Я внимательно вглядывался в лица однокашников. За год ребята подровнялись, уже не отличишь, кто городской, кто деревенский, Ленинград наложил на них отпечаток, и акцент сохранился разве что у белорусов, да и то он еле заметен. Вот сидит, упершись локтями в раздувшийся от деревенских даров «сидор» – зеленый вещмешок, Саша Гаврушов. Саша в восемнадцать лет увидел паровоз и впервые попробовал лимонад. Он незаметен, говорит тихим голосом, неразличим в толпе. Разве мог я тогда предположить, что Гаврушов сделает самую блестящую среди однокурсников карьеру военного врача – станет начальником медицинской службы Балтийского флота.
Жизнь не раз сталкивала меня с Сашей то на Северном, то на Тихоокеанском флоте, то в Ленинграде. Хочется думать, что мне удалось сыграть определенную роль в его жизни. Как-то после заседания научно-технического комитета одного закрытого НИИ я отпустил машину на Невском и пошел пешком по Владимирскому проспекту. Нужно было освежить голову. Заседания обычно заканчивались часов в семнадцать, дальше – несколько часов свободного времени, «Красная стрела», утром Москва и сразу, с вокзала, на работу. Можно успеть навестить друзей, посидеть в ресторане или просто побродить по вечернему Ленинграду. На этот раз у меня были два билета в Мариинку на балет «Лебединое озеро». Январь стоял сухой, морозный, по Владимирскому проспекту мела поземка. У подсвеченного огнями подъезда театра Ленсовета я едва не столкнулся с Сашей Гаврушовым. Шел он, засунув руки в карманы шинели, шапка надвинута на лоб. Обнялись. Саша предложил:
– Пойдем посидим где-нибудь, выпьем.
– У меня встречное предложение, идем в Мариинку. Есть лишний билет.
– Что-то мне сегодня не до искусства. Настроение скверное, поговорим по дороге. Я тебя провожу.
Мы миновали глыбу Владимирского собора, свернули на Загородный проспект. Саша рассказал, что служит на Камчатке, флагман дивизии атомоходов, надоело, перспектив никаких. Сейчас в отпуске, остановился в «Октябрьской», завтра в Москву, нужно поговорить с кадровиком Советовым. Может, что предложит.
– Незачем тебе в Москву ехать.
– Не понял.
– В ложе Мариинки сегодня будет Игорь Константинович Советов. Мы с ним вместе возвращаемся в Москву. Вот и поговоришь в непринужденной обстановке. Выпьем в поезде, перед отходом. Бутылка коньяка у меня в портфеле.
Мариинка, балет, коньяк, беседа в курилке – через три месяца Саша в Советской Гавани в роли начмеда базы, а еще через два года – заместитель начальника медицинской службы Тихоокеанского флота. Служба пошла.
…По высвеченному солнцем больничному парку летали серебристые паутинки, в виварии лаяли собаки. Неподалеку от вивария в тенистом углу разместился морг. В нем в начале века лежало тело поэта Иннокентия Анненского, умершего на ступеньках Царскосельского вокзала, по дорожке, ведущей к главному зданию Обуховской больницы, некогда прохаживался со свитой принц Ольденбургский, а на лестничной площадке больницы, перед тем как броситься в пролет лестницы, страдал от тоски и безысходности писатель Всеволод Гаршин. История переплелась с реальностью.
Продолжение следует.