На проходной было тише, но не намного, хотя от царившего здесь уныния аж сводило зубы. За тяжелым лакированным столом, придвинутым к верхней ступеньке лестницы, сидел, подперев обросшую морду, скучающий дежурный-вилктак. (4) Рядом с ним на столе, возле лампы, стояла пластиковая новогодняя елка, покрытая толстым слоем пыли и украшенная гирляндой. Что у дерева, что у дежурного вид был такой, словно они пылились здесь как минимум лет десять, а то и больше. В воздухе резко пахло хвоей - и кошачьей мятой.
- Боюсь разочаровать, но если это к празднику, то ты немного опоздал, - хихикнула я. Оборотень нехотя поднял голову, отрываясь от созерцания полупустого стаканчика с остывшим кофе.
Честно говоря, для вилктака он выглядел странновато: узкая звероподобная морда его поседела и осунулась, рыжая шерсть обвисла и сделалась тусклой, желтые усы поникли, и вообще он выглядел помятым, будто снятая со стены шкура, которую уже изрядно поела моль. А может, это он просто не выспался...
- Привет, проходи. Пришедшим посылаем приветствие премудрой правды, - вилктак говорил так, словно отчитывал, засыпая, какую-то плохо отрепетированную роль, и слушать его было чревато впадением в оцепенение, схожее с сеансом медитации. Я почувствовала, что невольно начинаю зевать, а он все продолжал вещать, не замолкая, и лупил себя по лапам толстым хвостом. - Созывать собрание собирались самыми сильными света сего. Неделю не наступало ненастье. По прошествии пролетело, промелькнуло птицей, и домой, долой - долго де?.. Все высиживаю, выжидаю выгоды. Нет нигде, не найти...
Рядом с дежурным на столе стояла громоздкая механическая точилка без карандаша и возвышалась кипа сшитых бумажных папок, перевязанных тонкой тесемочкой. Пока он говорил, я тихонько рассматривала пожелтевшие от времени обложки - интересно, что там?.. - и отчаянно терла глаза, но веки все равно слипались и казались какими-то набухшими и тяжелыми, как свинец. Больше всего на свете хотелось остаться здесь, прилечь прямо возле этого стола и вздремнуть пару часиков под колыбельную увлеченного тихого бормотания.
Баю-баюшки. Баюн! Ай!..
Я почувствовала, как одна из моих ритуальных побрякушек - серебристо-зеленая ящерка - вылезла из-за воротника и ощутимо больно вцепилась мне под ключицей. Сонное теплое оцепенение как рукой сняло - наоборот, нахлынула какая-то ясность, и сразу стало понятно, что мне очень холодно стоять на продуваемой проходной в промокшей одежде.
- Это все конечно очень интересно, но мне пора!.. - торопливо произнесла я, не давая коту снова завести свою заунывную шарманку, и быстрыми шагами направилась к лифтам.
В спину мне донесся расстроенный вздох Баюна: "Ну вот, и эта сорвалась... Старею я, видимо..."
...На моем этаже все было тихо. Я вышла из лифта и огляделась. За спиной скрипнули двери, кабина тут же гулко загрохотала, ухнула вниз и со скрежетом покатилась куда-то в сторону. Я машинально проследила за звуком, удаляющимся по направлению к другому подъезду. Вообще каталась она куда только хотела.
Я сама каждый раз отчаянно зажимала кнопки, с неким ужасом гадая, где могу оказаться, если лифт что-то "перепутает".
Первой в этом перечне была "восьмерка", она же - перевернутая бесконечность, отрезком которой и представлялся наш дом. Она отвечала за то, чтобы кабина ездила вверх и вниз, а не моталась из стороны в сторону. Следующей шел этаж. Как добираются домой жители восьмого этажа, для меня оставалось непонятным...
Одна из дверей в соседнем коридоре свинтила погулять: в образовавшемся проеме завесой клубилась стылая тьма, больше ничего не было видно. Хозяин квартиры, одетый в серый свитер и штаны с начесом, сидел тут же, на корточках, положив снятую с петель дверь плашмя, и сосредоточенно возил по ней кисточкой, изредка обмакивая ту в стоящую рядом кофейную банку.
У него было сухое, костлявое телосложение, прическа с бакенбардами, в которых уже проклюнулась седина, а сами волосы на голове топорщились и стояли так, что казалось, будто под ними притаилась пара шерстяных звериных ушей. Волкулак сжимал в зубах наполовину выкуренную сигарету, временами тушил пепел прямо в банке и выглядел вполне весело и бодро, как и предполагалось в полнолуние.
Квартирная дверь с каждым мазком приобретала все более глянцевый и красный вид. Я с любовью взглянула на свою. Огромная, в полметра, ящерица с лакированными заостренными чешуйками загадочно мерцала в темноте, обвив хвостом дверную ручку и уставившись в глубину подъезда неподвижным оранжевым глазом...
Тут я остановилась, потому что внезапно разглядела нечто, чего возле моей квартиры никогда раньше не было... Белая надпись. Словно затертая рукавом, меловая, она расплывалась по контуру двери, и конец ее терялся на фоне лоснящейся подъездной стены.
"Полюбивший..." - дальше шло странное определение, в котором я смогла распознать только "черти" и "омуты", но первое слово, как нарочно, ярко бросалось в глаза, заставляя обращать на себя внимание. Вспыхнув, я стыдливо вжала голову в плечи и, приоткрыв дверь, тихонько скользнула в коридор.
* * *
Дома я первым делом стянула с себя мокрую одежду, которую бросила под дверью в ванную, и распахнула дверцы гардероба, предвкушая выбор наряда. Шкаф стоял в комнате - большой и светлой, и сейчас из окон виделся лес, залитый белесым туманом. Но не тот, в которому я привыкла в Астрале - мощный и густой, ощущаемый, как сплошная завеса. Старые раскидистые елочки стояли под окном, которое я тоже когда-то видела на другой стороне. В другом измерении.
А было это так...
... - Вот, давай, Хема, смотри, это совсем несложно. Раз, два, три, четыре, пять... - сестра снова раскладывает передо мной цветные детские карточки. Мы сидим на ковре в комнате и играем. Точнее, играю и верчусь только я, а сестренка пытается научить меня считать.
- Давай вместе: три, четыре, пять, шесть...
- Семь! - угадываю я.
- А дальше?
- Восемь! - я смеюсь. Мне больше интересны рисунки и красивая, цветная книжка-раскраска, лежащие на столе, но я знаю, что просто так к ним не добраться, и приходится мучаться, разглядывая картинки и пытаясь их сосчитать. Картинки тоже красивые - здесь котенок с бантиком, и лев, и полосатая зебра со смешным кисточкой-хвостом пасется на лугу. Я улыбаюсь и глажу ее, представляя, что эта зебра-пони настоящая и живая.
- А после? Ну скажи же, какая цифра, - сестра не хочет, чтобы я отвлекалась.
- Шесть!
- Нет... Это не шесть.
- Перевернутая шесть!
Она очень серьезная девочка и ведет себя как взрослая, хотя старше всего на три года. Хмурит брови, надувает губки, морщит нос и в такой момент становится розовая, как поросенок из сказки. Ковер подо мной колючий, я ерзаю, потому что мне неудобно и колко, и я вообще не хочу больше играть в эту игру.
- Хема! Я же сказала, не отвлекайся! - Нина рассерженно сжимает кулачки и становится совсем красной.
Мама просит, чтобы я называла ее сестрой, ведь теперь она и ее отец - тоже часть нашей семьи, но мне не хочется, чтобы эта плотная, пухленькая девочка становилась мне родной.
- Не хочу, - я встаю, демонстративно беру книжку и сажусь за стол рисовать. Я рисую то, что вижу за окном. Лес. Елки. Много-много елочек. И солнышко. Обязательно солнышко.
Штрихуя зеленым карандашом, я через некоторое время оборачиваюсь к Нине, которая все еще сидит на прежнем месте, насупившаяся:
- Хочешь, я тебе тоже кое-что покажу? - спрашиваю примирительно. Она не отвечает, но мне кажется, что она хочет - просто немного вредничает. Я протягиваю ей навстречу ладошку - одна из карточек, рассыпанных вокруг, начинает медленно ползти в сторону сестренки, чуть приподнимаясь, а потом и вовсе взлетает в воздух и падает ей на коленки. Это та самая зебра, которая мне понравилась. Мне казалось, она поднимет ей настроение.
Но вместо этого Нина испуганно смотрит сначала на карточку, потом на меня, а потом снова. Уголки ее губ дрожат, она разражается пронзительным криком и убегает из комнаты...
Наверное, не нужно было этого делать. Она рассказала маме, а та, нахмурившись, мелко и испуганно перекрестилась, перекрестила меня и поставила в угол, чтобы я не творила "дурных дел". У нее глаза серьезные. Я заметила, что в последнее время она много работает и часто не появляется дома допоздна. Мне не хочется ее расстраивать, поэтому я терпеливо жду, вырисовывая пальчиком фигурки на клетчатых обоях. Наказание в углу скучное, и я быстро устаю стоять, но так нужно. Всем нам просто нужно немного времени, чтобы привыкнуть друг к другу. Маме просто нужно время, чтобы привыкнуть к другой семье. И не забывать, что от старой у нее осталась я...
...Я вытащила из гардероба платье, надела его и с удовольствием покрутилась, рассматривая себя в зеркалах. В одном из них, на дверце, блестело странное круглое пятнышко, как будто кто-то надышал на стекло и протер себе окошечко. С обратной стороны.
Сейчас это меня не смущало, но помню, как, только попав сюда, я многому удивлялась. А некоторому не перестаю удивляться до сих пор...
...У нас есть сосед, пьяница: раньше жильцы постоянно встречали его бродящим по подъезду, босиком, оставляющего за собой мокрые отпечатки-следы, с вечно выпяченным животом, покрытым рыжеватыми волосами. Он носил растянутые широкие штаны, у щиколоток схваченные резинками, и выцветшую майку-матроску под шелковым восточным халатом, красивым когда-то, а теперь заляпанным сушеной чешуей и масляными пятнами соуса от "Атлантических шпрот". Позади него волочилась по полу засаленная седая борода.
У старика было странное имя, не то настоящее, не то выдуманное, но жители всегда называли этого соседа Хоттабычем.
Он постоянно бубнил что-то себе под нос, нервно теребил бороду и то пропадал из подъезда, то вновь появлялся в нем с периодичностью в пару часов, и отовсюду, выстилая за стариком своеобразный след, сыпались объекты его странных, затуманенных алкоголем желаний вместе с вырванными из бороды клочками волос. Абсолютнейший хлам, каким его с уверенностью можно было назвать: ржавые чугунные сковородки, фарфоровые блюдца, мясорубки, проеденные молью тапочки вкупе с поношенным расписным тряпьем, китайскими веерами, благовониями и псевдозолотыми побрякушками с восточного базара.
Сам неудавшийся творец, совершив свой маршрут от порога квартиры до проходной, где были самые высокие потолки, заматывался с головой в какой-то коврик, возносился к потолку и там засыпал до очередной своей вылазки, почесывая белые от штукатурки бока, пока разозленные жильцы разгребали от завалов рухляди свои двери и строчили коллективные жалобы главуправе.
Престарелая Гарпия в бешенстве закрывалась в своем кабинете, где объявляла себя слишком подверженной стрессам (а оттого, мол, и без усилий стремительно теряющей вес), провозглашала по этому случаю обеденный перерыв и не пускала к себе никого в течении дня, а то и двух, по истечению которых справедливый пыл жильцов понемногу утихал. И все повторялось заново...
Еще по подъезду с незапамятных времен шатался не то эффект чьего-то странного воображения, не то плод неудачного энергетического эксперимента: абсолютно каменная статуя богини Афины, совершенно безрукая и непоправимо холодная, с плаксиво сморщенным прекрасным мраморным личиком и пронзительным голосом сирены.
Хоть и поговаривали, что, мол, статуя сама по себе - вещь немая, неподвижная, и говорить и ходить не может, но изредка с лестничной площадки в районе десятого этажа доносились заунывные вопли и громкое, беспорядочное цитирование "Илиады" на древнегреческом.
Но ожившая подобно Галатее капризная богиня вовсе не была единственным нарушителем общественного порядка.
Одно время в Доме часто околачивался мой старый знакомый - Баг Будигост. Шутник со специфическим чувством юмора.
Честно говоря, шалости у него были так, на двоечку: одним он менял вывешенное на просушку белье, так, что соседи потом полдня спорили, где чья-то белая простыня; другим сдергивал одеяло с ног во время сна, гремел посудой, хлопал дверцами в кухне и шевелил занавесками... В общем, всеми силами изображал из себя полтергейста.
Хотя сам представлялся чем-то вроде оборотня. Из разряда, что вечно обросши шерстью, не мытые и слегка обтрепанные. Впервые я застукала его у себя на кухне ночью за очередным хулиганством - согнувшись и присев на корточки прямо посреди обеденного стола, Косматый старательно заплетал бахрому на скатерти в кривые спутанные косички. Видимо, только на это хватило его скудной фантазии. Кастрюль, которыми можно было погреметь, у меня не оказалось, дверцы шкафчиков закрывались мягко и бесшумно, а сама я спала в другой комнате, и ему еще повезло, что он не сунулся ко мне, а то было бы хуже.
Увидев в темноте посреди стола сгорбленную шерстяную спину, я взвизгнула - кто бы не испугался?! - и со всей силы огрела незваного гостя тапком. Так мы и познакомились.
Баг много путешествовал, не раз бывал за пределами Дома и всегда рассказывал после множество интересных историй. Это было похлеще всех сплетен и новостей косноязычного Алоизия. Мы быстро сдружились.
А потом он куда-то пропал. То ли растворился в Астрале, то ли просто исчез преждевременно.
Говорят, оборотней забирает Луна... Хотя, мало ли что говорят! Толкуют, что и человек произошел от обезьяны!..
Неожиданно в коридоре раздался звонок. Я узнала его: резкие трели с птичьим щебетом исходили из висящего на стене большого старинного зеркала в золотой оправе. Я распахнула дверь и огляделась. В прозрачной поверхности отражалась сонно озирающаяся лосиная голова.
- Какая красота! Очей очарованье! - одухотворенно пропели из зеркала и тут же сменили темп. - Ты на свете всех...
Только сейчас я поняла, что у меня неловким образом задралось платье.
- Тише! - цыкнула я, оправляя юбку. Я так и не успела разглядеть, кто это вещал из затуманенной поверхности. Но тут зеркало вздрогнуло, по стеклу заструилась мелкая рябь, и навстречу мне из прозрачной глубины проявилась маленькая головка с острым личиком и покрытая красным шерстяным платком. Острый и длинный нос заканчивался аккуратным розовым пятачком, по бокам головы бойко торчали треугольные ушки.
- Заказ делать будем? - в нос и звонко проговорила пришелица, тонкими ручками-веточками поправляя на плече ремешок тяжелой холщовой сумки. Платье-ветошка топорщилось на маленькой фигуре, словно вместо самоварной бабы внутрь просунули засохший стручок. Похожие на куриные, круглые оловянные глазки смотрели на меня в упор.
Ну вылитая кикимора!..
- А что нынче в моде? - осторожно поинтересовалась я. На самом деле мне ничего не было нужно.
- Отвары приворотные, зелья вредоносные, амулеты беспощадные, - с задором заверещала кикимора, загибая узловатые пальчики. - Нынче также пользуются спросом приспособления магические, микстуры от сглаза и порчи, подковы, оставленные на перекрестке, ритуальные бусы из бузины и настойки на цветках папоротника... - она так увлеклась, что готова была говорить, наверное, часа два без остановки.
Я хитро прищурилась и, выждав паузу, поинтересовалась:
- А куриные боги есть? (5)
Непрошеная гостья внезапно вспыхнула и оскорбленно завертела востроносой головой.
- Запрещенных товаров не держим! - зло взвизгнула она и, угрожающе треснув сухим кулачком по стеклу, мгновенно растворилась, оставив мне на прощание горьковатый запах полыни.
Тут же висящая на стене картина шурхнула и, провезя рамой, повисла на одном гвозде. По коридору разнесся удаляющийся победный клич:
- У-ху-ху-ху-ху-у!..
- А ну-ка тихо! - недовольно прикрикнула я, берясь за тапочек. Гул затих. В разливающейся вокруг мелодичной тишине тонко перезванивали мои подвесные ветряные колокольчики. Я успокоенно надела тапок и снова взялась за ручку двери, ведущей в комнату.
И тут пронзительно затрещал входной звонок!..
Продолжение: http://www.proza.ru/2019/03/10/99