трепет?
Свою работу Пушкин строил на изучении многотомного свода исторических материалов И.И. Голикова под названием «Деяния Петра Великого», изданного в конце XVIII века. Как оказалось, они были собраны из достоверных, неопубликованных и запретных источников.
23 февраля 1835 года об этом в московскую прессу от Погодина просочилась информация. А осенью 1835 года в заочном состязании за написание «Истории Петра I» решил принять участие Н. А. Полевой. В своём письме он сообщал, что ничего не знает о работе Пушкина над «Историей Петра I». Но едва ли это было правдой.
5
Значит, эти документы – «виновники» такого настроения Пушкина в то время? А вот какие именно вызвали в нем страх и трепет, мы так никогда и не узнаем – все, что касается именно этого, было старательно уничтожено или нивелировано под «историю» Карамзина после смерти поэта и в советское время, когда «учителем» российской истории петровских времен стал поддельный граф Алексей Толстой с его насквозь лживым заказным романом «Петр Первый» и еще более лживым советским фильмом «Петр Первый», поставленным по нему режиссером Владимиром Петровым.
26 октября 1835 года в Москву прибыл Николай I вместе с А. Х. Бенкендорфом. Это был завершающий этап инспекционной поездки императора по стране, а также по Европе. Почему и Москва вызвала в нем интерес в это время? Да еще понадобился рядом Бенкендорф, курировавший работу Пушкина над «Историей Петра Первого» и изучение им секретных материалов, которые «уводили» писателя в Москву семнадцатого века, к событиям Стрелецкого бунта и страшной казни предка поэта Федора Пушкина, несостоявшегося убийцы Петра, мужа племянницы главной раскольницы страны боярыни Морозовой?
Не приходится сомневаться в том, что каждый шаг в изучении секретных документов отслеживался Бенкендорфом, а сведения от него поступали к Николаю Первому. Не потому ли он, не утвердив проект по «Истории Петра Первого», все-таки разрешил Пушкину и далее исследовать материалы о времени его правления и до времени правления его внука Петра Третьего, что хотел пройти по «следам» потомка несостоявшегося убийцы императора и понять, чего же он на самом деле хочет? А в Москве жили и работали те, кто был привержен раскольничьей оппозиции – старообрядческой идеологии «старого» пути развития страны, а не европейского, петровского. Это был поистине иезуитский прием опытного разведчика.
Профессор Московского университета, историк Михаил Погодин, которого Пушкин выбрал себе в напарники в работе над «Историей Петра Первого», был глашатаем «триединой формулы»: «православие, самодержавие, народность». По его убеждениям, Москва была избрана свыше и чудесным образом хранима «Русским богом». Она – колыбель русского государства, самодержавия, на котором держится вся отечественная история. «Москва была зерном, из коего произошло великое древо Российской империи… В Москве утвердилась независимость государства на двух краеугольных камнях, единодержавии и самодержавии», - писал Погодин. После основания Петербурга, Москва осталась «средоточием русской национальности», считал он.
Но что могло тут смутить Николая Первого и заставить посетить Москву и, скорее всего, тайно встретиться с теми, мнение которых было ему особенно важно и которых он хотел использовать в своих далеко идущих целях.
А цели эти были самые революционные, о которых никто пока что не мог даже подозревать. В том числе, и Пушкин, который, после изучения документов о Петре Великом, сравнивал его с революционером Робеспьером и политическим преобразователем Франции и завоевателем Европы Наполеоном Первым. Мог ли он представить, что Николай Первый не только не отличался от них, но и собирается именно в это время пойти гораздо дальше, но бескровным путем! То есть, таким, где крови будет пролито немного, и вся она будет принадлежать гениальным поэтам России! – Пушкину, Лермонтову и Гоголю! Никто не мог предположить, что, может быть, именно в этом, 1835 году, когда император объездил с инспекцией весь Запад и Юг России, а также с долгим визитом посетил Европу, он подготовил свой тайный сговор с Англией о технической революции в России, которую планировал начать, опираясь на опыт Англии, а также на ее деньги, специалистов и технические средства. с английской промышленной революцией. «Гнездо» же этой революции предполагалось вить именно в Москве руками ее главной «национальной принадлежности» - русских раскольников.
Вот это было тайной, в которую не позволено было проникать никому из непосвященных. А если Пушкин вплотную к ней приблизился? Да еще в то время, когда Николай Первый должен был исполнить великую миссию, подобную той, которую исполнил его предок – Петр Великий? Тогда можно себе представить, в какой смертельной опасности находился поэт все то время, пока изучал секретные документы, к которым никому до него не было доступа, и его «охватывали страх и трепет»…
6
Романовские и советские пушкиноведы сумели почти за двести лет убедить весь мир в том, что поэт накануне дуэли из-за ревности жены к царю и Дантесу, а также из-за травли в свете находился почти в невменяемом состоянии. Да и современники Александра Сергеевича, включая его друзей, оставили подобные воспоминания в письмах и дневниках, в которых они отмечали нагнетание негативной обстановки вокруг поэта. Но так думали и злословили Карамзины, Вяземские и все завсегдатаи балов и маскарадов в Аннинском дворце. И эти их «бабские» домыслы даже стали основанием для того, чтобы уже в советское время иные особенно прыткие «исследователи» заговорили о такой нищете, безысходности и затравленности Пушкина, от которых он был готов покончить жизнь самоубийством, для чего и выбрал роковую дуэль, то есть, сознательно пошел на смерть.
И лишь изучение вопроса о его работе над историей Петра Первого сегодня дает нам совершенно иное и ясное представление не только о последних месяцах, но и о последних днях и даже часах его жизни. Да, судя по всему, Пушкин сознательно выбрал дуэль с ненавистным навязчивым Дантесом, но не как повод для смерти, а как
… возможность жить после нее заново и работать по-новому! Нащупавший «золотую жилу» для своих новых литературных произведений, окунувшись с головой в изучение ценнейших документов об эпохе Петра Великого, он хотел лишь одного – работы в уединении подальше от двора и тишины вокруг себя. Не имея возможности избавиться от царского внимания и преследования, от невыносимой слежки Бенкендорфа и его агентов, от тупых великосветских интриг, которые, думаю, его не очень-то и трогали в силу его уже состоявшегося величия, Пушкин решил обыграть Николая и получить свободу после дуэли. За нее он рассчитывал быть снова сосланным в Михайловское, раз уж его не пускали туда мирным способом.
Осенью 1835 года, когда Николай Первый и Бенкендорф прибыли после инспекционной поездки по России в Москву, Александр Сергеевич как раз находился в Михайловском. Может быть, тогда и пришла ему в голову мысль придумать особый способ побега из столицы? Интересно, что в то время Дантес уже почти год был знаком с Натали. Но она все это время была беременна, рожала и оправлялась от родов. Так в мае (через несколько месяцев после знакомства) 1835 года родился сын Пушкина Григорий, а в мае 1836 – дочь Наталья. И лишь к осени этого года она, окончательно освободившись от своего «интересного» положения, пришла в себя для веселости на балах. Вот в это время Дантес и проявил дьявольскую «любовную» активность. Но его письма о необыкновенной любви к жене Пушкина своему приемному отцу Геккерену были написаны в начале 1835-го! Может быть, конечно, он был извращенец еще и другого типа, кроме гомосексуализма, и ему нравились беременные женщины?
Думается, прежде всего он был аморальным циником-шпионом, и делал то, что ему приказывали, и не где - нибудь, а в гостиной самой императрицы Александры Федоровны, супруги Николая Первого. Почему? А потому, что, видимо, уже в это время начал действовать план императора, направленный против поэта.
7
Пушкин встретился с императором впервые в Москве после ссылки в Михайловское в 1826 году и как бы заключил с ним негласный договор о покровительстве царя. Документа, как в «Фаусте» Гете, не было, и кровью с Мефистофелем его никто не подписывал. Но когда заключаешь договор с самим дьяволом, это и не требуется – слова согласия достаточно, чтобы рабу опуститься в еще более глубокое и тяжкое рабство навсегда.
Сотрудничество поэта с царем продолжалось худо-бедно до 1834 года. В 1833-м ему была оказана очередная милость – Александра Сергеевича избрали членом Российской Академии. А через десять месяцев он решает выйти из-под опеки двора. И причиной этому – работа над «Историей Петра Первого». Именно в это время император еще больше «закрепляет» казенное положение поэта при дворе – присваивает ему младшее придворное звание камер-юнкера. И одновременно запрещает публикацию по теме Петра – поэму «Медный всадник». Запрет – как серьезное предвестие провала всего задуманного Пушкиным. Вот почему, на самом деле, его взбесило присвоение звания младшего камер-юнкера: ему указали на его место чиновника Министерства Иностранных дел, архивариуса, а не человека, который задумал изменить всю петровскую историю, изменить всю русскую литературу и идеологию.
25 июня 1834 года титулярный советник Пушкин все-таки подаёт в отставку с просьбой сохранить право работы в архивах, необходимое для исполнения «Истории Петра». Мотивом были указаны семейные дела и невозможность постоянного присутствия в столице. Прошение было принято с отказом пользоваться архивами, поскольку Пушкин формально являлся чиновником при Архиве Министерства иностранных дел. Таким образом, поэт лишался возможности продолжать работу. Следуя совету Жуковского, он отозвал прошение.
Позднее еще раз «попытал счастья» - попросил у царя отпуск на 3—4 года: летом 1835 года он писал тёще, что собирается со всей семьёй ехать в деревню на несколько лет. Однако в отпуске ему было отказано, взамен Николай I предложил полугодовой отпуск и 10000 рублей, как было сказано, «на вспоможение». Пушкин их не принял и попросил 30000 рублей с условием удержания из своего жалования. Отпуск ему был предоставлен на четыре месяца.
Так на несколько лет вперёд его привязали к службе в Петербурге. Эта сумма не покрывала и половины долгов, из-за отпуска, с прекращением выплаты жалования, приходилось надеяться только на литературные доходы, зависевшие от читательского спроса. В конце 1834 — начале 1835 года вышло несколько итоговых изданий произведений Пушкина: полный текст «Евгения Онегина» , собрания стихотворений, повестей, поэм, однако, все они расходились с трудом. Критика уже в полный голос говорила об измельчании таланта Пушкина, о конце его эпохи в русской литературе.
Две осени — 1834 года (в Болдине) и 1835 года (в Михайловском) были менее плодотворны. В третий раз поэт приезжал в Болдино осенью 1834 года по запутанным делам имения и прожил там месяц, написав лишь «Сказку о золотом петушке» (как будто она одна не шедевр мировой литературы? –Т.Щ.). В Михайловском ( в то время, как Николай Первый проверял вместе с Бенкендорфом Москву на лояльность) Пушкин продолжал работать над «Сценами из рыцарских времён», «Египетскими ночами», создал стихотворение «Вновь я посетил».
Широкой публике, сокрушавшейся о падении пушкинского таланта, было неведомо, что лучшие его произведения не были пропущены в печать, что в те годы шёл постоянный, напряжённый труд над обширными замыслами: «Историей Петра», романом о пугачёвщине. В творчестве поэта назрели коренные изменения. Пушкин-лирик в эти годы становится преимущественно «поэтом для себя». Он настойчиво экспериментирует теперь с прозаическими жанрами, которые не удовлетворяют его вполне, остаются в замыслах, набросках, черновиках, ищет новые формы литературы.
8
В это время поэт отказывается быть придворным сатириком, передавая сюжет «Ревизора» Гоголю. С этим сюжетом, на мой взгляд, связана еще одна очень интересная деталь - образы городничего, его семьи и Хлестакова. События, которые использовал Гоголь со слов Пушкина и из истории ревизий российских губерний по распоряжению Николая Первого, я подробно описала в очерке "Мертвый ревизор для Гоголя" (Опубликован на этой странице -Т.Щ.). Но когда я, по следам Александра Сергеевича, стала более детально изучать документы не только времени правления Александра Первого и затем его брата, но и Петра Первого, то обнаружила весьма интересное сходство некоторых "героев" того времени с образами, созданными Гоголем в "Ревизоре". Изучая историю Петра, Пушкин не мог не остановить своего внимания на факте коронации Екатерины, жены императора. Она прошла 7 мая 1724 года в Москве. Подготовка к этому событию началась в конце 1723 года, когда еще была жива царица Прасковья Салтыкова, вдова брата Петра, Ивана Пятого. И она, и ее дочь, курляндская герцогиня Анна Иоанновна, будущая российская императрица (до восхождения ее на русский престол оставалось всего три года) соревновались за внимание знаменитого стилиста, поэта и фаворита Екатерины Скавронской, брата бывшей любовницы Петра Первого Анны Монс, Виллима Монса, первого красавца при дворе Петра.
Руководил подготовкой к коронации небезызвестный Петр Андреевич Толстой, дипломат и глава тайной канцелярии. Ему были выделены царем огромные средства (ну как в наше время, к примеру, на подготовку международной спортивной олимпиады, однако тратил он их с умом - только советуясь со знатоком международной моды, "иконой стиля", Монсом. А тот за каждым советом бежал во дворец к Екатерине. Естественно, авторитет его был очень высок. Губернатором же Санкт-Петербурга был на тот момент фаворит Петра Александр Меншиков. К тому времени любимец царя сильно проворовался и, опасаясь, расплаты, очень заискивал перед щеголем и любимцем женщин Монсом. Ну и тот хлопотал за него перед Екатериной, та - перед мужем, и до коронации Меншиков сумел удержаться на своем посту петербургского "городничего". За взятки Монсу, разумеется. Впрочем, в те дни кто только не делал подношений знаменитому стилисту, обращаясь с самыми нелепыми просьбами - точно так, как это описал в своей пьесе Гоголь. И не в последнюю очередь обращалась Прасковья Салтыкова, которая за что-то сильно невзлюбила свою дочь Анну Иоанновну и простила ее лишь перед своей кончиной, которая последовала еще до коронации.
Вся эта суета и толкотня вокруг Монса сильно напоминает описание семейство городничего и самого "ревизора" - Хлестакова. Помните, как в пьесе мать и дочь ссорятся из-за платьев, в которые хотели бы нарядиться ради дорогого гостя? Мать и дочь Салтыковы то и дело просили Монса помочь им с выбором нарядов для коронации. Впрочем, как и сама Екатерина Скавронская. На самых известных картинах она предстает перед нами и сегодня именно в тех роскошных и оригинальных нарядах, которые ей рекомендовал Монс. Для нее-то он старался от всей души! Но если водевильному Хлестакову удалось сбежать со всеми подношениями местных чиновников и пообещав жениться на дочери городничего, крутя роман с ее матерью, то Виллиму Монсу не удалось избежать наказания за его проделки. После коронации Петр казнил его, отрубив голову. Жену запер дома и не подпускал к себе. Тут же за воровство лишился и своей должности Александр Меншиков.
Вспомним пьесу "Горе от ума" Александра Грибоедова. Ведь очевидно, что в ней в облике Чацкого изображен "западник" император Александр Первый. Но едва ли бы обе эти пьесы были поставлены, не будь на то воли императора Николая Первого, который позволил публично высмеять двух своих предшественников...
Не захотел Пушкин оставаться и "главным" российским сказочником. В 1836 году он встречается с автором поэтической сказки «Конек Горбунок» Ершовым, очень высоко оценивает его труд и благославляет занять это место вместо себя. Тогда же Пушкин создает журнал «Современник», для чего берет в казне в долг еще 40 тысяч рублей. Он сразу же задает ему направление прогрессивного издания и, понятно, что преследует главное свое намерение – печатать в собственном журнале те свои произведения, которые он планирует создать на основе попавших ему в руки документов эпохи Петра Первого и формировать общественное мнении уже в другом русле. Но в каком – этого мы уже не узнаем никогда. И не только стараниями императора Николая Первого, но и стараниями прытких идеологов-марксистов в СССР.
Еще в декабре 1831 поэт Н. М. Языков писал своему брату: «Пушкин только и говорит, что о Петре… Он много, дескать, собрал и ещё соберёт новых сведений для своей истории, открыл, сообразил, осветил и прочее…». А 21 декабря М. П. Погодин в письме к С. П. Шевырёву, жившему тогда в Риме, говорил о том, что Пушкин не в настроении из-за того, что проект о написании «Истории Петра I», вероятно, не утверждён.
По воспоминаниям В.И. Даля, Пушкин говорил о том, что надо освоиться с историей и постоянно ею заниматься. Эти его слова многое означали: и напряженную глубокую работу с документами, и особые методики исследования, научный анализ текстов, особое понимание событий и того, как они трактуются современниками, а не простое переписывание исторических подлинников. Конечно, ему «помогали» его предки, служившие Петру. И несостоявшийся убийца Петра Первого Федор Пушкин, изрубленный на колесе на лобном месте рядом с Кремлем во время восстания стрельцов, и его прадед, эфиопский принц Абрам Ганнибал, соратник Петра Великого, и прадед Ржевский, изобретатель первой российской подводной лодки, строитель воронежского порта. Семейные истории – это ли не самый ценный архив?
А. И. Тургенев отмечал в то время в Пушкине «сокровища таланта, наблюдений и начитанности о России, особенно о Петре и Екатерине, редкие, единственные… Никто так хорошо не судил русскую новейшую историю: он созревал для неё и знал и отыскал в известность, многое, что другие не заметили». Вот это-то и пугало Николая Первого и заставляло его принимать свои меры.
Изначальный текст «Истории Петра Первого» был написан в период с января по 15 декабря 1835 года. Заметим: именно в это время происходит знакомство Дантеса с Натали и, видимо, начинает действовать план императора по нейтрализации Пушкина и, вероятнее всего, использовании его как сильной фигуры в международном заговоре. Даже двух. Первый – это тайная подготовка к сговору Николая с Англией по началу технической революции в России. Второй – по событиям отделения Бельгии от Нидерландов.
А Пушкин продолжает напряженно работать над своим новым проектом. 6 декабря 1836 года О. С. Павлищева-Пушкина писала мужу о том, что ее брат собирается ехать в Москву на два или больше месяцев. В мае 1836 года он действительно приезжал туда с целью продолжать работу в архивах в течение следующих шести месяцев. П. Я. Чаадаев 25 мая писал А. И. Тургеневу о том, что Пушкин очень занят Петром Великим. Но ему пришлось вернуться в столицу из-за родов Натальи Николаевны.
9
Дальше мы знаем: как только Натали оправилась и стала появляться при дворе, Дантес возобновил свои любовные притязания с новой силой. Потом состоялось это их роковое свидание в доме грязной провокаторши Полетики, ее двоюродной сестры, под прикрытием известного масона и агента разведки Петра Ланского. В ноябре 1836 года Пушкин получил «диплом рогоносца» и понял окончательно: в Петербурге ему не дадут спокойно ни жить, ни работать. Многие исследователи считают, что его вялая внешняя реакция на эти анонимные письма якобы признак того, что он чуть ли не сам их написал, чтобы на дуэли покончить жизнь самоубийством. Но дело было в другом: скорее всего он обдумывал, как ему получить «выгоду» от этой мерзости? Ведь Пушкин тоже не был ангелом, и чего-чего, а циничного отношения к своим врагам у него всегда хватало.
По свидетельству А. Н. Вульфа, Пушкин полагал, что за дуэль будет наказан новою ссылкой в Михайловское, где на свободе сможет работать над историей Петра. То есть, ради своей работы и свободы от преследования императора поэт был готов на крайние меры. Он настолько глубоко погрузился в этот необыкновенный творческий процесс, что уже не понимал библейской истины: против дьявола, с которым заключил союз, идти невозможно. И, как всегда в таком случае, опять же - по библейским законам, тут же нашлись Иуды и среди ближайших друзей, и в семье.
О том, что Пушкин преследовал своим скандалом с Геккереном и вызовом его на дуэль именно эту цель, и к смерти не готовился, говорит то, что он и за несколько часов до дуэли продолжал работать над «Историей Петра Первого». Еще в конце декабря поэт сообщил друзьям, что эта работа отнимает у него много времени. Перед самой дуэлью — 25 и 26 января - А. И. Тургенев разбирал вместе с ним европейские архивные документы и донесения французских послов при дворе императора Петра и его преемников.
После смерти Пушкина В. А. Жуковский предпринял попытку опубликовать его рукопись (лучше бы он этого не делал, тогда ценнейший труд поэта, возможно, сохранился бы –Т.Щ.). Николай I, после ознакомления с рукописью, запретил публикацию. М. П. Романов, брат императора, утверждал еще в декабре 1836 года, что Пушкин недооценивает императора , что его точка зрения ложна и что он рассматривает Петра Первого как сильного человека, чем как творческого гения.
И друзья поэта, стремясь, чтобы его труд увидел свет, решили убрать из него всё, что могло быть признано царём негодным для печати. Подлинная рукопись Пушкина, составившая после сшивки её листов тридцать одну тетрадь, была переписана. Колоссальная работа, по сути дела, пропала, поскольку друзья все вернули к романовским «настройкам» Карамзина.
Копия в шести рукописных томах была передана отставному цензору К. С. Сербиновичу, который обладал некоторой исторической подготовкой и разбирался в Государственном архиве дела петровского времени. Он не ограничился изъятием из пушкинской рукописи отдельных выражений, резко характеризующих Петра I. Существует версия, будто он исказил, или исключил из неё строки, в которые вошла историческая концепция Пушкина, не принимаемая самодержавием. Отмеченные им места были переписаны в свободный реестр и против каждой выписки были помечены замечания об исключении выбракованных цензурой строк. В последнем случае Сербинович предлагал новую редакцию, которая придавала более приемлемый вид историческим суждениям Пушкина о Петре.
После рассмотрения рукописи в 1840 году официальной цензурой, которая произвела ещё некоторые поправки, она была разрешена к печати. Тем не менее, издателя для чернового варианта не нашлось, и опека, учреждённая над детьми и имуществом Пушкина, вернула рукопись Н. Н. Пушкиной.
В 1855—1857 годах П. В. Анненков опубликовал в собрании сочинений Пушкина начало его исторического труда под названием «Материалы для первой главы истории Петра Великого», от рождения Петра до момента начала его единоличного царствования. В Материалах для биографии Пушкина Анненков напечатал ещё два отрывка, касающиеся основания Петербурга и смерти императора. Он сопроводил их комментарием, где отметил, что отрывки представляют собой лишь наброски, программу неосуществлённого замысла.
Впоследствии Анненков напечатал в «Вестнике Европы» статью, в которой привёл ряд мест, изъятых в 1840 году из «Истории Петра I» цензурой и скопированных по его указанию (благодаря этому они сохранились до наших дней).
Как к материалу, не нашедшему своего издателя, интерес к рукописи был утрачен. «История Петра» вместе с книгами из библиотеки Пушкина хранилась в подвальных помещениях казарм Конно-Гвардейского полка, которым командовал П. Ланской, второй муж Натальи Николаевны. Впоследствии ящики с книгами и рукописью были перевезены в имение Ивановское Бронницкого уезда. Оттуда сын Пушкина, Александр, 1866 году часть своих вещей перевёз в усадьбу при станции Лопасня и среди них – библиотеку. Перед вывозкой оттуда ее в 1890 году (снова в Ивановское) книги стали проветривать и переупаковывать. По невнимательности ящик, в котором хранилась рукопись «Истории Петра I», был оставлен. Она была случайно обнаружена там же летом 1917 года Н. И. Гончаровой, племянницей Н. Н. Гончаровой-Пушкиной. Кроме рукописи «Истории Петра» в ящике хранились семейные документы Пушкиных. Выяснилось, что прислуга использовала бумаги из ящика для хозяйственных нужд. Находившийся тогда же в Лопасне Григорий Пушкин (внук поэта) узнал почерк деда. Из 31-й пушкинской тетради уцелело 22, а из шести томов цензурной копии — три.
(Из книги "Черная любовь гениев России")
ХХХ
Чтобы лучше понять написанное выше, можно обратиться к "справочной" литературе на моей странице, к очеркам, которые я бы назвала - "По следам Пушкина". По кровавым следам...
1954. Крым на фоне пейзажа Юго-Восточной Азии
Проклятый диплом рогоносца. Где точка отсчета смерть
Черная любовь гениев России
Староверы Ульяновы. Заговор купцов
Марта Скавронская - радистка Кэт?