"Шуба, клин и шесть вперед!" - Витек хлопнул засаленными картами и встал с табуретки, загородив собой и без того тусклый свет автомобильной лампочки, освещавшей лишь небольшой пятачок сбитого из досок стола. Стол с двумя лавками по бокам занимал едва ли не половину небольшого вагончика строителей-дорожников, вторую его половину занимали низкие нары или плацкарт, как называли это спальное место в бригаде.
- Везет же вам, Витька, опять вы выиграли, - зашумели картежники.
- Ладно. Скоро час ночи, закрывайте свое " Монте-Карло", спать пора! Завтра я по три раза каждого будить не буду, кто не встанет, того в охапку и в речку выкину. Просыпаться вплавь будете. Да и смена завтра, может, приедет, день тяжелый будет. И чтоб технику сдали мне, как положено. - Это подал голос мастер, Иван Тимофеевич. Дядька двухметрового роста и неимоверной силы, он и вправду любого из бригады мог подкинуть, как котенка. К его словам в бригаде, в которой собрались мужики далеко не самые покладистые, относились уважительно.
В карты, в "шестьдесят шесть", резалась в основном молодежь, но в тесном вагончике никто не спал. "Пожилые", так называли в бригаде тех, кому было за сорок, лежали на широких нарах и "травили баланду" - развлекались охотничьими и рыбацкими байками.
- А вот как-то раз, слышь, поехали мы на рыбалку, в верховья Бирюсы. Ну, заехали, сети поставили, а я возле места, где таборок разбили, перемет поставил на мыша, так, "на дурнячка". Ага, вечером посидели, стало быть, спать собрались, а я думаю, дай-ка перемет-то и проверю.
Юрка Хортьев, по прозвищу Махора, высохший, худой, как скелет, мужик лет под пятьдесят начал рассказывать очередную историю.
- Так вот чую, ага, есть что-то. Я леску-то на себя, куда там, не рыба - подводная лодка, прямо, попалась.
- Ты, Махора, по пьяни русалку, наверно, зацепил, - подал реплику кто-то из темноты.
- Да слушай ты, не перебивай. Так вот, тяну я, а он как забьется, как заплещется, по реке прямо волна пошла. Чую, не вывезу я. Мужикам кричу - толку нет. Ну, я леску вокруг березки, что на самом бережку росла, обмотал. Ладненькая такая березка, с мою, не, вот с Тимофеича руку, однако будет. А он как дернул, зараза, березку, как бритвой, срезало. Я тогда на руку леску намотал, со всех ног уперся и все же вытащил его на отмель. Таймень, почти на сорок кило…
Махоре не дали договорить. Дружный хохот мужиков чуть не сорвал крышу с вагончика.
- Ну, Махора, ты и сказочник! Да если он березку такую срезал, твою бы клешню сухую с корнями вырвал бы, точно, и на ужин себе пустил бы.
- Все, поржали, хватит. Вы, жеребцы стоялые, угомонитесь, завтра спать на работе будете. Ты вот вчера, Юрка, полдня под своим бульдозером провалялся, что там ремонтировал - не знаю. Скоро дорогу сдавать, заказчик приедет смотреть, а у нас, не дорога, а одно направление.
- Не бойсь, Тимофеич, моя "стотридцатка" завтра летать будет, как ласточка.
- Смотри, а то сам вместо нее летать будешь, дорога - для нас все.
- А то я не знаю. Via est vita.
- Ишь ты, Махора по-немецки заговорил, тебе часом Гитлер не родственник?
- Балбесы, это латынь. "Дорога - это жизнь", значит. Я ж в медучилище до первого срока успел два года проучиться.
Веселье пошло на убыль, мужики стали готовиться ко сну. Перед тем, как отключать работающую от аккумулятора лампочку гурьбою вышли из вагончика, покурить перед сном. Молча постояли, посмотрели на темное, звездное, июньское небо, на шумящую в трех метрах от вагончика Уду. Вода в реке была уже который день на прибыли, июнь выдался жаркий, и в верховьях реки бурно дотаивали остатки "зимнего наследства". Постояв, разошлись спать: водители - в машины, "мазута" - грейдеристы, бульдозеристы, экскаваторщики, а с ними и повар - в вагончик.
Стан бригады дорожников-строителей стоял на этом месте, у впадения ручья Кипучий в Уду, уже третью неделю. Прокладывали участок новой дороги, потом, когда трасса сдвинется километров на пятьдесят дальше, переедет и стан, а пока бочка с соляркой, жилой вагончик, колесная будка-кунг с инструментом и запасными частями придавали этому участку берега почти жилой вид. Ближайшая деревня была километрах в двадцати, и все контакты с цивилизацией сводились к тому, что мастер Тимофеич раз в два-три дня ездил туда менять соляру на продукты и сигареты.
Со снабжением было худо, небогатый запас продуктов, завезенный с базы, давно весь вышел, и строители перебивались тем, что добывал бартером мастер, и его же охотничьими трофеями, в основном, рябчиками. Прибавкой к скудному рациону бригадного котла служила черемша да рыба, благо, река была под боком, но в последнее время, с большой водой, улов был невелик. На обед повар Яшка варил обычно суп из какой- нибудь крупы и нескольких картофелин, на ужин, как правило, была вермишель "без никто", как называл это блюдо один из водителей, татарин Рауф или по-бригадному Рома.
Утром встали рано. В шесть мастер растолкал мужиков. Нехотя, кряхтя, выползли они из вагончика, умылись в реке и наскоро позавтракали сухим хлебом и напаренным до кирпичного цвета чаем из смородиновых веток и листа.
- Слышь, бугор, а вахта точно сегодня приедет? - это Махора не удержался, чтобы не задать вопрос, по сути риторический, едва ли мастер знал об этом больше других.
- Если сегодня к вечеру не приедут, будем выезжать. Соляра почти кончилась, продуктов давно нет, вон Яшку оставим сторожем, если что.
Бригада уже расходилась по рабочим местам заводить технику, когда из-за поворота реки показался бульдозерист Иван Наумов. Шел он с удочкой в руках и веткой тальника с нанизанными на ней несколькими рыбинами. Десяток хариусов и сорожек, пойманных удачливым рыбаком, сулили бригаде на обед уху.
- О! Ванька вон нашел где-то рыбное место, - обрадовался Махора.
- Да только чего эта рыбка ела последние дни? Вон, выше по течению, деревни уже подтопило, кладбища размыло, да и с города всякая дрянь плывет. Ты, Иван, зря время только потерял, нельзя эту рыбу есть.
- Ишь, какой брезгливый, да тут с Яшкиных харчей и так ноги скоро протянешь, даже девки уже не снятся, а одна жратва всю ночь напролет. Ты, Яша, засоли харюзков, к обеду будут в самый раз.
До обеда работали как обычно. На карьере, метрах в пятистах от стана, крутился, как заведенный, экскаватор, загружая гравием один за другим подъезжающие "Камазы". Грейдеры, бульдозеры уползли на трассу, у вагончика остался только Яшка, гоношивший нехитрый обед. К часу дня бригада собралась на стане.
- Тимофееич, соляры в обрез, только-только до города хватит. Вахта еще вчера должна была приехать, а их и сегодня не видать. Выезжать надо. - Это Витька озвучил мнение всех водителей. Они всегда держались дружно и несколько особняком от бригады, словом, "белая кость", как отзывался о них тот же Махора. Ну и, конечно же, такой важный разговор не мог состояться без его участия.
- Эт точно. Вон моя ласточка с сухим баком уже, на трассу уйду - назад-то уже не вертаюсь, так и будет она, голубушка там куковать.
- Ты, Махора, когда бак израсходовать успел? Позавчера вечером тебя заправляли под завязку. Вчера ты простоял весь день, сегодня тоже немного наработал. А вот "Камаз" "левый" возле тебя точно стоял. Опять верно, продал? Ох, попадешь ты мне, высчитаю с тебя, год будешь бесплатно работать.
- А! Итак, полгода зарплаты нет, аванса и того два месяца не было.
- Вот потому и смотрю на твои проделки сквозь пальцы. Спец ты, конечно, классный, если серьезно работать возьмешься. Ну ладно, с обеда собираемся, моемся, в шесть, если не приедут - выезжаем. Яша тебе придется остаться, вахту подождать.
Яшка что-то пробурчал себе под нос, оставаться ждать смену неизвестно сколько времени, ему было явно не в радость.
Пообедали. Жиденький суп, сваренный из остатков различных круп и вермишели, был густо заправлен черемшой, вместе с сухарями он и составлял весь сегодняшний рацион. Съев свою порцию, Махора потянулся и, тряся перевернутой чашкой занудил:
- Во. Ни жиринки, даже мыть не надо. Что-то, Яшка, ты сегодня какую -то особенную баланду наварил. А тут еще ни хлеба, ни помазухи, ни посыпухи нет. Так недолго и язву получить. Давай рыбку, просолилась должноть.
- Ничего, до домашних пирожков потерпишь, язву ты от своего любимого спирта "стеклореза" скорее получишь. А сахар и масло уже неделю как кончились, сам знаешь.
Рыбу есть рискнули только Яшка, Махора и "автор" улова Иван Наумов. Все остальные, несмотря на скромный обед, отказались. После обеда неспешно стали собираться. Самые смелые полезли в реку мыться. Свинцово-серые ее воды, из-за таявших в горах ледников были не по-июньски холодны. Кое-кто, покончив с недолгими сборами прикорнул в вагончике, картежники, привычно собравшись в кружок, уже шумели у ящика из-под запчастей, используя его как импровизированный стол. Но это только на первый взгляд все были спокойны. На самом деле все ждали. Ждали приезда вахты или сигнала Тимофеича к отправлению домой. Вахта у строителей была по полмесяца, да день пересменки, а потом еще пока доберешься домой, считай, еще день. А тут смены не было уже второй день.
Неладное в бригаде заметили часа через два после обеда. Первым скрутило Ивана Наумова.
- Ой, брюхо свербит изнутри что - то. Яшка, подлец, ты чего в свою бурду намешал? Ой, не могу.
И Иван, вприпрыжку, с несвойственной ему скоростью побежал к росшим поодаль кустам.
- Глянь- ка, наш Ванька никак родить собрался, схватки у его че ли - прокомментировал его пробежку Махора, намекая на приличный живот весьма нехуденького Ивана.
Следующей жертвой стал Яшка. Играя в карты, он вдруг примолк, улыбка сползла с его лица, которое враз приняло сложный серо-зеленый оттенок.
- Я сейчас, мужики, - и Яшка трусцой побежал составлять компанию Ивану.
- Ишь ты! Это, однако, рыбка ваша снова в речку просится, Махора, - ты следующий.
- Да мне-то что сделается, у меня желудок хоть кирпич переварит. Мы, бывалоча, на зоне и не такое ели.
- "На зоне", - передразнил его мастер Тимофееич, - говорил вам, нельзя эту рыбу есть.
В это время вернулся из своей вынужденной "командировки" Иван. На лбу его мелким бисером высыпал пот, руки дрожали, да и вообще, вид у него был явно плачевный.
- Ой, худо мне, братцы, совсем невмоготу, - и тут же, развернувшись, снова побежал в кусты.
- Витек, давай тащи аптечку, - скомандовал мастер.
- Да там от таких болезней только и есть что уголь активированный.
- Тащи, будем наших гурманов лечить, не то мы до города не доедем.
Бедолагам споили по упаковке угля, но лучше им не стало, только бегать стали чаще и дольше. Вскоре к страдальцам присоединился и Махора. И без того худой, как скелет, он кажется осунулся в каких -то полчаса еще больше.
- От подфартило, тут домой ехать надо, а у меня в брюхе ровно кто хвеерверк устроил. Так крутит, спасу нет, наизнанку выворачиват, - жаловался Махора, - вот зуб даю, ввек к рыбе не притронусь больше.
- Ну фейерверк нам не видно, однако дым из одного места у тебя реально прет, - смеялись мужики.
Следующие два часа несчастные рыбоеды бегали в кусты и по очереди, и все вместе, чуть не наперегонки. Мужики даже делали ставки, кто сколько раз туда побежит, и кто кого обгонит. Потом страдальцы, видимо, израсходовав весь "боезапас", притихли и, тихо постанывая, лежали в "плацкарте" вагончика.
- Все, надо ехать, ждать больше не будем. Этих вон, надо в больницу везти, неровен час серьезное что с ними. Грузимся. А сторожем Шурика оставим, он у нас сейчас самый младший по возрасту.
Шурик, помощник экскаваторщика, паренек, недавно пришедший из армии, такой перспективе явно не обрадовался, но спорить было бесполезно. Осунувшийся, с ввалившимися глазами и желто-зеленым лицом Яшка годился теперь разве что для написания с него портрета какого- нибудь святого-мученика, но ни-как для исполнения должности сторожа.
Бригада в десять минут погрузилась и ждала только Махору, совершающего "контрольный" забег в кусты, да мастера Тимофеича, дающего последние "ценные указания" новоявленному сторожу - Шурику.
- Ты тут, Шура, смотри, местные только того и ждут, чтобы чего-нибудь стащить. В случае чего, шугани как следует. Продуктов вот, правда, нет. Булки три хлеба сухого. Ну да завтра, а то и сегодня вечером смена приедет. Давай, смотри тут, чтоб в порядке все было.
Скоро последний из четырех "Камазов" скрылся за поворотом дороги, и густая песчаная пыль, оседая, сгладила их следы на дороге.
На стане стало непривычно тихо, только шум реки, перекатывающей свои волны, вдруг стал как будто отчетливей и резче. Вода в ней прибывала почти на глазах, если утром полоска берега от реки до вагончика была метра три, то теперь она сократилась менее чем до двух метров. Шура поглядел на вбитые вчера мастером Тимофеичем контрольные колышки, два из них уже скрылись под водой.
"Эдак и до вагончика вода дойдет, придется ночью посматривать, ну да смена вот-вот приедет, пойду-ка я спать, время быстрее пролетит", - поразмыслив, решил он и отправился в ставший непривычно пустым вагончик.
А смена не приехала ночью, не приехала она и на завтра, и через неделю тоже, потому, что в эту ночь началось большое наводнение 1996 года.
Мучительно хотелось есть только первые три дня, потом Шурик как-то притерпелся. Кислица, черемша и чай из разнотравья - вот и вся его "продуктовая корзина" в эти дни. Булку сухого хлеба Шурик съел в первый день, даже не подозревая, что придется поститься еще целых семь дней. Две других буханки он выкинул на второй день от греха подальше в реку - они покрылись густой зеленой плесенью, и не ровен час можно было отравиться. А на помощь рассчитывать ему здесь нельзя было.
За все время его отшельничества ни одна живая душа не посетила стан дорожников. Местным в наводнение было не до хищения дефицитных запчастей или соляры, не было и рыбаков, только однажды Шура увидел промчавшуюся мимо моторку. Зато река несла в своих волнах много разнообразных и довольно неожиданных предметов. Бочки, заборы, целые срубы, вымытые с корнем деревья, какие-то плакаты, тряпки и даже плывущий стоймя туалет с кокетливым окошком в виде сердечка.
Труднее переносил Шурик отсутствие курева. Пачку "Полета", оставленную водителем Витьком, он растянул на два дня, а сухие листья оказались неважной заменой табаку. В ход пошел табак из "бычков" из карманов спецовок, но и этого хватило только на пару дней. Положение скрашивала затертая, без начала и конца, но все же еще прилично толстая книга "Даурия". Ее Шурик прочел за эти дни, наверное, раза на три. Но больше всего ему нравилось просто лежать на берегу и бездумно смотреть на небо или на реку. Ни мыслей, ни желаний, ни тревог, ни переживаний - просто видеть, как плывут облака. Как растет тень от вагончика, передвигаясь вслед за перемещающимся по небосклону солнцем, как муравей тащит в свой город-дом былинку, как играют солнечными бликами волны реки…
День у него начинался с того, что Шурик разжигал костер и ставил котелок кипятить чай. На заварку шли листья смородины, брусничник или шиповник. Потом он шел к ручью, носил ведром воду во флягу. Постояв на солнце, вода в ней становилась почти горячая, и вечером можно было устроить себе почти настоящую баню. Затем "завтрак" - ягодник все у того же ручья, а попутно сбор черемши, она с солью - это его обед. А впереди еще целый день, без суеты, без забот, без мыслей о том, что что-то надо сделать, куда-то надо бежать и в чем-то надо успеть.
С каждым днем Шурик ждал вахту все меньше и меньше, просто не думая о ней. А закончилась его одиссея как-то буднично и даже неожиданно, без какого- нибудь плавного перехода. На девятый день, часов в десять утра, к вагончику подъехала "Нива" главного инженера Кардымова. Шурик, услышав шум мотора, проснулся и, потягиваясь, вышел из вагончика.
- Ну что, ты живой тут парень? Дорогу затопило у Атагая, раньше приехать не могли. Через часок и вахта подъедет, а ты собирайся, я тебя домой сейчас отвезу.
Шурик, отвыкший от человеческой речи, только кивнул головой и пошел в свой родной вагончик собирать нехитрые пожитки. Через пятнадцать минут он уже ехал в "Ниве" по полуразмытой дороге, ехал домой.