После принятия в 988 г. акта крещения христианская церковь на Руси стала прилагать усилия к тому, чтобы весь уклад сексуальной жизни в браке и вне его поставить под свой контроль. В древности супругам дано было право расторгать брачные сожительства просто говоря друг другу: «Делай что хочешь» и так расторгать брак. В церковных канонах говорилось: «Глава жён — муж» (Ап. Павел), поэтому после обручения в церкви женщина становилась «принадлежностью мужа» и расторгать брачное сожительство без ведома церкви запрещалось.
У нас нет фактов существования на Руси во времена дохристианские проституции в том виде, в каком она существовала, например, в Древней Греции: с публичными домами, специальными законами, классификацией проституток.
Тотальный диктат христианских законов предполагал полное подчинение женщины своим душеприказчикам: брату, отцу, мужу, свёкру, помещику, князю, которые распоряжались ими «по своему усмотрению». В России, пережившей набеги викингов, тевтонцев и татаро-монгольское иго, женщины тысячами подвергались насилию, угонялись в неволю, продавались в рабство. С другой стороны, были невольницы и у русских мужчин, которых хозяева заставляли «обслуживать» нужных людей.
Во все периоды истории подобно бродячим ремесленникам, шли по дорогам Руси женщины, оставшиеся в силу тех или иных причин без семьи и крова. Вот они то и занимались проституцией на ярмарках и в кабачках, возникавших вокруг военных лагерей и поселений.
Крепостное право, которое окончательно было закреплено Соборным Уложением 1649 года, а также христианский «Домострой» (свод житейских правил и наставлений 16 века, возникший в среде новгородского боярства и купечества, и защищавший принципы патриархального быта и деспотической власти главы семьи) способствовали окончательному закабалению женщины.
Все иностранцы, пишет Н.И. Костомаров, поражались избытком домашнего деспотизма мужа над женою. В Москве, замечает один путешественник, никто не унизится, чтоб преклонить колено пред женщиною и воскурить пред нею фимиам. Вообще после христианизации Руси женщина стала считаться существом нечистым, поэтому женщине,например, не дозволялось резать животное: полагали, что мясо его не будет тогда вкусно. Печь просфоры дозволялось только старухам. В менструальные дни женщина считалась недостойною, чтоб с нею вместе есть. Авторы «Домостроя» писали: «Что есть женщина? Сеть утворена прельщающи человека во властех, светлым лицом убо и высокими очима намизающи, ногама играющи, делы убивающи, многи бы уязвивши низложи, темже в доброти женстей мнози прельщаются и от того любы яко огнь возгорается...Что есть жена? Святым обложница, покоище змеино, диавол увет, без увета болезнь, поднечающая сковрада, спасаемым соблазн, безисцельная злоба, купница бесовская». После установления на Руси христианских правил русская женщина стала постоянной невольницей с детства и до гроба.
В крестьянском быту, хотя она и находилась под гнётом тяжёлых работ, хотя на неё, как на рабочую лошадь, взваливали всё, что было потруднее, но по крайней мере не держали взаперти. У казаков женщины пользовались сравнительно большею свободой: жёны казаков были их помощницами и даже ходили с ними в походы. У знатных и зажиточных людей Московского государства женский пол находился взаперти, как в мусульманских гаремах. Девиц содержали в уединении, укрывая от человеческих взоров; до замужества мужчина должен быть им совершенно неизвестен; не надо было, чтоб юноша высказал девушке свои чувства или испрашивал её лично согласия на брак. Самые «благочестивые» и «набожные» христиане были того мнения, что родителям следует бить почаще девиц, чтоб они не утратили своего девства. Чем знатнее был род, к которому принадлежала девица, тем более строгости ожидало её: царевны были самые несчастные из русских девиц; погребённые в своих теремах, не смея показываться на свет, без надежды когда-нибудь иметь право любить и выйти замуж, они, по выражению Котошихина, день и ночь всегда в молитве пребывали и лица свои умывали слезами. При отдаче замуж девицу не спрашивали о желании; она сама не знала за кого идёт, не видела своего жениха до замужества, когда её передавали в новое рабство. Сделавшись женою, она не смела никуда выйти из дома без позволения мужа, даже если шла в церковь, и тогда обязана была спрашиваться. Ей не предоставлялось права свободного знакомства по сердцу и нраву, а если дозволялось некоторого рода обращение с теми, с кем мужу угодно было позволить это, то и тогда её связывали наставления и замечания: что говорить, о чём умолчать, что спросить, чего не слышать.
Редко дозволялось женщине иметь влияние на детей своих, начиная с того, что знатной особе считалось неприличным кормить грудью детей, которых отдавали кормилицам; мать в последствии имела над ними менее надзора, чем няньки и дядьки, которые воспитывали детей под властью отца семейства.
Обращение с жёнами было таково: по обыкновению у мужа висела плеть, исключительно назначенная для жены и называемая «дураком»; за ничтожную вину муж таскал жену за волосы, раздевал донага, привязывал верёвками и сёк «дураком» до крови - это называлось учить жену. Такого рода обращение не только не казалось предосудительным, но еще вменялось мужу в нравственную обязанность. Кто не бил жены, о том «благочестивые» люди говорили, что он дом свой не строит и своей душе не радеет и сам погублен будет и в сем веке, и в будущем, и дом свой погубит. Вместе с тем «Домострой» рекомендовал не бить жены кулаком по лицу, по глазам, не бить её вообще железным или деревянным орудием, чтобы не изувечить и не допустить до выкидыша ребёнка, если она беременна; он находит, что бить её плетью и разумно, и больно, и страшно (укрепляет веру и власть!), и здорово, т.е. полезно для здоровья!.. Это нравственное правило проповедовалось церковью всем. И даже самим царям при венчании митрополиты и патриархи читали нравоучения о безусловной покорности жены мужу. Несчастные женщины говорили: «Кто кого любит, тот того лупит, коли муж не бьёт, значит не любит».
Положение жены всегда было хуже, когда у неё не было детей, но оно делалось в высшей степени ужасно, когда муж, наскучив ею, заводил себе на стороне любезную. Тут не было конца придиркам, потасовкам и побоям; нередко в таком случае муж заколачивал жену до смерти и оставался без наказания, потому что жена умирала медленно и, следовательно, нельзя сказать, что убил её он, а бить её по десяти раз на день, не считалось дурным делом. Несчастная, чтобы избежать побоев, соглашалась на добровольное заточение в монастырь. Когда жена упрямилась, муж, чтоб разлучиться с немилою-постылою, нанимал двух-трёх негодяев-лжесвидетелей, которые обвиняли её в прелюбодеянии и тогда монастыря уже было не миновать.
Не всегда, однако, жёны безропотно и безответно сносили суровое обращение. Иная жена, бойкая от природы, возражала на его побои бранью, часто «неприличного содержания». Но ещё случалось, что за своё унижение женщины мстили обычным своим способом: тайною изменою. Как ни строго запирали женщину, она склонна была к тому, чтоб «положить мужа под лавку». По свойству человеческой природы рабство всегда рождает обман и коварство.
У зажиточных домовитых людей всё было так устроено, что, казалось, невозможно было сблизиться постороннему мужчине с их жёнами, однако примеры измен таких жён своим мужьям были нередки. Запертая в тереме жена проводила всё время со служанками, а от скуки вела с ними «пересмешные», «скоромные» речи и приучалась располагать своё воображение ко всему «нецеломудренному». Эти служанки вводили в дом разных торговок, гадальщиц, и в том числе таких женщин, которые назывались потворенными бабами, то есть, «что молодые жёны с чужими мужи сваживают». Этих соблазнительниц всегда можно было застать там, где женщины и девки сходились: на реке, где мылось бельё, у колодца, на рынках и так далее. Заводили знакомство со служанками, а через них доходили и до госпож. Вот такого рода женщины были пособницами волокит, и случалось так, что разом одна тайно служила мужу от жены, а жене от мужа.
Хотя блудодеяние преследовалось строго по нравственным понятиям и даже в юридических актах блудники помещались в один разряд с ворами и разбойниками, очень часто знатные бояре, кроме жён, имели у себя любовниц, которых доставляли им потворные бабы, да сверх того не считалось большим пороком пользоваться и служанками в своём доме. По свидетельствам одного англичанина, один любимец царя Алексея Михайловича завёл у себя целый гарем любовниц, и так как его жена этим была недовольна, то он предпочёл лучше отравить её. Вообще же мужчине и не вменялся «разврат» в такое преступление, как женщине.
Между родителями и детьми также господствовал дух рабства, нередко переходивший в слепой деспотизм. Чем «благочестивее» был родитель, чем более проникнут был христианским учением, тем суровее обращался с детьми, ибо церковные понятия предписывали ему быть как можно строже: «Наказуй отец сына из млада, учи его ранами бояться бога и творить всё доброе, и да укоренится в нём страх божий, а если смолоду не научишь - большого как можно научить». Слова считались недостаточными, поэтому автор «Домостроя» советует: «Сына ли имаши, не дошед внити в юности, но сокруши ему рёбра; аще бо жезлом биеши его, не умрёт, но здрав будет, дщерь ли имаши - положи на ней грозу свою». Этот суровый моралист запрещал даже играть с ребёнком.
Жизнь крестьянок всецело тоже принадлежала хозяевам. По отдельным свидетельствам, помещики, приглашая соседей, обеспечивали им сексуальные развлечения за счёт наёмных женщин, либо домашней прислуги. В городах также широко были распространены «блуд и прелюбодеяние». Согласно историческим свидетельствам в годы царствования Ивана Грозного широко практиковались сводничество и содержание «притонов разврата». По свидетельству англичанина Джерома Горсея, сам царь хвастался, что «осквернил» уже тысячу девиц, которых ему исправно поставляли приближённые. Примеру царя следовали и придворные. В среде бедняков были популярны традиционные формы «русского разврата»: в кабаках, в корчмах и банях.
Период правления императора Петра I ознаменовался проникновением в Россию профессиональной «проституции». При Петре в Санкт-Петербурге появились публичные дома, которые содержались иностранцами и имели чёткую организацию, уже отработанную на Западе. В конце XVIII века здесь уже были целые кварталы публичных домов. Они располагались на окраинах города и хозяйками таких заведений являлись, как правило, голландки и немки.