Иллюстрация: Новогрудский замок, башня Щитовка. Беларусь.
*** *** ***
Миндовг король Литвы. Часть VI. Войшелк
*** *** ***
Содержание Части VI:
Великие князья Литовские. XIII - XIV века.
После Миндовга. Войшелк. 1264-1267.
Убийство Войшелка. Апрель 1267 года.
Родовое проклятие. Беловежская пуща.
Смерть Шварна. 1269. Тройден и прочие. Герб «Погоня».
Князь Довмонт Псковский. Лето 1265.
*** *** ***
ВЕЛИКИЕ КНЯЗЬЯ ЛИТОВСКИЕ. XIII - XIV ВЕКА.
«…поднялся в Литве великий мятеж. Восстали князи Литовские, убивая друг друга».
«Житие святого благоверного великого князя Довмонта», XVI в.
Список великих князей Литовских примерно за сто лет (с середины XIII века по середину XIV века) с некоторой долей достоверности выглядит так:
МИНДОВГ (примерно с 1238 года по 1263 год) – великий князь и король Литовский. Не лишне будет вспомнить версии его происхождения, все из поздних источников, что усиливает их легендарность:
- потомок Палемона, патриция из Рима, и сын Рингольда (Хроника Быховца, XVI век);
- сын Мовкольда из династии русских Полоцких князей, родственник князя Вита (Воскресенская летопись);
- король прусов - польский компилятивный источник, 1872 год;
- сын Довгерда - современная версия (Довгерд - литовский князь, тесть Всеволода Герцикского, упомянут в «Хронике Ливонии» Генриха, погиб в плену у немцев).
1263 осень – король Миндовг убит Довмонтом Нальщанским вместе с двумя младшими сыновьями Руклей и Репиком (в Галицком летописце имена королевичей звучат как «Роукля же Репекья»; в публикациях также встречается Рукля и Репикием, Рукли и Рипикием, Рукель и Репек).
1263 осень – 1264 весна – ТРЕНЯТА (Тройнат Жмудьский), сын сестры Миндовга и Скирмунда, одного из старших жемайтских князей. В Хронике Петра из Дусбурга он упоминается как Тринота (Trinota), в русских летописях – Тройнат. Тренята – белорусский вариант имени. Возможно, князь Скирмунд - брат Викинта Жемайтского, дяди Товтивила Полоцкого.
Вскоре после смерти Миндовга Тренятой был убит соперник, ТОВТИВИЛ ПОЛОЦКИЙ, сын старшего брата Миндовга Доврспунка и сестры Викинта, брат Эрдивила (Эрдивида). Товтивил был женат на сестре жены Александра Невского, княжне Брячиславне Полоцкой. Сестра Товтивила - вторая жена Даниила Галицкого с 1248 г. Помимо этих родственников, Тренята имел братьев Любарта и Писимонта (сведения об отце и братьях - из Хроники Литовской и Жемойтской).
Тренята был убит конюшими Миндовга в бане (либо вследствие заговора, составленного Войшелком, либо просто потому, что Войшелк с войсками союзников приближался к резиденции Треняты).
1264 – 1265 – ВОЙШЕЛК, сын Миндовга. Мать Войшелка - первая жена Миндовга, оставшаяся неизвестной.
1264-1265 – возможно, одновременно с Войшелком – Довмонт I Литовский (Нальщанский и Псковский), поскольку, как предполагают, в землях, не признавших Войшелка (Дяволта и Нальщаны), великим князем был провозглашен убийца Миндовга – ДОВМОНТ НАЛЬЩАНСКИЙ (затем Псковский). В таком случае, это Довмонт I Литовский. Войшелк победил, Довмонт спасся бегством в Псков.
1265 - 1267 – совместное правление в Литве ВОЙШЕЛКА и ШВАРНА ДАНИЛОВИЧА, сына Даниила Галицкого.
В 1267 году Войшелк уступил власть в Литве ШВАРНУ, женатому на его родной сестре (1254 год), и ушел в монастырь на Волыни, где вскоре был убит старшим братом Шварна, ЛЬВОМ ДАНИЛОВИЧЕМ (1267 год между 18 и 23 апреля, воскресенье пасхальной недели, тайно похоронен в подвале монастырского собора во Владимире Волынском – но тайное порой становится явным).
1267 – 1269 – ШВАРН Данилович, князь Холмский и Дорогичинский, великий князь Литовский. Умер в Литве при невыясненных обстоятельствах, похоронен в Холме, отцовской столице Галиции.
1270 – 1282 – Тройден Литовский (ТРОЙДЕН ХИЩНЫЙ). Генеалогия не прослеживается. Утверждать, что он был родственником Миндовга, оснований нет.
Воскресенская летопись сообщает, что Тройден был сыном Вита, а Вит (он же Вид по прозвищу Волк) – это сын Данила Ростиславича, внук Ростислава Полоцкого, сосланного в Грецию Мстиславом I. Вит приехал в Литву из Константинополя (Царьграда) вместе с отцом и княжил после Миндовга, а после него — сын его Тройден. По той же легенде, кроме Тройдена, Вит имел еще несколько сыновей: Довмонта, Наримунта, Гольшу и Гедруса.
Однако современные историки, сопоставив годы ссылки Ростислава (1129) и смерти Миндовга (1263), считают версию происхождения Миндовга от Ростислава хронологически недостоверной. Кроме Воскресенской летописи, Вит нигде больше не упоминается (ни в русских, ни в немецких, ни в польских, ни в литовских источниках). Воскресенская летопись – источник поздний, приведенная в ней генеалогия, возможно, имеет заказной характер.
Версия согласно Хронике Быховца: Тройден был младшим сыном Ровмунда, имел четырех старших братьев Наримунта, Довмонта, Гольшу и Гедруса. В Хронике также упоминается, что Тройден был предком Гедиминовичей (в третьей части Хроники, там, где речь идет о Сигизмунде Кейстутовиче, ставшем великим князем Литовским после смерти старшего брата Витовта в 1430 году).
Тройден Хищный был убит наемными убийцами, которых подослал его брат Довмонт I, князь Утенский и великий князь Литовский (но если считать Довмонта Псковского – то это Довмонт II).
1282-1283 – ДОВМОНТ (I или II) Ровмундович УТЕНСКИЙ и Литовский, брат Тройдена.
В Хронике Быховца говорится, что Довмонт Утенский отнял у брата Наримунта жену (сестру своей умершей жены).
Убит в 1283 году, согласно преданию - племянником Римундом (монах Лавриш, то есть Лаврентий), сыном Тройдена.
1283-1285 – ДОВМОНТ (II или III) ЛИТОВСКИЙ. Может быть, сын Тройдена и брат Римунда-Лавриша.
Убит (или взят в плен) в 1285 году русскими под Олешней (владение тверского епископа). Так или иначе, больше в хрониках и летописях не упоминается.
БУДИКИД и БУДИВИД. Имена и даты под вопросом. Возможно, предки ГЕДИМИНОВИЧЕЙ.
Согласно поздней легенде, рассказанной в Хронике Быховца, старая литовская знать была родом из Рима, происхождение выводится от римского патриция Палемона (Литва – область Палемона). Отсюда предположение, что герб Гедиминовичей КОЛЮМНЫ (Колонны) – это свидетельство о том, что их корни уходят в римский род Колонна.
Пожалуй, самое любопытное в этой легенде то, что в нее порой вполне охотно верят.
1285-1290 - БУДИКИД. Будикид упомянут в Ипатьевской летописи под 1289 годом. Будикид и Будивид – либо братья (двуумвират правителей, что встречалось в Литве и далее), либо это одно лицо.
1290-1295 – БУДИВИД, возможный основатель династии Гедиминовичей (может быть, он же Пукувер, Путувер, или Лютувер, или морской пират Лютавор). Пукувер упомянут в хронике XIII века орденского хрониста Петра Дусбурга. Лютавор упоминается в «Истории Литвы» Теодора Нарбута (начало XIX века).
1295-1316 – ВИТЕНЬ. Историчность сомнений не вызывает.
У Дусбурга указано, что он был сыном Пукувера (то есть Будивида?). Великий князь Витень сделал гербом всей Литвы знаменитую «Погоню».
1316-1341 – ГЕДИМИН (может быть, брат Витеня – или сын).
Согласно «Задонщине», Гедимин являлся сыном или зятем Сколоменда.
Скуменд – персонаж хроник Петра Дусбурга, князь ятвягов.
Под 1248 годом в Галицко-Волынской летописи назван ятвяжский вождь Скомонд, получивший резко отрицательную характеристику древнерусского летописца как «нечестивый», «волъхвъ и кобникъ нарочить».
У Дусбурга есть рассказ о том, как СКУМЕНД под давлением военной силы обратился в христианство («подчинился вере и братьям», 1270-е годы) и о его мирной христианской кончине:
«Вот чудесное превращение и изменение десницы Всевышнего: тот Скуманд, который прежде изо всех сил преследовал Божию церковь, ныне стал ревнителем веры, славным вождем народа Христианского. Когда настал его смертный час, брат Конрад, священник из Балги, спросил его, чем он заслужил такую милость от Господа в вере Христа, и он сказал: «До обращения моего я никогда не сделал ничего доброго, кроме того только, что, когда язычники похитили в Польше образ Пресвятой Девы Марии с Сыном ее и разрубили пополам, я поднял его с земли и вытер одеждой моей и поставил в надлежащее место»; сказав это, он счастливо почил в Бозе» (часть III, глава 224, этот отрывок идет после упоминания 1284 года).
В 1341 году Гедимин был убит – либо сражен в бою с крестоносцами выстрелом из арбалета (самострел, рушница) под орденским замком Байербург, либо отравлен родственниками в Вильне. Ему наследовали сыновья.
Далее у власти - династия Гедиминовичей.
ПОСЛЕ МИНДОВГА. ВОЙШЕЛК. 1264-1267.
Однако вернемся к предыдущему. Итак, на чем мы остановились: «…звершилось убивство Миндовга»… и вследствие этого события: «а Тренята нача княжити во всеи земле Литовьскои . и в Жемоти . и посла по брата своего . по Товтивила . до Полотьска . река тако брате приеди семо розделиве землю . и добытокъ Миндовъговъ».
Из этого краткого отрывка практически неопровержимо следует, что Товтивил также находился в сговоре с врагами Миндовга и успел уже выговорить себе за свое соучастие какую-то часть этого самого «добытка Миндовгова» - очень возможно, что свою отчину, под которой он понимал Литву. Ведь он теперь был старшим в роду великих Литовских князей. Какие-то области, однако могли предназначаться Треняте.
Однако на самом деле двоюродные братья делиться друг с другом вовсе не хотели, и один замышлял убить другого.
Поскольку в окружении Товтивила нашелся предатель, его боярин, Прокопий полочанин, разгласивший его намерения враждебной стороне, то Тренята опередил соперника и убил его раньше, чем тот собрался поднять на него руку: «и поча доумати Товтивилъ . хотя оубити Тренятоу . а Треията собе д;машеть . на Товтивила пакъ. и пронесе доумоу Товтовиловоу бояринъ его . Прокопии . Полочанинъ . Тренята же попередивъ . и оубивъ . Товтивила . и нача княжити одинъ».
Говорят, Тренята всадил ему в горло нож во время застолья (хотя в Ипатьевском своде такой подробности нет). Так расстался с жизнью еще один князь. Но в те времена не только жизнь простых людей ничего не стоила, но и жизнь князей также.
После Тренята просил полочан выдать ему и сына Товтивила, Айгуста (есть вероятность, что это был именно Айгуст), однако они предпочли отпустить его, Айгуст нашел прибежище в Новгороде и однажды был даже назначен Псковским князем (но так им и не стал).
В это время ВОЙШЕЛК скрывался в Лещинском (Лешчанском) монастыре в Пинске: «Воишелкъ . оубоявъся того же (что его убьют, как отца) и бежа до Пиньска . и тоу живять».
Он остался в живых и мог жить дальше, тихо и мирно, своим монашеским житьем… твердить свои молитвы… неужели монах возьмется за такое дело, как война, не побрезгует такой грязью, как убийство… а принесенный богу обет, а христианские добродетели? Ангелы, бесы?.. Но кто тогда отомстил бы за его убитого отца?..
Любопытно, что при жизни Войшелк с отцом не ладил, однако после его насильственной смерти все же счел своим долгом расправиться с его убийцами… Согласно имеющимся сведениям хроник, к Войшелку неоднократно направляли гонцов с приглашением занять литовский престол. После долгих уговоров он дал свое согласие и стал великим князем Литовским.
Для иллюстрации происходившего далее не лишним будет привести цитату из Жития святого князя Довмонта, пусть составленного в XVI веке, но тем не менее в данном отрывке повествующего о некоторых имевших место реальных обстоятельствах:
«Монах Давид, сын убиенного князя Миндовга, поведал свои мысли игумену, и благословение принял у него. Снял иноческие ризы, но правила иноческого не оставил. Принял воинский чин, собрал войско своего отца и бояр пошел ратью на языческую Литву, горячо помолившись Христу. Божию помощью одолел убийц своего отца, убил многих литовских князей. Говорится о нём в писании, не хотел сотворить убийство – не иноческое это дело, но Бог допустил, чтобы отомстить за кровь христианскую. Страшную победу одержав, вернулся на Святую гору».
Цитата весьма точно передает, как поступил далее Войшелк (согласно упомянутому источнику, во святом постриге инок Давид): снял иноческие ризы, принял воинский чин, собрал войско и пошел ратью на языческую Литву, горячо помолившись Христу.
Как раз в это время, то есть весной 1264 года, смерть настигла и Треняту - какое совпадение!
«посем же поча думати конюси Миндовгови . четыре . паробци . како бы лзе имъ оубити Тренята . ономоу же идоущоу до мовнича мъиться . они же оусмотревше собе веремя такова оубиша Тренятоу . и тако быс конець . оубитья Тренятина»
(«А после этого стали совещаться конюшие Миндовговы, четыре парня, как бы им можно было убить Треняту. И когда он пошел в баню мыться, то они, выбравши себе эту пору, убили Треняту. И так совершилось убийство Треняты»).
Однако это могло быть никакое не совпадение, а приведенный в действие еще один заговор. Автор одного художественного произведения со вкусом рассказывает, как именно убивали в бане Треняту… четверо конюших Миндовга… ножами в распаренное тело… и как потом в этой же бане парился приехавший Войшелк… с полным хладнокровием…
Галицко-Волынский летописец в Ипатьевском своде: «се же оуслъишавъ. Воишелкъ . поиде с Пиняны к Новоугородоу . и оттоле поя со собою . Новгородце . и поиде в Литвоу княжить . Литва же вся прияша и с радостью . своего господичича».
Войшелк, собрав вокруг себя воинов и друзей своего отца, опираясь сначала лишь на них и на помощь поддержавших его Пинских князей, отправился с пинским войском к Новгородку, а оттуда, укрепив свои ряды согласившимися с ним новгородцами, вступил уже на литовскую землю… «Литва же вся приняла и с радостью сына своего господина»…
Но не вся Литва радовалась. В Новгородской летописи говорится, что Войшелку пришлось сначала победить своих врагов, а потом уже дело дошло до радости, да и то не скоро.
В борьбе с противниками Войшелку не хватало сил, хотя его скорее всего поддержал новый князь Полоцка ГЕРДЕНЬ, заменивший здесь убитого Товтивила. Гердень княжил в Полоцке с 1264 года, утвердившись там, возможно, с подачи Войшелка – и, возможно, по праву своего родства (кровному либо благодаря браку) с полоцкими князьями.
Войшелк вынужденно обратился в ГАЛИЦКО – ВОЛЫНСКОЕ княжество. Странно, что ему не припомнили гибель Романа Даниловича. Тут может быть одно из двух: либо Войшелк все-таки не убивал Романа после того, как захватил его в плен, либо выгода была уж слишком велика, чтобы из-за одного убитого родственника (которого все равно не вернешь) упустить такой шанс.
Волыняне обещали помощь. Эта помощь была не бескорыстна – Войшелку пришлось признать князя Василька Романовича (Даниил в это время был уже тяжело болен и вскоре скончался) своим отцом и господином, что означало вассальную зависимость Литвы от Волыни, а в соправители себе взять князя Шварна Даниловича.
Более того, согласно Новгородской первой летописи, Войшелк обязался через три года отречься от власти и вернуться в монастырь, сделав Шварна, женатого на его сестре, великим Литовским князем… По существу, происходило объединение двух государств, для которого Войшелк должен был подготовить почву… и в этом случае Литва, возможно, стала бы в близком будущем православной.
В общем, таким образом военная сила у Войшелка появилась, и он обрушил ее на своих врагов… Как сказано в Псковской летописи: «Побишася Литва межи сабою некиа ради нужа»… В результате этого самого «побишася», в 1264-1265 годах в ходе большого военного похода союзного войска было сломлено сопротивление в Деволтовской (район Вилькомира, река Святая) и Нальщанской (Крево) землях, где укрепленные городища пришлось брать штурмом.
Война продолжалась, скорее всего, несколько месяцев, с зимы по начало лета 1265 года. Только Жемайтия не подчинилась власти нового великого князя Литвы, так что в результате Войшелку досталось править меньшей территорией, чем та, на которой признавали власть его отца.
Ипатьевская летопись: «княжащоу же Воишелькови в Литве . и поча емоу помагати Шварно князь . и Василко . нареклъ бо бяшеть Василка отца собе и господина (формула вассальной зависимости) . а король (Даниил) бяшеть тогда впалъ в болесть великоу . в неиже и сконча животъ свои . и положиша во церкви святые Богородицы . в Холме юже бе самъ создалъ … посем же Шварно поиде в помочь Воишелкови . а Василко князь от себе посла емоу помочь всю свою рать … и приде же Шварно с помочью . в Литвоу к Воишеволкови . и видевъ . Воишеволкъ помочь Шварновоу и Василковоу отца своего . и радъ быс велми . и нача пристраватися и поиде в силе тяжьце и нача городъи имати . во Дявелътве и в Пальщанехъ. городъи же поимаивъ . а ворогы своя избивъ . и тако придоша во свояси».
Еще до этого колоритного описания в летописи сказано: «Воишелкъ же нача княжити . во всеи земли Литовьскои . и поча вороги свое избивати. изби ихъ бещисленое множество . а дроузии розбегошася камо кто видя».
Побив их неисчислимое множество… Разбежались кто куда… Войшелк опять проявил свой свирепый нрав. Он мстил убийцам отца и его и своим врагам жестоко и беспощадно. И одержал свою страшную победу.
Шварн остался в Литве, его резиденцией стал Новгородок. В литовском походе 1265 года на Польшу… «иде Литва на Ляхы воевать, на Болеслава князя»… принимали участие и отряды Шварна. Болеслав, с которым король Даниил еще ранее заключил мир, обиженный поступком королевского сына, вскоре отправил свои войска на город Холм, после смерти отца ставший уделом Шварна. Тому срочно пришлось покинуть Новгородок и мчаться отбивать Холм у поляков. Конфликт с Болеславом Шварн урегулировал только к началу 1267 года.
А между тем приходилось вести и другие войны. В 1267-1268 годах Крестовый поход против пруссов, Литвы и ятвягов возглавил чешский король и австрийский герцог Пржемысл Отакар II – и это был никто иной, как папский кандидат на литовский престол. Римский папа не считал Войшелка преемником Миндовга, а папская булла 4 июня 1264 года упоминала Литву как враждебную страну, где победили «схизматики» (православные).
Что касается Тевтонского ордена, то Войшелк по мере сил стремился сохранить с ним мирные отношения. По сообщению Ливонской хроники Вартберга, Литовский великий князь «всех христиан, которых он нашел пленными в своем государстве... милостиво отправил назад в Ригу к магистру».
Однако мира и дружбы не получилось, позднее отношения Литвы с Орденом испортились (что и немудрено, ведь тевтоны не собирались ограничивать свои аппетиты в отношении соседних земель), и Войшелк отправился воевать орденские владения.
Орденская хроника, освещая события как всегда со своей колокольни, говорит: «Но затем он дался в обман литовцам, составил с ними заговор и послал в том же году войско в Вику и Пернов (Пярну) и опустошил эти области в Сретение Господне (2 февраля 1263 года). А неделю спустя после этого праздника была дана литовцам битва при Дюнамюнде (Даугавгрива)».
А пока происходили все эти дела, минуло три года… И на дворе стоял уже год 1267, и, как сказано в летописи, «бысть тишина»… И Войшелк заявил, что оставляет Шварна вместо себя, а сам удаляется в МОНАСТЫРЬ.
Шварн боялся остаться один, ведь он помнил, что Литва забрала уже жизнь его брата, Романа, и не мог отделаться от мысли, что и его ждет здесь та же участь… Он не был литовцем и видел, что литовцы его не принимают. То, что его женой была литовская княжна, дочь Миндовга, похоже, мало что меняло. Шварн умолял Войшелка «по велику», чтобы тот еще княжил с ним в Литве, но Войшелк не хотел. Он сказал, что много согрешил перед богом и перед людьми, пора принести покаяние, - и что княжить теперь Шварну. Шварн не смог уговорить его…
Между тем великим князем Литовским очень хотел стать Лев, старший брат Шварна, унаследовавший после смерти отца титул короля Галицкой Руси… мало ему было и Галиции, и титула… Но Войшелк не поддержал притязания Льва, они рассорились. И вот Лев остался ни с чем и со злобой в душе, Шварн получил титул великого князя Литовского и власть над землей, которую он боялся, Войшелк же ушел на Волынь и поселился в городе Угровеске, в монастыре святого Даниила Столпника, говоря при том себе (согласно представлению летописца об этом предмете), что есть у него сын Шварн, есть отец князь Василько, ими же и будет ему утешаться.
УБИЙСТВО ВОЙШЕЛКА. АПРЕЛЬ 1267.
В том же году князь Василько Романович по просьбе Льва, выразившего желание помириться с Войшелком, пригласил… а как раз шла страстная неделя перед пасхой… послал гонца к Войшелку «тако река . прислалъ ко мне Левъ а быхом ся сняли (прислал ко мне Лев, чтобы мы встретились) . а не боися ничего же . Воишелкъ же бояшетьс(я) Лва . и не хотяшеч ехати»…
Однако, все же решившись довериться поруке князя Василька, Войшелк на святой неделе приехал во Владимир-Волынский, был хорошо встречен и остановился в монастыре святого Михаила Великого.
Настал день воскресенья – праздничный, пасхальный. «Марколтъ же Немечинь. зва к собе . все князе на обедъ . Василка . Лва Воишелка . и начаша обедати . и пити и веселитис»… Все прошло хорошо, все обедали, пили и веселились.
После пира Василько «напився поеха домовь спать», а Войшелк вернулся в Михайловскую обитель. Но Лев поехал за ним. Он стал предлагать продолжить пирушку: «и поча молвити Воишелкови . коуме . нанимся . и начаша питии». И стали они пить, а дьявол, который спокон веку не хочет добра роду людскому, вложил в сердце Льва злое намерение… И Лев убил Войшелка, убийцу своего брата Романа, крестного отца своего сына, - и добро бы, забыв о кумовстве, он отомстил бы тем самым за брата, но нет же, он поступил так от зависти, что дал тот землю Литовскую не ему, а его брату Шварну…
Как об этом рассказывают, в гневе Лев выхватил саблю и разрубил ему голову, аж мозги из нее брызнули на стену – и покинул его убитого в монастыре… «и такъ быс конець оубитья его спрятавше тело его . и положиша . во церкви святого Михаила Великаго (таков был конец его убийства, и спрятали тело его, и положили в церкви святого Михаила Великого)».
Событие датируется между 18 и 23 апреля 1267 года, Войшелку было около 50 лет. Всю его жизнь за его душу боролись бесы и ангелы, и то одна сторона одолевала, то другая… И вот его убили, ударив мечом по голове, так что мозги брызнули во все стороны, пьяным, во время застолья, в воскресенье на пасхальной неделе, да еще будто бы даже с проклятием, а не с молитвой на устах, и похоронили кое-как, второпях, тайно закопав его в подземелье Михайловского собора. Видимо, бесы победили.
Удивительно, что вся эта история, да еще в подробностях, вообще попала в летопись, ведь высокопоставленный убийца наверняка хотел бы ее скрыть от всех… однако, похоже, правда об этом неблаговидном деянии была известна современникам короля Льва Даниловича, а летопись донесла ее из глубины веков и до отдаленных потомков.
Но что-то было в этой жизни, продлившейся полвека… в жизни князя-монаха Войшелка… что-то в ней такое было, что останавливает внимание, заставляет задуматься, даже загрустить… какое-то трагическое внутреннее противоречие… какой-то непреодолимый разрыв между тем, какой она могла бы быть, и той, какой стала на самом деле… человек, узнавший, что есть нечто высшее в этом мире, ради чего и стоит жить, нечто духовное, нечто святое, не сумел, вопреки всем своим стараниям… то есть делая неоднократные попытки, но оступаясь снова и снова… не будучи поддержан на своем тернистом пути ни одной дружеской рукой… он так и не осилил подъема на эту высоту… и сорвался в пропасть… Это похоже на его путешествие на Святую гору, на Афон, в которое он так рвался и которое так и не состоялось… он туда не дошел, потому что была война… эта вечная война, раздирающая землю, проклятие человеческого рода… и принужден был вернуться назад, оплакивая в душе свою мечту и пытаясь, смирившись поневоле, утешиться тем, что, знать, не дано ему этого от бога, знать, бог так присудил… В таком случае больше ничего и не остается.
В одной статье о Лавришевском монастыре и связанных с ним преданиями исторических лицах мелькнул один абзац, который хочется здесь привести: «Когда узнаешь подробности из биографии этого средневекового воина, невольно возникает вопрос, жизнь Войшелка - миф, легенда или же правда, продиктованная непредсказуемой судьбой?» В самом деле, история получилась неординарная.
Словно пытаясь свести воедино так и не сошедшиеся в реальности концы, много позднее ученые книжники, не просто переписывая, но переосмысляя происшествия давних-давних лет, собрав разрозненные факты, постарались наполнить их особым, поучительным, высоко-духовным смыслом и создали «СКАЗАНИЕ О ВЫШЕЛЕГЕ», благостно повествуя в нем об иноке Давиде, который по воле божьей свершил все, что должен был совершить в своей земной жизни, «и паки возвратись в Святую гору, и в иноческом житии скончася», то есть умер мирной смертью праведника. Этот придуманный агиографами куда более поздних веков, чем само событие, итог можно с некоторой натяжкой, но признать за надгробное слово Войшелку, сыну Миндовга.
РОДОВОЕ ПРОКЛЯТИЕ. БЕЛОВЕЖСКАЯ ПУЩА.
Есть предание, о том, что, умирая, Войшелк будто бы сумел прохрипеть несколько слов. В них он проклинал князя Василька Романовича, который обещал ему безопасность и не сдержал данного слова, а также его род и его город Владимир-Волынский. К такого рода вещам в старые времена принято было относиться со всей серьезностью, к проклятию же монаха, да еще в стенах монастыря, и тем паче.
Говорят, что после этого ужасного случая князь Василько удалился в пустошь и стал жить отшельником, в надежде вымолить себе прощение, но это ему не помогло: в скором времени, в 1269 году князь отошел в мир иной, оставив сыну Владимиру (в святом крещении Ивану) в наследство свои земли… и проклятие монаха. Говорят, что всю свою жизнь Владимир Василькович посвятил тому, чтобы от этого проклятия избавиться, но у него, бедняги, по итогу так это и не получилось.
Вообще подобные предания о проклятиях, о пророчествах, которые сбылись, не редкость, и появляются они на самом деле чаще всего не до события, а после него, когда стало ясно, чем все закончилось. Род князя Василько печально пресекся, предательское убийство Войшелка, не просто князя, но монаха, было делом нехорошим. Логично предположить, что князь Войшелк мог проклясть своих убийц.
Князь ВЛАДИМИР ВАСИЛЬКОВИЧ, согласно долетевшим из глубины веков отголоскам, был добрым и отзывчивым человеком, стараясь жить согласно божьим заповедям… «правдолюбством свитячись до всих своих братив, и до бояр, и до простих людей»… Он защищал свое княжество от врагов, давал милостыню обездоленным, а во время голода в 1279 году оказал помощь покоренному им в союзе с родственниками, но еще недавно враждебному племени ятвягов, послав им хлеб - жито…
Ипатьевская летопись характеризует его как книголюба и широко образованного человека: он «глаголаше ясно от книг, зане бысть философ велик».
Однажды он решил заложить новый город, но не знал, какое для него выбрать место. Тогда он наугад открыл Книгу пророков и наткнулся на отрывок, где говорилось о возведении городов на вековечных пустынях. Князь посчитал это прямым руководством к действию и неподалеку от города Берестья (БРЕСТА), на равнине у огромного непроходимого леса на берегу реки Лосна (Лесная) приказал заложить город КАМЕНЕЦ, названный так потому, что земля в тех местах была богата камнями, словно каменная. Позднее город долгое время был известен как Каменец-Литовский (в отличие от Каменца-Подольского).
В Галицко-Волынской летописи есть подробный рассказ о гадании князя Владимира Васильковича по Книге пророков и о строительстве нового города. Названо даже имя зодчего-градоруба, «мужа-умельца» – Олекса, стараниями которого была сооружена огромная оборонительная башня: «столп камен высотою 17 сажен. Подобен удивлению всем зрящим на нь».
БАШНЯ, стоявшая особняком внутри кольца стен крепости, получила название КАМЕНЕЦКАЯ ВЕЖА.
Если взять в руки фотографии Каменецкой вежи и башни во французском Орлеане, где когда-то была заточена Жанна д’Арк, то можно без труда заметить поразительное сходство между этими зданиями, что говорит о достаточно тесных связях между землями в те времена, когда Русь еще не была окончательно отрезана от Запада оскудением торговых путей и татарскими ханствами в низовьях Волги.
Что касается названия – Каменец – то оно могло иметь не только то происхождение, на которое указывает летопись. Не как имя собственное, а как нарицательное существительное, слово «каменец» в древней Литве, в Западной и Южной Руси означало «каменную крепость». Если говорилось «затвориться в каменце», то это значило - укрыться внутри неприступных каменных крепостных стен… На Восточной Руси вместо «каменца» употреблялось определение «кремль», имевшее такое же значение по отношению к фортификационному сооружению.
В те давние времена, о которых идет речь, кругом Каменца-Литовского стояли вековые леса, в которых водилось множество зверья, и бродили стада огромных диких быков – ЗУБРОВ… вся эта пуща была заповедной, в ней имел право охотиться только князь. К счастью, часть пущи, часть этого лесного, благоуханного края вместе со своим диковинным зверинцем дошла до наших дней нетронутой…
Что касается башни, то ей за ее долгую историю пришлось выдержать неоднократные военные штурмы, но, несмотря на это, она хорошо сохранилась. Попытка благодарных наследников старины разобрать ее для использования строительного материала в хозяйственных нуждах, предпринятая в XIX веке, блистательно провалилась, - кирпичи, из которых она сложена, так отвердели и буквально срослись за века, что весь башенный столп превратился словно в один большой камень.
В XIX веке башню, тогда выкрашенную с ног до головы мелом (на сегодняшний день она снова красно-кирпичная), переименовали в БЕЛУЮ ВЕЖУ. Отсюда название лесного массива, то есть ПУЩИ – БЕЛОВЕЖСКАЯ… в старину она так не звалась, но в том ли дело…
Так помогли ли князю Владимиру все эти благие деяния по устройству этих мест избавиться от проклятия, о котором говорится в предании? Он прожил не слишком долго – лет 40, был женат, на княжне Брянской Ольге Романовне… это их свадьбу чуть не испортили литовцы своим нападением в 1263 году в том памятном походе, от которого уклонился, отправившись проливать кровь Миндовга, князь Довмонт… но детей им бог не дал, так что в конце концов князь Владимир умер без наследников, да еще от страшной болезни: незаживающая язва буквально выела ему всю нижнюю челюсть. Однако потом случилось чудо. Через несколько месяцев, когда гроб князя вскрыли, его тело обнаружилось нетленным и благоухало. На Волыни его почитали как святого. Если снова обратиться к легендарному контенту, вероятно, вместе его с жизнью закончилось и действие ПРОКЛЯТИЯ ВОЙШЕЛКА. А вот обрела ли покой душа свирепого монаха - бог весть…
Каменецкая башня (Белая вежа) - один из главных символов Беларуси. Была заложена ранней весной 1276 года. Причина долговечности башни - известь. Цемента тогда не было. К строительству годилась лишь та известь, что гасилась в земле от 60-ти лет до 100 лет. Место ее закладки мастера передавали потомкам как величайший семейный секрет. Пролежав в земле 100 лет, она становилась мягкой и пластичной, точно масло. Часть извести хорошей выдержки везли аж из самой столицы. В 1998 году во время раскопок недалеко от башни нашли небольшое захоронение костей диких животных, среди которых были даже кости бобра. Когда замешивали раствор для кладки, к вековой гашеной извести добавлялась сухая негашеная, яичные желтки и кровь диких животных. Отсюда-то и пошло выражение «СТРОИТЬ НА КРОВИ» (не от человеческих жертв, как принято считать).
СМЕРТЬ ШВАРНА. 1269. ТРОЙДЕН И ПРОЧИЕ.
ГЕРБ ЛИТВЫ «ПОГОНЯ».
«Княжащю же по Воишелкови Шварнови в Литовьскои земли княживъ же летъ немного. и тако преставися . и положиша тело его во ц(е)ркви святои Богородице (в городе Холме) близъ гроба отня».
Галицко-Волынский летописец. Ипатьевский летописный свод.
Князь Шварн Данилович после ухода и смерти Войшелка правил в Литве с горем пополам еще два года, то и дело прибегая к военной силе, чтобы утвердить свое старшинство перед литовскими князьями. По сути дела, это было не княжение как таковое, а борьба за власть. Ему помогал дядя, князь Василько. Главным врагом их был князь Тройден, три брата которого в ходе военных действий были убиты Васильком.
Закончилось это все тем, что Шварн умер, в том же 1269 году, что и Василько, будучи примерно сорока лет от роду. Что касается его похорон в Холме, то его тело могли привезти туда для погребения, но высказывается и другая версия – что он бежал в Холм, выдворенный из Литвы Тройденом, и уж затем его нашла смерть. Обстоятельства смерти князя Шварна остаются загадкой. Умер ли он естественным образом, убили его… Так Литва отобрала жизнь еще одного сына короля Даниила. Когда его отпевали по православному обряду, называлось имя Иоанн – потому что в крещении Шварн (Сваромир) был Иваном.
Князь Шварн умер бездетным. Король Лев Данилович, мягко говоря, предложил литовцам свою кандидатуру, а грубо говоря, двинул свои войска, но у него все-таки ничего не вышло, литовцы его не хотели и не приняли, они выбрали другого. Или он, этот другой, сам себя выбрал, по закону силы.
Замечательная попытка, хотя бы и вынужденная, предпринятая Войшелком и Галицко-Волынскими князьями, по слиянию воедино Литвы и Галицко-Волынской Руси провалилась, далее и ни о чем подобном уже не могло быть и речи.
Древняя Литва и старинная Галицко-Волынская земля могли объединиться в единое сильное государство. Начинание было настолько грандиозно и сулило такие грандиозные перспективы на будущее, что исследователи высказывают даже предположение о насильственном преступном устранении лиц, которые его пытались осуществить, - и короля Даниила, и князя Василька, и тем более князя Шварна, занимавшего литовский престол… вот только одного Войшелка убили вряд ли по заказу, хотя в имени хлебосольного хозяина, угощавшего князей в своем доме на пасху 1267 года (Марколтъ же Немечинь) некоторые исследователи склонны усматривать немецкий – католический след. Кому-то было ой как не выгодно, чтобы Литва и Галиция с Волынью действовали сообща… Кому-то… тем же орденским рыцарям… римскому папе… Но, как бы там ни было, над новыми могилами поставили новые кресты, а жизнь – продолжилась.
«Нача княжити в Литве . оканьнъии и безаконьньныи прокляты немлствъии (немилостивый) Троидеи егоже безаконья не могохомъ писати срама ради такъ бо бяшеть безаконьник яко и Антиохъ Соурьскыи Иродъ Эрслмъськым . и Неронъ Римъскыи. и ина многа злеиша того безаконья чиняше»…
КНЯЗЬ ТРОЙДЕН, по одной из легенд происходивший из Полоцких князей… но это весьма предвзятая легенда… известный под прозвищем ХИЩНЫЙ, хотя неизвестно, кто и когда дал ему такое прозвище, был заклеймен летописцем как «окаянный и проклятый», - князь Тройден правил в Литве 12 лет, разумеется, постоянно воюя со всеми своими соседями и творя некие жуткие преступления, о которых летописец побрезговал написать.
А потом он был убит – по одной версии, вследствие интриги одного из Нальщанских князей, Полюша (недавнего союзника князя Довмонта Нальщанского), после бегства из Литвы жившего в Ливонии в дружбе с рыцарями и оттуда направившего к Тройдену двоих убийц, а по другой версии шестью убийцами, подосланными к нему его братом Довмонтом (но это другой Довмонт), после совершения этого дела ставшего великим князем Литовским взамен убитого, однако ненадолго, так как был в свою очередь убит сыном Тройдена Рымонтом (согласно преданию, монашествовавшем в Лавришевском монастыре… еще один князь-монах, занимавшийся таким не монашеским делом, как кровная месть… возглавил войска, своею рукой прикончил дядю)...
И так далее, и так далее… Череда сменяющих друг друга в основном насильственным путем лиц… Один князь, другой князь… Но в те времена даже жизнь князя ничего не стоила, что уж говорить о простых людях… а о них никто и не говорил…
Междоусобица продолжалась полвека и закончилась только с приходом к власти князя Витеня. В связи с его вокняжением (которое произошло в 1293 году) Густынская летопись сообщает, что князь Витень: «нача княжити над Литвою измысли себе герб и всему княжеству печать: рьщер збройный на коне с мечем, еже ныне наречут погоня»… Вот как это случилось в конце концов… Герб «Погонь Литовская»… И на щите рыцаря был ясно виден шестиконечный крест, который стали называть Двойным литовским крестом.
Впоследствии ДВОЙНОЙ ЛИТОВСКИЙ КРЕСТ стал отличительным знаком династии Ягеллонов. В наше время его происхождение связывают с крестом святой Ефросиньи Полоцкой, но крест Ефросиньи - византийский (поперечные перекладины неравной длины и обе расположены ближе к верхнему концу). Двойной литовский значительно древнее и был известен еще в языческие времена, когда на славянском острове Руян стояла священная Аркона, еще не сожженная саксами.
Хроника Быховца передает другую легенду о том, как «Погоня» стала ЛИТОВСКИМ ГЕРБОМ: «Наримунт (Ровмундович), когда сел на великом княжении литовском, то герб свой Китовраса (Гипоцентавра) оставил своей братии, а себе сделал герб - человека на коне с мечом. А тот герб означает взрослого государя, который может защищать свою родину мечом».
Примечание к публикации Хроники: «Очевидно, здесь говорится о гербе Великого княжества Литовского, на котором изображен рыцарь с мечом в руках верхом на скачущем коне».
Однако данным Хроники не слишком доверяют, поэтому учреждение государственного герба «Погоня» традиционно связывают с Витенем.
Дело Витеня продолжил его брат, основатель династии великих князей Литовских – князь Гедимин. Но это уже следующий век, четырнадцатый.
КНЯЗЬ ДОВМОНТ ПСКОВСКИЙ. ЛЕТО 1265.
Конечно, Войшелк жаждал крови человека, нанесшего великому князю Миндовгу смертельный удар – князя Довмонта Нальщанского. Земля его была завоевана, сторонники разбежались или были убиты, младшие князья перешли на сторону врага, но Довмонта Войшелк не получил. Так и умер, не отомстив ему. Смело вступив в неравную борьбу за свои владения и продолжив ее до самого конца, то есть до полного поражения… иного не могло быть, против Нальщан выступило сильное войско… но счастливо избегнув и смерти, и плена, князь Довмонт Нальщанский бежал в неподвластные Литве земли, где он был уже недосягаем для врагов.
Есть не вовсе безосновательное предположение, что после насильственной смерти Товтивила и Треняты, когда знатные представители части литовских владений (в первую очередь Черная Русь) пожелали видеть своим господином сына Миндовга Войшелка, другие, настроенные оппозиционно и к Миндовгу, и к его сыну, выбрали своего лидера, своего князя, под знаменами которого объединились для борьбы с Войшелком. И кто это был? Может быть, Довмонт Нальщанский? Правдоподобно.
По этой причине Довмонта Нальщанского (позднее – Псковского) иной раз также называют великим князем Литовским, Довмонтом I (потом было еще два Довмонта), цитата из современно публицистики: «К тому же Святой Довмонт псковский был Великим Литовским князем. Одним из создателей Великой Литвы».
Конечно, Довмонт в первую треть своей жизни участвовал в боях за Литву с крестоносцами и татаро-монголами, служа делу ее упрочения, но далее ему пришлось оставить родные места, а великим князем Литовским он если и был в самом деле, то во время междоусобной войны, и не во всей Литве, а в той ее части, которая воевала с Войшелком и его сторонниками.
Правда, не все согласны с данной версией. Еще одна цитата: «Великие князья выбирались на сеймах. По законам рыцарской чести убийцу Миндовга не могли избрать в Великие Литовские князья». Точка зрения явно предвзятая, поскольку в великих князьях Литовских после Миндовга сидели несколько убийц своих предшественников, причем даже братоубийц. А в общем, кто знает.
Исследователи рассуждают о том, почему, проиграв войну, Довмонт эмигрировал именно во Псков, остановив на нем свой выбор. Он мог уехать в Швецию, но не сделал этого. Мог податься в Ливонию… так поступил, например, один из его недавних союзников и родственников. Однако, возможно, он слишком хорошо размахивал своим мечом во время столкновений с рыцарями на каком-нибудь там поле «дедичном» Кавлис, так что подружиться с ними было теперь для него несколько проблематично? У него и рыцарей Ордена были разные дороги…
Высказано предположение, что Русь в какой-то степени являлась для него родственной, в связи с тем, что балтийское племя нальщан на протяжении веков смешивалось с соседним славянским племенем кривичей, в связи с чем проникновение культуры русских соседей делало переход к жизни в другом народе, к другой вере не таким резким, как это порой кажется… Может быть и так.
С другой стороны, отъезд Довмонта из завоеванных Нальщан во Псков вряд ли был спонтанным. В борьбе с Войшелком Довмонту нужны были союзники. В поисках союзников он мог обратиться во Псков. Войска оттуда он не получил, но в ходе диалога с псковичами ему тем не менее удалось достигнуть некоей договоренности… причем со стороны Пскова эта договоренность по отношению к Новгороду (в связи с иерархией подчиненности) была, как показало время, строго-сепаратной.
Может быть, речь шла о Полоцке, с которым Псков находился в давнем антагонизме и который счел за лучшее примкнуть к Войшелку, приняв на княжение его подручного князя Герденя, вероятно, по приказу Войшелка двинувшего на Нальщаны, вдобавок к литовской, полоцкую рать. Наличие общего врага, конечно, сближало заинтересованные стороны. Вторжение войска Герденя в Нальщанскую землю и штурм Кревского замка окончательно свели все усилия Довмонта противостоять врагам на нет… наконец, ему осталось только скакать во весь опор к Псковским границам.
Кому однажды пришлось по воле судьбы навсегда покинуть дом, в котором выпало прожить несколько десятилетий… в котором было так много, целая жизнь… детство, юность, зрелость, первые ошибки, первые открытия, первые достижения… и любовь там тоже была… тот может себе представить, как человек в последний раз проходит по комнатам… останавливает взгляд на привычных вещах, которые сопровождали его так долго и совсем не замечались, а теперь вдруг при всей своей бытовой ничтожности сделались вдруг такими важными, такими значимыми… Картины прожитых лет, прошлых событий, оказывается, так хорошо сохраненные цепкой памятью, будто все случилось только вчера, встают перед глазами, словно живые… И невольно думается, что вот уже скоро, уже сейчас, когда эта дозволенная самому себе слабость последнего бессмысленного прощанья исчерпает себя, когда здесь больше нечего уже будет делать, останется только шагнуть к двери… ну хорошо, пускай, еще и оглянуться невесть зачем через плечо, назад, на этот остающийся в прошлом мир, в котором отпечаталась целая прожитая жизнь со всем, что в ней было… перешагнуть порог и закрыть за собой дверь. И невольно начинает щемить сердце… Что это такое блестит под ногами? И он нагибается, и поднимает с пола желтую нитку женских бус, янтарное ожерелье… словно вспышка из мрака, словно рывок вне времени и пространства… красивая женщина с волосами медового цвета и с янтарным ожерельем на белой шее… с этим вот ожерельем… Не взяла, видно, с собой, когда собиралась в ту поездку, на поминки сестры… а потом, в спешке нынешних сборов кто-то опрокинул шкатулку, где оно лежало… вот вещи и выпали, вот оно и попалось на глаза в последнюю минуту… в минуту прощанья… Нет, кончено! Пусть остается здесь, на пыльном полу, похожее своими прихотливыми извивами на желтую змейку с блестящей кожей. Пусть остается здесь, в этом доме, в этом городе, в этой стране… в прошлом. Пусть так и будет… С тихим звуком, даже почти с шелестом, с каким живая змейка может шмыгнуть из-под ног потревожившего ее в лесном уединении, на лесной тропинке путника, укрываясь под слежавшимся бурым слоем прошлогодней листвы, легкие желтые полупрозрачные камушки, отброшенные прочь только что державшей их рукой, падают на деревянные половицы… И если бы еще можно было, также, как решительно повернуться, как захлопнуть дверь, как сбежать вниз по ступеням крыльца, если бы можно было стереть из памяти этот тихий стук, почти шелест от падения наземь такого безобидного на посторонний взгляд женского украшенья, этот его мягкий теплый завораживающий блеск… и стереть все, что связано с ним… если бы было можно… Говорят, это в конце концов произойдет, потом, когда минует время… много времени… произойдет само, незаметно и необратимо… все забудется… а пока придется терпеть. И жить дальше.
Хлопает дверь, торопливые шаги вниз по ступеням крыльца… никаких прощальных взглядов назад через плечо… и конь, заждавшийся седока, нетерпеливо танцуя под седлом, срывается с места.
Вот так порою складывается человеческая судьба, оказывая свое влияние на судьбы многих людей, а также городов, княжеств, королевств… то есть в какой-то степени судьба общечеловеческая, историческая.
Покидая поневоле свои Нальщаны, что произошло не позднее августа 1265 года, Довмонт собирался в будущем вернуть себе свою землю. Поскольку его интересы совпадали с интересами псковичей, первые годы своего пребывания во Пскове он посвятил борьбе с Герденем Полоцким, и борьба эта была успешной, однако далее судьба увела его далеко в сторону – на берега Чудского озера, под стены орденского замка Везенберг, в землю Вируян… с тех пор он воевал там – или под стенами Пскова, обороняя этот город, ставший его второй Родиной. Но это уже другая история.
К О Н Е Ц
(2012 год)
*** *** ***
Предыдущее: http://www.proza.ru/2019/03/08/645
О Довмонте Псковском: «Город Барса» http://www.proza.ru/2014/11/27/844