«Ибо нет места без духа».
Мавр Сервий Гонорий, IV в. н. э.
Латиняне, всё же были умными людьми, и, несмотря на разделяющую их и нас, нынешних, бездну лет и событий мировой истории, вероятно в чём-то были даже умнее нас. По крайней мере, они не стремились с маниакальной настойчивостью разрушить мир, в котором жили, пришпоривая ход этой самой истории.
Западная Римская Империя, конечно, умерла, но угасание её было весьма растянуто во времени, и если и мы сможем протянуть те самые два с половиной века, что длился упадок Римской Империи, то можно определённо считать, что нам очень и очень повезло.
Я даже придумал новогоднее поздравление: «С очередным нас тупеющим!»
Потому что год от года мы становимся всё глупее и глупее. Какая, скажите, польза мне, моим близким, друзьям, друзьям моих друзей от открытий в квантовой, например, механике, пронизании космического пространства до самых глубин Вселенной, прочих премудростей, ежели жизнь здесь, на нашей замызганной планете становится хуже, страшнее, безотраднее и безперспективнее.
И всё же развалины, или, как пишут в путеводителях, основания бывших некогда красот, обильно припудренные пылью и мусором последующих веков, ещё способны вызвать учащённое сердцебиение при прикосновении к раскалённым солнцем или мокрым от осенних дождей камням…
Такое вот учащённое сердцебиение и навеяло когда-то римлянам мысль о «Духе Места» – Genius Loci.
Это когда человек оберегает неповторимую атмосферу какого-либо городка, деревеньки, или даже просто уютной полянки в густом лесу, например, где он родился, или долго жил. И когда этот человек вынужден уехать, он с грустью, сейчас модно говорить – с ностальгией, вспоминает узкие улочки Старого Города, душистую черёмуху, доверчиво растущую под широкими сильными ветвями вековой сосны, вспоминает прошлое, которое на расстоянии, смягчённое временем, оказывается почему-то всегда лучше безрадостного настоящего.
Вероятно, именно поэтому в разных уголках нашей планеты можно с удивлением встретить одинаковые названия городов.
В одних только Североамериканских Соединённых Штатах аж 22 Москвы, 16 Лондонов, 12 Одесс, ещё по одной Одессе можно найти в Канаде и Бразилии.
Яркий пример – Брест Французский и Брест Белорусский, рефреном замыкающие Европу. Добавим сюда польский Бжесць-Куявский.
И поскольку французы раньше назвали свой город этим именем, то логично предположить, что кого-то из них занесла судьба в болота при слиянии речушек Буг и Мухавец, в местечко Берэсьце. Проведя несколько времени вдали от родины, ополоумевшие от скуки и тоски по дому брестские французы и окрестили Берэсьце Брестом, тем более что и названия вполне себе созвучны.
Но я сейчас не об этом.
В 1632 году шведский король Густав I I Адольф основал в Эстляндском городке Дорпте университет. Это был один из 15 университетов, открытых к середине 17 века королевской хартией. Втрое больше университетов создала католическая церковь. Она вообще в Средние века заботилась, опекала, поощряла, пестовала образование, развитие наук, техники, промышленной технологии, философии и права, обеспечив их развитие.
Надо здесь заметить, что в Московском университете в 18 веке профессора на лекциях по философии и праву рассказывали о божественном происхождении законов и царской власти. А после подавления восстания декабристов в университете назначена была целая ревизия с целью перестроить Московский университет в духе самодержавия, православия и народности. Но мы отклонились.
В 1710 году Пётр Первый внезапно метнулся со своим войском из Полтавы, где одержал убедительную викторию, на Балтику, и… эта кампания может с полным основанием войти в историю, как то самое пресловутое прорубание Петром Великим окна в Европу.
Только при капитуляции Риги 4 июля русские войска пленили пять с лишним тысяч человек. Часть из них обменяли на русских пленных, захваченных в 1700 году под Нарвой, а остальных просто отпустили. Но, как оказывается, не всех.
А в истории Тартуского университета наступила пауза без малого на век. Неофициальное открытие Императорского университета в Дерпте состоялось лишь в апреле 1802 года.
А в году 1710 среди студентов Academia Gustaviana были юноши из местечка Кеммерн, что в двух десятках вёрст от Риги. И уж больно ершистыми оказались молодые латыши – как же – будущие магистры, философы, спорщики и непоседы…
И генерал Аникита Иванович Репнин, принявший со своими полками капитуляцию Риги, просто вынужден был изолировать буйную молодёжь. В составе его армии был Сибирский полк, сибиряки и предложили место для успокоения задиристых мальчишек.
И отправили студентов в даль неведомую, на берега столь же буйной реки Томь, и определили на поселение в деревеньке Комарово. Об это деревне упоминает доктор Даниэль Готлиб Мессершмидт, отправленный Петром Первым примерно в начале 1719 года в Сибирь для всяческого её изучения и применения к нуждам России.
И в 1721 году доктору повезло – он обнаружил между деревнями Комарова и Красная, что и подтвердила экспертиза взятых образцов, немалые запасы каменного угля. Одним из помощников доктора Мессершмидта в его изысканиях на берегу реки Томь был лейтенант Ээнберг, проявивший немалую отвагу при обороне Ревеля и живший в Комарово вместе с нашими Кеммернскими студентами.
А через тринадцать лет, осенью года 1734, Степан Петрович Крашенинников, географ, путешественник, исследователь Сибири, упоминает уже деревню Кемерово.
Вот вам и Genius Loci!
Оторванные от родного дома, от товарищей по университету, молодые люди, обуянные ностальгией по ушедшим дням, несколько смягчённой временем, и от этого ещё пуще сладкой и страстной, стали называть деревню Комарово именем своей родины – деревеньки Кеммерн, что в двух десятках вёрст от Риги. Местные жители переиначили название на свой манер – Кемерово.
И прижилось!
«Ибо нет места без духа».