Я на неё писать не смею
Своих жестоких эпиграмм.
Одну тревожную затею
Предам сейчас на суд векам,
На истерзанье мира вкусу.
Что скажут годы невзначай?
"Одну божественную музу
Любил талантливый лентяй... "
А что за этим? Будь, что будет:
"Она его не знала ласк.
Поэт дрожал, что, мол, забудет
Свою богиню. Каждый раз
Он целовал её портреты,
Почти считал ей волоски,
Нещадно отвергал советы
И чуть не умер от тоски.
Ходил тревожный и угрюмый,
Сгорал в безличии идей.
Пока друзья были в раздумьях,
Поэт все делался прямей.
Он позабыл как льстить, как верить,
Все сразу перешёл черты.
Шагами стал до смерти мерить
Дома, и окна, и мосты..."
Ах, злой язык народ имеет,
Но как же прав на этот раз!
Сиюминутно! Вмиг прозреет
Поэт, чья жизнь всем напоказ!
Он все ей дал, опричь названья
Запутанной больной красе.
И, вспомнив рока очертанья,
Поэт напишет в полосе:
"Как все же люди безобразны!
Как их рассудки заросли.
Мои мышления негласны! -
Вверяю милой Розали.
Прости! Как можно Небесам
Не предавать значения?
С тобой мы встретимся и там,
Святая дева К*****!"