1.1. Самодурка.
Шел 1761 год. Здоровье императрицы Елизаветы Петровны ухудшалось с каждым днем, род Романовых заканчивал существование на престоле. Страна ждала перемен.
Наступила Петербуржская промозглая осень, заморосили дожди. Как только густой утренний туман рассеялся, словно из-под земли появился величественный белый особняк с колоннами, родовое гнездо дворян Хлебосоловых. Холодное, не греющее солнце, выглянув из-за серой тучки, осветило землю и разбудило обывателей дома.
Хозяева с внуком и крепостной няней, после плотного завтрака, появились в просторной гостинице на втором этаже, и каждый занялся своим делом.
50-летняя Настасья Филипповна в розовом капоте и в чепце, покрывающем волосы, на коленях подкидывала мальчика. Лицо ее было свежо как в молодости, морщинок почти не наблюдалось, лишь балахонистая одежда выдавала возраст.
-По кочкам, по кочкам и в ямку бух.
Кучерявый шестилетний малыш проваливался между ног и заливался смехом.
-Ангелочек алентовый, весь в деда пошел, хорошо хоть не в сноху немчурную, - Потрепала розовые щечки и чмокнула в лобик. Она любила мальчика больше внучек и часто проводила с ним время.
Молоденькая крепостная няня стояла рядом и ловила взгляд барыни, чтобы в любой момент исполнить любое приказание.
Крепкий 55-летний Лука Афанасьевич, пышущий здоровьем, сидел перед печью в дубовом кресле, вытянув ноги к огню и, наслаждаясь, попивал вино собственного производства. Он гордился коллекцией зелий, хранящихся в погребе, самые старые из которых сделал его дед. На большие праздники доставал запылившиеся бочонки и удивлял гостей и домочадцев изысканным бархатистым вкусом.
Глядя на портреты, развешанные по периметру комнаты, сейчас он предавался воспоминаниям.
Вдовствующая мать 18 –летнего Луки, запустила хозяйство, и оно нищало день ото дня. Чтобы спастись от разорения родительница не придумала ничего лучше как женить сына на богачке Пестовой.
Невеста была слишком молода, невооруженным глазом было видно, что родители ее скрывали какую-то тайну, так как сулили за нее большое приданое, хотя старшая 17-летняя сестра подходила для этой цели как нельзя лучше. Версии выдвигались разные. Одни говорили, что младшая обладала плохим здоровьем, и чтобы сбыть больное дитя родственники давали большие деньги . Другие, заметив внешнее различие сестер, утверждали, что те неродные, поэтому мать с отцом больше пеклись о будущем своей кровинушки. На самом деле правда была другой и намного трагичней, чем первые две, но выкладывать ее на суд людской помещики Пестовы не решались.
13-летняя, худощавая и недозревшая девушка, не привлекала Луку своими угловатыми формами, но мать настаивала: «Стерпится, слюбится, мослы есть, а кожа нарастет». И он сдался. На свадьбе новобрачная дрожала как осиновый лист и постоянно плакала, видно и ей не было нужно это замужество. Лука проникся к ней сочувствием, хотя и сам был в таком же положении. Веселый тесть с тещей напоили его так, что тот, отправившись в опочивальню с молодой женой, даже не понял на утро, была ли брачная ночь или нет, хотя пятно на простыни доказывало произошедшее таинство.
Приданое жены спасло тогда семью Хлебосоловых от обнищания. Настасья сразу понесла и чувствовала себя плохо, любой запах вызывал у нее тошноту. Отец жены часто возил зятя по деревням, обучая как правильно вести дела. Вскоре родился мальчик всеми чертами, похожий на Пестовых, с черными волосиками и чуть раскосыми глазами.
Материнских чувств к малышу не испытывала, не желая кормить грудью и сразу передав кормилице, возможно, сама была сущим ребенком. Настасья после рождения Коленьки стала хорошеть и округляться, Лука стал смотреть на нее влюбленными глазами и одаривать безделушками. Только ее вздорный и желчный характер не давал покоя, в моменты злости та называла его нищебродом, напоминая про богатое приданое, спасшее их с матерью от сумы.
Дела Хлебосоловых наконец-то пошли в гору, и капитал стал расти. У молодой пары появился еще мальчик, но тот, прожив немного, заболел и умер. Погоревав, родители народили сына Петра, он рос здоровым ребенком и полной копией розовощекого отца. От него мать не отходила не на шаг, и баловала в отличие от старшего ребенка.
Жизнь не стояло на месте, дети подрастали, Николай женился на выбранной матерью невесте, а вот младший Петр, не спросив родительского благословения, тайно обвенчался с дочерью немецкого безземельного князя, повесившегося за долги. Семьи сыновей жили в одном доме с родителями и занимались той же работой, что и отец.
Лука все еще предавался воспоминаниям, как в дверь постучали.
-Фенька оглохла что ли? Открой, - прикрикнула госпожа на крепостную, прибирающую игрушки. Девушка вздрогнула и прошлепала босыми ногами к выходу.
Слуга вошел в гостиную и встал по стойке смирно, словно перед генералом.
-Лекарь Андрей Мирославович явился. Пригласить-с?
-Да, я жду его. Проведи его в мою комнату.
- Бабуль, а кто такой Мимосралович?
Присутствующие рассмеялись.
-Прохор иди лучше на кухню, - я скоро приду. А ты Фенька живее перенеси лошадку и эти гуделки в детскую.
Отношения между супругами последнее время были как между братом и сестрой, правда спали они в одной кровати, но близость случалась редко. Возможно, это и привело здорового и полного сил мужчину увлечься другой женщиной.
Часы, висящие на стене, пробили двенадцать часов по полудню, и Хлебосолов увидел в окно вдову Селиверстову, которая именно в это время по воскресеньям проезжала в двуконной пролетке к сестре. Ее светлые локоны, выглядывающие из-под шляпки, смешно подпрыгивали, и она улыбалась, глядя на дом. Если бы Лука не был женат, то незамедлительно бы выскочил навстречу и расцеловал ее нежные ручки. Они познакомились у помещика Рогозина несколько месяцев назад, играя в карты. Вдова была не из робкого десятка и как-то наедине намекнула на встречу в своем доме. Всего год назад ее старый супруг умер при не выясненных обстоятельствах, оставив хотя и не большое по тем меркам, но состояние.
Не то вино взбудоражило Луке голову, не то просто захотелось вырваться от чрезмерной опеки жены, и мужчина подумал: «Сегодня же поеду к вдовушке, будь что будет»… - и мечтательно посмотрел на висящую картину с обнаженной пышногрудой красавицей, и сглотнул набежавшую слюну.
За кисеёй внешнего благополучия семьи уже прослеживалась неспокойная обстановка. Никто не мог и предположить, что увлеченность барина другой женщиной выльется в трагедию.