«Всегда надо быть пьяным.
В этом всё, это единственная задача.
Что бы не чувствовать ужасной тяжести Времени,
которая сокрушает ваши плечи и пригибает вас к земле,
надо опьяняться без устали.
Но чем же? Вином, поэзией или добродетелью, чем угодно.
Но опьяняйтесь».
Ш. Бодлер, Стихотворения в прозе
Знаменитый французский поэт и предшественник символизма Шарль Бодлер (1821-1867) происходил из наследственно отягощённой в психопатологическом отношении семьи. По его собственному утверждению, «предки матери были идиоты и сумасшедшие». (Braun A., 1940). Современные биографы подтверждают, что мать будущего поэта одно время лечилась в психиатрической больнице. (Гарин И.И., 2003).
Возможно, в психических аномалиях Бодлера сыграл негативную роль такой фактор, как чрезмерная разница в возрасте между отцом (62 года) и матерью (27 лет). Во всяком случае сам поэт приписывал свою болезненность именно этому обстоятельству.
Уже в подростковом возрасте, когда экзальтированный мальчик учился в лионском интернате, у него «возникло чувство покинутости-избранничества, изводившее его всю жизнь, - та “трещина”, о которой писали многие знавшие его уже в зрелые годы». (Гарин И.И., 2003).
Товарищи недаром находили поведение Шарля странным, так как он то высокомерно сторонился их, то любил красоваться перед всеми, декламируя стихи Виктора Гюго и Ламартина. «А ещё им казалось загадочным то, что при таких аристократических привычках, при таком сарказме он постоянно афишировал своё пристрастие к презренным, грязным и уродливым женщинам». (Труайя А., 2006). В 15-летнем возрасте появились первые связи с проститутками. Можно полагать, что подобное поведение явилось защитой от собственных эмоциональных привязанностей, было результат низкой самооценки или особенностью сексуальных притязаний, но факт остаётся фактом.
Возможно, что психическая травма, полученная им в детстве, заключалась для него не столько в раннем сиротстве (безнадзорности и брошенности), сколько в «предательстве» матери, которая на следующий год после смерти отца вышла замуж за «39-летнего майора». При той страстной детской любви к матери, поведение мальчика можно расценивать и как выраженные проявления Эдипова комплекса.
В связи с плохой успеваемостью, невыносимым поведением Шарля в семье и упорным желанием отчима приучить пасынка к коммерции, он отправил юношу в длительное морское путешествие. «Торговцем он, конечно, не стал, но на всю жизнь его отравила экзотика, легендарный Восток: Индия, Ява, Малайя; чёрный, жёлтый, эбеновый, ярко-белый, ослепительно-розовый и изумрудно-зелёные цвета; восточная чувственность, фантастика обрядов, до сих пор ему мерещились жертвоприношения, кровь, какие-то жрецы и брамины, чёрные женщины с пурпуровыми губами, изваяния, гигантские мясистые листья и цветы с дурманящим запахом». (Гастев А.А., 1966). Так как Шарль делал всё возможное, чтобы выглядеть извращёнцем в глазах окружающих, сам распространяя о себе унизительные слухи (гипертрофированная склонность к эпатажу), то его часто принимали за гомосексуалиста. Можно представить, что было с Бодлером, когда он попал на борт корабля. «Об обращении, которому его подвергли, он рассказывал с ужасом. Стоит только вообразить этого изящного, хрупкого юношу, почти женщину, а заодно вспомнить о матросских нравах, чтобы поверить в его правдивость». (Сартр Ж.П., 1993).
С 1840 года Бодлера начинают мучить сильные головные боли и боли в суставах. «Чтобы умерить свои страдания, ему приходится прибегать ко всё более сильным наркотическим средствам». (Баронян Ж.Б., 2012). Некоторые биографы считают, что злоупотребление гашишем (поэт состоял в клубе «гашишеров») подействовало на его эмоциональную сферу, и что именно в этом году заразился сифилисом.
В 1843 году Бодлер получил большое отцовское наследство в сто тысяч франков, что дало ему возможность продолжать жизнь рассеянно-скучающего денди, беспечно соря деньгами. Обеспокоенные родственники не могли допустить такого мотовства и в 1844 году «установили через суд опеку над Бодлером. Все последующие годы после суда Бодлер получал всего лишь ежемесячное скромное денежное пособие, небольшую ренту, что, естественно, приводило его в бешенство». (Безелянский Ю.Н., 1998). Несмотря на появившееся стеснение в средствах он подчёркнуто афишировал своё пристрастие к роскоши, сам рисовал фасоны костюмов, которые хотел бы носить и заказывал одежду у лучших парижских портных.
Формально вернув Бодлера в состояние несовершеннолетнего, родственники отняли у него право распоряжаться своим имуществом и брать деньги в долг. В 1845 году, испытывая чувство собственного бессилия «24-летний юноша напишет письмо о самоубийстве и объяснит его причины: “Я кончаю с собой потому, что бесполезен для других и опасен для самого себя” – часто ли у самоубийц встретишь такую мотивировку?» (Гарин И.И., 2003). Таким образом, подобное поведение можно расценить скорее как шантажное, ситуационно обусловленное.
Бодлера одновременно привлекала возможность суицида и «попытка улучшить своё материальное положение, он готовился умереть, надеясь на неудачу мероприятия… Закончив завещание, Бодлер нанёс себе удар ножом в грудь. Рана оказалась неглубокой. Но поэт потерял сознание. Всё это произошло в кабаре на улице Ришелье… Он постепенно убеждался в своей несовместимости с окружающим миром. Какое бы направление ему ни предлагали, ему хотелось одного – уклониться… Взрослея, он постепенно приобретал привычку шокировать, эпатировать и даже вызывать к себе антипатию». (Труайя А., 2006). Поэтому можно предположить, что «мизансцена с самоубийством» носила истероподобный характер, так как полученная рана оказалась «совсем несерьёзной».
Сравнивая получившего известность в литературном мире поэта с такой же мятежной и эпатирующей фигурой, как лорд Байрон, современники невольно отмечали, что «Бодлер был ещё "невыносимее", чем Байрон. Общаться с ним было нелегко».
Известные французские писатели братья Эдмон и Жюль де Гонкур без всякого доброжелательства описывают поэта в своих литературных воспоминаниях: «Рядом ужинает Бодлер - без галстука, с открытой шеей, обритый наголо - совсем как приговорённый к гильотине. Единственное щегольство: маленькие руки, чистенькие, холёные, с отделанными ногтями. Лицо безумца, голос острый, как лезвие». (Гонкур Э. и Ж., 1964).
Многие современники молодого Бодлера писали, что у него были неестественные манеры, нарочитые или вызывающие фразы, что он любил рассказывать неправдоподобные или шокирующие истории, носил экстравагантные наряды. Можно, конечно, предположить, что «всё это было не свидетельством богемности, но средством самоидентификации, повышенного интереса к собственной самости, выражением персонального начала». (Гарин И.И., 2003). Но психиатр бы предположил, что мы имеем перед собой личность со специфическими нарциссическими чертами, при этом его манерность мало походила на гротескную театральность истероида.
Может быть не в последнюю очередь именно в результате патологии своей личности Бодлер «якшался с ничтожнейшими проститутками... этот нелюдим панически боялся одиночества, не выходил из дому без провожатых, грезил о домашнем очаге и семейной жизни; глашатай активности, сам он страдал абулией и был совершенно не способен к усидчивому труду…». (Сартр Ж.П., 1993).
Бодлер «постоянно стремился вызвать сенсацию. В детстве он мечтал стать актёром. Это ему удалось в зрелом возрасте. Некоторые утверждали, что он гримируется и красит волосы. Притворство стало для него второй натурой… Фантазии Бодлера частично объяснялись регулярным употреблением наркотиков, в основном – опиума. Шафранно-опийная настойка, прописанная ему от болей, вызванных прогрессирующим сифилисом, размягчала мозг и вредила организму, но помогала творчеству». (Труайя А., 2006). Этот опиоман и пьяница однажды окрасил волосы в зелёный цвет. Его импульсивные поступки во многом зависели от приступов эпизодической, но выраженной депрессии, которой он был подвержен на протяжении всей своей жизни. Французский философ и лауреат Нобелевской премии Жан-Поль Сартр высказал интересное предположение: «Стремление к самонаказанию доходило у Бодлера до такой степени, что заражение сифилисом произошло едва ли не умышленно... Дэндизм, как средство защиты против своей робости и застенчивости». (Sartre J.-P., 1947).
О мазохизме Бодлера пишут многие биографы. Видимо, поэт действительно видел в страдании средство очищения от греха, о чём свидетельствуют часто цитируемые строки из его «Благословления»:
«Благодарю, Господь! Ты нас обрёк страданьям,
Но в них лекарство дал для очищенья нам».
Немецкие специалисты патографии В. Ланге-Айхбаум и В. Курт приходят к заключению, что Бодлер был «Одной из самых тяжёлых бионегативных личностей среди творческих знаменитостей. Именно патология обеспечила ему длительную славу». (Lange-Eichbaum W., Kurth W., 1967).
В письме к матери от мая 1861 года Бодлер сообщает: «Не хочу говорить о нервных заболеваниях, подтачивающих меня день за днём и уничтожающих смелость: о рвотах, бессоннице, кошмарах, слабости. Об этом я очень часто тебе говорил. Но бесполезно стыдиться тебя. Ты знаешь, что в ранней молодости я переболел сифилисом, от которого позднее счёл себя полностью излеченным. В Дижоне, после 1848 года, был новый взрыв. И снова временное облегчение. Теперь он возвращается и принимает новую форму: пятна на коже и поразительная усталость во всех суставах». (Бодлер Ш., 1975).
Судя по имеющимся биографическим данным, сифилитическую инфекцию у Бодлера не излечили, а «загнали вглубь», и она начала свой разрушительный процесс центральной нервной системы. В 1858 году у поэта начинают прогрессировать симптомы невылеченного сифилиса: он уже не может обходиться без наркотиков, которые лишь усиливали разрушение внутренних органов и увеличивали его долги.
«Бодлер часто жаловался на своё “мрачное настроение”, на свою “истерию”, и, чтобы встряхнуть себя, прибегал к опиуму, а искусственное возбуждение сменялось ещё большей подавленностью, приводило к ещё большему расстройству нервной системы. И мир превратился в глазах поэта в тяжёлый кошмар. В болезненную галлюцинацию, в шабаш ужасов и привидений». (Фриче В.М., 1912). Поэт не скрывал, что «культивировал свою истерию, испытывая при этом страх и наслаждение. Нынче, 23 января 1862 года, - отмечает он в записной книжке, - до меня донеслось странное предостережение, я почувствовал, как на меня повеяло дыханием слабоумия». (Перрюшо А., 1976).
В начале 1862 года Бодлер стал ощущать такие последствия сифилиса, как постоянные головокружения, бессонница, жар, упадок физических и психических сил. Он уже не в состоянии писать и стареет, опережая годы. «Волосы его рано седеют. Лицо покрывается глубокими морщинами. Запавший рот приобретает желчное, саркастическое выражение. Оголённый лоб становится ещё массивнее, ещё выше. Глаза из-под седых бровей глядят пронзительно и недобро. Современник пишет, что в сорок шесть лет он походит на дряхлого старика». (Гарин И.И., 2003). Это напоминает типичную картину больного хроническим сифилитическим процессом (вспомним портреты, относящиеся к тому же возрасту, молодого В.И. Ленина, у которого была подпольная кличка «Старик»).
Наступил период, когда головные боли и рвота стали ежедневными. Теперь Бодлер мог сочинять, только обвязав голову тканью, которую смачивал болеутоляющей жидкостью. Как только боли усиливались, он принимал «пилюли с опиумом, валерианой, наперстянкой и белладонной». В феврале 1866 года Бодлер, потеряв сознание, «упал на каменные ступени церкви Сен-Лу в Намюре, на другой день у него обнаружились первые признаки паралича и расстройство речи, перешедшего потом в полную её потерю. В июле, уже неподвижного, его перевезли в Париж, где он медленно умирал ещё много месяцев». (Мосешвили Г., 1997).
Макс Нордау - немецкий врач и писатель, современник нашего героя резюмирует: «Что Бодлер психопат - это не требует доказательств. Он умер от общего паралича, поразившего его после тяжёлого сумасшествия, которым он страдал в течение долгих месяцев… Он был мистик и эротоман... Далее, Бодлера особенно привлекало общество других психопатов, сумасшедших и порочных людей, и выше всех он ценил из писателей талантливого, но душевно расстроенного Эдгара По и потребителя опиума де Кинсея ». (Нордау М., 1995).
Более чем своеобразная сексуальная сфера поэта является очередным подтверждением патологии его личности. «Элегантная внешность и “английские” манеры молодого человека производили впечатление на женщин, однако Бодлер даже не пытался завязать роман с приличной замужней дамой или хотя бы с опрятной гризеткой. Робость, гипертрофированная саморефлексия, неуверенность в себе как в мужчине заставляли его искать партнёршу, по отношению к которой он мог бы чувствовать своё полное превосходство и ничем не смущаться. Такой партнёршей стала некая Жанна Дюваль, статистка в одном из парижских театриков. Бодлер сошёлся с ней весной 1842 года, и в течение 20 лет она оставалась его постоянной любовницей». (Безелянский Ю.Н., 2004).
Классик психиатрии и сексуальных расстройств Рихард Крафт-Эбинг утверждал: «Уже с юности он обнаруживал признаки психической ненормальности. Безусловно патологической была и его половая жизнь. Он поддерживал половые сношения с уродливыми, непривлекательными женщинами, негритянками, карлицами, великаншами. Относительно очень красивых женщин он говорил, что желал бы видеть их повешенными за руки и в этом положении целовать им ноги. Это влечение к обнажённой ноге фигурирует в одном из его дышащих лихорадочной страстью стихотворений как эквивалент полового акта... Этот человек, отличавшийся явными мазохистскими и садистскими наклонностями, погиб в конце концов от паралитического слабоумия». (Крафт-Эбинг Р., 1996).
«Я эту ночь провёл с еврейкою ужасной;
Как возле трупа труп, мы распростёрлись с ней…»
/Ш. Бодлер, «Сплин и идеал», XXXIII/.
Некоторые знакомые подозревали Бодлера в импотенции, но, судя по его письмам и запискам, поэта мало интересовал сам процесс физического слияния. Бодлер предпочитал быть соглядатаем и фетишистом, поскольку, испытывая ужас перед всем природным и естественным, делая процесс обладания символическим. Он садился рядом с занимающейся любовью парой и «пожирал глазами» всё, что видел. Он вбирал в себя женское тело, вдыхая и разглядывая женщину, сливаясь с ней и ни разу не прикоснувшись к её телу.
Патологические особенности личности Шарля Бодлера в полной мере проявились и в его творчестве. Не вызывает сомнения тот факт, что употребление наркотиков, разрушив здоровье Бодлера, нашло отражение в его творчестве. «Он не только изучил влияние наркотического транса на поэтическое вдохновение, но подробно описал “влечение к бесконечному” – ощущения наркомана на всех фазах наркотического опьянения (Поэма гашиша, Опиоман, Вино и гашиш)». (Гарин И.И., 2003).
Известно, что проявляющееся в любой форме «безумие писателя или художника способствует их популярности после смерти. Оно привлекает внимание к их творчеству, подобно тому, как гильотина взвинчивает цены на автографы тех, кто взошёл на эшафот». (Гонкур Э. и Ж. де, 1964).
У Шарля Бодлера патология личности и наркомания приобрели хронический и неизлечимый характер, которые он смог превратить «в единственную тему своего творчества, в единственный объект своей беспощадной рефлексии, он “сделал” из неё литературу, причём литературу блестящую по своим художественным качествам». (Косиков Г.К., 1993).
Среди основных черт поэзии Бодлера литературоведы отмечают «неведомые прошлому сомнения и страсти», «интерес к… самым неприглядным и обыденным ликам жизни», «покаяние в собственной греховности», «мечты о бегстве из этого ненавистного мира». Эти черты удивительным образом перекликаются с основными чертами личности поэта. Чтобы убедиться в этом, достаточно перечитать приведённые патографические заметки, обратив внимание на расстройство сексуального предпочтения (парафилии), наркотическую зависимость, аффективные расстройства и т.д. Поэтому можно предположить, что в стихотворении «Альбатрос» поэт с полным основанием подразумевает себя, когда пишет:
«Но ходить по земле среди свиста и брани
Исполинские крылья мешают тебе».
В плане психопатологической диагностики у поэта можно предположить наличие возникшей зависимости от наркотических препаратов у психопатической личности. О конкретном типе расстройства личности говорить с полной уверенностью затруднительно, поскольку её тезаурус составляют и демонстративные, и нарциссические, и психастенические проявления, и сексуальная патология. Полагаем целесообразным остановиться на суждении о мозаичности личностных проявлений, на фоне которых окончательную точку в плане распада психики поставил люэс.
***