Номинант национальной литературной премии "Писатель года" в 2019.
В 2020 году награжден медалью "Анна Ахматова 130 лет".
Номинант литературной премии имени Сергея Есенина в 2020 году.
Эксперт в digital: https://consulting.ru.net/
Цикл "Люди".
_________________________
Рассказ получил номинацию на национальную литературную премию "Писатель года" в 2019 году.
_________________________
Предисловие:
Как бы нам ни хотелось отрицать эгоизм как человеческое качество – он существует. Само слово «эгоист» (от лат. ego — «я»), по сути, свидетельствует о том, что мы разделяем наш мир на «я» и «не я». И, оценивая мир с единственно возможной нам точки зрения, от лица собственного «я», мы часто находим других людей странными. При этом себя мы, естественно, причисляем к базисным ценностям мира и не оцениваем. А если оцениваем, то превращаемся в странных людей…
Бодрая трель механического будильника кинжалом ворвалась в сон и силой вырвала его из сладкого небытия. Пасмурное осеннее утро не предвещало ничего хорошего. Непроизвольно закрыв глаза, он подумал, что сон, несомненно, лучшее, что с ним может случится сегодня, и уснул.
«Матвей! Матвей, вставай! – бодрый голос мамы вернул его в настоящее. – Вставай, опоздаешь в институт. И не забудь: сегодня в 15.30 ты непременно должен зайти к Александру Сергеевичу на повторный прием. Мы с ним созвонились, и он тебя ждет!»
Чертов день действительно не предвещал ничего. Ничего плохого, ничего хорошего. Ничего настоящего. Ничего.
Уже больше полугода у него был диагноз, с которым он никак не мог смириться. Матвей был психически болен. О своей беде он никому не рассказывал: ни знакомым, ни сокурсникам. И уж тем более, не рассказал друзьям.
Каждое утро, оставаясь наедине с собой в ванной, подходя к зеркалу, он включал воду и говорил с собой вслух: «Эй, тупила, ты шизик!» А потом долго и внимательно в зеркале рассматривал свое осунувшееся «крысиное» лицо в попытке понять, что же все-таки с ним произошло…
Александр Сергеевич был его личным психиатром. Об этом он также был вынужден думать. Личный дантист, семейный врач – как респектабельно звучат эти слова. Увы, «личный психиатр» звучало плохо.
Он встал с постели и начал одеваться. Он давно перестал замечать, какие вещи носит. Гладильная доска с утюгом, с намеком поставленная в его комнате мамой, давно уже пылилась за шторой в углу. Бесформенная толстовка, протертые джинсы, куртка-мешок.
Одежда стала частью его нового «ритуала выживания». Он старался раствориться в толпе, не привлекать внимания, быть как все. Одевшись, он почти бегом выскочил из дома: станция метро была в трех кварталах.
В институте все было как обычно. Гул голосов в коридоре, эхо аудиторий и белесый туман курительных комнат помогал ему пережить день. Когда он слышал чужую речь, смотрел на людей – ему было проще. Он забывал о своей беде.
Полгода назад Матвей начал угасать, и родители стали искать решение проблемы. Они обзвонили всех знакомых и нашли чудо-врача. Врач оказался психиатром…
В первый визит Александр Сергеевич долго и безрезультатно пытался собрать анамнез его заболевания. Он почти час изводил его однообразными вопросами: «Ты поругался с родителями?», «Ты расстался с девушкой?», «Может, у тебя есть крупный долг, и ты не можешь его отдать?»
Потом Матвей понял: врач искал сильный стресс, произошедший с ним до начала заболевания. Но стресса не было, а болезнь была. Странная, наистраннейшая.
Матвей разучился улыбаться. Разучился радоваться. Разучился смеяться. Он стал безэмоциональной тенью себя прежнего. На умной медицинской латыни его диагноз носил название «ангедония».
«Понимаешь, милок, ангедония – это просто. Очень просто. Конечно, ты нормальный, но просто из-за психологической травмы, о которой ты не хочешь мне рассказать, ты перестал замечать, что мир прекрасен, а он прекрасен, сынок. На сим и закончим. Я пропишу тебе таблетки, и твой мир снова станет весенним!»
Александр Сергеевич врачебной вязью букв быстро заполнил бланк рецепта, задумчиво посмотрел в окно, поставил печать и отдал рецепт больному. По взгляду доктора Матвей все понял: это был приговор.
Взяв рецепт, Матвей получил таблетки в аптеке при больнице. Его лекарства не продавались в обычных аптеках. Таблетки стали его последней надеждой на возврат былой жизни.
На следующий день Матвей впервые их выпил. Каждый последующий прием таблеток всегда возвращал его к тем же ощущениям, которые он пережил, выпив их в первый раз.
В первый час нестерпимо тянуло ходить. Потом, спустя месяцы, он узнал название этого состояния – «неусидка». Матвей выходил из квартиры и долго ходил туда-сюда по подъезду, чтобы не привлекать дома внимание мамы.
После того как он насыщался потребностью ходить, он проваливался в болото бессознательного. Он разбирал свой мир на психологические запчасти. Психоанализом раздирал свое былое здоровое сознание на отдельные куски, которые состояли из его былых поступков и действий. Он снова и снова проигрывал их у себя в голове и думал, как можно было поступить иначе. Ведь можно было сделать иначе. Ведь нужно было сделать иначе. Он просто обязан был сделать иначе!
Его мир разваливался как карточный домик. Переоценивая поступки прошлого, он разрушал свою жизнь день за днем. До тех пор, пока все его прошлое не потеряло окончательно смысл и стало целиком ложным.
Не было прошлого. Нет настоящего. Не будет и будущего. Именно так, не будет будущего. Без восклицательного знака в конце. Потому что будущего просто нет.
Спустя три месяца приема терапии он уже не задавал себе никаких вопросов. И не искал никаких ответов. Был факт: таблетки не вернули его былой мир.
Безвольно предавшись течению жизни, он лишь иногда открывал какой-нибудь из своих аккаунтов в социальных сетях и внимательно всматривался в фотографии, на которых он улыбался. На четвертый месяц он удалил все аккаунты и почистил все сервисы, где были его фотографии.
В один из дней, после учебы Матвей был послан мамой за билетами в театр. Это была громкая премьера современной пьесы, написанной известным московским драматургом. И очередь за билетами была огромной.
Две билетные кассы располагались в небольшом почти квадратном помещении, людей было много, и очередь внутри помещения выстроилась змейкой, чтобы люди не мерзли на улице.
Стоя в очереди, Матвей впервые почувствовал на себе постоянно повторяющиеся взгляды незнакомых людей. И с ужасом понял: на него с интересом, а иногда и с презрением, смотрели «нормальные люди».
Это непрошеное внимание незнакомых людей, нетактичное давление окончательно погрузило Матвея в свой мир. Он понял, что ему больше нет смысла отзываться на сигналы внешнего мира. Они не несли и больше никогда не принесут ничего хорошего.
Болезнь перестала быть проблемой: она стала новым мировосприятием со своими ритуалами выживания и нелепыми переживаниями. Он стал придирчиво оценивать каждое свое действие.
Матвей стал «странным человеком».