Запах молока...

Виталий Хен
          Кто помнит молочный запах?... Нет, не так… Кто знает, что такое запах молока?! Так, молоком, пахнут младенцы, и также пахнут детёныши животных, которые ещё кормятся молоком своей матери. Это неповторимый запах, запах нежности, и так сразу хочется уткнуться в этот запах и нюхать,  вдыхать его бесконечно… Современная молочная продукция, которую продают в торговой системе даже молоком не пахнет! Химия сплошная...
         В недалёкое советское время продукты всегда были натуральными и свежими. Система стандартизации продукции и контроля по качеству продуктов работала чётко и безукоризненно. Молочная продукция была самой востребованной и самой популярной в народе. В специализированных магазинах по продаже молочной продукции с раннего утра выстраивались длиннющие очереди для покупки свежего молока. Все покупатели стояли со своей тарой – бидончики разных размеров и форм, со стеклянными банками двух-трёхлитровой ёмкости и прочей посудой, если привозили там молоко на розлив. Ничего это не считалось зазорным в те времена. И, конечно, пока стоишь в этой очереди всякое случалось – небольшие стычки, типа, «…да стояла я тут! Отошла просто!», ну и ещё что-то похожее… да, всякое бывало…
        В 1979 году я приехал в город-герой Ленинград из захолустного казахстанского городка, учиться в училище связи, в котором отучились мои одноклассники и позвали осваивать один из центров цивилизации, после моей неудачной попытки получить высшее образование в местном казахстанском ВУЗе. Начало обучения в училище связи началось с трудовой повинности – отработка на сельхоз уборке в советском колхозе, которые почему-то никогда не справлялись выполнением социалистических трудовых подвигов без бесплатной и рабской отработки школьников и студентов по всему СССР!
       В те недалёкие времена была даже организовано специальное студенческое движение – ССО – студенческий строительный отряд, со специальной униформой и эмблемой-нашивкой на груди форменной рубашки. Мы – советские мальчишки и девчонки - с нескрываемой завистью смотрели на таких студентов, которые два раза в год – в начале лета и осенью заполняли вокзалы и аэропорты по всему СССР. Носить такую форму и пожить такой жизнью в дружной студенческой среде, с ночными кострами и гитарой, с романтическими песнями о новых горизонтах жизни, о дружбе и о… обо всём, в общем! О жизни… Но это были студенты, а мы же учащиеся системы ПТУ – профессионально-технических училищ – были переходным этапом к той, взрослой жизни. Но обязательства на нас возлагались самые взрослые – собирать колхозный урожай, и помогать нашему великому государству в сборе и сохранении урожая.
Жили мы в казарменных условиях российской реальности – в каком-то учреждении школьного типа, где в классах устроили спальные места с разделением по половому признаку – мальчики в левом классе, девочки в правом… Жизнь, как жизнь, в те молодые годы. Со своими приколами, ночными обмазываниями девчонок зубной пастой и зелёнкой, с походами в сельский клуб на дискотеку, и обязательными драками с местными пацанами после тех дискотек. Молодость, молодость!... Эххх!…
        Наше время трудовой повинности подходило уже к своему завершению, приближалась учебная пора, а осень уже жёстко заявляла свои права – всё, хватит собирать урожай! Что не успели - оставьте природной живности! Им тоже надо что-то кушать… За время проведённое на этой трудовой повинности мы все перезнакомились, скучковались в свои группы по интересу и по характерам. Училище связи у нас было годичное – на овладение профессиональными способностями нам отводился год. И сюда обычно приезжали те, кто хотел провести один год где-то, чтобы потом попробовать свои силы в поступление в ВУЗ на следующий год.
       Наступило время для возвращения в город, и там начинать наше профессиональное обучение. Но лагерь-то надо сворачивать! Нужно всё разобрать, сложить, упаковать… Там в городе тоже надо осваивать общежитие, получать кровати, тумбочки… Ну, и мы разбившись по группам, договорились кто, где и как будет делать. Кинули жребий и определились, кто в город едет осваивать общежитие, а кто остаётся тут и будет сворачивать лагерь.
       Самым тёплым и желанным местом в нашем лагере была, конечно, кухня! Жратвы – море! Но самым заветным желанием при этой кухне было свежее молоко! Почему-то его всегда никому не хватало! Нам молоко ежедневно привозили в 500 литровых бочках на прицепе, но в бочке было всего 200-250 литров молока, из расчета по пол-литра молока на единицу едока, и на утреннюю кашку. Но по пол-литра молока нам не доставалось! Нам выдавали по стакану молока и на том молочное довольствие заканчивалось. Мы знали, что повара мутят какие-то дела с колхозными снабженцами, мы возмущались, и наш бунт на том и заканчивался – бунтарям почему-то сразу переставало всего не хватать! Вызовут на совещание в контору по твоей претензии, а после возвращения оказывалось, что тебе вообще ничего не досталось – ни еды, ни молока… Ничего, в общем, так подавлялся бунт пролетариата.
         Наступил час «Х» и все разъехались из лагеря, остались мы – персонал по эвакуации. Нас было человек 12-15, вместе с мастером, но тот тоже свалил в город, понадеявшись на нашу самостоятельность. Среди нас были уже парни повзрослее – дембеля из Вооружённых Сил СССР, которые среди нас, выпускников среднего образования, пользовались неукоснительным авторитетом. Мы в лагере быстро разобрались, кто и чем занимается, и договорились, что готовить будем сообща – всего-то пять дней!
         И надо бы заметить, к нам привозили каждый день два прицепа – в 500 литровой бочке привозили молоко из колхозной фермы, а в 3-х тонном прицепе привозили воду на все нужды – умываться и готовить пищу. Воды даже хватало и девчонкам на их естественные надобности. Но со сворачиванием нашего лагеря какой-то сбой произошёл там, в колхозном снабжении – нас прекратили снабжать продуктами! И воду увезли… Но – оставили молока! И макароны с рисом… Ну, перебьётесь, там, как-нибудь, а, ребят? Ну, вот ещё вам пару килограмм масла сливочного и десять литров сметаны, мешок картошки… Всё! Больше ничего нет…
         Ну, да ладно! Обойдёмся… В первый вечер мы устроили пир горой, как говорится! Были ещё какие-то остатки из прежних продуктов – консервы там разные, что-то ещё… Ребята дембеля быстро всё организовали, наготовили всего целую гору, мы разожгли во дворе костёр, в золе напекли картошки, разложили вокруг матрацев, которые надо было назавтра грузить и отправлять на склад там, куда-то, и так, валяясь у костра на матрацах, всю ночь слушали наших начинающих бардов.
        Утро началось с небольшого столпотворения у бочки с молоком, которую привез колхозный водила, по ежедневной разнарядке – 250 литров с молочной фермы. Как мы поняли, система снабжения имела свой график, а колхозная ферма – свой! И на колхозную ферму никто отбой не давал! Но водила тут причём?! Он осмотрел наш лагерь… глянул на нас… Задумался чуток, и махнул рукой – ааа… сожрёте! Чё тут всего-то 250 литров, а вас вона скока! И работать тута многа надо, и силы надо, а жрать-то неча! Вот и пейте молока! В молоке – сила! Он широко улыбнулся, и уехал по своим рабочим делам… Ну, да, ладно! Мы разбрелись по лагерю, а некоторые пошли на кухню и все что-то там начали искать. Все что-то искали! Заглядывали в пустые бачки и ёмкости, ходили по двору и пинали пустые вёдра…
        Все подсознательно искали воду! Привычка каждое утро исполнять гигиенические надобности со временем входит в правило, и ты никогда не замечаешь какого-то противоестества, если забыл, скажем, зубы почистить, или умыться. Но вот, что странно, когда это невозможно сделать, ты вдруг осознаёшь, что ЭТО – соблюдение гигиены – просто крайне необходимая, жизненно важная процедура! Но воды нигде не было для исполнения этого важного процесса… Мы собрались на кухне, согрели ужин, попили молока… НАПИЛИСЬ молока! И пошли работать, упаковывая, связывая в тюки барахло…
        Наступил обед, мы сварили макарон… на молоке со сливочным маслом, и заедали сметанной с хлебом. Хлеб нам привозил тот же водитель молока… Ужин не отличился особым разнообразием – каша рисовая на молоке… Сливочное масло и сметана с хлебом… Утром водитель нас разбудил громким бибиканьем сигнала на своём ГАЗончике – молоко приехало! Мы сонно отнекивались – куда ещё?! Вон ещё половина от вчерашнего осталось! Водила же нам – ничего не знаю – принимайте новое молоко, а старое, так уж и быть, заберу, но куды ж я его дену то? И вдруг он замер, видимо, осененный мыслью куда его девать, молоко… Он уехал.
         Мы все опять по утру бродили по пустеющему лагерю, размышляя, как и чем же умыться? Уже два дня никто не умывался и это как-то напрягало… Как вдруг один из наших парней встал у бочки с молоком, посмотрел на него, и пошёл в комнату… Он вернулся через некоторое время с туалетными принадлежностями и с полотенцем. Набрал молока в рукомойник литр так и начал умываться. Слегка экономя так жидкости… Намылил руки, умыл лицо, потом задумавшись слегка, намылил грудь и торс, и стал чистить зубы! На всё про всё ему хватило чуть больше литра молока! Только он стал обтираться полотенцем, как один парень остановил его!
- Стой, не обтирайся! Надо обсохнуть так, на солнце… Знаю, что так некоторые девки делают у нас… Кожа потом знаете какая становится?! И пахнут те девки потом особо так…
        Мы все хмыкнули, и начали повторять продемонстрированную процедуру. Умылись молоком, обсохли… Потом позавтракали, поработали до ночи душевно. Вечером опять молочная процедура... Поужинали. А утром снова приехал водила с молоком. Увёз почти пустую бочку, не удивляясь куда мы потратили остальное молоко? На следующее утро мы все опять так всё и повторили… И на третий день тоже… Знаете, даже какая-то организованность появилась у нас! Мышцы какие-то другие стали и усталости как не бывало! Потеть при перегрузках меньше стали! Так мы все умывались молоком в течение пяти дней!
        По истечении пятых суток, мы закончили все работы. Всё, утром на станцию! Мы в последний раз поужинали молочным, уже порядком надоевшим всем, решили, что утром перед водителем умываться молоком будет слишком кощунственным, и потому решили остатками молока умыться полностью ночью.  Но сделать это решили на кухне, изобразив там подобие бани. Растопили печь, огородили плёнкой кусок площадки, разделили молока на всех – на каждого вышло по пять литров молока – и начали обмываться. Тело всё было уже не свежим, мягко говоря, ладно, там торс мы обмывали каждый день, а остальное?! Бани не было уже две недели! Мочили тряпку молоком и обтирали этой влажной тряпкой слегка распаренное тело…
        На утро приехал водила и снова привёз 250 литров молока, но мы по быстрому отпили по пол-литра свежего молока, отправили его обратно, прицепив к нему пустую бочку. Прибравшись слегка в лагере, мы осмотрели наш приют, ставший чуть ли не родным за последние два месяца нашей жизни, и зашагали до станции, до которой было километров пять, где нам следовало сесть на электричку до Ленинграда. Придя на станцию, мы купили билеты, и чтобы потратить полчаса до прибытия следующей электрички, пошли бродить по вокзалу и некоторые из нас забрели в привокзальный магазинчик.
В привокзальном магазинчике было тихо и мирно, и ничто не предвещало о смерти! Массовой смерти несчастных придурков (это про нас –красивых и молодых…), которые сами пришли в лоно ужасной смерти, именуемой народная ярость! А точнее – ярость женщин из народа! Надо иметь представление о женщинах того времени – наши советские женщины разделялись на два главных класса – рабочие и крестьянки. И ещё была такая прослойка между этими классами – интеллигенция… Ну, там, учителя, врачи, секретарши и всякие там, стервы-бездельницы (это в представлении представительниц двух классов) секретарши, библиотекарши и т.п…
Жизнь женщин рабочего класса вместе со всеми интеллигентами происходила в городе, о жизни в котором мечтала каждая колхозница, представительница крестьянского класса. А жизнь в советском колхозе была совсем не романтическая – подъём ни свет, ни заря! – в 04.00 утра, и на ферму доить колхозных коров, потом задать им корма, потом бежать домой свою скотинку доить-кормить, детишек покормить, в школу отправить… У тех, у кого не было своих коров и их не надо было доить с ранней зари, то эти женщины к 08.00. бежали в сельский молочный магазин, и выстаивали длиннющую очередь, чтобы купить этого живительного продукта.
        Копеечная жизнь, общая неустроенность и всеобщая нищета, приводило думающий народ в постоянную депрессию, а не думающая часть народа просто счастливо прозябало в постоянном похмельном синдроме… Одевались крестьянки обычно неприхотливо и без особого выбора – летом в лёгкие ситцевые платья советского промторга. А осенью – поверх тех же летних ситцевых платьев – носили ватную телогрейку, или что иное, что уже нельзя было одеть на выход в город. Учитывая, что одеты все были практически одинаково серо, то и выглядели все почти одинаково, издали так, со стороны…
        …В привокзальном сельском магазинчике, типовой постройки из стеклоблоков и небольшого количества бетона с металлоконструкциями, отчего летом там была несносная жара, а в зиму жуткий холод, было пустынно и тихо. Прилавки были заполнены рыбными консервами, и печеньями, чтобы прикрыть пустоту от скудного ассортимента продуктов. Через весь центр магазинчика протянулась скорбная очередь, состоявшая из колхозниц, которые стояли с бидончиками и банками в ожидании поступления молочной продукции от их собственного колхоза.
        Женщины в очереди стояли и в задумчивом молчании тратили время на ожидание поступления молока, а мы слонялись по магазину, бродя от прилавков в одной стороне магазина и изучая содержание рыбных консервов с гарантийным сроком хранения, и изучив все консервы, перемещались в противоположный край, изучать содержание и гарантийный срок банок в том краю… До электрички оставалось ещё пять-семь минут… Ещё немного и мы мирно могли бы уйти из этого магазинчика! Но тут Кольке Дракуле захотелось поговорить с одной тёткой из очереди.
Я не знаю, кто и почему Колю назвали Дракулой? Он скорее был злым клоуном! Подходил, что-то говорил, как будто сам себе и после сказанного начинал дико хохотать! Ага… Потом снова подходил и повторял сказанное и снова дико хохотал! Ему казалось, что это очень смешно! Как он армию отслужил и там его не убили?!... Коля Дракула подошёл к тётке, замершей в своей задумчивости от тягот жизни, видимо, и спросил:
        - А чё вы тут – ждёте когда привезут молоко?
        Тётка вздрогнула, отвлекаясь от своих тяжёлых мыслей, и, молча взглянула на Дракулу. Они в этот момент напоминали Давида и Голиафа. Причём, Голиафом была тётка! Она была огромного роста – под сто восемьдесят см, без талии вообще, а огромная телогрейка подчёркивала всю её округлую форму… Дракула же был под сто шестьдесят см, шупленький и белобрысый с густыми веснушками на белесом лице.
        - Так вы чо, молока ждёте када привезут? А мы в стройотряде были вот в деревне, и там целую неделю молоком умывались! Ну, воды не было, а чё делать?! А привезли вот цистерну 500-литровую, ну, вот мы и молоком стали умываться! Вот понюхайте мою руку, до сих пор молоком пахнет! – И Коля протянул свою руку тётке, показывая ей свою ладошку, не дотягиваясь  до её лица в силу малого роста.
        Тётка внимательно рассматривала протянутую Колькой Дракулой ладошку, и, сузив свои поросячьего вида глазки, она вдумчиво принюхалась. Вдруг её глаза странно так забегали по сторонам, и она подхватила десятилитровый бидон себе под мышку, и освободившейся рукой схватила Колю за шиворот, приподняла его от пола на десять-пятнадцать сантиметров, а другой рукой взяла ладошку Кольки, воткнула его ладонь себе в огромные ноздри, и вдохнула в себя воздуха, как будто хотела проглотить всю Колькину руку!
        - Бабы-ы-ы! – Тихо басом выдохнула она… - Действительно, рука дитём пахнет! – Она оглянулась растерянно вокруг. – Гляньте – молоком пахнет, как у дитёнка…
        А Колька висел в воздухе, подхваченный женщиной-Голиафом за шиворот, и уже начинал задыхаться от удушья горла. Женщины в магазине обступили гром-бабу и усиленно стали обнюхивать ладонь Дракулы. И вдруг, все женщины в магазине повернулись к нам!
        - А ну-ка, бабы, вот этих тож понюхаем – пахнут дитём они тож, или нет…- И схватили за руки первых попавшихся пацанов, и стали обнюхивать их ладони. – Эти тоже пахнут молоком! – Отрывистым голосом выкрикнул кто-то из женщин…- Хватайте их, буржуев! – Вдруг кто-то истошно выкрикнул из очереди. – Бей, гадов! Дави буржуев!
        Мы все затравлено посмотрели на выход, но ведь у врагов наши товарищи! Надо спасать их… Парни кинулись на женщин, держащих наших пацанов за руки, и стали вырывать из их рук наших несчастных пленных. Бабы исступлённо лупили нас чем ни попадя – бидонами, банками, прочей посудой, что были в их руках. Подключилась уборщица магазина, размахивая шваброй с грязной половой тряпкой. Мы вырвали из рук Голиафа барахтающегося Колю Дракулу – а он уже закатил глаза от удушья – вырвали остальных из рук разъяренной толпы, и вырвались на улицу. На улице Мыкола-хохол, прикрывая разбитый глаз, исступлённо крикнул остальным парням, которые прогуливались на перроне:
        - Тика-а-а-айте, хлопцы-ы-ы-ы! Тика-а-а-айте-е-е!
И мы все рванули прочь от станции по дороге, вдоль железной дороги, в сторону города… Мы бежали избитые бидонами и мощными натруженными кулаками колхозниц, и тащили на руках уже очухавшегося Колю Дракулу. Подбежавшие парни со станции, которые там ожидали электричку, и ничего не понимая, всё повторяли интересовавший их вопрос:
        - Чё случилось то, братва?! А чё это женщины такие злые все бегут за нами?!
        - Сильно интересуетесь?- Ухмыляясь переспросил Серёга Джульбарс, тоже дембель, и прозванный так Джульбарсом за пышную шевелюру на лице, с густой порослью волос в усах, бороде и даже в бровях. – Остановись и спроси их, как они зажарят Дракулу – с солью, или так, с молочным запахом съедять его? – И Джульбарс с яростью посмотрел на Дракулу.
        - А чё я?! – Оправдывающе начал было он, но тут Серёга Рекин (тоже один из дембелей) дал ему пинка под зад! – Заткнись, урод! Чуть до смерти нас всех не забили из-за тебя! И чем?! Молочными бидонами! В стране голод на продукты, а мы молоком неделю умывались, ты понимаешь чем это пахнет? Посадить могут! Хоть и не 1937-й год сейчас, но всё же… Всем молчать про умывание молоком, все поняли?!
        Конечно, поняли! Дембеля, имея армейскую закалку в беге на марш-бросках, подбадривали нас держать темп бега, чтобы мы не задохнулись раньше времени. А сзади нас вдалеке бежала толпа из разъяренных колхозниц… До следующей станции было километров так пятнадцать, и мы, намного вперёд убежав от наших оскорблённых амазонок, не торопясь, через час дошли до следующей станции. Мы тихо доехали до города, пришли в свою общагу, расположились в своих комнатах, и тихо начали свою учебную жизнь… А кожа у всех нас ещё почти месяц пахла молоком! И мы все участники тех событий долго – месяц точно! - не ходили в баню, чтобы сохранить этот незабываемый запах тёплого молока! Девчёнки с неравнодушным подозрением принюхивались к нам, когда кто-нибудь из нас слишком уж близко приближался к ним. Но все мы, памятуя о побоище, ещё долго не решались рассказать кому-либо эту историю с молочным запахом.