Тяжело было только первые два дня. Я никак не мог понять, что со мной случилось. Вся прошлая жизнь вспоминалась кусками, да и то расплывчато и без звука. Я безвольно бродил по опустевшим улицам родного города, пробираясь через сугробы, разбитые машины и горы мусора. У меня была только одна цель – поесть. Запах крови, скажу я вам, самый прекрасный запах на свете. И я шёл за ним в толпе начинающих гнить заживо сотоварищей по несчастью. Оказалось, что я умею ни о чём не думать. Это легко. Словно задержать дыхание. Которого у меня нет.
Осознание того, что я мёртв, пришло на третий день. Словно в голове щёлкнул тумблер, и отсчёт времени пошёл. Времени после.
Что ещё могу сказать. Не знаю, как другие, но я принял своё новое состояние сразу – как наказание. У меня не было мыслей: за что? как же так? почему именно я? Мы все были такими. Ну, или почти все. Поначалу живых было много, но они быстро закончились. А вместе с их исчезновением, как ни странно, прошло чувство голода. Не было еды – не было голода.
Неожиданно оказалось, что те звуки, которые мы издавали, имеют смысл. Вскоре мы научились понимать друг друга. Наверное, со стороны это выглядело нелепо и смешно. Но некому было смеяться над нами. И мы начали разговаривать.
Темы, конечно, были банальны – каждый хотел поделиться тем, как он стали зомби и кем был в прошлой жизни. Даже не так – кем был в жизни. Ещё многих интересовало: что делать дальше? Но ответа на этот вопрос ни у кого из нас не было. Возможно, он имелся у живых. Мы не знали.
В итоге через неделю нам надоело шататься по грязным улицам, смердевшим гниющими останками трупов, и город опустел. Казалось, что все … Чёрт, чуть было не сказал: вымерли. Но это было не так – все затаились. Зачем, никто не знал.
Несколько дней я просидел на грязных ступенях одного из подъездов, рассматривая дохлую, высохшую за зиму муху, застрявшую между оконными стёклами. Всё равно больше нечем было заняться. Думаю, мне стало невыносимо скучно.
И тогда я вспомнил её. Наташу. Влюбился я ещё на первом курсе. И дело даже не в её ногах. Глаза – вот что запало мне в душу. Нет, я не тонул в них – я просто забывал, как дышать рядом с ней. Вот серьёзно, не вру! А она меня даже не замечала. Страдала по Вику, и это не удивительно. Я и сам по нему страдал. Не в том смысле, что вы подумали, конечно. Я безумно хотел быть таким же, как он. В парне было столько уверенности в себе и наглости, что я по сравнению с ним выглядел ботаном. Но тут я уже не виноват – с самого раннего детства, насколько себя помню, всегда болел. Причём всем и сразу. Девчонки таких не любят. Что с меня взять – ноги как две спички, сам словно жердь, да ещё эти очки. Как ни странно, сейчас я как-то обхожусь без них. И ничего, всё отлично вижу. Но очки не выбросил, они как напоминание о той жизни. О жизни. Она ведь одна.
Сходил в универ, побродил по длинным коридорам. Посидел в аудитории. Ностальгия, чёрт! Хорошо, что зомби не умеют плакать, а то бы разрыдался. Когда собирался уходить, меня вдруг осенило, и через десять минут я уже листал журнал с адресами однокурсников.
Интересно, что с ней сейчас? Стала одной из нас или её банально съели? Я недавно случайно подслушал её разговор с подругой Аней и узнал, что она в последнее время жила не в городе, а в деревне у деда – приезжала утром на электричке. Не знаю почему, но для меня неожиданно стало важным найти девушку и узнать, что с ней. Сам не понимаю зачем.
Не знаю, что на меня нашло, но я потопал из города. Прямиком к Наташе. Сколько шёл, не знаю – часов не было, да и не важно это было. Вокруг ни души. За эти дни нанесло много снега и это создавало неудобства – я постоянно застревал в сугробах. Наверное, ноги отморозил. Удивительно, но я дошёл – как только не рассыпался по дороге. А потом целый день убил, блуждая по селу: на домах только номера, а вот где какая улица – не понятно. И спросить не у кого. Как ни странно, я не встретил ни одного зомби.
А как стемнело, я заметил светло-серый дым, он валил из трубы и сразу же рассеивался над домами. Стало жутко любопытно, кому это понадобилось топить печь. Точно не зомби. Делать всё равно было нечего, я и пошёл в ту сторону. Домик стоял на окраине. Следы от тропинки вели к крыльцу. И снег вокруг забора расчищен. Причём совсем недавно. Лопата воткнута в сугроб, рядом санки стоят с флягой. Мне даже показалось на минуту, что пахнет хлебом. Понимаю, что глупо звучит – запахи я давно не различаю. Но не забыл ещё. Стою я, значит, а тут дверь скрипнула, во дворе кто-то задвигался, железо звякнуло, и полилась вода.
Вышла она, значит, Наташа моя, за ворота, взялась за верёвку – хотела санки подвинуть, и меня увидела. Удивлённо посмотрела, мельком так, да и дальше свои дела делает. А я стою, словно столб. Скажу честно – испугался, что захочу её съесть. Но нет. Принюхался – ничем вроде не пахнет. А запах крови я за сто-двести метров могу учуять.
Присмотрелся я тогда хорошенько к Наташе: щёки на морозе раскраснелись, глаза блестят, носом шмыгает, на руки время от времени дышит, чтобы согреть. И тут до меня дошло – она дышит! Наташа живая! Но как? И почему меня не боится?
Медленно я к ней двинулся, осторожно сделал пару шагов. Не боится. Стоит, смотрит. Я ближе. А она вдруг внимательно так на меня посмотрела, глаза прищурила. Я очки в кармане нащупал и на нос нацепил. Стёкол, правда, давно нет. Даже и не знаю, зачем я их с собой таскал. И тут она вскрикнула, рот рукой прикрыла, слёзы из глаз ручьём. Смотрит на меня и рыдает.
Вы спросите: что я сделал? А что я мог? Расстегнул куртку, пробил одним ударом грудину, вынул сердце и ей протянул. Ну, а зачем оно мне?