7. Вечер больших сомнений

Гоша Ветер
         На излёте дня, когда начало смеркаться, поужинав не слишком поздно, съев двойную порцию креветок; попив пивка, очень похожего на бутылочное пиво советских времён и поэтому вкусного вдвойне; пофлиртовав с официанткой, глазами и улыбкой, я пошёл, как каждый вечер, прогуляться. На променад, как говорится.
         Променадой служит единственная улица вдоль автомобильной дороги, ведущей в главный город этой части острова, с названием Морохабль, на которой чередуются ресторанчики, кафе, игральные салоны, палатки с сувенирами, где есть и пара дискотек. Всё как всегда — обычная декорация приморских городков, расчитанных на кошельки туристов из Европы. Как полагается, есть и торговля, с бутиками всех известных марок.
         Кто-то заходит в них по доброй воле, (мужей обычно затягивают туда силком), кто-то глазеет на витрины, привлечённый блеском золотых часов и украшений, напичканных на маленьком пространстве. Другие изучают стеклянные витрины с айфонами, крутыми фотоаппаратами, ноутбуками. Разумеется, всё самое лучшее и намного дешевле, чем в Европе — как уверяют прилипчивые продавцы, сплошь мароканцы. Марокко, кстати, совсем недалеко от острова, в каких-то километрах ста, и можно сделать вылазку туда дня на три. А там, как говорят, и золото, и айфоны ещё дешевле, а если жестоко торговаться, то можно получить добро вообще задаром. Короче, сказка экзотической страны!
         Сам я отношусь к числу глазеющих. Люблю смотреть и на витрины, и на людей, туда заглядывающих. За стеклом ярко освещённых витрин блеск золота начинает играть на гранях тщеславия, соблазняя людей, — обычно в жизни скромных, работающих слесарями, поварами, водителями, на конвейерах заводов, — купить вещицу, с которой он будет выглядеть важнее, чем он есть на самом деле.
         Иногда на лицах можно буквально высмотреть борьбу с собой, и Боже упаси, в минуту слабости сдавшийся тщеславию прохожий заходит в этот магазин. Оттуда он пустым уже не выйдет. Потом, попозже, недели через две, он осознает, что перстень, или массивные часы, помпезностью своей не согласуются с бытом повседневности. Их просто стыдно одеть, да и куда? Да, так бывает иногда. Амбициозность встепенулась, забрала дань, и снова улеглась. До следущего лета.

         Народ вечером в основном гуляет: в этом есть потребность. Ленивый день, проведённый в полудрёме, обильная еда, лежание на пляже, в комнате, лежание везде где можно, вызывает в теле инстинкт самосохранения. Хотя бы прогуляться, километра два, дать мышцам ног нагрузку, вернуть дыханию привычный ритм.
         Тихий зум из слов: немецких, английских, датских, финских, французских — а как по мне, особенно испанских — делает прогулку уютной. Там или здесь бывают всплески смеха, или краткого окрика; мелькают мимо попки, ножки, бюсты всех размеров.
         Ещё мелькают взгляды, чаще всего, скользнувшие равнодушно мимо. Иногда встречается взгляд в упор, оценивающий, или призывающий к контакту, говорящий: «Подойди, спроси о чём-нибудь». В целом глаза лучатся покоем, легкой усталостью, и лишь унылый взгляд уличного певца, подыгрывающего себе пальцем на ребристой картонке, однотонно и невнятно исполняющий гнусавенький речитатив, с пустой кепчонкой у ног, выбивается из общей картины вечерней идиллии; как и злые взгляды продавцов уличных магазинов, у которых сегодня не купили обувь, чемоданы, надувные баллоны, маски для ныряния, зонты, и прочее барахло, лежащее на столах, висящее на верёвках, которое экономные туристы из Европы имеют обыкновение притаскивать с собой.

         Мой взгляд был в этот вечер рассеян и задумчив. Снова и снова в голове крутилась беседа с ветром, и если честно, не раз, не два, не три, ловил себя на мысли, а был ли он вообще? Вдруг я уснул на лежаке, и мне приснилось? Причудливый, похожий на реальность сон. А вдруг шиза? Эх, Гоша, Гоша. Ну ладно, сегодня крепко бы уснуть, без накрутки и без сомневающегося сознания, а завтра мы с ним вместе будем снова вслушиваться в говорящий тростник. Ха-ха.
         Гудящие усталостью ноги уже несли меня к отелю. Было часов десять, малолюдно, тихо. На чёрном небе среди россыпи звезд я увидел «свою», которая и не звезда совсем. Не буду углубляться в пояснение, почему звезда не звезда, может быть расскажу об этом позже.

         Недалеко от моего отеля, на перекрёстке в виде кругового движения, посередине, стоит ловушка для ветров, о которой днем упоминал ветер. Одна из местных  достопримечательностей, как скелет дитеныша кита, или маяк.
         Довольно большое устройство, метров пять высотой, в виде всяческих колёс, вертушек, флюгелей, пластин, труб, причудливо встроенных друг в друга. Плод фантазии инженера, любящего доставлять удовольствие, и наверное, он думал при этом о людях, которые помянут его добрым словом.
         Я бы назвал устройсто не ловушкой, а игрушкой для ветров. Когда бывает ветренно, всё внутри механизма приходит в движение. Всевозможные сферы и кольца крутятся в разные стороны, вертушки шумят, вращаясь, пластины издают звон, как будто звучат колокольчики, трубы подвывают, и всё двигается с такой легкостью, как будто не железное и не массивное.
         Сейчас вертушка была почти недвижной. Проходя мимо, я крикнул: «Эй, ветер. Спокойной ночи. Ударь пластинками, развей мои сомнения». В ответ была мне тишина. Не дрогнули, не колыхнулись железные полоски. Или ветер был далеко, меня не слыша, или он спал уже, набираясь сил для озорства на завтра, или мой ум был прав, когда шептал: «Ну и дурак ты Гоша».

         Как хорошо, что этой ночью в комнате я был один. Хотелось выспаться.
         Два дня назад у меня ночевала немка, которая назавтра улетала. Мы пару раз встречались с ней на завтраке в столовке. Я её приметил, но как-то не выдавалось повода заговорить, как бы случайно. Приходила она рано, как я, быстро ела свои мюсли, а потом её видел издалека бегающей вдоль побережия. Заметил, когда у людей истекает время отпуска, в последний, или два последних дня, они становятся решительнее, и если случается знакомство, то нет этой фазы, «вокруг да около». Отпуск должен завершиться на высокой эмоциональной ноте, лучше всего, в горячем, любовном приключении. Мне кажется, так было с этой немкой.
         Она подсела ко мне за ужином, спросив разрешения, когда я, насытившись едой, лакомился мороженым. В руках её была чашка со своим мороженым, с такими же самыми шариками шоколадного и лимонного, как и у меня.
         Я улыбнулся, кивнув на её чашку, заметив, что у нас, похоже, одинаковые пристрастия, что касается сладкого. Мы с ходу разговорились, о чём-то посмеялись, через десять минут посетовали на то, что не познакомились раньше.
         Звали её Сандрой, и она смешно повторила моё имя, когда я представлялся — Кошья. Предложил ей погулять вдоль моря. Посидели немного на спинке скамейки, забравшись на неё с ногами. Остановились потом у деревяного ограждения, стуча камешком по свае, подзывая земляных белок.  Взял её руку, она придвинулась ко мне, и мы обнялись. Всё стало ясно без лишних слов.
         Лицом она была не то чтобы красавица, но явно не лишена привлекательности. Для меня важны глаза, улыбка и губы, а если нос длиноват или вздёрнут, или определённый цвет волос, то это второстепенно. Вообще, я выделяю в первую очередь не внешность, а фигуру, а если женщина является обладательницей стройных, рельефных ног, то всё остальное теряет (почти) значение.

         Сандре было, на вид, лет тридцать пять; довольно высока, примерно метр семьдесят, что с моими метр восемьдесят неплохо сочеталось. Тёмные волосы, правильный, слегка вытянутый овал лица, полные губки, загорелая шея. Под ярким топом угадывалась немаленькая грудь, талия тоже имела очертания, ну и ноги были что надо, совсем в моём вкусе. От неё пахло каким-то цветочным ароматом, и было ощущение, что мы давным-давно знакомы, то есть не было ни тени неловкости, присущей первому знакомству и первому свиданию.
         Мы постояли так немного, привыкая друг к другу; она, положив мне голову на плечо, а я уткнувшись губами в её шею. Потом мы целовались. Потом, смеясь, дурачась и припрыгивая, заторопились назад. В отеле мы расстались ненадолго, выйдя из лифта каждый на своем этаже, а через четверть часа она впорхнула в мою комнату в шикарном шёлковом, то ли халате, то ли платье, до самого пола.
         Я успел за это время создать видимость порядка, засунув раскиданные носки, футболки, плавки в сумку. Расправил простыню кровати, сложил два одеяла стопочкой, предполагая, что они могут пригодиться, запрыгнул в душ.
         Люблю эти моменты ожидания и предвкушения. Желание искрится, кровь начинает приливать туда, куда положено, и хочется, чтобы реальность превзошла все ожидания.
         Так и оказалось с Сандрой. Прислонившись, или скорее, полуприсев на стол, чтобы быть с ней на одном уровне губ и глаз, я притянул её к себе за талию. Она очень женственно подняла руки, положив их мне на плечи, и мы некоторое время смотрели друг другу в глаза. Начиналось волшебство. Два человека встретились, чтобы подтвердить действие великого закона притяжения полов.

         Её губы приоткрылись, приглашая к поцелую. О Боже, эти губы, они умели и ласкать, и целовать! Мы слились в долгом, страстном поцелуе. Есть разница между поцелуями на улице, в которых вроде тоже есть глубина и проникновение, но в уединении закрытого, уютного  пространства поцелуй становится втройне весомым.
         Руки наши уже не стеснялись в исследовании выпуклостей и впадинок тел, мы прижимались всё теснее, и стало ясно, что надо избавляться от одежды, перенося прикосновения губ на более обширное пространство. Сандра сделала мне намёк руками, потянув футболку кверху. Я быстро её скинул, расстегнув заодно ремень и замок на джинсах, приготовившись выскользнуть из них в ближайшие секунды.
         Она чуть отступила назад, потянула ленты на плечиках платья, узелки развязались, и шёлк скользнул по телу вниз. На свет явилась ослепительная  нагота, не прикрытая ни бюстгалтером, ни трусиками. Я это знал уже заранее, когда разрешил своим рукам ласкать её через одежду, но эффект момента ей удался. Я таращился на Сандру, всем своим видом показывая, что она прекрасна. Женщина должна видеть восхищение ею, даже если тело несовершенно, а в самый первый раз несовершенных тел не бывает. Бывает возбуждение новизны, туманящее сознание пеленой, через которую всё видится идеальным.
         Сказав негромко: «Комм», что означает: «Иди ко мне, приди», она ступила шаг назад, к кровати, не отворачиваясь от меня лицом. Новый шаг, ещё шажок, присела на кровать, передвинулась к середине, наблюдая, как я срывал с себя носки, одежду, оставшись без трусов, стесняясь чуточку эрекции в той стадии, когда «дружок» уже дубовый.
 
         Не знаю, стоит ли писать, что было дальше, в деталях и подробностях. В каком-нибудь другом рассказе я, может быть, решусь на это, ну а сейчас скажу лишь, что ночь была на редкость и душевной, и любовной. Я был удовлетворен её открытостью, её умением вести любовную игру, и своим настроем тоже; что смог заставить её прийти к оргазму столько раз, сколько мне этого хотелось.
         В любви я не бываю эгоистом, умею сдерживать себя надолго — ведь это удовольствие из тех, редчайщих, где человеку во время акта даруется выход из себя. В космос, в рай, в свет, в седьмое небо. Наслаждение рукам, глазам, губам, соединение в интимности, где нежность страсти сменяется порывистым напором секса, где женственность лучится через изгибы тела, и где глаза не могут лгать. Что может быть прекраснее?
         Поэтому есть осознание, что «долго», это — хорошо. Не скажу, что я в постели половой гигант, могу часа четыре и без передышки. Нет, но твердых полтора, до двух — моя обычная задача, и как заметил, этого бывает предостаточно. Не начинаю основную партию любви без щедрых ласк, и только услышав «ту» ноту стона, выдох облегчения, почувствовав, как тело содрогнулось импульсом оргазма, на самом его пике вхожу и не даю электризации исчезнуть.

         Мы так и не уснули до утра. Болтали, пили сок, любились, шли вместе в душ, ели шоколад, болтали, щекотались, ласкались, любились снова, отдыхали, приводя дыхание в норму. Она ложила голову ко мне на грудь, я обнимал её плечо, и мы снова говорили. Я уж забыл, когда так долго говорил по немецки, а она меня хвалила, хотя мой немецкий очень далёк от совершенства, но это и не важно, когда рождается симпатия. Ощущалось совпадение вибраций, нам было просто хорошо.
         Наутро мы позавтракали вместе, сходили к океану, кинули в него монет на «возвращение». Я докатил её чемодан до места, куда вскорости пришёл автобус, мы обнялись на прощание, пообещав друг другу созвониться.
         Она живет в Дюссельдорфе, а это от меня километров триста, не меньше, и я сразу подумал, что расстояние заставит вскоре забыться нашему мимолетному роману. Забегая вперёд, скажу, что мы встречались с Сандрой ещё два раза. Один раз я был у неё в гостях, с вечера пятницы до обеда воскресения, а один раз она приезжала на учёбу в Франкфурт, я забирал её оттуда к себе домой. Увы, но рано или поздно всё в жизни имеет окончание, по разным обстоятельствам и поводам. Что ж, как говорят французы — селяви.