ПРЕДИСЛОВИЕ.
Уважаемые дамы и господа, мадам и месье, леди и джентльмены! Произведение, которое вам предстоит прочесть, является квинтэссенцией здравого смысла и чистого разума. Более логичного и последовательного текста вам не найти ни в одной библиотеке мира. Всё, изложенное здесь, не может быть опровергнуто, ибо по сути своей бездоказательно. Здесь нет ничего такого, о чём бы вы никогда не думали, ибо автор этой книги считает, что в нашем мире возможно всё, что может себе представить относительно здоровый член социума. Временами вам будет казаться, что вы читаете стенограмму потока сознания, но будьте уверены- всё изложенное в этой книге имеет чёткие законы и принципы действия, а также подтверждено- экспериментально и эмпирически.
Прочитав книгу «Записки Человека наподобие ветра» в вас может проснуться художник или коменданте, анархист-индивидуалист или даже слесарь наладчик фрезерных станков. Не поняли о чём я? Привыкайте- в ближайшее время вы вообще перестанете понимать окружающий мир. Я вас предупредил!
Наполовину здравомыслящий автор этой книги
ПОСВЯЩЕНИЯ И БЛАГОДАРНОСТИ
Моим родителям- за то, что на свой страх и риск родили меня
Господу Богу- за то, что терпит меня
Петербургу- за то, что он чёрный пёс с мордой на лапах
Компании ASUS- за превосходный компьютер, на котором я напечатал свои записки
Александру Пантыкину- за чудесную музыку
Че Геваре- за то, что жил, жив и будет жить в сердцах приверженцев поп-арта
Глебу Самойлову- за вдохновение
Моей флейте- за свист
Моей гитаре- за бренчанье
Моему барабану- за стук
Моему бывшему друг- также за стук
Моему фортепиано- за сломанную психику
ЧАСТЬ 1.
Детства моего чистые глазенки
Съели вместо устриц алчные бабищи…
Александр Лаэртский
Любое нормальное прозаическое произведение должно начинаться со стиха. И это моя чёткая позиция по данному вопросу (прошу законспектировать!)
Итак:
Как хорошо, что дырочку для клизмы
Имеют все живые организмы!
(приписывается Николаю Заболоцкому)
Поверьте моему искалеченному походами, рок-н-роллом и алкоголем опыту- можно отпраздновать Песах в день святого Патрика. Можно, наплевав на мораль и заповеди, писать стихи, попутно пожёвывая мирт и напевая что-нибудь из ранней Фицджеральд. Можно, в конце концов, отправиться в путешествие по океану верхом на осле с томиком Гоголя под мышкой (ослики не очень-то уважают Гоголя). Но нельзя- помните, дамы и господа, канарейки и скворцы, бороды и усы- не при каких обстоятельствах нельзя пить водку, свесив ноги с облаков и курить гаитянские папиросы в присутствии хотя бы одного субкоманданте.
1.
Родился я десять тысяч лет тому назад в прогнившей сверху и снизу норе, неподалёку от мирно пасущийся стаи голубоватых фламинго, которые на следующий год после моего рождения добровольно приняли иудаизм и улетели искать Капернаум. В самый момент рождения неведомая сила перебросила меня на десять тысяч лет вперёд, и я оказался в двадцатом веке, на южной стене крепости Ла-Реаль-Фуарес, в галстуке и с пилоткой Швейцарской армии на… не буду произносить название банного моего атрибута при дамах.
А ведь мне было всего шестьдесят семь секунд от роду!
С детства чувствовал я тягу к знаниям. Всё время хотелось куда-то идти, на чём-то ездить и кому-то мешать. Набрав старых книг в кладбищенской библиотеке, которая на следующий год благополучно утопилась под несмолкаемые овации, я попытался постичь одновременно богословие, евклидову геометрию, судоходство, кролиководство, азы игры в го и историю рок-н-ролла, основателем которого, как известно, является Александр Вертинский. Эту же тягу я привил своему лучшему другу- поросёнку Понтию. Понтий носил усы щёточкой и частенько дрался с призраком коммунизма, который остановился в подвале нашего дома на осенние каникулы. Поросёнок очень долго сопротивлялся, но под стволом плазменной берданки фирмы «Ундервуд» ему пришлось сесть за книгу. Через два года он уже имел докторскую степень по трём наукам и место на кафедре Оксфорда, но отказался по политическим и религиозным причинам- он относил себя к анархо-коммунистам и адвентистам седьмого дня одновременно.
2.
Юность я встретил во все оружии- Адольф Гитлер как раз начинал съёмки своего нового фильма для показа на Берлинском кинофестивале, великий Иосиф Бродский, хвала Небу, передумал рождаться, а милая моему сердцу и глазу Ава Гарднер перешла в православие и под именем батюшки Саввы продолжила наблюдать за журавлями, улетающими на север, хотя, если исходить из журавлиной логики, они летели на юг.
Не обременённый желанием работать, я принялся путешествовать по свету на хромом, потерявшем здоровье и совесть осле, который вскоре после того, как мы с ним вплавь пересекли Атлантику, сказался больным и уехал к родственникам. Кажется, куда-то за Кастилия-Ла-Манча.
Оставшись в Америке, я предался тем развлечениям, которым предался бы каждый здравомыслящий человек на моём месте. Я начал собирать подписи за снос Эйфелевой башни. Несколько рьяных кавалерийских лошадей, а также местный союз лягушек-геронтофилов с особенной радостью подписали мою петицию, и я отправился к старому, как Кремль, механику, который помог бы мне в моём предприятии.
К общему удивлению всех лошадей, лягушек и коз, которые, к общему счастью работников Нью-Йоркской Публичной библиотеки, не умеют писать и считают Блока пережитком прошлого, механик отказался вступить с нами в сговор, мотивируя это тем, что Эйфелева башня- его дальняя родственница по материнской линии. Тогда мы подожгли лавку этого механика, и он, выкрикивая стихи Омара Хайяма, принялся палить по нам из пушки. Благо мы вскочили в заранее заготовленную на этот случай байдарку и, подняв красно-зелёные паруса, двинулись к берегам Туманного Альбиона.
3.
Эх, как давно это было, чёрт побери! Я был молод и глуп. Едва ступив на землю Англии, я продал всех своих бывших сподвижников в бродячий цирк-шапито и на вырученные деньги отправился кутить.
Кутить в Англии было особенно негде, но как сказал мой дядя- первый в истории мира язычник-банкир, а также очень неплохой график и потомственный мулла: «Пьянство- это вам не спорт! Тут здоровье нужно!» Следуя этому мудрому принципу, я отправился в Ист-Энд, чтобы там заняться йогой под звуки цитры. Цитры я не нашёл, а йоги были везде. Один из них плюнул мне в лицо, и на месте его плевка расцвело сухое миндальное дерево. Я крикнул ему вслед малоприятное ругательство- не то на суахили, не то на идише- и заперся в ближайшем пабе с пьяными, как мартовские кошки, левыми эсерами. Стоило в небесах ударить золотому гонгу, левые эсеры оказались правыми, а я оказался в канаве, облюбованный мухами и вампирами шестого разряда, без гроша денег и кислой рожей.
Жизнь угрожала закончиться, поэтому мне пришлось продать пробегавшей мимо зебре-карабинеру свой старинный золотой секстант и на вырученные деньги купить граммофон. Дни напролёт я слушал музыку Стинга, попутно штудируя «Нервные болезни» авторства Ходоса, и курил с пролетавшими мимо рукокрылыми бобби.
Вскоре пластинки мои добровольно приняли буддизм, объявили себя последователями Ницше и отказались проигрывать Стинга, дабы не тревожить дух покойного Фридриха. Мне пришлось их разбить, дабы на корню пресечь распространение ницшеанства среди лондонских крыс.
Молодость моя неумолимо покидала меня и я, будучи поклонником всякой человеческой деятельности, исключая тяжёлые физические нагрузки при работе в антарктических каменоломнях, принялся разыскивать себе занятие по душе.
МАЛЕНЬКАЯ РЕМАРКА ОТНОСИТЕЛЬНО ПЕРВОЙ ГЛАВЫ.
Сорок тщетных лет провёл я, скитаясь по миру, периодически забывая переобуться. В один из одиноких вечеров, когда я сидел в глухой шотландской тайге и пытался согреться томиком «Эммануэль», я задумался. Так ли верно я представляю себе жизнь? Или может она не такая уж и простая? Что возможно, а что невозможно? Рукокрылые бобби, зебры-карабинеры… Всё это так пошло и естественно, что скулы сводит.
Так дальше жить нельзя…