Глупый женский роман. Гл. 8 Фильм и Элиз

Анастасия Томникова 2
      - Как он? – спросила Джоанна.
      Дик взглянул на Джоанну с высоты своего гигантского роста и учтиво ответил:
      - Лихорадит его, Ваша светлость.
      - А мне не далее как вчера доложили, что ему лучше. Отчего же лихорадит сегодня? Рана воспалилась? Так надо еще раз осмотреть.
      Дик загородил собой вход в сарай.
      - Не велено!
      - Что не велено? – Не сразу поняла Джоанна, но тут же, догадавшись в чем дело, возмущенно воскликнула, - Не велено?! Это кем же?
      - Говорить тоже не велено, - невозмутимо стоял на своем Дик. Виновато добавил, - Вам туда лучше не ходить!
      - Да понимаешь ли ты, с кем разговариваешь? – Властно произнесла Джоанна, гневно сверкая глазами из-под крылатых бровей.
      Дик потоптался и проговорил:
      - Вчера ждали лекаря, но не дождались. Может, ваша светлость могут узнать, отчего же его так долго нет?
      - Лекаря до сих пор не было?! И ты не впустишь меня к нему? – Джоанна смешалась, но тут же исправилась, - к доблестному рыцарю Мариусу? 
      Дик вздохнул:
      - Меня накажут, что я впустил вашу светлость к «доблестному рыцарю Мариусу», но видит Господь, я не виноват!
      Джоанна решительно отстранила Дика рукой и переступила порог ветхой хижины. В нос ударил отвратительный спертый запах. Первым желанием было тут же выскочить обратно. Превозмогая отвращение, она стояла, привыкая к вони и сумраку, царящим в помещении больше подходящем для скота. Глаза лихорадочно искали Мариуса. Услышав слабый стон, она скорее угадала, чем разглядела, беспомощное тело, лежащее в углу слева. Ноги сами понесли ее к раненому. Благодаря небольшому окну, дышать здесь было легче. Джоанна присела на солому подле Мариуса. Он лежал на грязном тюфяке. Повязка на плече давно не менялась.
       - Пить, - услышала она слабый голос.
       Она огляделась и нашла знакомый кожаный мешок с водой. Приподняв Мариуса, она наклонила мешок к его губам. Он долго пил, отдыхая и принимаясь пить снова.
        - Как вы себя чувствуете? – негромко спросила она, когда он, наконец, утолил жажду. Обеспокоеная молчанием раненого, Джоанна наклонилась над Мариусом, чтобы лучше его разглядеть. Глаза его были закрыты. Она поняла, он впал в забытье.  Несмело положила свою ладонь на лоб Мариуса и ужаснулась. Он был горяч, очень горяч. Господи! Она вскочила с колен и почти побежала к выходу. Увидев Дика, налетела на него коршуном:
       - Немедленно перенесите его в дом!
       - Но ваша светлость…
       - Немедленно! Он может умереть! Он уже умирает! Скачи в соседнюю деревню за знахаркой! Передашь ей это, она поймет. Живо!
       Джоанна протянула Дику маленький мешочек. На алом бархате переливался вышитый золотом затейливый вензель.
       Вернувшись к себе, Джоанна распорядилась затопить баню и приготовить постель в дальней комнате дома. Она быстро отдавала распоряжения, вникая во все, придавая большое значение каждой мелочи. Впрочем, мелочей в этом деле видимо для нее не было. Приставленные к ней в подчинение женщины выполняли свою работу легко и быстро. Узнав, что комната будет готовиться для Мариуса, они безропотно удалились выполнять приказание. Лишь одна из них, та, что была старше всех остальных, позволила себе побеспокоиться о нравственном облике Джоанны:
       - Ваша светлость, вы еще сами не вполне оправились, чтобы заботиться о других. Такая обуза потребует большей затраты ваших сил, что несомненно повредит вашему бесценному здоровью. Ваша светлость еще так слабы, очень слабы!
       Джоанна заметила, что служанка сделала ударение на последних словах. Она обернулась и с нескрываемым интересом взглянула на нее. Та склонилась перед Джоанной в почтении.
       - Кто ты? Ты здесь, кажется, за старшую? Вот уже второй день ты опекаешь меня, а я даже не знаю твоего имени.
       - Меня зовут Беатриче, ваша светлость. Мне приказано строжайше следить за вашим здоровьем.
       - Ну, что же теперь мне понятно, откуда такая забота, а я-то голову ломаю. Что-то не похожа ты на крестьянку. Умеешь говорить, словно учтивость у тебя в крови. Ты явно не из здешних мест.
       Беатриче подняла голову и проговорила:
       - Вы совершенно правы, ваша светлость. Еще недавно я жила в замке и присматривала за детьми знатного графа. Позвольте не называть имен, мне не хотелось бы ворошить прошлое, - слишком больно вспоминать о прежней спокойной жизни.
       - Ладно, Беатриче. Мне все-равно откуда ты, и имя у тебя наверняка другое. Ты не англичанка. У тебя легкий акцент.
       - Как вы догадливы, ваша светлость. У меня нет причин отрицать ваше предположение. Поверьте, только веские причины заставляют меня скрывать свое имя в такое неспокойное время.
       - Но ведь ты не просто так здесь? Кому ты служишь? Кто же твой покровитель, хранящий твое инкогнито?
      - Ваш брат, их светлость сэр Генрих, ваша светлость! Я выполняю приказ их светлости!
      - И в чем же заключается суть этого приказа, что я не могу даже свободно передвигаться по этому дому? – Джоанна вспомнила стычку с Диком, и волна возмущения снова прилила к ее красивому лицу.
       - Оберегать вас, ваша светлость, более ничего! Головой отвечаю за малейшее беспокойство для вас.
       - Хорошо, Беатриче, я верю тебе, и покончим с этим. Проверь, готова ли комната для больного. Проследи, чтобы все было сделано быстро и аккуратно, как если бы это делалось для меня. Когда будет все готово, доложи. Я должна взглянуть на все сама.
       Джоанна обессиленно присела на край кровати. Беатриче услужливо кинулась разобрать постель, но Джоанна нетерпеливо сделала знак рукой, и Беатриче удалилась.
       - Ты права, Беатриче, я слаба. Слаба и безоружна перед ним, - прошептала Джоанна.


       Воспаленная рана доставила немало хлопот. Знахарка, осмотрев Мариуса, лишь покачала головой. Достав из потайного кармана маленький коробок, она смазала рану какой-то вонючей мазью, а из фарфорового флакона капнула несколько капель в приоткрытые губы Мариуса.
       На прощание она передала коробочку и флакон Джоанне, -
       - Будешь делать так же через каждые четыре часа, пока не пройдет лихорадка. Если пройдет... - Старуха заметила, как изменилась в лице Джоанна, добавила смягчившись, - Стрела была смазана ядом, но не могу поручиться, что я угадала со снадобьем и это поможет, да и рана запущена. Остается надеяться и молиться, чтобы Господь не оставил его.
       Старуха прикрыла выцветшие глаза и замолчала. Джоанна не издала ни звука, лишь сжимала заветные коробочку с флаконом.
       - Не вижу, что его путь быстро оборвется, - проскрипела, наконец, знахарка, - хотя могу и ошибаться – стара стала. Но одно я знаю наверняка. И ты это знаешь.
       Джоанна подняла на нее глаза полные слез. Знахарка протянула алый бархатный мешочек Джоанне, -
       - Вместе вам быть не судьба, и не надейся, хотя ваши дороги еще не раз пересекутся.
       Джоанна смущенно вспыхнула, а знахарка засобиралась в обратный путь и вскоре уехала, сопровождаемая все тем же Диком.
       Мариус несколько дней пролежал в горячке. Он то метался в бреду, то впадал в забытье и казался безнадежен. Джоанна все время проводила подле него, не обращая внимания на ворчание Беатриче. Она спала на большом кованом сундуке, ела и пила тут же, и молила Всевышнего о выздоровлении Мариуса и о том, чтобы брат, сэр Генрих, подольше не возвращался.
      Она и не заметила, как жизнь Мариуса стала ее жизнью. Она бы приказала выпороть любого, если бы кто-то осмелился, намекнуть ей о поведении, недостойном дочери герцога. Ведь она всего лишь выполняет свой христианский долг – помогает ближнему. И она говорила себе: «Нет! Это лишь  благодарность, пусть к простолюдину, грубому, но храброму воину, спасшему честь знатного рода и мои - и честь и жизнь. Вот и все». И она слезно молила Господа о милости, о спасении бедного христианина. Но сегодня на рассвете, возле постели Мариуса, она вдруг поняла одну простую и важную вещь. Не надо бороться со своими чувствами. Самое главное, чтобы Мариус выжил. Остальное неважно. Иначе она может лишиться и этих сладких мук, которые следует принять, как Божий дар. Это открытие поразило ее. Как она не хотела, чтобы он умирал! Джоанна склонилась над лицом Мариуса и вытерла пот с его лба. Тяжелое дыхание юноши пугало и радовало. Жив, еще жив! Пока жив… Ее горячий шепот был похож на заклинание:
        - Живи, живи!..
        Она склонила голову ему на грудь, прислушиваясь к биению его сердца. Воспитанная в строгости и неискушенная в любовных делах, она вряд ли могла бы объяснить свой порыв. Джоанна несмело коснулась губами лба Мариуса, затем глаз. Словно в бреду, прильнула к его, по-юношески слегка колючей, щеке. Помедлила, замерла, затем едва коснулась долгим нежным поцелуем сухих потрескавшихся губ, не находя силы оторваться.
         Раздался стон. Джоанна отпрянула и онемела. Глаза Мариуса были открыты и пристально смотрели на нее.
        - Воды? - Джоанна бросилась к кружке. Приподняв подушки, помогла напиться. Мариус пил воду, не сводя глаз с Джоанны.
        - Зачем? – еле слышно прошептал он.
        - Молчите, молчите! Слава Всевышнему! Вы пришли в себя, и это добрый знак. Вам нельзя разговаривать, вы еще очень слабы, - пряча глаза, радостно говорила Джоанна, поправляя невидимые складки на его постели. - Сейчас вам принесут бульон и вы... И вам...
        - Зачем тебе это? – повторил Мариус, теряя силы и снова закрыв глаза.

         Джоанна выпорхнула из комнаты. Закрыв за собой дверь, она схватилась за голову. Кровь прилила к лицу. Боже! Надо держать себя в руках. Она дочь герцога, она справится. Конечно, справится. Иначе и быть не может. Сдерживая волнение, Джоанна прошла на кухню и отдала распоряжение Беатриче немедленно покормить, пришедшего в себя воина и убрать ее постель из этой комнаты. Та перекрестилась, - Слава Всевышнему!
        Зайдя к Мариусу, Беатриче обнаружила, что он снова впал в забытье, но докладывать госпоже об этом не стала.
        К вечеру, он снова пришел в себя, жар спал, и он почувствовал прилив сил. Мариус решил проявить самостоятельность. Превозмогая головокружение, он решил встать с постели. Но обнаружив себя совершенно раздетым, заскрипел зубами и обессиленно упал на подушки.
       - Дик! – хотел позвать друга Мариус, но вместо этого он услышал лишь свой слабый шепот. Он протянул руку к кружке с водой и попытался достать ее. Грохот упавшей кружки привлек внимание Дика, он заглянул к Мариусу в комнату.
       - Подай мне одежду, да побыстрее!.. – прошипел Мариус подошедшему Дику.


       Мариус шел на поправку и начал выходить во двор. В один из дней, он решился проехать верхом. Неотлучный Дик сопровождал его повсюду. Оседлав коней, они покинули деревню и  направились к лесу. Свежий воздух, зеленая равнина, усеянная стогами сена, и шумящие листвой деревья дурманили голову. Мариус дышал и наслаждался.
        - Когда же придет сэр Оливер со своим отрядом? Залежался я тут. Пора в строй.
        - Успеешь еще навоеваться. Тебе повезло - ты выжил, а это не так мало по нынешним временам. Если бы не герцогиня, гнил бы на здешнем кладбище.
       - Да знаю, - нетерпеливо перебил Дика Мариус, - Одного не пойму, зачем ей это понадобилась. Сидела бы да вышивала цветочки!
       Дик ухмыльнулся и промолчал. Мариус сошел с коня и осторожно улегся на стог сена.
       - Мне надо бы уйти из этого дома. Примешь постояльца? – Мариус грыз травинку и щурился на солнце, наслаждаясь запахами, небом, жизнью.
       - Это была благодарность ее светлости. Ты ведь спас ее.
       - Да брось, Дик!
       - Зря ты так, Мариус!  - Дик вдруг разозлился. – Я видел как она за тобой… День и ночь рядом!
       - Что значит, день и ночь? – Бесцветным  голосом спросил Мариус, глядя на орла, парящего высоко в небе.
       - Рядом! На сундуке… Вот как! Неужели ты совсем ничего не помнишь? - Дик продолжал злиться. - Но я тебе ничего не говорил!
       - Я думал – это мой бред. Герцогиня на сундуке?! – Мариус делано расхохотался. - Ты меня развеселил!
       Дик развалился рядом в стоге сена.
       - Чего ты скалишься, Мариус? Хоть ты мне друг, но скажу тебе прямо. Она этого не заслужила!
       - А я заслужил? Выходит, я обязан жизнью какой-то пигалице? Ладно-ладно, ее светлости!
       Мариус отвернулся и зарылся лицом в сено, сжав кулаки, -
      - Бежать мне отсюда надо! Бежать…
       Он вскочил на ноги, рана еще напоминала о себе, и Мариус сморщился от боли. Дик встал за ним следом, -      
       - От себя не убежишь. Переживешь как-нибудь. Невелика птица! Тем более у тебя всегда будет возможность исправить это в ближайшем походе! Вот только дождемся сэра Оливера и снова в путь. Но, слыхал я, что он должен вернуться с хорошими вестями. Переговоры у них там идут. О перемирии! В честь этого будут рыцарские турниры и посвящения в рыцари.
       - Только нам этого не видать! Мы даже не оруженосцы.
       - Чего не видать? Посвящения в рыцари? Эк, куда хватил!
       - А почему хватил? Бывают же исключения? Вот подвернулся бы случай, да совершить бы чего-нибудь этакое героическое!
       - Ха! Героическое?
       - Да, чтобы заслужить право стать рыцарем! Ну, что? Сегодня я перебираюсь к тебе, Дик.
       Они не заметили, как за разговором подъехали к деревне.

 
       Джоанна стояла на балконе и смотрела на закат. Теплый ветер выбивал локоны из тщательно уложенных волос. Но она ничего не замечала. Ни прелестей заката, ни того, как шалун ветер внес свою лепту в ее красоту. На столе лежало послание от ее брата сэра Генриха, полученное сегодня утром. Сэр Генрих спешил сообщить своей сестре герцогине Джоанне, что переговоры о перемирии прошли весьма успешно и теперь можно надеяться на установление мира и спокойствия между враждующими сторонами. Что же касается ее похищения и недозволительного обращения с дочерью достопочтимого великого герцога сэра Эдуарда, то виновные заговора найдены и будут казнены на празднике перемирия. Этот праздник, на котором состоятся посвящения в рыцари и рыцарские турниры, назначен, ни много ни мало, через две недели в замке сэра Гидтриха. Далее сэр Генрих писал, что сэр Гидтрих был обеспокоен здоровьем ее светлости Джоанны и даже возжелал написать ее светлости лично, что вселяет надежду на укреплении союза между примирившимися сторонами. А пока Джоанне следует пробыть в данной деревне до прибытия за ней конного отряда, который уже в пути. Свиток пергамента с посланием сэра Гидтриха лежал рядом на столе. Восковая печать была не тронута. Она знала, что там.
        Джоанна вернулась в комнату и поняла, что все изменилось. Даже в той страшной клетке у нее была надежда. Но теперь ловушка действительно захлопнулась. Жизнь была кончена. Она знала, что рано или поздно так будет. Но не так скоро и не сейчас...
       За дверью послышался шум и возбужденные голоса. Скрипнула дверь, и раздался голос Беатриче, -
       - Ваша светлость, воин Мариус просит принять его. Я сказала, что ваша светлость не принимают.
       Не оборачиваясь, Джоанна произнесла ровным будничным голосом, -
       - Отчего же? Проси!
       Заскрипел пол под тяжестью вошедшего. Джоанна обернулась. Наткнулась на хмурый взгляд из-под черных  бровей.  Мариус стоял в дверях, смотрел на нее и думал, что быть такой красивой и впрямь великое прегрешение, за которое приговаривают к костру.
       - Говорите! Что привело вас ко-мне? – она говорила властно и спокойно.
       Только руки отчего-то дрожали, и Джоанна не знала, куда их деть. Мариус почтительно преклонил одно колено, спасительно уставившись в пол.
       - Встаньте же! Я слушаю вас.
       Она заметила, что бледность еще покрывала его смуглое лицо и черно-угольные глаза блестели, словно в лихорадке. А в остальном он был уже в полном порядке. Да, пожалуй, в порядке.
       - Ваша светлость, прежде чем покинуть ваш дом, я хотел бы выразить вам свое почтение и поблагодарить вас за вашу милость, оказанную мне вашей светлостью… Только благодаря вашей милости, я, можно сказать, выжил. Благодаря вашей заботе, которой уж и не знаю за что, удостоился такой простой воин, как я…
       Мариус говорил, путаясь в словах, а она, слушая его сбивчивую речь, из всего сказанного, поняла лишь одно. Нервно перебила, -
       - Покинуть? Отчего же? Я не совсем понимаю.
       - Как же? Мне нельзя оставаться здесь более, ваша светлость. Я теперь вполне здоров и должен уйти из этого дома.
       Он говорил, а Джоанна, по-прежнему, не зная как унять дрожь, подошла к столу и взяла в руки послание брата.
       - Я поняла. Вы правы, пожалуй. Так вы уже поправились? – спросила она.
       - Не совсем. То есть, конечно, да. Я здоров, как бык, ваша светлость!
       «Болван!» - обругал себя Мариус за деревянный язык, не сводя глаз со свитка, который шелестел в ее руках.
       «Мальчишка!» - подумала с нежностью Джоанна, а вслух проговорила, устремив на него свой взгляд, полный сострадания, -
       - А мне показалось, вы бледны.
        Он совсем растерялся. Тут же опустил глаза, изучая узор на ковровой дорожке, -
        - Вам показалось, ваша светлость. 
        - Вы служите у сэра Оливера? – Джоанна отвернулась к окну, продолжая теребить злосчастное послание. Ее голос зазвенел, как натянутая струна. Мариус стрельнул глазами в ее сторону и снова поспешно отвел их.
        - Да, ваша светлость.
        - Я сообщу сэру Генриху о том, что именно вы спасли меня ценой своей жизни. Надеюсь, скоро он сам сможет выразить вам свою благодарность, за спасение чести нашего рода и жизнь его сестры. Скоро мы отбываем в наш замок!
        Пергамент перестал шуршать в ее руках. Она резко повернулась к Мариусу и взглянула на него в упор.
        - Помните, как-то вы задали мне вопрос: «Зачем?»
        Голос ее дрогнул, лицо горело, а глаза молили о пощаде. Он помнил свой бред, все, каждую мелочь: ее дыхание, выбившийся локон, скользящий по его щеке. И эти губы он тоже помнил… Значит, это не было видением воспаленного сознания! Сердце его заколотилось, как у пойманной птицы, окатило обжигающей волной, словно его опять охватила горячечная лихорадка. Девочка-герцогиня благодарила его, а у него были совсем другие чувства. Не здоров он был, простительно. Только сдается, что лихорадить его еще долго будет. Мариус с трудом отвел взгляд от ее манящих губ и снова увидел страдание в ее глазах. Ах да, главное не уронить честь. Что ж, он поможет. Надо же когда-то начинать рвать с этим. Мариус, как можно беззаботнее проговорил, сверкнув зубами в улыбке -
        - Нет, ваша светлость, не помню. Наверное, я был в горячке.
        - Не помните…
        Джоанна обошла Мариуса вокруг, невольно любуясь его крепкой фигурой, и заглянула ему в глаза.
        - Благодарю вас!
        Мариус снова попал в омут ее пленительных озер и нахмурился.
        - Что с вами? Вам дурно?
        - Н-нет, ваша светлость, - выдавил из себя Мариус. – Я должен идти. С вашего позволения…
        - Да-да, конечно! Ступайте…
        Она подошла к окну и смотрела, как Мариус вышел из дома, раздраженно бросил что-то Дику, покосился в сторону ее окна. Она отпрянула. Ну, вот и кончено все! Наверное, так бывает. Скоро она вернется  домой, а через некоторое время станет герцогиней Гидтрих и ей придется оставить прежнюю жизнь. Но она знала, что всегда будет помнить прикосновение сурового воина простолюдина, несшего ее на руках. И то, что она необъяснимым образом почувствовала, тщательно скрытую за этой грубой заботой, - нежность?..

        - Беатриче, ты мне больше не нужна!
        - Спокойной ночи, ваша светлость!
        Стало тихо. Джоанна задула свечи, оставив лишь одну в старом медном подсвечнике, и подошла к окну. Может быть, уже завтра ей придется покинуть эту деревню, и вряд ли когда-нибудь еще она вернется сюда. Джоанна не знала, что ожидает ее впереди и как сложится ее жизнь, но одно она точно знала. Сюда, в эту деревню, она попала одним человеком, а покидает ее совершенно другим. Она провела в этом доме десять дней, а ей казалось, целую вечность. Джоанне захотелось пройти по дому в последний раз.
        Пламя маленькой свечи слабо освещало ее путь. Она шла коридорами, которые знала наизусть, не спеша, осторожно ступая, зная, какая петля на дубовых дверях скрипит, а какая нет. А вот и та комната, в которой она провела бессонные ночи в страхе, тревоге и молитве. Она толкнула рукой тяжелую дверь и вошла. Закрыв за собой дверь, прислонилась к прохладному дереву. Как же хорошо и спокойно здесь, словно в Англии не было войн, разорения, горя.  Она прошла в комнату, поставила подсвечник на столик возле кровати, где еще недавно метался в бреду Мариус. На столике сверкнул металл. Джоанна увидела на столе цепочку с крестом кузнечной работы, принадлежавшие Мариусу, и взяла ее в руки. Зачем-то надела крест на шею, постояла некоторое время, замерев, наслаждаясь тяжестью и холодом металла. Забралась на сундук с ногами, села, обхватив колени руками. Ощущение покоя и счастья мягко обволокло ее. Здесь она была счастлива. Дом спал, и ничто не мешало ей прощаться с этими стенами, которые были свидетелями ее страхов, надежд и родившейся здесь любви. Да, любви и она приняла эту любовь. Это была ее великая тайна. Джоанна уже знала, что это чувство, которое всегда требует взаимности, способно и отдавать: облегчить ее страдания и поддержать в суровые времена.
         Раздались осторожные, тяжелые шаги. Джоанна едва успела задуть свечу, как тут же приоткрылась дверь. В комнату боком протиснулся какой-то мужчина, и Джоанна затаила дыхание. Мужчина осторожно закрыл за собой дверь, постоял, то ли в нерешительности, то ли прислушиваясь к чему-то. Прошел к кровати и сел на нее. Луна освещала комнату, и Джоанна, не смея шелохнуться, оставаясь в тени, видела, как мужчина обхватил голову руками и так тяжело вздохнул, что это можно было принять за стон. Джоанна узнала его, и ужас и счастье охватили ее. Это был Мариус.
         Вот он начал осматриваться и шарить рукой по столу.
         - Вы, наверное, ищете это?– неосмотрительно произнесла в темноту Джоанна.
         Скрежет выхватываемого из ножен меча и свист рассекаемого воздуха заглушили ее слова. 
         Джоанна ощутила на лице легкий ветерок.
         - Кто здесь?!
         - Я не шпион и не лазутчик. Вы не узнали меня?
         - Теперь узнал, ваша светлость! – Мариус опустил меч и тут же преклонил колено.
        Джоанна подошла к нему.
        - Встаньте! Ну же!
        Темнота скрывала ее волнение и Джоанна была благодарна ей за это и была в этом не одинока.
        Она села в деревянное кресло, которое было освещено слабым светом луны.
        - Присядьте! – пригласила она уже стоящего безмолвно Мариуса. Видя его нерешительность, Джоанна повторила, - Садитесь же!
        Мариус, присел на край кресла напротив.
        - Вам вероятно странно, что я здесь?
        Мариус молчал.
        - Скоро мы покинем это место, мне захотелось проститься с этими стенами. А вы? Вы вернулись за этим? Это ваш крест?
        - Да, ваша светлость, это мой крест, - тихо ответил Мариус, глядя, как Джоанна снимает с себя его крест.
        - Вам дорога эта вещь, раз вы вернулись за ней?
        - Да, ваша светлость.
        - Но почему же ночью, тайком? К чему такая таинственность? – Джоанна перекладывала тяжелое украшение из руки в руку.
        - Ваша светлость, не хотелось нарушать ваш покой. К тому же в любой момент может вернуться отряд сэра Оливера и… Словом, будет уже не до этого, - проговорил Мариус и тут же почувствовал перемену в настроении Джоанны. Цепочка в ее руках больше не звенела.
        - Да, мы в любой момент можем отправиться в путь… Красивая работа. Возьмите!
        - Ваша светлость, я сам выковал его, и если он вам понравился, смею предложить вам оставить его себе, хотя он и не имеет никакой ценности! – неожиданно для себя проговорил Мариус.
        - Благодарю вас за подарок! Есть вещи, которые бесценны сами по себе, а не потому, что на них навешаны дорогие камни… - совсем тихо сказала Джоанна, склонив голову, и вдруг спросила -
       - Скажите, у вас есть мечта?
       - Мечта? – Вопрос Джоанны показался воину Мариусу странным.
       - Да. Ведь вы мечтаете о чем-нибудь?
       Мариус спрятал волнение за ухмылкой, -
       - Мечты не по моей части, ваша светлость.
       - Мечтаете, я знаю.
       - Откуда знаете? – Глупо спросил Мариус.
       - Все мечтают. И я тоже.
       - Вам-то о чем мечтать? – Искренне удивился он.
       - Думаете не о чем? Понимаю ваше недоумение. Но в некоторых вопросах я просто не имею права выбора. Хотя бы потому, что я – женщина. Этим миром управляют мужчины, а нам, женщинам, только и остается, что предаваться мечтам. Вот и мою судьбу решили мужчины. Мой брат хочет укрепить перемирие и решил выдать меня замуж за сэра герцога Гидтриха. Хотя ясно, что за смертью моего отца и всеми последними событиями стоит именно он. Мой брат знает о его предательстве, и принимает спасительное для нас перемирие. Они делают вид, что ждут моего решения, но моя судьба, конечно, уже решена.
       Наступила неловкая пауза. Джоанна встала. Мариус тоже поднялся с кресла и оказался буквально лицом к лицу с Джоанной, только гораздо выше ее. Сердце выскакивало из груди, в висках оглушительно и горячо стучала кровь. Он не знал что ей ответить.
       - Этим миром управляют мужчины, - тихо повторила Джоанна прерывающимся голосом, сохраняя неприлично опасную дистанцию между собой и Мариусом,  - старые и молодые, умные и глупые… Но есть такой, что еще не сказал своего слова.
       - А если этот мужчина не имеет права влиять на решения подобного рода? - раздалось где-то над головой Джоанны.
       - У него есть это право, и он об этом догадывается.
       Это был даже не намек. Мариус снова до боли в пальцах стиснул рукоять меча.
       - Нет у него такого права, ваша светлость! Этот мужчина должен думать о перемирии, о последствиях для всех, в том числе и для той стороны, личная судьба которой зависит от его влияния. Попробуйте сделать выбор и принять решение сами, ваша светлость, - голос Мариуса дрожал, - я слышал, немало женщин управляют этим миром не хуже мужчин.
       - Сама? – прошептала Джоанна и подняла на Мариуса свои грустные глаза.
       - Да, ваша светлость… - прошептал Мариус, теряя остатки самообладания от ее близости. - Вы не совершите ошибку, я знаю.
       - Это невозможно... - проговорила Джоанна тихо и тут же вскинула лицо, и речь ее была жаркой.
        - Сэр Мариус! Нас постоянно что-то сталкивает, наши пути пересекаются. Даже сейчас, как это ни странно… Видимо судьбе было так угодно, что у нас с вами произошли события, о которых нельзя знать посторонним, в том числе и моему брату сэру Генриху.
        Было слышно, что Джоанне нелегко давались эти слова. Мариус вспотел. Она же продолжала, -
        - Неразглашение этих событий, поможет мне остаться на должном уровне и подняться вам на новый.
        Комната налилась лунным светом. Джоанна умолкла и не сводила глаз с лица Мариуса, который и так чувствовал себя, как на наковальне.
        - Ваша светлость! Мне трудно понять о чем это вы говорите, да и с памятью у меня дела совсем плохи. Так что вы зря тревожитесь на этот счет.
       - Что ж, я верю в ваше благородство.
       В ее словах Мариус почувствовал досаду и, понизив голос да шепота, добавил, -
       - Но я надеюсь, что память все-таки вернется ко-мне. И эту встречу я никогда не забуду!
       Она отпрянула, а он схватил ее за плечи.
       - Прогоните меня! Прошу вас...- взмолился Мариус и хрипло осекся. Осторожно, словно это была хрупкая узорчатая корочка весеннего снега, взял в свои дрожащие ладони лицо Джоанны и заглянул ей в глаза. Лишь луна была ему помощником, но он смог увидеть в этих глазах то, что лишило его последних сил, сдерживающих его нетерпение. Остальное он знал сам.
       - Джоанна!.. - Выдохнул Мариус и жадно приник к ее зовущим губам. Сладкое,  неведомое ранее, наслаждение захлестнуло их обоих. Казалось, время остановило свой бег, а весь мир исчез. Только их губы, только этот поцелуй, только этот глоток чистой любви, больше ничего не существовало.  Джоанна утонула в железных объятиях Мариуса, сама обнимала любимого, и слезы счастья выступили на ее глазах. Что может быть сильнее зова любви, да еще в таком юном возрасте? Что может быть важнее этого вечного зова? Что может быть пронзительнее до стона, слаще до боли, желаннее, вопреки запретам под страхом смерти?

       За окном послышалось ржание лошадей. Джоанна и Мариус вернулись с небес на грешную землю. Разлука, словно хищная птица раскинула над ними свои крылья, и они почувствовали ее зловещий холод. Мариус решился первым и опустился на колени перед любимой, -
       - Простите меня, ваша светлость!
       Джоанна опустилась рядом и прошептала -
       - Простите меня, мой рыцарь!
       - Но я не рыцарь! – возразил Мариус, понимая, что этот спор сейчас более  чем нелеп.
       - Я выбираю вас в свои рыцари! С этой минуты вы - мой единственный рыцарь! Возьмите это. Может быть эта память обо мне принесет вам удачу!
       Она вложила в его руку свой заветный бардовый мешочек с золотым вензелем. Мариус осыпал поцелуями Джоанну, не находя сил расстаться с нею. Здравый рассудок возобладал над чувствами Джоанны, -
       - Прощайте! Моя любовь, моя жизнь… Вам пора! Опасно!
       - Опасно! – словно эхо повторил Мариус и горько, без надежды в голосе, прошептал, – Увидимся ли еще?
       - Увидимся, я знаю, – вспомнив слова знахарки сказала Джоанна и добавила, - Я буду ждать. Всегда. Всю жизнь.
       Мариус тяжело вздохнул и посмотрел в окно. Небо розовело утренней зарей. Он нежно поцеловал Джоанну в последний раз и  произнес, -
       - Прощайте! Что бы ни случилось, я ваш навеки. Помните это!
       Мариус заставил себя покинуть комнату. Только покрывало на дверях качнулась вслед за ним. Джоанна опустилась на пол, сжимая в своих руках железную цепочку с крестом грубой кузнечной работы, обливая ее слезами…


       Элиз просматривала рабочий материал фильма, Ей неожиданно предложили исполнить песню к этому фильму и Элиз согласилась. Она нажала на кнопку пульта, экран огромного телевизора погас. Сколько высокопарности в этой средневековой Англии! Но как же хорош был Чарльз в роли! Как хорош! А что если он на самом деле влюблен в эту актрису, игравшую Джоанну? Ведь девушка, действительно, очень хороша… Но там восемьдесят процентов чистого грима! Не меньше! И парик. Конечно, у нее парик, как это она сразу не догадалась? Господи, о чем это она? Какая разница… Он в реальной жизни ни разу не посмотрел на нее так, как во время съемок фильма на эту Джоанну!














Фото из интернета