По мотивам произведений сэра Артура Конан Дойла
По улице шёл человек. Кто он, откуда и куда издали понять было трудно. Видно только что это не праздно гуляющий, а человек, имеющий определенную цель. Он шёл к этой цели, иногда, останавливаясь, поглядывая по сторонам, будто сверяя, правильной ли он дорогой идёт. Человек подошел ближе. Стали узнаваемы черты его лица и особенности строения организма. Это был сосед Василий. Да, это был он, и всё сразу вставало на свои места, всё становилось понятным.
Василий подошёл к одному из домов, открыл калитку, и, проскользнув в палисадник, аккуратно прикрыл её за собой.
- Здравствуй, Степанида, - увидев во дворе хозяйку дома, жалобно произнёс он.
- Здравствуй, здравствуй, - оценивающе смотря на вошедшего, ответила хозяйка, - ты к Степану? Никак на опохмел понадобилось?
Василий что-то пробормотал неразборчивое в ответ, пошаркал сапогами об половик и вошёл в дом.
Степан, как истинный хозяин занимался делом. Он смолил дратву, держа в руке один её конец, а другой, привязав к ручке двери. На столе среди шпулек, мотков шпагата и тонкого слегка изогнутого шила, лежали недошитые домашние тапочки.
- Здорово, Степан, – прямо с порога выпалил Василий. – Как жизнь. Смотрю, хозяйством занимаешься. Какие планы на будущий урожай?
- Здорово, здорово, - Степан мельком взглянул на гостя, - помаленьку. Тебе вижу похмелиться не на что?
- Вы чего, сговорились? Жена твоя с порога про похмел? Ты тоже начинаешь. Откуда взял, что мне в долг нужно?
- Откуда? Всё ж просто до безобразия. Нужно только как говориться голову включить.
- Да. И ты, слету не глядя всё повключал.
- А то, - Степан положил кусок смолы на расстеленную на столе газету, постучал ладонью об ладонь, посмотрел на них, проверяя чистые ли руки, поправил сползшие на кончик носа очки и как-то равнодушно, но со знанием дела начал излагать уже сформировавшуюся мысль. - Ну, вот смотри, мужик ты вообще-то аккуратный. Портянки знаю, классно наматываешь, а тут концы из сапог в разные стороны торчат. Значит, что-то произошло. Кепка твоя в грязи вся. Значит, ронял её или сам падал. Руки дрожат. Физическим трудом ты не занимаешься, значит пил. Мужик ты заводной, пил, наверное, много пока все не пропил. Ну и так далее. А про бланш и амбре я и говорить не буду.
- Ну, так что, поможешь?
- Вася. Помог бы, ты же меня знаешь.
Василий снял кепку, посмотрел на неё пристально, хотел было опять надеть, но передумал, стукнул ею пару раз об колено, отряхивая засохшую грязь, ещё раз посмотрел на неё, сжал в кулаке и спрятал за спину.
- Я тут Абрама Соломоныча как-то встретил, знаешь, что он мне сказал? - заискивающе глядя в глаза Степану произнёс Василий.
- Вася, я же тебе говорю, нет у меня. Кстати, ты у Абрама спрашивал?
- У кого? Сам знаешь, тот, у кого нет имени собственного, что-то спрашивать. – Василий замолчал, ожидая реакции но, не дождавшись, развернулся на каблуке и вышел.
Степанида вывешивала во дворе белье. Увидев Василия, бросила мокрую рубаху в таз и, уперев руки в боки, уставилась на него.
- Что ж так быстро, даже чаю не попил?
- Напился уже. А ты Степанида, откуда узнала, что мне, ну что мне нужно?
- Что ж тут знать. Когда ты с бутылкой приходишь, мчишься сломя голову, будто боишься, что отымут и выпить не дадут. А тут постучал, «здрасьти» сказал, даже ноги попытался вытереть. Значит что-то нужно. В шахматы ты не играешь. Лопата тоже ни к чему, она у тебя вторую неделю забор подпирает. Изо рта как из помойки, значит, пил вчера. Синяк маленький аккуратненький под левым глазом. Такой тебе только жена оставляет. Значит, у неё клянчить бесполезно. Остается одно, у нас. Хватит, или ещё аргументы нужны.
- Следопыты блин, как в кино.
- Так что, дал Степан денег?
- А ты угадай коли умная такая?
- А чего там угадывать, не дал, конечно. Если бы он тебе дал, ты бы со мной тут не рассусоливал.
Василий, молча, закрыл калитку и был таков.
- Какие следопыты, у Степана денег уже неделю как нет, - провожая взглядом Василия, удовлетворенно вполголоса произнесла Степанида.
Из дома послышался слабый перезвон.
- Степан, - через открытую дверь позвала мужа хозяйка, - звонят тебе.
- Это, кажется, твой телефон надрывается, - донесся голос из избы. - Нет, это кино в телевизоре.
- Вот время настало. Неизвестно откуда, что и почему. А кино-то, какое?
- «Волга-волга», кажется.
Степанида выплеснула из таза остатки воды и пошла в дом.
- Слышь жена, - не поворачивая головы, глубокомысленно произнес Степан, - смотрю я сериал, и знаешь, какой вывод делаю. Кто много пьет, тому бог подает.
- Ты же говорил «Волгу-Волгу» смотрел.
- Кончилась уже Волга, «Кучугуры» начались. Помнишь там мужика, тот, что не пил, помер он. А этих двух ишь как на портвейне разнесло. Не успевают из круизов возвращаться.
- И что ты этим хочешь сказать?
- Что я хочу сказать. Я хочу сказать, что тех по****ушек как зря посадили, так зря и выпустили. На подвиги в авгиевы конюшни их нужно было, мордой в говно. Толку с этих борчи'х за свободу половых извращений не будет.
Степанида повесила таз на гвоздь и присела на краешек стула.
- Фу, устала. Не пойму я, чего она с ним живет, чего мучается. Развелась бы давно. Баба еще не старая.
- Ты про кого?
- Про кого. Про жену Василия твоего. Вон Клавка-соседка уже второй раз удачно развелась.
- Глупая ты женщина. Что такое удачно? Разве самое важное как, важно зачем. Страшно когда есть как, но незачем.
Не успели они, как говорится перекинуться парой фраз, как раздался стук в дверь.
- Не заперто, - недовольно произнес Степан, - ты погляди, как в Смольном сегодня, только Троцкого не хватает. А вот, кстати, и он.
На пороге стоял все тот же Василий. Вид его напоминал Наполеона потерявшего весь свой обоз.
- Нет, Степанида то не Троцкий из Кучугур, то Буонапарт из-под Березины.
Василий за этот короткий между визитами срок действительно сильно переменился в лице.
- Степан. Слушай Степа, пойдем, выйдем. Степанида, ты не бойся, денег мне не надо. У меня. Ну, в общем, дело есть.
- Закуривай, - уже на крыльце трагично произнес Василий. Он достал папиросу и трясущейся рукой протянул Степану.
- Чего я подумал, - продолжал Василий, - если вы, если ты и жена твоя так уж все подмечаете. Беда, в общем, у меня. Не то чтобы совсем, но неприятность большая. А сегодня конкретно до слез. Это можно сказать мой стабилизационный фонд был. Я его месяца три формировал. На самый крайний случай готовил.
Василий мял в руке кепку и смотрел куда-то в сторону, будто пацан, получивший двойку.
- Сегодня он, ну, в общем, нет больше фонда.
Василий, закончил исповедь. Он видимо сам удивился тому, что сказал, как решился на этот шаг. Это был его секрет. Он хранил его, как ребенок хранит военную тайну. - Пойдем. Я тебе лучше на месте все расскажу. Ты пока не расспрашивай. Придем, я покажу и расскажу.
Степан еле поспевал за соседом. Василий, засунув руки в карманы и втянув голову в плечи, молча шел давно заученным маршрутом. Они прошли мимо магазина, обогнули сараи, перебрались по маленькому мостику через ручей. Впереди замаячила чайная. Василий вдруг резко свернул за угол. Дорогу им преградил высокий покосившийся забор. Он остановился, посмотрел по сторонам, потом прижался спиной к забору и уверенным движением отодвинул доску. Василий отступил в сторону, пропуская Степана вперед и предлагая лезть в образовавшийся проем. За забором в полуметре был еще один забор такой же старый и шаткий. Сверху нависала какая-то арматура, куски колючей проволоки и кровельного железа. Свет с трудом пробивался сквозь это металлическое покрывало. Усугубляло и без того гнетущую обстановку противное воронье карканье. Оно доносилось не сверху, а откуда-то из глубины проёма. Спереди и сзади валялись доски, ящики, старые покрышки, наверное, еще от довоенных полуторок. Эти покрышки почему-то валяются всегда в самых неожиданных местах. Будто кто-то специально раскладывает их возле заборов, в ручьях, под мостами преграждая путь и без того мутной насыщенной всяким хламом воде. Василий сделал пару шагов, отбросил несколько досок, приподнял ломаный ящик и, указывая за кучу мусора многозначительно произнес: - Там.
Степан подошел вплотную к Василию и заглянул через плечо.
- Что там?
- Там было.
- Ну-ка, пропусти, - он, еле протискиваясь между Василием и забором, приблизился к куче.
- Да не здесь, там, за кучей.
Там было пусто. Степан перелез через кучу, наклонился, пытаясь что-то разглядеть, как вдруг услышал противный треск рвущейся ткани. Что-то мешало ему наклониться. Он осторожно выпрямился. Из забора торчал длинный кривой ржавый гвоздь.
- Ну вот, - засовывая палец в дырку плаща, произнёс Степан, - теперь еще звездунов от жены через тебя получу. Ты сегодня лазил сюда?
- Что мне лазить, я и отсюда теперь вижу, что там пусто, не иголка же.
- Не томи, что здесь было?
- Вот видишь, нет, - разочарованно сказал Василий, - я думал, мне показалось. Нет все-таки. Вылезай. Спасибо тебе Степа.
Степан следом за Василием вылез через щель в заборе и наконец-то выпрямился в полный рост.
- Ёшь твою, мало что плащ порвал, ещё все ботинки в грязи вымазал. Иди ты, Вася знаешь куда. Пошел я домой.
Василий побежал следом. Догнал, остановил Степана и трагично произнес:
- Стёпа. Только тебе, по секрету. Бутылки там были, много. Я их почитай.
- Ты их почитай три месяца собирал, я знаю. И кто-то их спер. Василий, друг мой, если бы я знал, что мы ищем.
- Ты знаешь, сколько их было? На тысячу рублей почти. Я же говорил, стабилизационный фонд.
- Фонд это хорошо, тем более, если он стабилизационный, - Степан перепрыгнул через очередную лужу, наполненную жирной серой грязью. – Глянь, тоже грязь, да не та.
Из-за угла с огромной сумкой в одной руке и палкой напоминающей посох в другой вышла закутанная в цветастый платок пожилая женщина, это была соседка Василия. Здесь, в этом маленьком провинциальном городке, как ни странно все были соседями.
- Василий, - воскликнула она, - ты, когда авоську вернешь? Ведь как чувствовала что с концами.
Женщина выставила вперед посох, будто пытаясь ухватиться им за Василия.
- Верну, верну, - отмахнулся от неё Василий, - всё готовы на меня повесить, авоськи какие-то. Пусть лучше мою пропажу вернут.
- Зря ты Вася так, может она права. Может это ключевое звено. Пошли к тебе, там обсудим.
Жена Василия сидела в сенях и, не отрываясь, смотрела на дверь, будто чувствовала скорое появление загулявшего мужа.
- Куда пошел, изверг, - увидев мужа начала свой монолог жена, - сапоги сними, бродяга. Степан ты хоть повлияй на него. Напился вчера, алкоголик. Вымазался весь как поросенок. Куртку порвал. Пойди оборванец, ботинки помой. Все в грязи вымазал, чудо. Где он только такую грязь берет? Главное снял и бросил их в сенях. Иди сюда, одноглазый.
Жена Василия подняла своё грузное тело, взяла в левую руку табуретку, а правую выставила вперёд растопырив изогнутые как крючки пальцы.
- Ну, вы тут разбирайтесь пока, а я, пожалуй, пойду, пройдусь.
Степан вышел из дома, оставив супругов ворковать наедине.
Вернулся Степан задумчивый. Пальцы его были вымазаны грязью. Из кармана торчала коричневая в крупную клетку авоська.
Василий сидел на скамейке возле дома и ощупывал пальцами припухший правый глаз.
- Ну что? - Степан зажмурился и потер переносицу. - Вопрос первый. Сколько ты выпил вчера и на что пил? Вопрос второй. Нет, пожалуй, хватит и первого. Ты знаешь, грязь у чайной жирная тоже, но не та, - он понюхал вымазанные пальцы, вытер их об висевшее на гвозде полотенце и достал из кармана авоську. - На, соседке не забудь вернуть. А симметрия под глазами гляжу у тебя теперь полная. Монте-Кристо.
- Ладно тебе, это личное. Вообще-то баба она неплохая, только нервы у неё видно расшатаны. Так что Степа с фондом, никак, не получается? Ну, извини. А авоська мне на что? Зачем я её у неё брал? Странно. Степан поверь, никто меня не поил. Я на свои пью, опохмеляюсь, бывает да, иногда, но отдаю. Так ведь? Выпил я вчера конечно определенно. А чего ты говоришь у чайной грязь не та? Ты был в чайной? Был. Прогуляюсь, говоришь. Тоже, да не та. А та где?
Василий ходил взад и вперед. На мгновение он останавливался будто оценивал обстановку и вновь продолжал нервно ходить.
- У меня рублей триста было всего. А еще откуда? Моя куртка? Я ведь ее вчера тоже порвал. Ботинки жена говорит в грязи, так и твои в грязи. Гвоздь в заборе ржавый куртку порвал. Я что виноват, что он ржавый? Стоп. Это где я вчера был?
Василий остановился, долго смотрел куда-то в пустоту, потом перевел взгляд на Степана и почти выкрикнул:
- Мама моя. Это что, я? Я весь свой стабилизационный фонд пропил? Ну конечно, все сходится. В чайной был, завелся, не хватило. Пошел туда, а тащить-то не в чем. Соседка с авоськой, наверное, под руку подвернулась. Ну, ты Степан даешь. У тебя не голова, а. Это надо же. Так быстро все раскрутил. Точно, Шерлок Холмс.
- А то. Я говорил тебе, дело-то на одну беломорину.
Степан затянулся еще раз. Папироса погасла. Он раздавил окурок об каблук, повернулся в профиль и задумчиво уставился куда-то вдаль.
Дело было раскрыто.
. . .
Да, дело было раскрыто, но каким-то непонятным задним чутьём Степан определил, что в глобальном смысле оно ещё не закончено. Не хватало интриги. Изюминки, вернее зёрнышка, которое болталось где-то во рту и ни как не могло попасть на зуб.
- Стёпа, - Василий задумался. Он подбирал слова, чтобы правильно выстроить предложение, чтобы оно имело какой-то смысл, чтобы заинтересовало Степана, чтобы беседа не оборвалась вдруг, и наконец, собрав все это вместе, сконцентрировав, произнёс, - Стёпа, ты про Монте-Кристу говорил. Кто это?
- Там долгая история, - Степан устал уже что-то сегодня делать, кого-то слушать. Ему хотелось домой. Он оторвал свой взгляд от этой уже посеревшей готовой превратиться в ночь дали и перевел его на Василия. Вид у Василия был загадочный, более загадочный, чем в истории с пустыми бутылками, и, поняв, что так просто беседу не закончить, выдавил из себя. - Про мужика она, клад он нашел, настоящий.
- У меня Стёпа тоже история есть, вот сейчас в голове сидит. Я про нее вспоминаю иногда, а потом забываю, как отрубает, и долго мучаюсь, никак вспомнить не могу, что это было. Глупость, наверное, а может, нет.
- Глупости Василий нужно из головы выбрасывать, а нужные вещи анализировать и делать выводы. Ладно, поздно уже, пойду я.
- Стёпа. Я ведь опять забуду, и может с концом. Странная история, очень.
- Ну, давай, вещай.
Степан уселся поудобнее на лавке, и, скрестив, вытянул ноги.
- Тайна. В памяти сидит как заноза в заднице. Вроде не беспокоит, пока не шевелишься. Моего деда она касается.
Воспоминания о деде у Василия всегда начинались с баночки, зажатой в заскорузлой, с посиневшими ногтями, дедовской руке. На этом они часто и обрывались. А иногда всплывало в памяти что-то совсем необычное, неизвестно бывшее ли когда-то в реальности.
Дед Силантий был дальним и единственным оставшимся родственником Василия. Он был загадочным, настоящим дедом, помнившим еще раскулачивание и отрывочно империалистическую войну, отсидевшим долгий срок по какой-то непонятной для всех причине. Загадочность его была в глубоко посаженных глазах, скрываемых седой мохнатой шевелюрой бровей. Василий с дедом встречался очень редко, но если это случалось, результат был всегда непредсказуем, как и в тот последний раз.
«…- Ва-ся, - дед, заснувший было после длительного застолья, застонал и с трудом приподнял голову, - ты у меня последний в родове остался, тайну хочу тебе открыть, - он слабеющей рукой сжимал край одеяла. – Не хочу уносить с собой. Решил, тебе оставить.
Василий оторвался от телевизора, раздавил в тарелке с недоеденной килькой погасшую уже папиросу и повернулся к деду.
- Что случилось? Ты что, бредишь? Спи уже, поздно.
- Не-ет. Это очень ценное. Я хотел, не смог. Я искал их. Долго искал. Я был там, но мы поклялись вместе.
Дед замолчал, потом поднял руку и покачал длинным тонким указательным пальцем, то ли грозя кому-то, то ли указывая на что-то значительное. Тень от пальца в этой маленькой комнатушке едва освещённой тусклой засиженной мухами лампочкой раскачивалась по стене, будто огромный метроном, отсчитывающий минуты жизни.
- Клад это, - продолжил он, - сокровище для русского человека.
- Что ты искал? Клад? – Василий с неподдельным удивлением уставился на деда. - Тьфу на тебя. Какой клад? Какие сокровища могут быть у тебя?
Казалось, дед не слышал Василия. Он бубнил что-то свое.
- Васька. В войну это было. Ну-ка налей мне.
- Тебе уже давно хватит. Смотри, синевой пошел.
- Налей. Для развязки языка и складности речи.
- Нет больше. Пусто, да и идти мне деда уже пора. На поезд боюсь опоздать.
Дед поерзал под одеялом, как-то неестественно, извиваясь всем телом будто пытаясь найти и раздавить кусающего его клопа, потом вытащил из-под одеяла руку и разжал пальцы. На большой иссушенной годами дрожащей ладони лежала жестяная баночка с надписью «Халва».
Василий открыл банку. Клад представлял собой смятый с оборванными краями листок бумаги.
- Что это дед? Зачем?
- За меня стакан выпей. Всю жизнь хранил. Ждал, думал, встретимся. Не дождался. Щас такого нет, не бывает, не тот цимус. Я был там, заметку оставил. Не сковырнуть одному было. Ника-ак.
Дед откинулся на подушку и захрипел.
Санитарный «Рафик» урча и кашляя, подкатил к дому на удивление быстро. Дверь со скрипом распахнулась. В комнату вошел человек в халате с маленьким медицинским саквояжем в руке. Следом за ним ввалился еще один, здоровенный. Он был тоже в халате, но вместо саквояжа обнимал, прижимал к боку, грязно-серого цвета армейские носилки.
- Скво-речник, - нараспев с трудом, выдыхая вместе со словом скопившийся в нем алкоголь, промычал дед и, уставившись на лежащую, на столе жестяную коробочку, застыл.
- Выносим, - скомандовал доктор, - диагноз ясен. Головой вперед, дубина, а "процентовку", ладно, потом закроем»…
- Он, дед мне эту тайну поведал. Всю жизнь говорит, хранил, а когда совсем хреново стало, мне открыл. Открыть-то открыл, да вот не открывается она. Бумажку, план какой-то мне отдал. Клад говорит там. А вот где там? Я из того разговора, из того что он тогда говорил одни огрызки помню. Я ведь тоже был, как говорится. Но иногда что-то вспоминаю. Вот, когда его выносили, он про какой-то скворечник говорил. Санитары его в амбулаторию увезли, кажется. Так вот. Деда я больше не видел. Мой поезд из города уходил через час. А там закрутило по стране. Не до этого было. Да я и забыл, пока старые бумажки не стал перебирать. Несколько раз пытался разобраться. Никак в толк не мог взять, что к чему. Хотел уже сжечь, чтобы голова не болела. А теперь думаю, вдруг вдвоем разберемся.
- С тобой вместе уж точно. А с дедом-то что?
- Что, что? Ему уже почитай под сто лет было. Мужики потом в письме отписали.
Василий прислушался, приложил палец к губам и поманил Степана.
- Пойдем в дом.
Василий подошел к комоду и, пытаясь не шуметь, выдвинул нижний ящик. Коробка была большая картонная с едва различимой от старости надписью «Скороход». Глубоко зарытая, под какими-то квитанциями, справками, старыми талонами на носки и чай, бумажка была неприметная вчетверо сложенная, пожелтевшая, будто облитая растительным маслом. Василий развернул её, положил на стол и стал разглаживать, прижимая загибающиеся края. В свете настольной лампы, тускло из-под красного абажура освещающей листок, плохо были видны каракули надписей, полоски, квадратики и какие-то крестики.
Степан взял листок и придвинул его ближе к свету.
- Так. Вот что Василий. Дай её мне, я поизучаю на досуге, если это конечно не хохма.
- Да, да, конечно. Возьми.
Василий засуетился, его пальцы заёрзали по столу, они инстинктивно пытались то ухватиться за бумажку, то отодвигали её от Василия.
- Я ведь тебе полностью доверяю. Мы же друзья? Только не потеряй, смотри. Давай я её заверну во что-нибудь.
. . .
Настольная лампа четко вырисовывала узкий ярко освещенный круг, в центре которого находился замасленный со следами складок и потертостей разрисованный листок бумаги. Степан, в массивных очках, сдвинутых на кончик носа, вооружившись большой в металлической оправе лупой, держа пинцетом этот загадочный листок, разглядывал его, поворачивая то влево, то вправо, то вверх ногами и на обратную сторону.
- Узнаю знакомое дыхание в затылок, - не отрываясь от листка, произнес он.
- Секреты от меня, что это ты прячешь? – жена склонилась над Степаном и ласково положила руки на плечи мужа.
- Стёпа. От тебя разве что спрячешь. Бумажка с загогулинами. Можно сказать карта Флинта. Нужно определить где, когда и что?
Степанида придвинула стул и села рядом.
- Эх. Люблю загадки. Давай, тогда уж лучше сначала определим, что это? Ну-ка, ну-ка. Бумага в полоску, толстая, рыхлая. Из какого-то журнала, может амбарной книги. Не старинная, но старая. Оторвана грубо. Как будто после чего-то наспех запечатлеть хотели.
- Почему хотели?
- Степаныч, я поражаюсь тебе. Видишь, почерк один, а вот полоски и квадратики разными руками нарисованы.
- Значится, их было двое, или больше. А кто такие, как зовут, не можешь опознать?
- Ты, негодник, сначала расскажи что это?
- Потом, всё потом. Сначала давай высосем из этой бумажки как можно больше.
- Ну что. Рисовали, скорее всего, на свежем воздухе. Сначала на чем-то плотном, ровном, а потом как будто на камне шершавом. Кстати, бумага маслом замазана. Не потом, а кажется до надписи.
- Ты понюхай пятнышко или на зуб возьми.
- Шутник. Один из них возможно военным был. Это ни как-нибудь, а топографическое обозначение моста и железной дороги. Может быть и все военные, но один старший. Пусти, дай иероглифы разберу.
«Р В С всем поровну когда всё кончится. Ровно через месяц, зачёркнуто, 3 месяца на станции в 12. Клянёмся».
- РВС - Реввоенсовет. Ракетные войска стратегического назначения. Всем поровну. Всем ракетчикам поровну. Поровну всему революционному совету. Глупость. В какой-то книжке дети так баловались.
- Возможно, и все-таки, откуда это?
- Эту бумажку Василию дед его завещал. Говорил клад там. Может бред, на похмел канючит? А может и правда? Серьезен он был не по годам.
- Сколько было этому деду лет?
- Если он империалистическую частями помнит. Значит. Вообще-то он древний.
- Помнит частями. Первая мировая началась в 14-м году. Если частями значит где-то с 5-го не раньше. В революцию ему было 12. В коллективизацию 27. К началу войны 36. В день победы 40. Когда Гагарин в космос полетел 56.
- Когда бардак в стране начался 85. Когда сосед Филька триппером заразился 89. И так далее. Давай конкретно.
- Что конкретно. Если конкретно. Как его звали?
- Как, как. А как? Силантий.
- Силантий и первая мировая. Силантий и клятва. Силантий и РВС. РВ и Силантий. Ну, как тебе это?
- Подходит. Р, В и Силантию всем поровну когда всё кончится. Через три месяца. Всем поровну. Когда всё кончится. А почему не сразу? Разделили и разбежались. Значит, не было возможности сразу разделить.
- Или не унести было. Пока не кончится, не удаётся это осуществить. Что закончится? Война, коллективизация, революция может быть? Пока не кончится и через три месяца. Почему через три месяца? Кстати через месяц или через три. Здесь дата не определенная. Разброс от одного до трёх месяцев.
- Так могло быть и полмесяца, и полгода.
- От чего это могло зависеть? В зависимости от того что закончится. Что закончится, в этом они не сомневались. Вопрос в том, когда? Что когда?
- Ты можешь представить, что уже ночь. Давай завтра продолжим.
Василий потянулся и смачно во весь рот зевнул.
- Нет мой родной. Пока мысль есть. Ведь идет помаленьку. Может не в ту сторону, но ведь идёт. К началу войны ему сколько было? Где-то 30-35. Он должен был воевать. Воевал он точно. Значит?
- Когда кончится война, могло быть? Они были уверены, что кончится. Значит это не 41-й. Значит, был уже перелом и наши наступали.
- Если наступали, значит искать можно от Волгограда вплоть до Гитлер капут. И домой ведь нужно было потом, к жене, к детям. Вот тебе и три месяца. Но что-то было очень ценное, коль вернуться решают, и разделить поровну.
- Что для русского мужика может быть очень ценным? Деньги, золото, антиквариат? Картины?
- Да. Приедут, разрежут на равные части, отвезут домой и, и по стенам развесят.
- Золото?
- Что его тонна? Одним куском?
- Ни одним куском, но много. Забирать сейчас? А потом? Как Днепр форсировать? А в бане мыться как? Заметут и к стенке поставят.
- Это очень, очень может быть. Верная мысль. В принципе на ней можно и остановиться. Ну а все-таки, что ещё может быть ценным для русского человека? Степушка, а?
- Ты всё про своё. Да, она. Самое ценное для нас сто грамм с прицепом. Довольна?
- Довольна, да. Дальше пошли.
- Ну пошли, вместе.
- А почему они не приехали и не забрали? Если даже поубивало всех, дед ведь остался.
- Было очень далеко. Вообще за границей.
- За границей нет. Они что не понимали, что через три месяца после окончания войны их в Берлин из Урюпинска никто не пустит.
- Потерял план, а потом нашел.
- А может, у него плана не было. Может он был в одном экземпляре. Может, другой отдал ему потом.
- Подожди, это не принципиально. Главное определить, где это.
- План нужно рассмотреть внимательнее.
- Железная дорога. Квадратик - станция. Это что, стрелка. Да. А это? «Вын? Вап? Вып».
- Стрелка чтобы не перепутать, «Вып» в той стороне.
- Ну, считай, нашли. Бери ружье, пошли копать?
- Что-то быстро мы нашли. Значит, в другую сторону шли.
- Это точно. Куда не иди, а до постели всегда доползешь.
. . .
Утро как обычно началось с рассвета.
Не успел Степан по настоящему проснуться и подумать, что в первую очередь предстоит сделать сегодня, как раздался стук в дверь.
- Степанида, гости к нам.
Степанида появилась в дверях с кухонным ножом в одной руке и чумичкой в другой.
- Щас, родненькой. Вот только в космос слетаю.
- Понял.
Степан сунул ноги в мягонькие с зайчиками на передке тапочки и пошлепал в сени. То, что он увидел, поразило Степана.
Выбритый, в пиджаке с галстуком, при фетровой шляпе на голове и коробкой под мышкой отдаленно напоминающей торт, на пороге стоял Василий. Он улыбался и молчал.
- Здравствуй гость желанный, - после взаимной паузы произнес Степан, - заходи, татарином будешь.
- Степан, - Василий снял шляпу и, не зная, куда деть её, сунул тоже под мышку. - Официально тебе заявляю, я вспомнил. Всю ночь не спал. Весь мозг перекопал. И вот, вспомнил.
- Ты проходи, проходи.
- Как я забыл, - постучав сапогами по коврику и заходя в комнату, продолжал Василий, - дед мне сразу сказал, что это они в войну с друзьями.
- С друзьями что? – Степанида всё с той же чумичкой опять появилась в дверях.
- О ес-с, как говорят в высших кругах, в правильную сторону мы шли, моя дорогая.
Степан ударил кулаком об ладонь и, расплываясь в улыбке, уставился на жену.
- Давай Вася потихоньку, не торопясь. Садись.
Степанида легонько в зад согнала со стула кошку-Мурку и усадила Василия.
- Что еще тебе сказал дедушка? Что’ он с друзьями?
- Больше не помню. Помню, как он сказал, что в войну с друзьями, ну это. А потом искал их долго.
Василий потупил взгляд. Он думал, что его фразы про войну будет достаточно для разгадки, для раскрытия этого сложного дела.
- А сам он один, почему не это?
- Так ведь поклялись только вместе. Это ведь клятва. Вы что не понимаете?
- Так, Вася расскажи, что ты еще не помнишь?
- Не, больше ничего. Мы тогда на грудь знаешь, сколько приняли? Сейчас столько не поднять. Он так мне и сказал: «Одному не поднять было, не сковырнуть».
- Так, так. А где дед воевал?
- Ну, где? На войне. Мы говорит с боями границу перешли, а она нашей оказалась.
- Вы что только один раз выпивали?
Василий как на перекрестном допросе, ёрзая на стуле, поворачивался то в одну сторону к Степану, то в другую, к Степаниде.
- Раньше он, о чем-то рассказывал?
- Как же не рассказывать. Для этого и собирались. Он мне, я ему. Только мы всегда собирались качественно.
- Вспомни, где он воевал? В поле, в горах? Может на море?
- Море, да море. Я говорит, тогда первый раз море увидел. А море то переплюнуть можно, тот берег видно.
- Вот видишь Вася, сколько полезной информации.
- А про скворечник я уже говорил? – Василий оживился. - Не знаю к чему, он руку вот так поднял и сказал: «Скворечник». Я говорит, этой кукушке скворечник поставил. Какой кукушке и, причем тут она и скворечник?
- Это он когда про кукушку говорил, в последний раз?
- В последний, не в последний. Но как-то раз сказал так. Помню.
- А сам он, почему там не был, где клад лежит?
- Как же не был. Он там был и заметку оставил. Что я разве об этом не говорил? Одному говорил, чего-то там не сдвинуть было, не поднять.
- Ёкарный ты бабай. Не Вася, это я про себя. А друзей значит, он так и не нашел? Хорошо, хорошо. Мы тут еще помозгуем, а ты пока иди и торт с собой возьми. Мы его после победы, откроем.
- Ага, через три месяца.
Закрыв за Василием дверь, Степан сел на стул и опять уставился на жену.
- Может быть ни звезду героя, а два по сто я сегодня точно заработал. Накрывай-ка жена на стол.
. . .
Жена, позёвывая в ладошку, вышла из спальни. Она застала Степана сидящим за своим рабочим столом. Эта история полностью выбила его из колеи. Недошитые тапочки, мотки ниток, шпагат, шпульки, тонкое, слегка изогнутое шило, все это было сдвинуто на другой край стола. Перед мужем лежали: все та же массивная лупа, злополучный план, какие-то карты, компас и исписанные вкривь и вкось листы бумаги.
- Стёпа, ты что не спал?
- А, это вы, мадам? Вы решили меня посетить?
Степанида взяла мужа за плечи и повернула к себе.
- Ты где, родной. Вернись, я всё прощу.
Степан засмеялся.
- Да, вот он я. И представь дорогая не просто я, а я герой. Можно сказать с большой заглавной буквы «В», вернее «Вып». Всё милая моя. Всё, разгадал, - он вскинул вверх руки. - Бывает же такое. Сидишь - стопор, клин. И вдруг озарение. Я теперь понимаю радость людей совершавших открытия. Это, может быть, ты скажешь несоизмеримо. Открытие электрического тока, закона взаимного притяжения и «Вып». Вып, знаешь, что это такое? Выпури, Виипури, Выборг. Это Выборг. На многих табличках тогда было старое название города. Я все думал кукушке скворечник. Какой кукушке? Зачем? Кукушка, это ведь «кукушка» финская. Все сразу становилось на свои места. Перешли границу, а она оказалась нашей. Море. Финский залив, у которого южный берег виден. Все это у нас под носом происходило. Я взял карту. Выборг, железная дорога. Чуть подогнал по размеру рисунок к карте. Ну и все. Возьми, приложи. Видишь. Ай, мужики молодцы. И дорога, и мост, железная дорога почти полностью совпадает. Умели рисовать, умели. Вот так армия учила. Слушай и не перебивай. Дед с друзьями, они вместе что-то нашли и закопали. Он после войны был там. Ждал друзей. Пытался достать, не мог. Не смог он что-то поднять, сдвинуть один. Может быть крышку или плиту. Оставил метку. Потом долго искал друзей. Клятва ведь была. Парни молодые. Романтики и веры в долг и честь полная задница. Потом, Василий сказал, тюрьма, длительный срок, старость. То вспомнит, то забудет.
- То найдет, то потеряет, - подхватила Степанида.
- Вот, вот. А теперь как ты сказала, бери кирку, пошли копать?
- Да. Теперь можно и в путь.
Сборы были недолги.
- Так. Карта, план, компас. Лопата. Нет, лопата потом, чтобы внимание не привлекать. Что ещё?
- Кто ещё? Василия не забудь.
- Василия забывать нельзя. Вдруг поймет неправильно.
- А может, там ничего и нет. Время сколько прошло. Может там то, что нам тысячу лет не нужно.
- Главное, это чтобы Василию было нужно.
- Степушка представь, а вдруг. Если даже по закону, двадцать процентов, знаешь, сколько получается? На это ведь можно и сарай, и избу поправить. А на остатки шубу, машину, телевизор новый. Может еще и на курорт съездить хватит.
- Размечталась. Пошли уже.
Лопаты подпиравшей забор Василия на месте не было. Жена Василия, ковырявшаяся задрав свой необъёмный зад в навозной куче, с настороженностью встретила гостей. Ни «здрасьти», на наше приветствие, ни уж на худой конец «как здоровье» или «как дела». Она, вытирая руки об огромный лист лопуха, сразу начала с вопроса: - Где Василий?
- Вот тебе и на, мы как раз к нему в гости, - растерянно произнесла в ответ Степанида.
- Не знаю, ничего не знаю. Я его только по вечерам и вижу. Шляпу надел. Книжки какие-то стал читать. Не жрёт ничего. Приходит домой злой, трезвый.
- Может не злой, а целеустремлённый? - попытался уточнить Степан.
- Не один ли хрен. Что с ним? Был мужик как мужик. Это он после походов к тебе таким стал. Твоё влияние.
Степан попытался было что-то возразить, но Степанида взяла мужа под руку и молча, потянула в сторону.
Нашли Василия возле того самого забора. Он, согнувшись, отряхивал брюки, видно только что покинув своё убежище.
- Ну, здравствуй потерянный для общества гражданин. Мы с ног сбились тебя искать. Думали, ты с кладом уже где-нибудь на исторической родине.
- Моя родина под Рязанью. Только я там не был ни разу. Думал, найду клад, плюну на всё и туда.
- Так что. Есть надежда получить возможность поучаствовать в розыгрыше. Мы как говорится, нашли путь к тарелочке с голубой каёмочкой. Пошли.
Василий почему-то не выразил восторга. Он даже не стал задавать вопросы. Василий, долго молча, смотрел на щель в покосившемся заборе, потом повернулся к Степану, взял его за руку и произнёс:
- Я, Стёпа был уверен в тебе. У тебя жена хорошая.
Шли по тропинке след в след. Впереди Степан, за ним Василий. Замыкающей была Степанида. Слева и справа разбросаны в жутком беспорядке заборы с возвышающимися над ними крышами домов, а где-то и без заборов одиноко как грибы на полянке торчали из земли или выглядывали из-за кустов домики или просто сарайчики.
- Птички, солнышко, тропинка.
Где-то спуск, а где подъем.
Пыль столбом, идет машинка.
Клад идем искать втроем.
Мостик, речка-говнотечка.
Куст сирени впереди...
- Степанида ты поэму никак пишешь, или новый гимн для нас сочиняешь?
- ...ты вперед искать иди. Нет. Это я так. Вон машина идет. Как бы мужчины нам случайно к кому в гости нежданно не зайти. Чью бы границу случайно не нарушить.
Только она завершила фразу, как из-за куста сирени вышел мужчина в резиновых сапогах и походным топориком в руке. Колонна остановилась. Задние не успевая вовремя затормозить, натыкались на впереди стоящих.
- Кажется, приехали, - подвел итог Степан.
- Здравствуйте, - загадочно произнес мужчина, - вы никак заблудились или что-то тут ищите?
- Добрый день. Мы, - Степанида инстинктивно приняла удар на себя, но видно поторопилась это сделать, так как не могла придумать, что сказать дальше, и уже отчаявшись полностью, неожиданно, почти выкрикнула, - мы, из Пскова.
- Да, да. Пскопские мы, - тут же поддержал ее Василий.
- В Финляндию едем, - внутренне поражаясь самой себе, уже уверенным голосом продолжила Степанида, - Вот и решили заехать.
Фразы казалось, формировались вопреки желанию. Но Степанида уже и не думала сопротивляться.
- Родители, дед тут наш. У них где-то здесь дом был. Они в конце войны как переселенцы сюда приехали. Вот на карте место обозначено.
- Какое место вы ищите, можно посмотреть?
- Мы вообще-то уже почти нашли, - перехватил вранье Степан.
- Да. Много искателей здесь у нас бродит. Вот в прошлом году тоже вроде как колодец предков искали. Ностальгия, говорили. Как потом выяснилось, кладоискатели.
- И что, нашли? – не выдержал Василий.
- Нашли. Не они конечно, но нашли.
Василий взял Степаниду за руку и, потянув на себя, сделал шаг вперёд.
- Клад, это надо же. Прямо здесь? Аж даже не верится.
- Если желаете, могу показать. Тут рядом, - мужчина поднял руку с зажатым в кулаке топором и показал на куст сирени.
- Нет, мы вообще-то, ну если настаиваете то мы конечно, как говорится, только ради интереса, - не унимался Василий.
Василий шёл за проводником.
«Копец мечте, копец, - думал он, - а чего копец, кладов в земле тыщи, может они и не тот нашли».
Следом шла Степанида. Она спокойно размышляла.
«Что изба? Она ещё сто лет и без шубы простоит. А на курорте мы ведь уже были».
Замыкал теперь колонну Степан. Степан вообще ни о чём не думал. В руках у него была карта, план и компас. Он крутил головой по сторонам и сверял маршрут с показанием прибора.
«Точно, - повторял он про себя, - точно, и поворот в том же месте. Умели военные рисовать».
Долго идти, действительно не пришлось. По тропинке, через каменный мостик, вдоль заболоченного уже ручейка, подошли они к глубокой канаве. Вокруг были разбросаны заросшие травой и кустарником полуразвалившиеся бетонные плиты и блоки. Одинокая береза, раскинув над канавой свои ветви, шумела листвой.
- Вот здесь.
Провожатый остановился и показал куда-то вниз.
Василий сделал несколько шагов по склону и оказался на дне канавы. Он огляделся, присел на корточки и стал разгребать поросший травой мусор. Чаще всего среди камней и палок ему попадались куски тёмного стекла. Они напоминали осколки битых бутылок.
- Что это тут навалено? – вопрошал, недоумевая Василий. Он не понимал, почему его клад завален какими-то черепками и осколками.
- Можете, их как сувенир взять с собой на память, - сказал мужчина.
- А что это?
Василий держал в поднятой руке горлышко от бутылки.
- Это? Это и есть тот клад. Вернее, всё, что от него осталось.
- Не-ет, это не тот. Нам не этот нужен, - вырвалось у Василия.
- Я вас расстроил, господа? Вы, наверное, ожидали обнаружить нишу в стене, подвал или склеп. Узкий тёмный проход, паутину облепляющую лицо, летучих мышей висящих на мокром потолке, звук падающих со сталактитов капель и загадочный шум тишины?
- Нет, нет, - придя немного в себя, произнес Василий. – Мы ведь в Финляндию, так по пути.
Степан и Степанида смотрели на Василия. Перед ними стоял голодный человек только что опрокинувший котелок с уже готовой похлебкой. Они молчали, предоставив Василию все права, всю ответственность и последствия.
- Могу рассказать эту историю. Я её всем рассказываю, - выдержав паузу, сказал спутник, - коротко, настолько коротко насколько знаю сам. В войну это было. В 44-м здесь бои шли. Наши наступали. Солдаты финскую грузовую машину захватили. В кузове какие-то ящики были. Разбираться не стали. Офицер и ещё два военных поехали на ней в тыл. По дороге взрывом снаряда машину опрокинуло. Ящики из кузова вывалились, да оказались они не простыми, - мужчина замолчал. Напряжение возрастало. Он пристально посмотрел сначала на стоящую рядом парочку. По выражению их лиц понял, что не путешественники они вовсе. Перевёл взгляд на стоящего на дне канавы. Ожидание развязки горящими вопросительными знаками было выведено на его лице. Казалось, что фигура с бутылочными осколками в руках, вот-вот вся воспламенится.
- А с французским коньяком, - с облегчением произнёс он. - Часть разбилась, а часть уцелела. Ну, военные их закопали и поклялись после войны приехать вместе, откопать и устроить пир в честь победы, и дату установили.
- Через три месяца после войны, - не выдержала Степанида.
- Точно, - улыбнулся мужчина. - Коньяка было много, клад целый. Но не сложилось у них. Один позже погиб. Другой калекой войну закончил. Сам поехать не мог, но тайну до смерти хранил. Ждал третьего. После освобождения Выборга через некоторое время стройку здесь затеяли. То ли ферму, то ли курятник. Потом говорят, пожар был. Запах стоял на всю округу. Целых бутылок штук десять всего нашли. Мужики тут же их и выпили. Говорили, был вкус уникальный. Такого сейчас нет, не тот цимус.
Василий так и не мог понять до конца, что произошло. Он стоял на дне канавы с разбитыми коньячными бутылками в руках. Степан и Степанида стояли наверху склонив головы, как над могилой погибшего бойца. Первой нарушила молчание Степанида.
- Вы так подробно все знаете?
- Калека тот моим дедом был. Поздно мне рассказал. Я в честь его участок этот купил. По ночам иногда запах коньяка чувствую. А вы что, будете дальше искать развалины предков?
- Нет. Мы, их, кажется, уже тоже нашли.
Василий выбрался из канавы и встал рядом со Степанидой. Наступила очередная минута молчания. Когда минута закончилась, все переглянулись и как-то загадочно вперемешку со смущением и недоумением заулыбались.
- Что ж Вася, бывает, - прошептал Степан, протягивая мятый, с оборванными краями лист бумаги.
Василий взял листок, повертел его, вздохнул, аккуратно свернул и положил в маленькую жестяную баночку с надписью «Халва».
- Пусть, как память будет. А может вдруг, тут какая ошибка произошла, или место вдруг не то. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
Он помялся с минуту, потом распахнул полу куртки и достал из штанов початую бутылку трехзвездочного армянского коньяка.
Шумела могучая берёза. Среди её зелёной листвы и белоснежных ветвей виднелся почерневший от времени покосившийся скворечник.
И это дело было раскрыто. А зёрнышко на зуб всё же так и не попало.
Ну, да и ладно, помни главное: пальмовое масло вредит твоему здоровью.
Количество персонажей, их профессии, образ жизни, имена, фамилии и возраст, баночки и бумажечки, диалоги и монологи, факт и место обнаружения остатков, вымышлены. Всё остальное описано по реальным событиям.