Прошло еще полгода. Дуне исполнилось девятнадцать и она расцвела. Хорошее питание и умеренные физические нагрузки позволили ее организму показать все свои возможности. Девушка подросла и немного раздалась в бедрах, но талия осталась по девичьи тонкой. Великолепные груди еще больше налились спелостью. Слегка удлиненные ягодички манили своей округлостью и упругостью. Ее милое личико всегда радовало окружающих большими и яркими голубыми глазами, алыми пухлыми губами и легким румянцем. Густые темно-русые волосы, заплетенные в длинную — до попы косу, мягко пушились и поблескивали когда на них попадал свет. Такими же пушистыми и блестящими были волосы и на лобке девушки. Стройные ноги с точеными икрами и лодыжками легко носили свою хозяйку по всему барскому дому. Ее платья, хоть и из недорогих тканей были мастерски пошиты и только подчеркивали красоту изящной фигуры.
Дуня каждый день проводила несколько часов в комнате Нила, даже обедала и ужинала там. Они жили почти как супруги, только ночевать девушка уходила к себе.
Мужчина по-настоящему привязался к своей молодой любовнице и холил и лелеял ее. Он давно забрал Дуню из судомойни и пристроил на удачно освободившуюся должность кастелянши. Теперь бывшая «деревенская дура» ведала всем постельным и нижним бельем в доме. Нил быстро натаскал ее — показал где что лежит, что как называется. Особо внимательно наказал следить за бельем барыни — та любила надевать на свои начавшие слегка оплывать телеса все только свежее и чистое.
У Дуни появилась своя каморка — крохотная комнатка три на два, которая освещалась только через фрамугу над дверью. Там помещались маленький столик, стул и узкий топчанчик, но и это убогое жилище вызывало жуткую зависть всей дворни. И быть бы Дуне съеденной и заклеванной завистливыми дворовыми девками и бабами, но то обстоятельство, что ее пользует САМ «Великий и ужасный» Нил Петрович, останавливало все подлые поползновения даже самых отчаянных змееязыких сплетниц.
Когда Нил показывал девушке ее новое место жительства, она внезапно закрыла поплотнее дверь и впилась губами в губы любовника.
— Нилушка, полюби меня в попку, миленький, так тебя хочу, мочи нет!
— Дуня, тебе что вечером мало было?
— Нилушка, ну я вот прямо сейчас захотела, вся теку, замучилась уже...
— День же ясный, в кастелянную войти могут...
— Да мы быстренько!
— Без смазки-то тебе больно будет!
— Да ты только вынь его, я ротиком смажу!
И Нила и Дуню порядком возбудила опасность прихода посторонних и мужчина, в быстром темпе безжалостно таранил сладкую кишочку любовницы, которая с задранными почти на голову юбками громко стонала, навалясь своими налитыми грудями на хлипкий столик. Он сжимал тело девушки так, что «косточки хрустели». А она только задушенно попискивала:
— Ой, Нилушка, ой как хорошо, еще миленький, еще!
Кончив почти одновременно, обессиленные любовники повалились на узкий скрипучий топчанчик и несколько минут запаленно и шумно дышали. Нил ласково гладил Дуню по растрепанным волосам и шептал девушке на ушко:
— Дуняша любушка моя, какая же ты сладкая!
Нил так разохотился к «случайному сексу», что иногда затаскивал свою любовницу в темные уголки большого господского дома и там набрасывался на Дуню как рычащий зверь. Он высоко задирал ее юбки и сильно обхватив сзади за упругие груди смачно растягивал членом задний проход красавицы. Чтобы «насильнику» было удобнее ее пользовать, Дуня заранее расстегивала крючки на своем лифе: во время «нападения» Нилу достаточно было схватить любовницу за плечи, сильно тряхнуть и спелые «дыньки» сами вываливались наружу. Бретели нижней сорочки Дуня спускала вниз тоже заранее. После таких «приключений» у девушки порой появлялись настоящие, а не декоративные синяки, но она только блаженно улыбалась.
Свои «зверства» любовник компенсировал лаской и подарками. Он покупал Дуне украшения: бусы, сережки, колечки, атласные ленты для волос (конечно все это было из «самоварного» золота и дешевых поделочных камней), но для девушки и это было пределом мечты. Нил не поскупился и пригласил хорошего портного, который пошил девушке несколько повседневных и выходных платьев. Также он подарил ей пару батистовых нижних сорочек и изящные кружевные панталончики.
Дуня долго рассматривала диковинные штанишки с рюшами и кружевами.
— Нилушка, а дыра между ног здесь зачем? Неужто барыни в постель с мужчинами в панталонах ложатся?
— Нет Дуняша, это чтобы дамы могли быстро в туалет сходить если приспичит. А на ночь эти штанишки снимают...
Девушка еще подумала и решила:
— Вот теперь если ты где меня поймаешь и не раздевая любить начнешь, через эту прореху твоего дружка будет засовывать очень удобно!
Она ловко натянула панталоны и оправила платье:
— А если так?
Девушка быстро подбежала к стулу и встала на него коленками. Затем высоко, до поясницы подняла подол и спустила панталоны так, что ее чудесной формы ягодицы, а под ними пушистый холмик с ярко-розовой щелкой посередине предстали во всей красе.
— Как тебе этот видок, Нилушка?
Дуня приглашающе повертела попкой и раздвинула белые полушария ягодиц. Ее разработанный любовником анус призывно темнел между ними аккуратной дырочкой —несмотря на частые анальные акты молодые мышцы, закаленные физическим трудом, не давали попке девушки непроизвольно «раскрываться». Мгновенно возбудившийся Нил ринулся к девушке. Он на ходу скинул байковый домашний халат и с наслаждением засадил свой каменный стояк в нежное девичье отверстие. Мужчина так сильно молотил своим прибором Дунину попку, что девушка только стонала и причитала:
— Ой, Нилушка, ой страсти-то какие, у-у-ой!
Наконец, мужчина бурно кончил навалясь ей на спину и крепко сжав большие упругие груди. Дуня закрыла глаза и облегченно выдохнула — у нее не осталось сил даже стонать...
Когда любовники немного отдохнули, разделись и улеглись в постель, девушка положила руку мужчины на свою спелую и упругую грудь.
— А помнишь Нилушка, как меня завлекал? «Дуняша я только твои грудочки посмотрю поцелую»...
— Так я и сейчас каждый день ими любуюсь и целую! Разве ж я тебя обманул?
— Да нет, только ты хитрец промолчал как дальше бедную девушку пользовать будешь.
— Разве тебе плохо было, Дуня?
— Нет, Нилушка, ты ведь мастер с девушками управляться. Ни о чем я не жалею, ни о чем не грущу. Тогда только реветь буду, когда расставаться пора придет...
— Да кто тебе сказал что мы расстанемся?
— Ну я ведь уже не полная дура, Нилушка! Не можем же мы вечно в этой комнатке миловаться. Или меня замуж отдадут, либо ты кого помоложе найдешь, а то и женишься...
— Не загадывай, Дуняша. Я ж тебе говорил уже — судьба всяко повернуть может.
— Да тут хоть как поворачивай. Ты вольный, я крепостная. Жениться на крепостной тебе нельзя — сам в холопы угодишь. А я так и вовсе раба подневольная. Стоит только барыне захотеть, так хоть на торгах меня продаст, хоть обратно в деревню прогонит. Так что нет у нас судьбы, Нилушка. Давай одним днем жить и не горевать пока пора не придет.
— Давай, Дуняша. Незачем плакать о том, чего не случилось.
Дуня помолчала, потом тяжко вздохнула, но уже через минуту схватила любовника за руку и прошептала ему на ухо поблескивая чудными голубыми глазками:
— А давай-ка Нилушка, в баню проберемся!
— Да ведь там уже холодно, помылись все...
— Да я тебя не мыться зову!
— Ты что, хочешь там...
— Хочу, Нилушка! Мы вот здесь мои штанишки обновили, а теперь я хочу их в бане опробовать. Представь, поставишь ты меня коленками на полок, задерешь юбки на самую голову, стащишь с меня штанишки...
— Пошли! Только когда я тебя оголять буду, ты тихонько причитай: «ой, стыдоба, срам показала, грех-то какой»!
— Тебе это понравилось?
— Понравилось. Мне в тебе Дуняша все нравится...
Однажды Дуня после бурных ласк поцеловала мужчину особенно нежно и сказала:
— Давай Нилушка порвем эту... девственную плеву. Надоело мне за нее дрожать.
— А как же ты замуж выйдешь?
— А я не выйду. Я для того и хочу ее порвать, чтобы никто на меня не польстился... После тебя я ведь все равно ни с кем жить не смогу. Ты мне глаза на мир открыл и я сейчас все ясно вижу. Люб ты мне, Нилушка, больше жизни люб.
Мужчина долго молчал. Потом посмотрел девушке в глаза:
— Я тоже полюбил тебя Дуняша. И хочу тебе только добра и счастья. И не хочу, чтобы ты принимала опрометчивые решения.
— Да не нужен мне никто кроме тебя! Хочу тебя одного в жизни знать и помнить! Если ты не хочешь, то я в людской у девок веретено возьму и сама проткну эту проклятую целку! А потом бабам в бане покажу — пусть гулящей ославят!
Нил от такого напора растерялся. Для него Дунины откровения не являлись уж очень большой тайной. Он знал, что девушка по уши в него влюблена. Но то, что она придумала такой радикальный способ сломать свою судьбу чтобы никому не отдаваться кроме него, глубоко потрясло мужчину.
— Ну раз ты так хочешь, Дуняша, то давай, раздвигай свои ножки.
— Правда? Ты мне поможешь? Нилушка, любимый! Избавь меня от этой проклятой штуки поскорей!
— Только никаким бабам ты об этом не болтай. Я не хочу чтоб тебя ославили на весь околоток.
— Я лучше сделаю. Как свататься придут, задеру подол, раздвину ноги и покажу. Тогда уж точно никто больше не присыкнется.
— Ду-уня!!
— Все, молчу, молчу. Вот, уже ножки раздвинула, влагай свой член в мое влагалище!
Нил откинул одеяло и вдруг наклонился и приник губами к девичьей щелке.
— Нилушка, ты чего? — изумилась она.
— Дуняша, что бы мы с тобой не вытворяли, твоя «девочка» до сих пор невинна, так что давай ее поцелуем и поласкаем перед тяжким испытанием.
— Н-ну давай... Только очень уж мне непривычно и боязно — так-то делать...
Нил ласкал языком и губами аккуратные ярко-розовые девичьи губки порядком набухшие от возбуждения, облизывал и втягивал в рот округлую вишенку Дуниного клитора до тех пор, пока девушка не сказала, почти прошептала сдавленным голосом:
— Нилушка, любый мой, вставь ЕГО в меня, я уже не могу терпеть!
При введении члена Дуня все же легонько вскрикнула, но только крепче обхватила любовника руками и выше подняла согнутые в коленях ноги. Мужчина ввел свой орган до конца и остановился, давая Дуне привыкнуть к новым ощущениям. Постепенно он начал двигаться в тесной, хлюпающей от смазки горячей пещерке все убыстряясь. Когда Нил разошелся и начал в полную силу долбить ее хлюпающую от смазки щелку, девушка начала постанывать и обвив шею любовника руками, впилась губами в его губы. Кончила она раньше возлюбленного и с трепетом ждала когда тот изольется в нее могучим потоком, но мужчина вынул из нее свой конец и кончил в приготовленную салфетку.
— Нилушка, тебе моя щелка не понравилась?
— Она чудесная, Дуняша, но беременеть тебе СЕЙЧАС совсем не время. Мужчина накрыл рот девушки страстным поцелуем и погладил по растрепанным волосам:
— Спи милая, устала ведь наверное...
Девушку уже давно никто не расспрашивал об ее отношениях с Нилом — кастелянша, да еще проживающая в отдельной каморке, не часто сталкивалась с «черной прислугой».
Но однажды болтливая Маруська все же выловила Дуню после бани и завела разговор о Ниле. Дуня было отмахнулась, но Маруська внезапно сказала:
— Да Бог с ним, как он там над тобой изгаляется! Я тебе другое хотела сказать: я тут разузнала кое-что про твоего «мучителя».У Дуни вдруг заколотилось сердце. Что эта главная сплетница барского дома могла узнать о всесильном камердинере? Дуня молчала, растерянно озираясь — не подслушивает ли кто?
Маруська насладилась произведенным эффектом и, наконец, соизволила вновь открыть рот:
— Нил-то твой, ты знаешь кто?
— Да не мой он, ирод проклятый... А-а кто он?
— Да твой, твой, не отпирайся... А Нил-то — он брат нашему барину!
— Врешь! Как это может быть?
— Ей-Богу, сама слышала!
— Как это?
— Ну барин-то наш надысь приехал из Питера... Я как раз в тот день у его кабинета полы мыла... И слышу как они там бубнят. Сердито так, будто ругаются...
— Да кто они-то?
— Нил твой и наш барин! А потом Нил к дверям подошел и громко так говорит: «Так-то вы братец батюшкину волю исполняете!». А потом вышел и дверью хлопнул. Я сразу — глаза в пол и давай тряпкой елозить...
— Ну, а он че?
— Да че? Постоял да к себе пошел. Так что и выходит — брат он нашему барину!
— Какой же он брат, когда он камердинером служит?
— Служит! Держи карман шире! Да сколько я здесь живу, он палец о палец не ударил. Только ходит и везде свои порядки наводит — на конюшне не успевают новые розги вымачивать... И одевается по-господски, и еду ему в комнату отдельно приносят с барского стола! А как барин-то везде ездит, так он ни разу с ним вместе не отправился... Какой же это камердинер? А как зовут-то его — Нил Петрович! А наш-то барин тоже Петрович, только Илья!
Тут Маруська огляделась по сторонам — не подслушивает ли кто и наклонившись к Дуниному уху прошептала:
— И вообще, это ведь Нил велел мне всем разболтать, что он — камердинер. Я тогда только-только из деревни приехала, а он немного попозжее из Питера прикатил и здесь поселился. И сразу этот охальник меня высмотрел и в каморку свою зазвал...
— Так ты что, миловалась с ним? — вскинулась Дуня.
— Миловалась... Только у нас ним дальше титек не пошло — у меня слишком мелкие на евоный вкус. А за то что я всей дворне разнесла про то, что он камердинер барина, Нил мне пять рублев подарил. А вот сейчас выходит, что он — брат нашего барина, только зачем-то прислугой прикидывается!
Дуня, услышав, что Нил только потягал Маруську за титьки и отверг, облегченно вздохнула и разыгрывая растерянность пробормотала:
— Ну и дела... Не знаю что и думать, подруга...
— Да че тут думать — держи ушки на макушке и не зевай! И держись крепче за своего «ирода», авось и свезет! Ладно, пошла я подружка. Смотри не болтай только, высекут не дай Бог!
Придя вечером к Нилу, Дуня дождалась пока он всласть попользует ее в рот и попку, отдохнула после бурного оргазма, а потом, уютно устроившись у любовника под бочком тихо спросила:
— Нилушка, только не гневайся на меня дуру деревенскую... Я вот смотрю на тебя и думаю: ты ведь не из нашей прислуги...
Мужчина аж подпрыгнул:
— Дуня, с чего такие вопросы?
Дуня тяжко вздохнула и будто бросилась в омут головой:
— Да вот смотрю: служить ты как другие здесь не служишь, ведешь себя хозяином, ешь-пьешь и одеваешься по-господски... Опять же грамотный, умный, книжки читаешь, меня глупую учишь... Скажи: ты не родственник нашему барину?
Нил долго смотрел на Дуняшу, невинно хлопающую длинными ресницами и играл желваками.
— Маруська сболтнула? Так и знал, что она змея тогда подслушивала.
Девушка не хотела выдавать товарку, но все же нехотя кивнула:
— Только Нилушка ты ее на конюшню сечь не посылай, она ведь только мне шепнула.
— Да кому она нужна, сечь ее кобылу похотливую! Что она тебе шепнула?
Дуня кратко пересказала разговор с Маруськой, умолчав только об ее «титечных откровениях» и «дружеских пожеланиях». Нил уже не так строго хмурился и наконец сказал:
— Ну это куда ни шло... Передай ей сегодня: будет дальше болтать — вышлю ее в свою деревню! Она этого пуще розги боится...
Дуня, видя что Нил расстроился, полезла под одеяло, взяла его конец и начала не очень умело но старательно сосать. Добившись эрекции, девушка откинула одеяло, присела сверху раздвинув свои нежные ягодички и насадилась попкой на отвердевший орган. Разохотившаяся девушка все убыстряясь, скакала на толстом члене до тех пока мужчина не излил в нее обильный горячий поток. Быстро подмывшись, Дуня опять улеглась у любовника под бочком и уткнувшись носом в его плечо виновато спросила:
— Нилушка, расстроила я тебя? Прости глупую...
— Расстроила. Но не ты, а Маруська! А ты молодец что сказала, всегда так делай, если еще что про меня услышишь. Я то тебе уж точно ближе, чем эта змея Маруська!
— Ладно, как скажешь, любимый мой. А вот то, что я спросить хотела — ты ведь и сам из дворян, как и наш барин?
Нил помолчал и нехотя сказал:
— Из дворян... Только болтать об этом по всем углам не стоит!
— Да я Нилушка никому! Я ведь для себя спросила... Дивно мне что ты со мной дурой деревенской возишься, учишь меня, наставляешь. Зачем я тебе? Ведь только свистни — десяток девок бегом прибегут и в ножки поклонятся!
Нил опять помолчал, задумавшись. Потом крепко поцеловал девушку в губы и ласково сказал:
— Нравишься ты мне Дуняша. Очень нравишься... Характер у тебя легкий. Ласкова ты и не завистлива. И не корыстна — за все время у меня ничего не попросила, все я сам тебе дарил, своей волей. И не дура ты вовсе, просто малообразованная. Ну так это дело поправимое — ты все на лету схватываешь!
— Ах, Нилушка! Зачем мне грамота? Как в деревню вернусь, тятенька с мамонькой все равно неволей замуж отдадут: найдут какого-нибудь хромого или припадочного, который и за порченную девку ухватится. А если я начну свою грамоту показывать, так муж быстро вожжами на место поставит...
— Ты Дуня не загадывай — судьба всяко повернуть может. Ты учись, знания везде пригодятся.
Спустя еще полгода скоропостижно скончался где-то в Петербурге барин. Скорбную весть передали по новомодному в ту пору телеграфу. Неожиданно овдовевшая барыня не стала ждать три недели, пока тело мужа доставят домой, а послала ответную телеграмму в Питер и на поезде отправилась в столицу, чтобы организовать похороны там. После ее отъезда Нил стал каким-то озабоченным и угрюмым. Что-то его грызло и не давало покоя. Он по прежнему был ласков с Дуней, но часто задумывался и отвечал невпопад на ее вопросы. Дуня от этого тоже печалилась и начинала думать о том, что она Нилу надоела и он присмотрел себе «кобылку» помоложе.
Отчаявшись от душевных мук, девушка решилась расспросить вездесущую Маруську. Такая сплетница как она должна все знать! Дуня выловила Маруську в людской и затащила в свою каморку.
— Слушай подруга, ты все знаешь, скажи, не завел ли Нил Петрович себе новую зазнобу?
Маруська оглядела Дуню с ног до головы и задрав нос сказала с вызовом:
— Так я тебе все и рассказала, держи карман шире! Ты меня Нилу прошлый раз выдала! Он пригрозил, если что еще про него скажу, меня обратно в деревню выслать, а это мне будет хуже смерти! Ничего про Нила говорить не стану, целее буду!
Дуня, оторопевшая от такой отповеди, закусила от досады губу и лихорадочно соображала, как быть дальше. Маруська же, насладившись растерянным видом девушки еще немного покочевряжилась и, наконец, выдала:
— Скажи своему полюбовнику, что я знаю где спрятано то, что он ищет. И могу показать... Только у меня будет одно условие, если не согласится, то ничего ему не скажу, пусть хоть на смерть запорет!
Дуня, чтобы не выдавать их с Нилом тайну попыталась возразить:
— Да как я скажу-то, я его и не так часто теперь вижу, да и сама от этого изверга держусь подальше... Я и про зазнобу его спросила в надежде что он нашел себе новую забаву, а от меня отстанет...
— Ты это бабам в людской заливай, там дурочек много, поверят. Я-то знаю, что Нил — никакой не зверь, а наоборот, мужчина ласковый и обходительный — чай тоже на его постельке полежала, хоть и недолго. И живете вы с ним как муж и жена и не бьет он тебя и не мучает. Так что, подруга, хватит дурой деревенской прикидываться, беги к Нилу и передай, что я сказала!
Дуня немного поколебалась и сказала:
— Ну хорошо, сейчас за Нилом схожу... Только скажи — есть у него новая зазноба или нет?
— Дунька, да ты и вправду дура! Какая зазноба, когда он от тебя без ума и души в тебе не чает! А место кастелянши он для тебя у самой барыни выпрашивал, я тогда полы неподалеку мыла и их разговор слышала. Уж как он тебя нахваливал — с ума сойти, будто ты не сисястая деревенская девка, а серафим с крыльями...
Ладно, беги давай за Нилом и побыстрей, а то вдруг меня полы мыть нарядят и не поговорим тогда.
Дуня торопливыми шагами направилась к комнате Нила. Он встретил ее ласково, но как всегда выглядел опечаленным и слегка рассеянным. Дуня молча подошла, поцеловала любимого в губы и сказала:
— Нилушка, ты что-то ищешь и найти не можешь, и потому печалишься?
— А ты откуда знаешь?
— Да вот сейчас только, любимый мой, я Маруську видела и она велела тебе передать: «Я знаю где то, что Нил Петрович ищет».
И девушка кратко пересказала свой разговор с вездесущей сплетницей, умолчав впрочем, о своих «деликатных расспросах». Нил задумался:
— Откуда эта похотливая кобыла может знать, что я что-то ищу?
— Не ведаю Нилушка, только Маруська такая пройдоха, что в этом доме все про всех знает. И про нас с тобой тоже догадалась, что притворяемся будто ты меня неволей заставил себя ублажать... Ты бы поговорил с ней, может что полезного и узнаешь!
— Где она?
— У меня в каморке спряталась, не хочет чтобы ее на работу нарядили, лентяйка.
Нил еще немного подумал и распахнул дверь:
— Пошли к Маруське!
— Ты и меня с собой возьмешь?
— Да-да, пошли скорей.
В каморке Нил сел на стул, а Дуня с Маруськой разместились на топчанчике. После недолгой паузы Нил обратился к Маруське:
— Рассказывай!
— Так что рассказывать? Прознала я что вы Нил Петрович розысками занимаетесь: кабинет барский весь обшарили, библиотеку всю перевернули, даже в курительной пошуровали...
— Откуда тебе все это известно?!
— Вестимо откуда — от прислуги не спрячешься! Я-то в поломойках в наряды на работу по всей господской половине хожу, все пути-дорожки знаю и где ключи от всех комнат лежат тоже знаю... Так что вот — прознала я, что ищете вы Нил Петрович те бумаги, что барин покойный спрятал...
— А ты знаешь, где он их спрятал?!
— Знаю! А я их нашла и перепрятала, как сказали что он помер. Но готова вам отдать. Только у меня одно условие есть, если не договоримся, словечка не скажу, хоть насмерть запорите бедную девушку...
— Ты оторва еще попритворяйся бедной девушкой... Ладно, что за условие?
— Вольную мне выпишите, Нил Петрович! На гербовой бумаге, чтобы все честь по чести... Тогда я вам все расскажу и покажу — довольны будете!
— Да откуда ты взяла, что я могу вольные выписывать?
— Да оттуда, что покойный барин-то наш, братец ваш — Илья Петрович спрятал завещание вашего батюшки, а по нему все отцово имущество вам отписано. И завещание это при свидетелях удостоверено. Так что настоящий-то барин у нас — это вы, Нил Петрович. И вам дать вольную своей холопке — раз плюнуть. Да и на что вам строптивая холопка? Меня ведь в поломойки за строптивость сослали, сами знаете... А ведь могла бы и кастеляншей стать заместо Дуньки...
— Так ты завещание прочла? Ты что — грамотная?
— Да уж не дурнее Дуньки буду! Титьки у меня конечно поменьше, чем у нее, зато ума поболе будет... Так как, выпишете мне вольную, Нил Петрович? А я вам завещание представлю, так что вы, пока барыня по похоронам ездит, сможете все бумаги в присутственных местах оформить...
Нил опять задумался, потом потер переносицу и медленно проговорил:
— Смотри, коли соврала! И выпорю, и в деревню отправлю, и вольная твоя будет недействительна!
— Да разве я такая дура, что стала бы так рисковать, врать барину своему, коей может меня в порошок стереть! Вот те крест не вру, пишите бумагу и тут же принесу вам барские документы — мне-то они ни к чему!
Нил не мешкая провел девушек в господский кабинет, пошарив по ящикам стола вынул лист гербовой бумаги, нашел в особом шкафчике с документами метрику девки-оторвы и быстро, опытной рукой написал Маруськину «вольную». Присыпал лист песком и отдал бумагу в загребущие руки пройдохи. Та долго, чуть ли не по слогам перечитывала документ, наконец свернула его трубочкой и спрятала за спину.
— Ладно, пошла я. Только, Нил Петрович, я сперва свою бумагу спрячу, а потом за вашей схожу. А то вдруг отберете потом?
— Что, никому не доверяешь?
— Как мне бедной и беззащитной рабе кому-то доверять? Вмиг оберут и обманут... Все, иду-иду!
Маруська ходила где-то около получаса. За это время Дуня успела сесть Нилу на колени и они немножко поцеловались и потискались. Дуня, торопливо застегивая крючки на возбужденной поцелуями груди прошептала на ухо Нилу:
— Неужто правда это все, Нилушка? Ты в самом деле наш барин?
— Если Маруська не соврала и действительно нашла настоящее завещание отца, то все может быть...
Наконец Маруська поскреблась в дверь кабинета. Руки она держала за спиной.
— Ну что, принесла бумаги?! — Нил нетерпеливо вскочил с кресла, — Где они?
— Вот, вот оно ваше наследство Нил Петрович! Принимайте законную батюшкину волю, властвуйте и распоряжайтесь своими домами, имениями и холопами! За исключением меня, конечно!
Последующие события слились в сплошной калейдоскоп. Нил ездил по губернским присутственным местам, оформлял и удостоверял бумаги, щедро раздавал взятки.
Оторва Маруська не только принесла нужные бумаги, но и показала Нилу, где лежит ключ от сейфа покойного барина. В сейфе оказалось около двадцати тысяч рублей золотом, серебром и ассигнациями, а также вексель губернского отделения Государственного коммерческого банка тоже на весьма солидную сумму. Оставался вопрос, не запустила ли Маруська свои загребущие лапки и туда, но Нил махнул на это рукой — тех денег, что лежали в сейфе и банке им хватит с лихвой.
Понятно было почему оторва сказала о ключе и не взяла из сейфа слишком много: в противном случае ее бы начали всерьез разыскивать уже как воровку, с привлечением полиции. А так, хитрющая девка съехала из барского дома сразу после того, как ее вольная приобрела законную силу и на нее махнули рукой.
С приехавшей к тому времени с похорон вдовой покойного брата Нил поступил по божески: отписал ей тот дом, в котором все они жили, всю находящуюся в нем крепостную дворню (за исключением Дуни и Маруськи конечно) и четверть тех денег, что были на фамильном счете в банке.
Нил с Дуней также съехали в только что купленный новоиспеченным барином двухэтажный особнячок. Прислуги там было около десяти человек, причем все вольнонаемные: связываться с крепостными Нил не захотел.
В этих хлопотах и разъездах прошло около трех недель. Все это время девушка видела любовника урывками, а уж его горячий и толстый конец и того реже.
Наконец все успокоилось, и одним майским ясным утром Дуня проснулась в их новом доме, лежа с любовником на кровати с балдахином в большой светлой спальне.
Подобрав подол длинной — до пят батистовой ночной сорочки, она выскользнула из-под одеяла, пожурчала над «ночной вазой», ополоснула руки и лицо из фаянсового кувшина на комоде и скользнула обратно — под бочок к любимому.
— Нилушка, а Нилушка, — она откинула уголок одеяла и слегка укусила мужчину за сосок.
Нил вздрогнул и открыл еще подернутые сонной поволокой глаза.
— Дуня, ты чем тут занимаешься, почему не спишь?
— Нилушка, так ведь обед скоро будет, а ты все сопишь... И вообще, когда ты будешь пользовать свою постельную холопку во все дырочки?
— Какую еще холопку? Дуня, ты заболела что ли?
— Как какую? Ты ведь теперь барин, а я твоя холопка. Вот рассердишься на меня и продашь кому-нибудь... И будут меня бедную мучить и насиловать — целочки-то у меня больше нет...
— Дуня, перестань нести ерунду! Никакая ты не холопка! Я еще неделю назад выписал тебе вольную, только сказать забыл. Вон она лежит на столе, под стопкой книг, можешь посмотреть...
Дуня, путаясь в длиннополой сорочке, белочкой метнулась к столу и вытащила заветную бумагу. Она несколько раз перечитала ее и даже повторила вслух:
— Так я Евдокия Макаровна Топилина, оказывается! Надо же...
— Дуняша, так ты что, имени своего не знала?
— Знала конечно... Только меня никто ни разу в жизни так не называл, все Дуня, да Дуня, а метрика у барина хранилась, вот я и привыкла...
Дуня положила бумагу обратно на стол и вернулась в постель к любовнику.
— Нилушка, и что я теперь свободна?
— Да Дуняша, свободна как ветер, я тебе и паспорт выправил у полицмейстера,можешь идти или ехать куда угодно...
— Нилушка, а как же ты?
— Что я?
— Ты меня выгоняешь что ли? Бери паспорт и можешь идти на все четыре стороны? Я тебе надоела, да?
— Дуняша, ну что ты опять ерунду собираешь?
Нил аж зубами скрипнул — вот же бабы занозы какие (а Дуняша еще лучшая из них!), ничем им не угодишь: если холопка — продать ее хочешь; если волю дал - выгоняешь... Но мужчина сдержался и как можно более ласковым тоном сказал:
— Никто тебя не выгоняет, наоборот... Вот половина этого особняка, где мы жить будем на твое имя записана. Так что ты теперь домовладелица! А чтоб ты могла прилично одеться и накупить всяких украшений я снял со счета в банке две тысячи рублей ассигнациями. Вон, видишь шкатулку на столе? Деньги там — бери и трать! И, кстати — ты больше не прислуга, у тебя теперь даже своя горничная будет — сегодня познакомлю...
— Да? Как занятно все складывается... Только Нилушка, не хочу я никаких особняков, денег и горничных, сам знаешь что не из корысти тебе покорилась... Люблю я тебя, соколик ты мой ясный! И если бы был ты крепостным, а не барином — также бы любила!
— Так что ж ты хочешь, Дуняша?
— А хочу я, любимый мой, чтобы ты меня крепко-крепко поцеловал, с языком, а потом попользовал и в ротик и в щелочку и в попку. А то ты мои дырочки совсем забросил... Коварный — приучил девушку к себе, к своему... дружку, а теперь избегаешь!
— Что ты Дуняша, милая, никто тебя не избегает, просто были неотложные дела. А теперь всё — все спешные дела сделаны и мы можем опять заняться твоими сладкими дырочками. Ты как хочешь? В штанишках или без штанишек?
— Я и так и так хочу! И много раз подряд! Теперь мне не надо в свою каморку на ночь бежать, так что мы во всех видах успеем это сделать!
Дуня скользнула под одеяло и через секунду член любовника оказался у нее во рту. Дуня сосала и ласкала рукой мужской напряженный конец с каким-то невиданным доселе вожделением. Бесстыдные хлюпающие звуки то и дело доносились из-под одеяла. Уже через три минуты скользкий от слюны перевозбужденный орган Нила излился в рот девушки горячими клейкими струями. Дуня проглотила все что попало ей в рот, а потом тщательно вылизала головку и хорошенько поцеловала яички мужчины. Она даже легонько прикусила каждое яичко зубами — Нилу это очень нравилось.
После этого Дуня еще раз умылась из кувшина и тщательно прополоскала рот — чтобы любовник мог целовать ее без помех. После получасового отдыха девушка вновь возбудила могучий Нилов член уже руками и, не без труда скинув свою длиннющую ночнушку, немедленно приняла коленно-локтевую позу. Возбужденный видом ее ягодиц и текущей полураскрытой щелки с набухшими от вожделения аккуратными розовыми губками, мужчина с размаху всадил свой конец в недавно еще девственную мохнатку и начал могучими ударами таранить нежную девичью плоть. А Дуня, закусив край простыни, чтобы не рассмеяться, притворно причитала:
— Ой стыдобушка какая, срам показала, в махонку засунуть дала, ой беда!
Она знала, что Нила эти причитания хорошо заводят и регулярно выдавала такие тирады. Любовник уже с рычанием вколачивал свой окаменевший орган в развороченное и хлюпающее от смазки девичье отверстие. Но кончать в ее переднюю дырочку Нил не хотел и потому, почувствовав приближение оргазма, он быстро вынул скользкий от женской смазки конец и не раздумывая быстро примерился и всадил его в нежную девичью попку. Разработанный Дунин анус мгновенно растянувшись принял в себя толстый разгоряченный мужской орган. Дуня ойкнула, мгновенно прекратила свои «стенания» и начала подмахивать и постанывать в такт движениям любимого каким-то грудным голосом. Кончили влюбленные почти одновременно. Залив Дунину попку своими «любовными соками», Нил повалился на спину девушки и просунув руки под нее и крепко сжав налитые груди начал неистово целовать волосы, шею, плечи своей подружки. А она только подрагивала всем телом и шептала:
— Нилушка, как же мне хорошо милый, я так тебя люблю...