Солдатский ремень

Владимир Бровкин 2
мальчишки в военной форме

Мальчишки всегда были неравнодушны к военной форме. И столетней давности времена — тут не исключение. Вот красноречивый пример: на фото первый сынишка моего деда Бровкина Макара Матвеевича —  Тихон, и проживший-то на этом свете всего 6 лет,  смотрите с какой напряженной суровой гордостью, подпоясанный  отцовским солдатским ремнем смотрит  в объектив фотоаппарата. Ремнем пехотинца.
А мне так грели душу предположения о том, что мой дед был артиллеристом. Сын его, мой отец Николай, во время Великой Отечественной воевал в 34 Берлинском Краснознаменном ордена Кутузова артиллерийский дивизионе особой мощности РГК. На вооружении которого были 280 мм мортиры, самые крупные по тем временам  орудия, предназначенные для взлома особо укрепленных позиций противника. И как приятно бы было мне и внукам видеть тут преемственность. Дивизион, в котором  воевал отец, полутораметровыми снарядами стрелял по линии Маннергейма, по рейхстагу и имперской канцелярии. И если так, то можно было бы предположить с не меньшей гордостью, что мой дед штурмовал Перемышль.
Я полагал, что мой дед, судя по неплохо сохранившейся фотографии тех лет, служил срочную службу в  расквартированном в городе Мариинске 11-ом артиллерийском мортирном дивизионе. В его 2 батарее.
О которой сохранились  более чем  детальное описания размещения ее в нем и ее  в нем нахождения.
А затем в составе этого дивизиона воевал на фронте. Тем более, что этот дивизион принимал участие в боях под Львовом, под которым, согласно семейным рассказам, в  самом начале войны  дед попал в плен.
Но теперь по базе потерь выясняется, однако, другое. Бровкин Макар Матвеевич  — стрелок 6-й роты 46-го Сибирского стрелкового полка 12-й Сибирской стрелковой дивизии, уроженец Томской губернии, Барнаульского уезда, Зеркальской волости, пропал без вести в бою у д. Ядлово (Карпаты) 29 января (11 февраля) 1915 г.
В этом бою из их 6-й роты пропали без вести вместе с ним и еще 6 человек из их  села.
Сохранился от тех времен дневник боевых действий.  А бои в Северных Карпатах были ожесточенные. Роты брали раз за разом переходящие из рук в руки высоты. Зима. Офицеры выбиты. Ротами командуют унтер-офицеры. В ротах осталось по 100 человек. Многие из них — ранены и обморожены.
Война со страниц дневника боевых действий написанного неровным почерком  химическим карандашом встает, когда его читаешь, во всех своих суровых красках и очертаниях.
Но самое главное, все еще  тут, и при таком-то начале — впереди.
Как это ни странно и как это ни грустно…
В плену же дед пробыл 4 года в заштатном в две улочки немецком  городке Альцай в центральной части Германии, что к Западу от Рейна.
И в свете этого выходит, что Мариинск, означенный на фотографии, скорее всего в военной биографии деда оказался перевалочным пунктом. И в какой тогда пехотной части он срочную службу служил, вопрос остается более чем открытым. Ибо 46-й Стрелковый полк 12–й Стрелковой дивизии был сформирован  на втором этапе формирования сибирских частей в городе Иркутске на базе запасников большей частью из Омского военного округа.
Поди тут теперь, когда минуло столько лет, разберись во всей этой круговерти, в которую в одночасье были вовлечены такие массы людей.
Мальцу же на снимке — лет шесть.
И  вероятней всего тогда предположить, что где-то  до 1914 года дед был в родном селе в отпуске (а как все это еще можно объяснить?) и привез  сынишке ремень в подарок. Ремень, повторяю пехотный. У артиллеристов на бляхе под орлом были изображены скрещенные пушки. Потом была война, поражающая воображение и своим размахом и своими жертвами, когда начинаешь поближе копаться во всех ее хитросплетениях и деталях. Затем было четыре долгих года плена.  И многое другое. О чем можно долго и много рассказывать. А жизнь человеческая (а точнее даже будет сказать — мужицкая) была не такая уж и длинная.  Жизнь простого  русского хлебопашца, как тогда  именовалась крестьянская профессия во всех формулярах. Рядом с простым мужиком и вчера и сегодня шла нескончаемо верной спутницей война. Рядом с прочими катаклизмами и разными, всегда чуть ли не до небес встающими, социальными пертурбациями и новациями.
Что же до мальчишек, то те всегда смотрели (о — молодость!) с восторгом и восхищением на военных и всегда с гордостью носили какую либо часть формы:  бескозырку, пилотку ли, военный ли ремень. Вчера. Сегодня.
Вот они, эти нехитрые и такие трогательные лики человеческого века на земле.
Так было всегда.
И фрагмент фотографии столетней давности — грустное и точное тому подтверждение.
Как пытливо смотрит на нас мальчишка Тихон из далекого сибирского села, из когда-то мимолетно промелькнувшего под высокими сводами неба своего бытия.
Сегодня в  селе, там, где когда-то и снято была заезжим фотографом эта фотография, 75  домов стоят с забитыми окнами. В селе, когда-то бывшем волостным. То-есть почти как бы районным.
Но это уже другая,  сегодняшняя история.
И менее ли драматическая, что и сто лет назад?