Началось моё новое существование спокойно, хотя мне всё время хотелось что-то делать, быть нужной и полезной. Малыш появлялся неожиданно, на очень короткое время, быстро отвечал на пару моих вопросов и вновь исчезал.
- Некогда, Панечка, - говорил он чуть виновато, - у меня много новеньких, а за ними глаз да глаз нужен. А ты умница, сама справляешься.
Я очень быстро ко всему привыкла. Одежда и обувь отличались невесомостью и были очень качественными. Замёрзнуть или промокнуть невозможно, даже если бы очень захотелось. А крылья я полюбила и не представляла, как обходилась раньше без них. Мне было хорошо и спокойно. Обидеть меня никто не мог, как раньше, в той жизни.
"У меня пропало кольцо с сапфиром! Куда деться могло? Это Маринка, наверное, взяла, больше некому! Никогда такого раньше не было, до неё!" - выкрикивала старшая медсестра, сорокалетняя толстушка. Её недавно бросил муж, и она часто пребывала в состоянии злобы, истерики и нервного срыва. А ещё, как я поняла, она ненавидела молоденьких симпатичных медсестёр, особенно тех, кто старательно работал и получал похвалу от высшего руководства. На беду, я попадала под эти критерии полностью.
"Ты будешь молчать! В нашем коллективе не принято выносить сор из избы. Я сама разберусь. А если пойдёшь к руководству, то очень пожалеешь, и тебе с нами не работать!" Я ответила, что работать в таких условиях сама не стану. Через пятнадцать минут я сидела в кабинете заведующего отделением и рассказывала ситуацию, оставив заявление на увольнение. Нарушений в работе мед.персонала всегда было много, но последнее дежурство выбило меня из колеи.
Все мои пациентки, в основном престарелые бабули, ойкали и жаловались на сильную боль во время уколов. Я вспомнила, как напарница Светка Китаева каждый раз просила:
- Мариночка, ну пожалуйста, иди ты к старухам придурочным. Терпеть не могу их.
Я не возражала. Да и бабульки всегда были рады моему приходу.
- Мариночка сегодня, слава Богу!
- Ох, дочка, болит очень...
Я разрывалась между просьбами и жалобами, помогая лежачим - тем, у кого было нечем платить санитаркам, чтобы они вовремя поднесли судно или отвезли больного в инвалидном кресле в комнату гигиены. Кресел на этаже было всего два, и каждый раз я с трудом отбирала одно из них для моих бабулек. Санитарки цепко держали их в своих руках, без конца катая платёжеспособную молодёжь в комнату для курения. Были и другие проблемы, и бороться с ними приходилось постоянно. Как на войне.
"Медсестра не должна этим заниматься… Отнимать хлеб у санитарок… Марина выслуживается..." То, что у многих больных не было лишних денег на санитарок, не волновало никого. Не понимая, почему обычные уколы антибиотиков причиняют страшную боль, я провела небольшое расследование и направилась к Светке. Та курила и хохотала в обществе двух практикантов. Время было позднее, дежурный врач и больные давно спали. "Скорая" пока никого не доставила, и все расслаблялись, как могли.
- Света, ты готовила шприцы для инъекций без обезболивающих?
- Ну да, - виновато забормотала она, - да ладно, потерпят. Старухи крепкие. Лидокаин кончился, а к Тамарке наверх идти неохота было.
Безответственность и наглость некоторых сотрудников поражала. В итоге я уволилась и ни разу не пожалела об этом. Несколько старушек после выписки стали моими пациентками на дому.
Перейдя в детскую больницу, я успокоилась. Порядка там было намного больше, персонал ответственный и доброжелательный. Здесь мне никто не говорил, что я отнимаю у санитарок хлеб. Наоборот, санитарки радовались, что я всегда помогаю им ухаживать за детьми, которые лежали без мам, или за детдомовскими малышами. Я понимала их, как никто другой, и очень жалела.
Собравшись с духом, я "навестила" своих бывших пациенток. Все бабули уже знали, что я умерла, а некоторые даже присутствовали на похоронах. Особенно жалела меня Елена Ивановна.
- Это от меня Мариночка поздно ушла, на трамвай торопилась, - всхлипывала она, - а там этот проклятый автомобиль... Вы не знали, девочки, Марину. Ангел, чисто Ангел небесный. Слова грубого не скажет. Ласковая, приветливая. Я после операции долго лежала, она за мной ухаживала. Денег ни копейки не брала! Сын мой из командировки вернулся, хотел заплатить, она отказалась. Тогда он старшей медсестре оставил подарки и деньги, как будто это премии от начальства.
Я грустно улыбнулась Елене Ивановне, которая приглашала сейчас двух своих приятельниц на сороковины. Бабушки договаривались о поминках, а я думала, что ни подарков, ни денег от старшей медсестры я не дождалась… Елена Ивановна нуждалась в регулярных курсах массажа, которые я приезжала ей делать, и отношения у нас были почти что родственные. Сейчас я видела, как искренне горюет моя любимая пациентка, и впервые почувствовала угрызения совести. Я бросила больных, я думала только о себе, когда принимала самое сложное своё решение.
Почти то же самое произошло в квартире Антонины Петровны. Со слезами на глазах она твердила, что Марина не могла совершить суицид. Я обомлела, услышав такое. Какой ещё суицид?
- Так адвокаты строят защиту того, кто сбил тебя на "зебре", - сказал невесть откуда появившийся Малыш, - мне очень жаль, Паня. Это неправда, но виновника нашли, и у него два сильнейших адвоката. Один из Москвы. Сам он пока лежит в больнице.
- Бессовестные! - возмутилась я, - как они могут так лгать?
- Могут, - хмуро отозвался Малыш, - тебе уже всё равно. А человека спасать надо, так они рассуждают.
Вконец расстроенная, я вышла на улицу.
- Ну что ты так переживаешь, Паня, - Малыш слегка коснулся моей руки, - ты хорошая, добрая девочка. Такой ты была в той жизни, и осталась в памяти близких светлым человеком. Марину долго будут помнить.
Я согласилась с моим куратором, но чувствовала себя странно. Мне было немного не по себе.
- Паня, - сказал Малыш, - мне нравится, чем ты занималась в последнее время. Кормила бездомных животных. Помогала одиноким, утешая. Люди чувствуют нас. Больным становится легче. Успокаивала расстроенных. Следила за детишками на улице, в последнее время много несчастных случаев. Бабушки плохо выполняют свои обязанности. Мамы смотрят в телефоны, а не на своих детей. Я однажды видел, как парень катал коляску с младенцем, воткнув наушники в свои уши. Молодец - ты следила за детишками на детских площадках, помогала старым и больным ходить по улицам. Ты много успела сделать, я тобой доволен. Скоро, надеюсь, ты найдёшь главное своё занятие. Поймёшь, чем тебе лучше всего заниматься.
- А ты не подскажешь? - улыбнулась я, но мой куратор повторил, что нет. Не принято. А я хорошая ученица, и он надеется...
В день сороковин я твёрдо решила навестить кладбище. Я ни разу не была на своей могиле, точнее, на могиле Марины. В этих понятиях я всё ещё путалась, хотя Паня была мне намного ближе. От неё было больше толку, и жилось ей хорошо. Она могла считать себя счастливой. В некоторых вопросах я всё ещё мыслила земными мерками, но Малыш сказал, что это нормально. Это пройдёт позже. Главное, это мне не мешает, и я не разочарована ни в чём.
Мой куратор мог быть абсолютно спокойным! Мне очень хорошо. Я никогда не пожалею, что ушла! В этом я была уверена на все сто процентов!
(продолжение следует)
http://proza.ru/2019/03/11/1208