Седьмую декаду восставшая столица лежала в плотном кольце врагов. Седьмую декаду фаланги хорошистов волна за волной накатывались на сильно обветшалые за мирное столетие и спешно восстанавливаемые крепостные стены города. Седьмую декаду хладный камень этих стен впитывал горячую кровь героев, и рожденная революцией формула «равенство или смерть» грозила реализоваться в мрачной её перспективе.
- Как всё это вышло? – спрашивали мы себя, триумвират экзархов, поднятый на вершину волной народного гнева.
- Почему так случилось? – недоумевали в совете трёхсот легартов.
- Кто виноват? – сжав кулаки, гневно вопрошали возжелавшие справедливости двоечники.
- И чем всё это закончится? – добавляли их угрюмые женщины.
А начиналось всё это легко и даже как-то беспечно. Как и обещал Теодор и клялся маршал второй звезды три бригады среднего сектора западного предела прибыли в столицу в предрассветных сумерках, примерно за сорок стандартных часов до первых лучей нашей звезды по имени По. Мы дали отдохнуть воинам с дальней дороги и десять стандартных часов спустя выступили. Наше выступление стало полной неожиданностью для угнетенных двоечников и предметом их удивления, когда до них дошло, что закалённые в боях с дикими ордами роты на улицах и площадях Арии не есть привычные династические споры, но революция для их освобождения (надо сказать, они быстро сориентировались и многие из них примкнули к нашему движению). Оно стало сюрпризом принеприятнейшего сорта для двора Владыки со всеми его хранителями, аристократами и тайными слугами.
Революция наступила внезапно даже для большинства мудрецов клуба «К». Хранительный комитет Владыки вынюхал, что из клуба расползается во все уголки империи Церы гнилостный запах бунта, но не тревожили мудрейших, ибо «К» стоял под личным покровом Теодора Блистательного, персоны далеко не последней в империи. Комитет и лично Сикт, главный его грант, были правы и не правы одновременно, ибо судьбы Церы определялись мной и Теодором, единственными сущностями внешнего кластера, а клуб служил лишь ширмой.
Наши роты и приставшие к ним плебс быстро взяли под контроль арсенал, почту и все три телеграфные станции. Некоторая заминка вышла с Шато-Глиссо, городским дворцом Владыки. Ни я, ни Теодор, не желали крови владык-шестёрок, поэтому в самом начале бунта во дворец прибыла делегация мудрых, возглавляемая Кроном Вторым. Мудрые поведали мрачному Владыке и гневным министрам Совета, что революция, которую так долго предрекали мудрейшие наконец свершилась, что угнетенный народ жаждет равенства и альтернатива равенству лишь смерть. Они убеждали их, что всё это очень серьёзно, что с первыми лучами звезды по имени По, когда способность ультрозреть шестерок и двоечников уровняется, клуб не сможет гарантировать безопасность двора, потому как настроения плебса непредсказуемы и двору во всём его величии следует удалиться из столицы.
Поначалу парламентариев хотели не долго думая повесить как подлых изменников его Владычества, но прибывшие во дворец обезоруженные охранники арсенала, но прибывающие избитые и без оружия часовые почты, телеграфных станций и мостов убедили Владыку и министров, что под наглыми речами Крона Второго, Мкрты и Харта Младшего имеется солидный фундамент.
Делегатов заперли в сырую дворцовую тюрьму, стали обсуждать предмет – кто виноват, и проблему – что делать. Предмет кто виноват бесплоден был и потому быстро кончился тупиком на мне и Теодоре, а вот проблема что делать имела множество решений от занять круговую оборону и надеяться на скорое прибытие верных трону бригад маршала первой звезды из морского северного ближайшего к Городу предела до звёздного хода паломников Храма.
Совещание длилось, длилось и длилось, а я держал коридор открытым. Один раз мне самому пришлось выехать в Сен-Нервиль, чтобы отогнать оттуда отряд самообороны восставшего народа, которые в клокочущей столице росли (даже я дивился) как грибы после дождя. Наконец, за двенадцать стандартных часов до первых лучей звезды по имени По я не выдержал и сам отправился к Владыке.
Суровые, верные Владыке воины-хорошисты пустыми, гулкими коридорами будто бы вымершего дворца провели меня в тронный зал. По случаю прибытия главного заговорщика совещание было прервано. Владыка в зале был один, не принимая, естественно, в расчет спрятанных за шторами в глубоких нишах Преданных с заряженными арбалетами, внимательно следящих за всяким моим движением. Выглядел Владыка утомлённым. Темные круги под глазами, поблекшие шишки всё выдавало в нём крайнюю степень усталости.
Берт I сидел. Мне же, как это было заведено в редкие последнии годы наши встречи, сесть не предложил и я стоял, согласно этикету.
- Вот и главный бунтовщик явился, - он с укоризной глянул на меня. - Антон, ну как ты мог. Что тебе не хватало? Славы, почестей, денег, женщин в конце концов?
Как ему это объяснить? Как мог Христос объяснить Пилату мотивы своих поступков, коль был Христос в другой системе координат. И будет на грубом полотне нарисовано то или иное или вообще ничего не нарисовано никак не отразиться в другой системе. Без смысла было что-либо объяснять, но горечь в голосе и боль во взоре смутили меня, и в этот момент я решил не жертвовать детьми Владыки. Я поднял на него глаза и смотрел так долго, пока Владыка под взором моим не оцепенел.
- Слушай меня Ганс, - мой голос колоколом звенел в пустом тронном зале, - слушай меня внимательно и внемли моим речам. Ты должен покинуть столицу – не медля. И пусть с тобой уедут все близкие, все помощники и слуги. Шесть стандартных часов у тебя и не минутой больше. Покидай столицу через Сен-Нервиль. Коридор свободен. Прощай Ганс, мы больше не увидимся.
Я повернулся и вышел из тронного зала. Через два часа под ликующие крики черни из дворца на площадь вышли пленные парламентарии. Ещё через час началась эвакуация. Бесконечная вереница карет повозок и паровых авто выезжала из дворца и двигалась на восток. Им никто не мешал.
С первыми утренними лучами звезды по имени По случилось народное вече, первое в тысячелетней истории империи Цера. На нём меня, Теодора и Крона Второго избрали экзархами. На этом вече были назначены выборы в высший Легарт из трёхсот легартов через четыре стандартных цикла, считая с первого стандартного цикла революции. И наконец вече дала право экзархам управлять страной по собственному разумению и согласно лозунгу революции: равенство или смерть. Мы заняли дворец и только приступили к формированию временных органов власти, как случилось непоправимое.