Сверчок
Часть 1
На царских харчах
87
Стада главы моей
О себе и о художественном своем даровании Кюхельбекер был очень высокого мнения.
Он находил, например, что некоторые молодые поэты обкрадывают, как писал он мне, «и тебя, и меня».
Писал в дневнике:
«Вальтер Скотт в детстве был охотник рассказывать своим товарищам сказки, которые сам выдумывал. Это у него общее с Гете и (осмелюсь ли после таких людей называть себя?) со мною» и т. п. Я к стихотворным упражнениям Кюхельбекера в лицейскую пору относился с насмешкой. С насмешкой же, но более добродушной и сдержанной, относился я и к дальнейшим творениям Кюхельбекера.
Я читал его стихи и прозу и восклицал на этот счет.
"Ну что за чудак! Только в его голову могла войти жидовская мысль воспевать Грецию славянорусскими стихами, целиком взятыми из Иеремия. Резвоскачущая кровь – это у Кюхли круто! А вот двустишие «Я всегда в уединении пас стада главы моей» не зазорно спросить, что же ты пас поэт? Неужели вшей? и т. п. Однако к самому Кюхельбекеру я уже в лицейскую пору и потом в продолжение всей своей жизни относился с неизменной, чисто братской любовью. По окончании лицея посвятил ему задушевное стихотворение «Разлука».
Последний раз, в сени уединенья,
Моим стихам внимает наш пенат.
Лицейской жизни милый брат,
Делю с тобой последние мгновенья.
Прошли лета соединенья;
Разорван он, наш верный круг.
Прости! Хранимый небом,
Не разлучайся, милый друг,
С свободою и Фебом!
Узнай любовь, неведомую мне,
Любовь надежд, восторгов, упоенья:
И дни твои полетом сновиденья
Да пролетят в счастливой тишине!
Прости! Где б ни был я: в огне ли смертной битвы,
При мирных ли брегах родимого ручья,
Святому братству верен я.
И пусть (услышит ли судьба мои молитвы?),
Пусть будут счастливы все, все твои друзья!
А еще в стихотворении «19 октября» я написал о Кюхле.
Служенье муз не терпит суеты;
Прекрасное должно быть величаво:
Но юность нам советует лукаво,
И шумные нас радуют мечты…
Опомнимся – но поздно! и уныло
Глядим назад, следов не видя там.
Скажи, Вильгельм, не то ль и с нами было,
Мой брат родной по музе, по судьбам?
Пора, пора! душевных наших мук
Не стоит мир; оставим заблужденья!
Сокроем жизнь под сень уединенья!
Я жду тебя, мой запоздалый друг –
Приди; огнем волшебного рассказа
Сердечные преданья оживи;
Поговорим о бурных днях Кавказа,
О Шиллере, о славе, о любви.
Когда Кюхельбекер сидел в крепости, я посылал ему книги, вел с ним переписку, вызывая этим грозные запросы Бенкендорфа.