Александр Сергеевич Суворов
О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».
2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.
454. Океан. 1 сентября 1973 года.
Сводка погоды: Атлантический океан. Северо-Восточная Атлантика. Суббота 1 сентября 1973 года. БПК "Свирепый" в открытом Атлантическом океане в морском районе "Фареро-Исландский рубеж" (англ. GIUK gap), вблизи от острова Исландия. Данные метеостанции Рейкьявик (сев.) Исландия, географические координаты: 64.132,-21.933. Наконец-то погода в первый день сентября 1973 года в районе пребывания БПК "Свирепый" и судна снабжения танкера СМТ "Олекма" улучшилась. Океанская штормовая зыбь всё ещё мучила наш корабль и экипаж, но ветер стих, дождь ещё шёл, но тоже стихал, а ветер, хоть немного усилился, но дул уже спокойно и уверенно, без шквалистых порывов, гоня сплошную облачность атлантического циклона прочь. Дневная температура: мин.: 8.0°C тепла; средняя: 10.1°C тепла; макс.: 13.0°C тепла, Эффективная температура (температура самоощущения человека) 8.6°C. Ветер дует со скоростью 5 м/с (18,0 км/ч), то есть "слабый" (3 балла) и почти без порывов. Такой ветер образует "лёгкое волнение" (3 балла), колышет наш походный военно-морской флаг на стеньге, качает тонкие стержни радиоантенн, приятно овевает мокрое от влажного воздуха и мельчайших брызг лицо, влечсёт за собой сплошную пелену облаков, но с улит изменение погоды и похолодание, потому что мокрое лицо, руки, особенно щёки и уши, мёрзнут... Ветровые волны на пологих гребнях мёртвой океанской зыби короткие, фактурные, красивые - такие волны художники любят рисовать вокруг парусных судов и кораблей. Гребни этих волн (3 балла волнение моря) опрокидываются и образуют стекловидную морскую пену, которая стелется по ветру по рябой поверхности пологих валов мёртвой зыби. Средняя высота волн 3-балльного волнения - 0,6-1 м, длина - 6 м. Штормовые волны и валы батюшки Океана за ночь укротились и Океан удивительно красив, бодр, весел и счастлив изменением своего настроения и выглядит как молодой французский король-солнце Людовик XIV. В это первое утро сентября 1973 года солнце взошло в 06:09, а зайдёт в 20:44 (GMT+1).
Океан... Природная стихия... Получила имя и образ древнегреческого божества "Океанос" (др.греч.: ;;;;;;;). В Древнем Риме латинским словом "Oceanus" обозначали "воды, омывавшие известный мир с запада, то есть известный и открытый римлянами Атлантический океан". Любой океан, а их известно на сегодня пять: Тихий, Атлантический, Индийский, Северный Ледовитый и Южный (или Южный Ледовитый) океан - это часть Мирового океана, который распространяется между материками суши. Океаны (Мировой океан) находятся в непрерывном взаимодействии с атмосферой и земной корой, которые воздействуют на них, перемешивают течениями, насыщают океаны газами, минеральными веществами, солями и т.д. Океаны и их моря (Мировой океан) занимают около 71% поверхности Земли (порядка 361 млн км;). Дно океанов, рельеф и ландшафт дна океанов сложные и разнообразные от глубоких впадин, ущелий, до высоких гор, ровных равнин и плоскогорий океанского шельфа.
Океаны и моря (Мировой океан) - это сплошная вода, морская солёная вода, основная часть гидросферы (94,1 % всей площади водных покровов Земли). Материки, континенты и большие архипелаги островов делят Мировой океан на отдельные океаны, моря, образуют заливы, проливы, бухты, пляжи и т.д. Например, Атлантический океан, в котором сейчас находился БПК "Свирепый", занимает площадь 91,6 млн км;, объём - 329,7 млн км;, имеет среднюю глубину 3600 м, наибольшую глубину 8742 м (жёлоб Пуэрто-Рико) и моря: Балтийское, Северное, Средиземное, Чёрное, Саргассово, Карибское, Адриатическое, Азовское, Балеарское, Ионическое, Ирландское, Мраморное, Тирренское и Эгейское, а также - Бискайский залив, Гвинейский залив и Мексиканский залив.
Данные Википедии: "Атлантический океан — второй по величине океан Земли после Тихого океана, название произошло от имени титана Атласа (Атланта) в греческой мифологии или от легендарного острова Атлантида. Он простирается от субарктических широт до самой Антарктиды. Граница с Индийским океаном проходит по меридиану мыса Игольный (20° в. д. до побережья Антарктиды (Земля Королевы Мод). Границу с Тихим океаном проводят от мыса Горн по меридиану 68°04’ з. д. или по кратчайшему расстоянию от Южной Америки до Антарктического полуострова через пролив Дрейка, от острова Осте до мыса Штернек. Граница с Северным Ледовитым океаном проходит по восточному входу Гудзонова пролива, далее через Пролив Дэвиса и по побережью острова Гренландия до мыса Брустер, через Датский пролив до мыса Рейдинупюр на острове Исландия, по его побережью до мыса Герпир, затем к Фарерским островам, далее к Шетландским островам и по 61° северной широты до побережья Скандинавского полуострова. Площадь морей, заливов и проливов Атлантического океана составляет 14,69 млн км; (16 % от общей площади океана), объём 29,47 млн км; (8,9 %). Площадь 91,6 млн км;, из которых около четверти приходится на внутриконтинентальные моря. Площадь прибрежных морей невелика и не превышает 1 % от общей площади акватории. Объём вод составляет 329,7 млн км;, что равно 25 % объёма Мирового океана. Средняя глубина — 3736 м, наибольшая — 8742 м (жёлоб Пуэрто-Рико). Среднегодовая солёность вод океана составляет около 35 ‰. Атлантический океан имеет сильно изрезанную береговую линию с выраженным членением на региональные акватории: моря и заливы".
Приведённых кратких сведений об Атлантическом океане вполне достаточно для данного случая, потому что 1 сентября 1973 года мне было не до физических и биологических данных окружающего меня океана, а его образ, то впечатление, которое я испытывал, глядя из-за приоткрытой броневой двери носового тамбура рано утром, чтобы вдохнуть свежего воздуха и поглядеть на восход солнца над океаном. Солнце в это утро только тускло освещало плотный слой облаков, но уже было видно, что они послушным стадом поднялись вверх и быстро несутся, прогоняемые океанским ветром прочь, унося с собой дождь, слякоть, промозглую сырость и непогоду. Впереди нас ждал неспокойный трудовой день...
Запирая наглухо рычагами броневую дверь на бак, ежась от зябкой влажности, семеня кожаными стоптанными тапками к спасительной двери в ленкаюту, мимоходом наведавшись в жаркую тесноту носового насосного и вентиляционного отсека, в котором я обычно высушивал свою мокрую насквозь матросскую робу, брюки, бушлат, берет и воротники (гюйс), я вдруг ни с того, ни с чего начал сочинять стихотворение про "батюшку Океана". Мысли, словно островерхие, закручивающиеся бурунами белых барашков волны, неслись в голове, перескакивали с одной волны на другую, рождались красивые и точные слова, рифма, предложения, образы и я ликовал, потому что редко, очень редко, ко мне приходило поэтическое озарение и писал стихи и песни. Не хватало слов, чтобы выразить всё, что роилось во мне... Не было возможности записать строчки стихотворения и я просто наслаждался тем, что они возникали и тут же пропадали, заменяясь новыми словами и образами...
По опыту предыдущих подобных состояний души, я знал, что бесполезно останавливаться, задерживаться, пытаться что-то уловить, запомнить, записать, потому что душа рвалась в полёт, летела, неудержимо, свободно, легко и беспамятно... Нужно было просто дать ей лететь, не пытаться схватить мою душу за её огненный разноцветный хвост и вырывать заветное поэтическое перо, чтобы им потом написать сочинённое на бумаге... Бесполезно и невозможно... Душа моя в то время была трепетная, восторженная, неудержимая, молодая, страстная и темпераментная. Она не терпела никакого насилия, сдерживания, строгости и дисциплины. Она летела и летала когда хотела и куда хотела и единственное, что я мог сделать для неё - это не ограничивать её полёт и метания, а только внимательно следить за ней, чтобы она не увлекла моё тело в безрассудные телодвижения и поступки...
Вот почему я решительно, сурово и твёрдо задраил броневую стальную дверь носового тамбура и не позволил моей душе выскочить в восторге от увиденного на мокрую палубу бака, которая всё ещё мерно поднималась и с ускорением падала в ложбины между океанскими валами мёртвой зыби. Не хотелось знакомится с этими уставшими валами, которые поражали своей равнодушной "мёртвой" размерностью: "Ты только попадись к нам и мы тебя укачаем"...
Я не помню строки того стихотворения, которое возникло в первый же момент моего взгляда на утренний осенний Океан. Я даже не помню тех образов, которые тогда пришли ко мне и вызвали "щенячий" восторг стихотворца. Но зато я очень хорошо ощущаю и чувствую те образы, слова и понятия, которые использовала в своём стихотворении современная поэтесса Тамара Малюнкина Ханжина, которая опубликовала на сайте электронного издательства "Стихи.ру" вот это своё стихотворение:
А океан, действительно, великий,
Бескрайняя прибрежная волна.
И отраженье солнца слепит бликом,
И первозданной свежести вода.
Солёный воздух, сырость и просторы.
От края и до края - Океан.
Лишь только здесь, да где-то там и горы,
Присутствует Господь, наверно, Сам.
И царствует в палитре светло-синий,
Да белый, где клокочущий прибой.
В растрёпанности некоторой линий,
Неторопливы волны чередой.
И в полосе прибрежной ходит важно,
Привычно, чайка - в перьях ветерок.
И в пену волн бросается отважно,
Качаясь на волнах, как поплавок.
И правит грандиозная стихия -
Лазурный многоликий Океан.
Рокочут штормы грозные, лихие
И снова штиль, а может быть, туман.
Зеркальным отраженьем сверху небо,
Величием божественным дыша,
Неутомимым катятся забегом
От горизонта волны, - не спеша.
Ворочается синяя громада,
Времён доисторических вода
И большего мне счастья и не надо,
Лишь к Океану ездить иногда.
© Copyright: Тамара Малюнкина Ханжина, 2011
Свидетельство о публикации №111072300359
Это стихотворение очень близко к тем ощущениям и чувствам, которые я испытал рано утром 1 сентября 1973 года на борту БПК "Свирепый" в северо-восточном Атлантическом океане. Образ Атлантического океана в моём воображении складывался из образов Морского бога, Мирового океана и конкретно из образа "батюшки Океана" - седого, могучего, огромного, царственного. Опять же много позже (сегодня 11 марта 2019 года) я вновь прочувствовал эти ощущения и образы, читая рассказ другой женщины-писателя Татьяны Лохтевой и вновь поразился совпадению наших с ней образов , мыслей и картин - вот её рассказ-сказка "Океан" в точном цитатном изложении...
Океан шумел. Его тяжёлые маслянистые волны неторопливо перекатывались, сталкивались друг с другом, разбиваясь на тысячи мелких брызг, катились дальше, лениво набегая на пустынные берега редких безжизненных островков суши. Но в глубине, в вечной темноте, куда никогда не доставали лучи света, уже теплились крошечные, пока ещё никак себя не проявляющие, зародыши жизни. Океан знал о них. Знал, что эти не имеющие названия бледные бесформенные зародыши – дети вулканов, что во множестве кипели в его чреве, изрыгая в ещё незамутнённую воду огненную лаву, пепел и искорки, поднявшиеся из самой глубины земных недр, отторгнутые материнской магмой и брошенные на произвол судьбы в суровую чёрную воду.
Поначалу океану не было никакого дела до того, что происходило за его пределами. Он жил сам по себе, думал вечную думу, шелестел волнами и равнодушно наблюдал, как зародыши без названия, рожденные в его глубинах, выносятся волнами на каменистые берега. Океану казалось, что там, куда не достают его волны, ничего нет. Только камни, по какому-то недоразумению вдруг оказавшиеся на его пути. Прошло немало времени, прежде чем океан с удивлением обнаружил, что в его глубинах происходит что-то, до сей поры ускользавшее от его внимания. Зародыши, которым он и название не удосужился дать, жили! Мало того, они меняли свой внешний вид и размеры, творили себе подобных и начинали жить своей собственной, независимой от океана жизнью. То есть, конечно, их жизнь была полностью во власти давшего им приют океана, и не считаться с этим фактом они не могли, но в то же время жили, нимало не заботясь о том, как к их появлению отнесётся океан – хозяин.
А океан-хозяин мало-помалу смирился с тем, что теперь не был одинок, что в его водах поселились гости, пускай и непрошенные, но забавные. С ними океану было куда интереснее, чем с холодными звёздами над его поверхностью. Звёзды отражались в его волнах, танцевали в их пене и молчали. Да и что могли сказать ему эти далёкие от его океанских дел заносчивые особы! Днём, когда над горизонтом появлялась главная среди них – большая и яркая звезда, которую океан прозвал про себя Большим Светилом, другие звёзды исчезали. Океану не нравилось Большое Светило. Оно жгло его кожу своими лучами и отнимало воду – его частицу. Иногда Светило тоже закрывали набегавшие на небо тяжелые свинцовые тучи, и тогда на поверхность океана выливался живительный поток водяных капель. Океан радовался каждому дождю – ведь к нему возвращалась вода, отнятая Светилом.
Часто из туч вырывались молнии, хлестали по воде и уходили вглубь. Гремели раскаты грома. Океану они не были страшны. Наоборот, он был доволен тем разнообразием, которое вносили грозы в его, в общем-то, не слишком весёлую жизнь. Когда на Океан опускался мрак и Большое Светило уходило освещать другую сторону Океана, над его водами появлялось Маленькое Светило. Оно причудливо отражалось в волнах, усеивая мелкими осколками серебра их поверхность. Океану не было ни тепло, ни холодно от Маленького Светила. Он воспринимал его как нечто ненужное, но неизбежное. К тому же Маленькое Светило придавало его волнам некую загадочность, что, в общем то, Океану даже нравилось, он был не чужд эстетике. Он не мог знать о том, что его волны, приливы и отливы целиком зависят от Маленького Светила, хотя в глубине своего сознания догадывался об этом.
Единственным другом Океана, с которым он мог говорить бесконечно, был Ветер. То ласковый, то впадавший в буйное помешательство, Ветер мог проникать повсюду, куда волны Океана не могли дотянуться. От него Океан узнал, что на камнях, которые он считал досадным препятствием своим волнам, растут трава и деревья, что там, в недоступной ему дали, тоже есть зародыши жизни, подобные его детям, растущим в солёной воде. Там, говорил Ветер, текут реки, вода в которых не бывает солёной и которая может быть прозрачной и мутной, несущей в себе частицы ила, глины и прочих не слишком приятных вещей. Мутные потоки речной воды раздражали Океан. Он всеми силами старался избавиться от чуждых ему «подарков», и это ему почти удавалось: его волны, захлёстывая устья рек, разбрасывали вокруг все ненужные Океану примеси, не давая им проникнуть за пределы обозначенной Океаном границы.
Между тем искорки жизни, когда-то зародившиеся в глубинах Океана, со временем преобразились настолько, что Океан уже перестал узнавать в них те бесформенные безымянные создания, которые когда-то он едва замечал. С иронической усмешкой Океан наблюдал за тем, как некоторые из этих неуклюжих созданий пытались покинуть его воды и освоиться на суше. Суша, по словам Ветра, тоже разрослась и даже слегка потеснила Океан в его бесконечных границах. Впрочем, Океан не слишком волновался о том, что когда-нибудь суша победит и лишит его законного ложа, для этого она была слишком медлительной и слабой.
Для Океана не существовало времени. У него не было понятия дня и ночи. Он был настолько велик, что когда в одной его части царствовало Большое Светило, другую его часть заливало мерцающим светом Маленькое Светило, и день с ночью сливались, образуя бесконечную череду. За этой чередой Океан и не заметил, как окрепли и усовершенствовались создания, бывшие когда-то зародышами в его чреве и выбравшимися на сушу. Поначалу они казались ему безобразными каплями, по каким-то причинам получившими придатки в виде пар верхних и нижних отростков. Верхние отростки капель помогали каплям мастерить сети и другие приспособления, с помощью которых они вылавливали из Океана всё, до чего могли дотянуться. Нижние конечности служили каплям опорой и средством передвижения.
Океан смеялся, глядя на суету капель на кромке прибоя. Иногда он шутя смахивал их волной подальше от берега и с удовольствием наблюдал, как они барахтаются, пытаясь справиться с волнами. Некоторым удавалось вернуться на берег, но большинство находило вечный приют в водах Океана и служило пищей для созданий, выросших в его глубинах. Однако время, о существовании которого не подозревал Океан, шло, и он сам не заметил, как и когда беспомощные капли, над попытками освоить его воды Океан посмеивался, все смелее и дальше вторгались в глубины его просторов. Построенные ими корабли всё наглее и уверенней бороздили водную гладь, несмотря на грозные предупреждения Океана, попросту топившего незваных пришельцев вместе с их утлыми лодчонками.
Океан верил в свои силы. Он верил, что сумеет справиться с нежданной болезнью, вызванной присутствием на его поверхности и даже в глубинах непонятных капель, которых Ветер именовал людьми. Ветер рассказывал, что на суше эти вредоносные создания тоже натворили много бед. Стараясь подчинить себе всё и всех, они постепенно разрушали то, что было основой их существования: вырубали леса, уничтожали животных, которыми питались или которых считали непригодными в пищу а потому бесполезными. Как ненасытные черви они вгрызались в земную твердь и в его дно, вырывая оттуда куски того, что считали пригодным для своих нужд. Они вырвались за пределы земной атмосферы, попутно устроив свалку отходов своей жизнедеятельности вблизи её границ. Они вели войны, отголоски которых доходили до Океана. Они придумали и испытали в его теле оружие, которое грозило уничтожением не только самих людей, но и их праматери Земли с Океаном.
Океан тоже чувствовал, как мешают ему спокойно существовать и думать о вечном острова мусора на его просторах. Взрывы и проделанные людьми скважины в его глубинах, по которым безвозвратно уходила на людские нужды кровь Земли – нефть, - заставляли его сильнее ворочаться на своем ложе в бесплодных попытках избавиться от напасти, подобной нашествию на людей насекомых-кровососов. Океан понимал, что заболевает, и что справляться с этим недугом ему становится всё труднее и труднее.
Между тем Ветер приносил всё более и более неутешительные вести. Похоже, что людей охватила повальная эпидемия страсти к наживе, перед которой не могут устоять никакие разумные доводы о том, что своим безрассудством они губят природу и самих себя. Океан волновался. Всё чаще его волны в ярости набрасывались на сушу, сметая всё на своём пути. Он со злобным удовольствием топил корабли, призывая на помощь все подвластные ему стихии, но люди строили всё новые и новые, посылая их в бушующие просторы и не обращая внимания на стоны, которые всё чаще и чаще издавал Океан.
Но вот наступил день (или ночь, Океану было безразлично), когда Океан взбунтовался. Собрав свои последние силы, он вздыбился чудовищной силы и высоты волной и покатился по всей поверхности недоступной ему раньше суши. Открывшаяся ему картина ужаснула даже его привыкшее ко всему сознание. Руины строений, трещины в земле, моментально заполненные его водой, водная гладь вместо лесов, о которых рассказывал Ветер. Огонь, бушевавший там, куда ещё не донеслись океанские волны. И - ничего живого. Ни птиц в небе, которые раньше забавляли его своими играми над его поверхностью, ни зверей, о которых он тоже знал по рассказам Ветра. Ни капель - людей.
Прокатившись по суше, Океан медленно вернулся на своё ложе и стал размышлять. Увиденное потрясло его воображение, но и принесло успокоение. Теперь никто и ничто не потревожит его покой. Океан с удовлетворением понял, что остался один наедине с Ветром и теми немногими созданиями, которые сохранились в его глубине. Он спокойно вздохнул и тихо покатил волны на безжизненные остатки суши. Сверху на него смотрели Большое и Маленькое Светила. Они молчали, что они могли сказать?
Океан шумел… А на его поверхности грузно переваливался с волны на волну никем не замеченный большой деревянный ковчег.
© Copyright: Татьяна Лохтева, 2016
Свидетельство о публикации №216070701336
Вот именно таким "ковчегом", только малюсеньким, миниатюрным, еле-еле заметным на глади Океана, представлялись мне наш грозный боевой БПК "Свирепый" проекта 1135 типа "Буревестник". Наш корабль вышел к точке встречи с судном снабжения СМТ "Олекма" и сегодня нам предстояло получить, наконец-то, топливо и чистую пресную воду, чтобы с блаженством помыться в нашей корабельной бане с паровой парилкой и испить после бани горячего крепкого чая ("чифирю") с яблочным вареньем или яблочным повидлом на чистой пресной воде.
Очарованный красотой океана, я вновь, упрямо и желая во что бы то ни стало повторить успех фотосессии бушующего океана, а также для преодоления того панического страха, который всё ещё жил во мне и мешал мне, сковывал мои шаги и движения рук, заставлял приседать и хвататься руками за что-то более надёжное, чем гибкие тонкие тросы бортовых лееров, попытался подняться на крышу ГКП и ходового мостика, чтобы при дневном свете сфотографировать волны, ветер, облака, океан.
Увы... Эта попытка была "позорной". Я даже не сумел удержаться на этой крыше в условиях гораздо более лёгких, чем день-два тому назад. Память тела сыграла со мной злую шутку. Я не смог преодолеть сразу и мгновенно свой страх и неловкость, поэтому ещё там, на крыше, я "словил" дождевой заряд и сильный шквал ветра в лицо, намочил фотоаппарат, не успев вовремя спрятать его в футляр кофра и к тому же поскользнулся и упал, почти скатившись к скату крыши ГКП к правому крылу ходового и сигнального мостика. Спасибо трубам и барьеру системы водяного омовения корабля для противохимической и противорадиационной дезактивации. Я успел схватиться руками за форсунки этой системы омовения, удержался, потом собрался с силами и духом и вытащил себя на крышу, сумел подняться и уже потом в полуприседе или "на карачках" сумел добраться до скоб вертикального трапа и спуститься на площадку центрального поста сигнальщиков-наблюдателей БЧ-4.
Мой позор видели моряки, правда, ничего мне не сказали, но я и так понимал, что моё сегодняшнее "геройство" было глупым, недальновидным, отчаянным, "ребяческим". Поздно вечером, на границе суток, я записал в своём дневнике-ежедневнике:
01 сентября 1973 сб
Поздравляю всех детишек с первым уроком в первом классе. Было время, и я беспомощно топтался у парты и не знал, куда девать непослушные тонкие руки, а теперь вокруг ревущий океан, вокруг всё бросает, качает, бьёт, а я сижу и спокойно пишу эти строки.
Хороший день. Поучительный. Там, наверху, на «крыше» ходовой рубки он мог оказаться последним днём учёбы… А за ним были бы «каникулы». Вечные...
А вообще, если разобраться, жизнь – интересная штука! Так будем жить, но только интересно, а поэтому можно иногда и рискнуть. Риск, говорят, благородное дело!
Кончился день 1 сентября (1973 года - автор), на моих часах 15 минут до «ноля» часов (23:45 - автор), а здесь в океане солнце ещё садится. Океан несёт на юго-восток многослойные причудливые облака, колышет своё тело огромными волнами. Кончился день, ещё один из многих, может неприметных, а может и единственных и неповторимых...
Океан по своему красив. Если бы я обладал даром стихосложения, то сейчас писал бы хорошие стихи, где прославил бы красоту мощи силы океана, его суровых красок и красоту заката солнца в океане.
Нет! Это нельзя ни с чем сравнить! Это надо увидеть и прочувствовать самому. Кто не видел, не ощущал океана, ветра, солёной воды, кто не рисковал и не боролся с ревущей водой, упругой и очень тяжёлой, кто не поражался изменчивости океана, тот потерял в жизни часть своих чувств. Ибо здесь, как нигде, чувствуешь значимость земли, родного дома, всего близкого, с чем связана была твоя жизнь. Здесь, наконец, становится весомым и зримым слово «Родина».
Сейчас идём лагом к волне. Идём к Исландии. Впереди новые приключения.
Фотоиллюстрация: 01.08.1973 года. Северная Атлантика. "Фареро-Исландский рубеж" (англ. GIUK gap). Это фотография автора Стефано Морини из открытой сети Интернет. Во время путешествия на парусном судне в Атлантическом океане барселонский фотограф STEFANO MORINI оказался среди волн высотой 6-8 метров, закрывающих собой горизонт. "Для меня это действительно захватывающие фотографии за их простоту и в то же время за их большую пластичность. Эти фотографии, которые показывают волны в диапазоне 6-8 метров высоты действительно трудно или почти невозможно наблюдать в нормальной жизни, да ещё в такой огромной шкале детализации, как это. Поэтому я надеюсь, что вам понравится, как и мне, даже если вы просто видите на этих снимках мрак с низким разрешением" - сказал Стефано Морини. Возможно, есть более качественные или эффектные фотографии Атлантического океана, но это фото - именно то, что видел я собственными глазами днём 1 сентября 1973 года с борта БПК "Свирепый". Теперь мой Океан видите и вы...