«Пропала собака!» - кричало с каждого столба, с каждой доски объявлений, с каждого забора. И с каждого листа на прохожих смотрела рыжая мохнатая морда с умными глазами. Ольга обходила дворы и улицы с кипой свежераспечатанных листов. Руки замерзли на ветру, ноги ныли от усталости, куртка была заляпана клеем. Ненастный осенний день быстро угасал. Дети – Костя и Леночка – бегали по улицам, звали Динку, расспрашивали прохожих. Пора бы загнать их домой, накормить, уложить, а затем продолжить поиски. Динка пропала во время утренней прогулки, после того как вместе с хозяйкой проводила детей в школу, подождала у магазина, побегала по парку. Там Ольга встретила знакомых, остановилась поболтать, а когда распрощалась с ними, собаки уже нигде не было. Около двух часов Ольга искала любимицу, потом побежала домой, распечатала объявления, встретила детей, и теперь вся семья участвовала в поисках. Им помогали Костины друзья, пока родители не позвали своих детей домой.
Динку любили все, от мала до велика. Как можно не любить такую умную, веселую, интеллигентную собаку? Даже Костина одноклассница Мила, очень робкая девочка, с раннего детства боявшаяся собак, со временем перестала прятаться за ребят и даже несколько раз гладила Динку по спине. Порода у Динки была самая что ни есть дворянская, рост небольшой, стройные тонкие лапы, треугольные висячие уши и пышный хвост с белым кончиком. Узкой рыжей мордочкой и любопытными карими глазами она напоминала лисичку. Яркий окрас не дал бы Динке остаться незамеченной. Да и сама она, хоть и любила порезвиться, всегда прибегала на зов хозяйки. А сейчас ни Ольга, ни дети не могли ее дозваться. Леночка готова была расплакаться, Костик утешал ее и обещал, что Динка обязательно найдется. Если не сегодня, то завтра или послезавтра.
Ольга наскоро приготовила ужин, а себе налила чашку кофе.
- Кость, ты Лену уложи и сам ложись, меня не жди.
- А ты? Динку искать?
Ольга молча кивнула и отпила большой глоток.
- Я с тобой. Ну пожалуйста!
- А Лена? Мы же не можем оставить ее одну. Будь умницей, сынок. Мне ведь больше не на кого надеяться.
- Мам, там же темно. Тебе будет страшно одной.
- Мне не будет страшно, пока дома меня ждут такой ответственный сын и такая послушная дочь.
Ольга поцеловала детей, надела куртку, кроссовки, взяла пакет с объявлениями и снова отправилась патрулировать дворы.
Улицы были пустынны и враждебно тихи. Свистел ветер, моросил назойливый мелкий дождь. Ольга затянула шнур капюшона и направилась в сторону бараков, построенных еще в послевоенное время. Глупо было оставлять этот мрачный, неблагополучный квартал на поздний вечер, но ждать до утра Ольга тоже не могла. Она шла решительным шагом, напевая про себя что-то бодренькое, чтобы было не так страшно.
Ольга остановилась и огляделась. На этой улице она сегодня не была. Достала из пакета листок и клей. Стоя у подъезда спиной к тротуару, она разглаживала ладонями по стене влажную бумагу. Она даже не услышала, а почувствовала чье-то присутствие. Сердце заколотилось быстро и гулко.
- Девушка, сигареткой не угостите? – тоненько прогнусавили над ухом. Пакет хлопнулся из рук на мокрый асфальт.
- Н-не курю, - голос предательски дрожал, между лопаток побежали мурашки. В уме Ольга уже прикидывала, чем сможет откупиться от грабителей. Обручальное кольцо она давно уже носила только по привычке, его не жалко. Серьги тоже – жизнь важнее. И всё! Больше у нее ничего с собой не было. «Убьют, и пикнуть не смогу, - стучало в висках. – А Костика и Леночку в детдом заберут…»
- Ничего страшного, - ответил другой голос, низкий и хрипловатый, от которого поголовье мурашек резко возросло. – Мы сами купим. Бабки давай.
- У меня с собой нет, - Ольга, цепенея от ужаса, повернула голову влево. Их было пятеро: двое рядом и трое чуть поодаль.
- Что ж не подготовилась, - с издевкой протянул первый. – Как же нам теперь быть, без сигареточек?
- Вот, возьмите, - Ольга принялась судорожно сдирать с пальца кольцо. Как нарочно, руки вспотели, кольцо крутилось вокруг пальца, но не снималось. А потом как-то резко соскользнуло и отлетело в темноту. Ольга зажмурилась. Один из троих, стоящих в стороне, услышав рядом с собой тоненький звяк, придавил подошвой ботинка кольцо, подобрал, ополоснул в луже, попробовал на зуб.
- Рыжьё, - одобрительно кивнул парень. – Еще есть?
- Щебенке слова не давали, - приструнил его гундосый.
Хоть руки по-прежнему дрожали, снять серьги оказалось легче. Ольга соединила их между собой и вложила в протянутую грязноватую ладонь.
- Какая сообразительная, - хмыкнул хриплый. – А трубу?
- Что?
- Мобилу давай, - перевел гундосый.
- Ребята, я не могу, - сбивчиво заговорила Ольга. – Правда, не могу. У меня маленькие дети дома одни. А вдруг что-нибудь…
- А вдруг мамочка домой не вернется, - издевательски-жалобно шмыгнул носом один из «щебенки».
Кто-то пересек двор по диагонали, усердно загораживаясь от подозрительной компании зонтом. У соседнего подъезда припарковалась машина, из нее вышла женщина и, стараясь как можно тише стучать каблуками, скрылась за надежной, безопасной железной дверью. Ольга украдкой оглядывалась по сторонам, нащупывая в кармане телефон и прикидывая, в какую сторону побежит, когда грабители получат желаемое. Хорошо бы в полицию, но остаться без связи с детьми она не может. Домой, и чем быстрее, тем лучше! Втянув голову в плечи, шлепая кроссовками по луже, мимо пробежал спортсмен. Никто не осмелился выступить против пятерых парней, уверенных в том, что именно так и будет. Судя по всему, действовали они по проверенной схеме.
***
- Что ж вы, крысиное отродье, вытворяете? – раздался из темноты глухой скрипучий голос. Если бы не тишина ночной улицы, этот голос потонул бы в многозвучье обычного городского шума. Слабая надежда на спасение заставила сердце биться чуть быстрее. Но едва человек вышел в пятно света фонаря, Ольга совсем упала духом. Это был Август, городской нищий. Что может сделать выживший из ума старичок? Только разозлить грабителей, и тогда уже помощь понадобится им обоим.
Августа знал, наверное, весь город. Никто не мог бы с уверенностью сказать, настоящее ли это имя или прозвище. Выглядел он древним, как египетская мумия. Часто в разных местах города можно было встретить сгорбленного старика с сумкой-тележкой. С ним непременно шли несколько бродячих собак. Назвать Августа бомжом было бы неправильно: жилье у него имелось, да еще какое! Старинный обветшалый особняк на окраине. Он жил там один, если не считать своры псов. Собаки обитали и в доме, и в саду, поэтому в дом Августа никто никогда не заходил. Настоящие бомжи не считали его своим: он не пил и следил за собой. Август не отказывал им в ночлеге, особенно зимой, но бродяги очень редко пользовались его гостеприимством. Говорили, что в этом доме происходят очень странные вещи, но какие именно – никто точно не знал. А может, и знали, но молчали, чтобы сумасшедшими не прослыть.
- Ни стыда, ни совести! – дребезжал старик.
- Дед, иди куда шел, - душевно посоветовал один из парней.
- А сюда и шел, - в голосе Августа тоже послышалась теплота. А потом он заложил в рот пальцы и свистнул. Тотчас же из темноты, утробно рыча, вынырнули два здоровенных косматых пса. Налетчики отступили к стене дома и теперь стояли рядом с Ольгой. Если бы собакам была дана команда «фас», Ольге бы тоже досталось. Но Август лишь молча обменялся взглядами с серым курчавым кобелем, и тот не спеша, почти спокойно подошел к «хриплому», стоявшему справа от своей жертвы.
- Слышь, старый, убери зверушку, а? - в низком голосе, напугавшем Ольгу до мурашек, вдруг пробился истерический фальцет. Второй пес, черный с рыжими подпалинами, похожий на обросшую немецкую овчарку, зашел с другой стороны. Август протянул Ольге руку, но гундосый внезапно схватил ее за плечи и с силой толкнул на старика. Воспользовавшись сутолокой, грабители бросились бежать. Собаки пустились в погоню. Эхо дробило их гулкий лай. Ольга же не удержалась на ослабевших ногах и упала прямо на Августа, за спиной которого стоял дорожный конус. Старик оступился, сделал шаг назад и попал ногой в открытый канализационный люк, перед которым и был выставлен вместо ограждения этот конус. Август сдавленно вскрикнул, нелепо взмахнул руками и исчез в черной круглой дыре.
Еще не поняв, что натворила, Ольга вскочила на ноги. Стариковы псы бежали к ней, привлеченные криком хозяина. В зубах у черного болтался джинсовый карман.
- Дедушка! – Ольга встала на колени, заглянула в люк. – Вы как? Держитесь!
- Держусь, - с натугой проскрипел Август. – Сейчас постараюсь выбраться.
- Давайте руку! Простите меня, это я виновата…
Август держался за скобу, из которых состояла лестница вниз. Правой ногой он упирался в нижнюю ступень, левая висела в воздухе. Ему наконец удалось нащупать точку опоры, он отпустил скобу и протянул Ольге руку. Но когда она обеими руками ухватила его, левая нога соскользнула со скобы, центр тяжести сместился, и Ольга не смогла удержать Августа. С криком он полетел вниз.
Собаки зашлись в лае, беспомощно кружа возле Ольги.
- Да когда же это кончится? – раздалось с одного из балконов. – От ваших собак никакого покоя ни днем, ни ночью!
«Минут пять назад вашим воплям цены бы не было, - зло подумала Ольга.
- Дедушка! – крикнула она в темноту люка. Прислушалась, но за лаем собак ничего не расслышала. – Дедушка! Вы живы?
Ей было холодно и страшно, куртка и джинсы намокли, хотелось скорее оказаться дома, принять ванну, выпить чаю, а может, и коньяка чуть-чуть, но бросить старика, спасшего ее от шпаны, она не могла.
- Тише, песики, тише, - Ольга потрепала по ушам овчара. Серый не подошел к ней, но посмотрел внимательно и, кажется, все понял. – Не шумите. Я помогу вашему хозяину… попробую помочь.
И Ольга, мысленно перекрестившись, полезла в люк. Темнота, в которую она погрузилась, казалась густой, как кисель. Холодные скользкие скобы так и норовили выскользнуть из рук, запах гнили въедался в одежду, волосы, кожу. Запоздало пришла в голову мысль, что прежде чем лезть, надо было позвонить в полицию или МЧС. Вот спустится она, найдет деда – и что сделает? А если он сломал что-нибудь или ушиб голову? Скорее всего, так и есть. Он же старый, много ли ему надо? А там, внизу, наверное, приема нет, и она никуда не дозвонится.
- Дедушка, вы живы? – остановившись, крикнула вниз Ольга.
- Да жив, - ответил Август где-то совсем близко. Значит, она уже почти у цели. – А ты зря сюда лезешь. Я же тебе сказал, что не надо.
- Я не расслышала.
Вместо очередной скобы нога ощутила пустоту. Лестница кончилась. Сколько до пола? Темно, хоть глаз коли. Лишь высоко над головой графитно-серый, сыплющий мелкие брызги круг ночного неба.
- Дедушка!
- Прыгай, тут невысоко.
Голос Августа, журчание воды и шлепки падающих капель окончательно убедили ее, что она почти у цели. Упираясь ногой в стену, Ольга перехватилась руками за самую нижнюю скобу и повисла на ней. Мыски кроссовок наконец коснулись пола.
Первым делом она достала телефон и посветила фонариком вокруг. Август сидел на полу, прислонившись спиной к бетонной стене.
- Как вы? Ударились? Что-нибудь болит? – Ольга села на корточки рядом. – Встать сможете? Нам надо выбираться отсюда.
- Забираться не надо было, - проворчал старик и, смягчившись, добавил: - А выбраться я смогу. Отсюда можно пройти к любому дому на любой улице.
Говоря негромко и неспешно, будто сам с собой, покряхтывая, держась за стену и за Ольгу, Август довольно споро поднялся на ноги.
- Ты вылезай, а я как-нибудь доберусь.
- Нет, дедушка, давайте-ка я вас провожу. Это же я виновата, что мы здесь оказались.
Страх за себя прошел, осталось только что-то сродни удивлению – как ее, такую благоразумную, угораздило встряпаться в историю – и волнение за старика. Что ж, если он говорит, что таким путем можно добраться до его дома, то она его приводит. Убедится, что он в безопасности, и вызовет такси.
- Держитесь за меня. Вот так, аккуратненько. Далеко идти?
- Да ты не волнуйся. Ушиб локоть, но ноги держат. Возвращайся, право слово. Я коллектор как свои пять пальцев знаю.
Но Ольга решительно взяла старика под руку и пошла рядом.
- Ну смотри, - покачал головой Август, - сама напросилась. А впрочем, тут не страшнее, чем наверху. Все то же самое.
- В смысле?
- А хоть в смысле, хоть без смысла, - ушел от ответа старик. – Скажи лучше, что делала на улице так поздно одна.
Ольга рассказала, как потеряла Динку. Август слушал внимательно, задавал вопросы, и вскоре Ольга с удивлением обнаружила, что рассказывает уже не о собаке, а о себе. О разводе с беспутным мужем, о детях, о школе и работе.
- Зачем я вас своими делами гружу, - смутилась Ольга. – Ведь это неинтересно.
- Ну что ты, - возразил Август, - мне очень интересно. А собачку твою постараюсь найти.
- Вы? Как?
- Я сказал – постараюсь, - осторожно уточнил Август. – Видела, сколько у меня собак? Я и сам не знаю, сколько. Может, и твоя прибилась.
Ольга подсвечивала путь смартфоном и надеялась, что заряда хватит, чтобы вызвать такси. Шаги гулко отдавались от стен и потолка, эхо от негромкой, неспешной речи старика тянулось шлейфом. Где-то капала вода, будто отсчитывая секунды.
- Собачки мне доверяют, - рассказывал Август. - На всем белом свете у меня никого больше нет. А когда-то у меня было семнадцать детей!
- Своих? – вытаращила глаза Ольга. Август со снисходительной улыбкой полюбовался произведенным эффектом, а потом признался:
- Детдомовских.
Он поведал, что перед самой войной поступил в педагогический институт. Он был молод, полон амбиций и хотел стать учителем немецкого, но не совсем пролетарское происхождение заранее закрыло для него двери советских школ. Его мать была дочерью немецкого промышленника, владельца небольшой парфюмерной фабрики. После революции, когда «буржуйское добро» национализировали, в доме ей оставили лишь крошечную комнатушку. Весь второй этаж отдали под коммуну для беспризорников. А директор коммуны, красноармеец, женился на молодой хозяйке, дабы, с одной стороны, оградить девицу от посягательств воспитанников, а с другой, и самому закрепиться в доме.
Время шло, поколения менялись, на место беспризорников пришли дети «врагов народа», а родители юного Августа заботились обо всех воспитанниках, не делая различий по происхождению. У этих детей не было шанса на новую семью: по негласному распоряжению свыше на усыновление их не отдавали.
Отец Августа ушел на фронт и через два месяца погиб. Главной в детдоме стала мать. Детей с воспитателями эвакуировали группами до двадцати человек. Мать сопровождала предпоследнюю группу, а последняя оставалась на Августа. Но они не успели уехать: город заняли немцы.
- Вот так и получилось, что все они стали моими, - развел руками Август. – Стой. Тихо!
- Что там?
- Да будь они неладны, - понизил голос старик и отступил на шаг назад, увлекая Ольгу за собой. – Васьки!
- Какие еще Васьки? – Ольга вытягивала шею, силясь разглядеть, что происходит впереди, но увидела лишь что-то шевелящееся в ответвлении коллектора, куда не доставал свет телефонного фонарика. Она вытянула руку, направила луч в темноту - и сдавленно ахнула. Несколько здоровенных крыс таращили на них выпуклые глазки, отсвечивающие красным. Самая маленькая из них имела размеры хорошего откормленного домашнего кота. Хотя, возможно, крысы были обычными, а Ольгин разум оказался настолько перегружен событиями этого дня, что преувеличил степень опасности.
- Назад! – скомандовал Август. - Беги к люку!
Но у Ольги будто ноги к полу приросли. Злобные светящиеся глазки, казалось, гипнотизировали ее, лишали воли. Сердце стучало почти у горла, кровь пульсировала в висках. «На сколько еще хватит заряда? – пронеслось в голове. – А если я побегу, уроню телефон и останусь тут в темноте с этими тварями? Они меня сожрут! А старик? Что он сможет, один, в кромешной темноте?»
Август, не отводя взгляда от «Васек», отступил еще на шаг и неожиданно звонко свистнул. Грызуны, как по команде, отпрянули назад, но тут же продолжили наступление. Их носы непрерывно двигались, принюхиваясь, блестящие усы трепетали. Одна из крыс на миг замерла, подобралась, оттолкнулась от пола и прыгнула на Ольгу, но в последний миг была отбита резким взмахом руки Августа. Ольга зажмурилась и вскрикнула. Шум в висках не утихал, но становился ритмичнее, все больше напоминая звуки шагов. Нет, не шагов – бега. К ним действительно кто-то бежал!
В темноте коридора, откуда Ольга и Август вышли минуту назад, замаячило круглое пятно света. И через несколько секунд перед изумленной Ольгой предстали два мальчика-подростка. В руках у них были металлические пруты. Один из них сунул Августу карманный фонарик. Парни бросились в атаку. Звери прыгали на мальчишек, но редко достигали цели. Пруты мелькали, как лопасти вертолета. Взмах – свист рассекаемого воздуха – писк – крысиный трупик отлетает в сторону. Взмах – у следующей крысы перебит хребет, свист – размозжена голова, писк – сломаны ребра. Мальчикам тоже пришлось нелегко. Иногда острые зубы достигали цели, и у ребят появлялись кровоточащие ранки на руках и лицах. Но крысиное войско было разбито. Мертвые и умирающие «Васьки» валялись на полу, выжившие уносили длинные хвосты.
Бой занял несколько минут. Все это время ужас не отпускал Ольгу. Она и теперь не сразу нашла в себе силы сойти с места. Но глядя на своих спасителей, юных, храбрых, с горящими глазами, Ольга почувствовала себя последней трусихой. Конечно, она ничего не могла сделать против десятка крыс, но ведь ее защитили дети! Мальчишки, немногим старше Костика. Лет тринадцать – пятнадцать. Однако странные ребята! Одеты в одинаковые гимнастерки военного образца и брюки. Один – высокий, нескладный, очень серьезный, с большим носом и падающей на глаза челкой цвета воронова крыла. Тонкая шея и запястья трогательно-нелепо вылезали из одежды, брюки были надшиты. Второй, пухлощекий крепыш с русыми вихрами и россыпью веснушек на вздернутом носу, своей простодушно-обаятельной улыбкой, казалось, освещал бетонные своды коллектора не хуже шестидесятиваттной лампочки.
- Позвольте вам представить моих подопечных, - при ребятах, дабы показать положительный пример, Август перешел на «вы». - Яша, Сеня.
- Ольга.
- А по отчеству? – смущаясь, спросил брюнет Яша.
- Можно без отчества, - улыбнулась Ольга.
- Вы очень испугались? – посочувствовал лучистый Сеня и горделиво приосанился: – Как мы их, а?
- Молодцы, - разулыбался старик и, придав голосу строгости, добавил: - только хвастовство недостойно советского пионера.
«Какие пионеры?» - тоненько звякнуло в голове. Второе десятилетие двадцать первого века. Да, Август рассказывал о своих воспитанниках, но тогда был сорок первый год! Похоже, бедный педагог крепко запутался разумом в сетях далекого прошлого. Да еще и подрастающее поколение за собой туда тянет. Это ненормально! Но Ольга решила, что сейчас говорить с ним об этом не стоит. Ей нужно проводить Августа, а потом бежать отсюда без оглядки. Но в самую первую очередь – поблагодарить парней.
- Спасибо вам, мальчики, вы настоящие герои. Ваши родители могут вами гордиться.
Все как-то резко замолчали, сияющая улыбка Сени померкла, черные глаза Яши сверкнули недобро, и Август посмотрел на Ольгу с укором.
- Я же говорил… - напомнил он.
- О чем? – Ольге стало не по себе. - Если я что-то не то сказала, простите меня!
- Нет у нас родителей, - буркнул Сеня.
- У него нет, - поправил его Яша, - а мои – враги народа.
- Какие враги? Какой сейчас год, ребята?
- Тысяча девятьсот сорок первый, - нестройным хором ответили мальчики. Смотрели они на Ольгу, как на инопланетянку. Она сочла за благо не спорить с ними и пожатием плеч положила конец странному разговору. Про себя Ольга решила, что завтра же позвонит в службу опеки, чтобы они забрали подростков у старика. Кем бы они друг другу ни приходились, у ребят вся жизнь впереди, а по Августу дурка плачет.
***
Ольга, Август и мальчики продолжили путь по подземелью. Впереди, освещая путь фонариком, Август вел под руку Ольгу. Будто это не он, а она провалилась в люк полчаса назад. Мальчики отстали на несколько шагов. Они смеялись, толкались и обсуждали битву с Васьками. Их возбужденные веселые голоса эхом прокатывались по стенам. Ольга молчала, хотя спросить хотелось о многом.
- Я понимаю ваше недоумение, - вклинился в ее мысли старик. – Нет, я не выжил из ума. Я знаю, какой сейчас год. А для них, - он указал рукой на ребят, - всегда будет сорок первый. С этим уже ничего нельзя сделать.
- Но почему?
- Если вам интересно, я расскажу об этом чуть позже, - ответил Август. – Мы уже почти пришли.
- Интересно, - вздохнула Ольга, - но не настолько, чтобы задерживаться здесь. У меня дети дома одни.
- Все будет хорошо с вашими детьми, Оля. Мы поговорим, пока ребята приведут в порядок вашу одежду. Иначе вас ни один таксист не повезет.
Смех и голоса затихли. Ольга украдкой оглянулась назад. Мальчиков не было видно, но шаги слышались отчетливо. Она схватила старика за рукав, заставила остановиться.
- Где Яша, где Сеня?
- Не волнуйтесь, Оля, догонят, - успокоил ее Август. – Вот мы и пришли.
Ольга огляделась. Эта часть коллектора заметно отличалась от остальных. Пол и стены здесь были выложены красным кирпичом, трубы местами подтекали и крепились к стене кусками проволоки, веревками и прочими подручными средствами – похоже, их ремонтировали как могли. Пахло плесенью и застоявшейся водой. Вода струйками стекала по стенам, хлюпала под ногами, звуки падающих капель доносились отовсюду. Похоже, нога сантехника ступала сюда более полувека назад.
Август указал на ведущую вверх узенькую лестницу. «Раз он говорит, что уже пришел, может быть, тут мне с ним и проститься?» – промелькнула было мысль, но следующая вернула Ольгу в реальность. «Как же я обратно пойду? Там темно и крысы!»
Они поднялись на два пролета и оказались на маленькой площадке. Август попросил Ольгу подержать фонарик, выудил из кармана ключ и открыл дверь. Оттуда, из темного коридора, повеяло странной и неожиданно приятной смесью запахов: горящих в печи дров, детского мыла, глаженого белья, кипящей в кастрюле картошки. Август зажег свет – одинокую лампочку без абажура, свисающую с потолка на проводе.
- Проходите, располагайтесь, знакомьтесь, я сейчас подойду, - Август указал в сторону освещенного дверного проема, откуда доносились голоса и звон посуды. Сам же он, повесив пальто на крючок, скрылся за одной из дверей.
Коридор вел в большую кухню. Ольга оглянулась на дверь: где-то там были отставшие от них Сеня и Яша. На лестнице послышались шаги, и в коридор вошли… нет, не ребята. Собаки. Черный, похожий на обросшего овчара, и кудлатый серый двортерьер со светлыми глазами. Они прошли мимо Ольги. Овчар деловито обнюхал ее кроссовки, серый ткнулся мокрым носом в руку. Силуэты псов стали терять четкость, расплываться. Ольга тщетно старалась сфокусировать зрение. Фигуры сформировались уже в вертикальной плоскости и обрели человеческие очертания.
- Яшка, Сенька, мойте руки, - потребовал строгий девичий голосок. У Ольги помутнело в глазах, в ушах зажужжал рой мух, и она провалилась в милосердную черноту обморока.
***
Просторная столовая, бывшая когда-то гостиной. Выцветшие гардины из тяжелой, дорогой ткани задернуты. По центру несколько простых деревянных столов, явно сколоченных на уроках труда, в углу – зачехленное пианино. В другом углу – потертый диванчик, на котором Ольга и оказалась, придя в себя. Ноги босы, на лбу мокрое полотенце. Потолок украшен облупившейся лепниной, вместо люстры назойливо слепит глаза «лампочка Ильича».
- Женщина в брюках, - удивленный шепот прозвучал совсем рядом. Ольге явственно представились широко распахнутые голубые глаза.
- Простоволосая, - так же тихо ответил второй голос. – Совсем стыда нет.
- Яшка сказал, что Август ее от хулиганов спас, - первый шепот звенел восторгом.
- А ты, Томочка, в Яшку влюблена, - второй шипел обвинением и насмешкой.
- Что ты такое говоришь? – засмущалась первая девочка. – Дурочка ты, Ксанка!
- Я Августу Михайловичу расскажу, что ты обзываешься.
- Ябеда.
Замолчали, засопели обе. Ворчунья Ксана осторожно дотронулась до Ольгиного бока.
- Кофточка мягонькая какая! Шишимир.
- Кашемир, деревня! – фыркнула Тома.
- А портки жесткие. Грязные – ужасть! И башмаки не лучше.
Ольге стало стыдно за свои джинсы.
- Извините, - негромко произнесла Ольга. Девочки вскочили – одна со стула, вторая с изножья дивана – будто вспугнутые кошкой воробьи. Они и внешне напоминали воробьев: серенькие платьица, коричневые хлопчатые чулки. Ксана – востроносенькая, суетливая, волосы мышиного оттенка заплетены в две тоненькие косички с белыми лентами. У Томы и вправду оказались большие серо-голубые глаза. Румяная, ладная, с каштановой косой до середины спины. Ни дать ни взять Аленушка из русских сказок. Во взгляде – восторг и недоверие: все в облике Ольги для нее ново, странно и неправильно, но невероятно привлекательно.
- Вы нас так напугали, - картинно всплеснула руками Ксана. – Как вы себя чувствуете?
- Что произошло? – Ольга села на диване и мокрым полотенцем со лба отерла лицо. На полотенце остались серые полосы. Несмотря на кажущуюся нереальность ситуации, она вновь ощутила стыд перед детьми.
- Вы упали в обморок, - охотно пояснила Тома.
- Знаю. А перед этим?
- Пришел Август Михайлович, потом вы, потом мальчишки.
- Вот! Мальчишки! – воскликнула Ольга. – Что с ними случилось?
Девочки переглянулись, пожали плечами и потупились.
- Вы, наверное, голодны, - по-своему истолковала причину недомогания Тома. – Сейчас будем ужинать.
Если девочки ничего не видели, то лучше не пугать их, решила Ольга. Ксана дала ей войлочные тапки и проводила в уборную. В огромном зеркале с отсыревшей и потрескавшейся по краям амальгамой отражалось бледное, чумазое лицо, обрамленное растрепанными волосами. Ольга открыла воду, наклонилась над чугунной эмалированной раковиной. Все в этом доме, в этой уборной, которой подходило именно это устаревшее слово, казалось призрачным, ненастоящим. Вот вроде есть это зеркало, эта раковина, твердая и холодная, медный вентиль. Но таких зеркал и раковин просто не бывает! Разве что в старых фильмах. Ольга вдруг поймала себя на мысли, что в этом зеркале даже свое собственное отражение видится ей неправильным. Вместо дикой взлохмаченной копны должна быть уложенная на затылке коса, вместо синтетического «шишимира» - платье из тяжелого шелка с глухим воротом.
Ольга вымыла руки, оттерла грязь с лица, кое-как уложила волосы. «Простоволосая» - сказала о ней Ксана. Когда Ольга уходила из дома, волосы были заколоты. Но после всего, что с ней случилось, она едва ли смогла бы вспомнить, где потеряла заколку. Ольга разобрала волосы на пряди и заплела косу, чтобы не выглядеть неряхой перед Августом и детьми.
В гостиной собралось несколько подростков. Они рассаживались за накрытые столы. Тома, Ксана и еще две девочки раскладывали в железные миски вареную картошку.
- Вам уже лучше, - улыбнулся Август и, виновато глядя в глаза, добавил: - Я понимаю, что многое здесь для вас странно и неестественно, я бы и сам, мягко говоря, удивился, попав в такое место. Я готов объяснить если не все, то многое.
- Я, пожалуй, пойду домой, - Ольга огляделась в поисках куртки и кроссовок.
- А собака?
- Что собака? – Ольга повернулась к Августу так резко, что заплетенная с горем пополам косичка расплелась. – Вы знаете, где она?
- Возможно, - после небольшого промедления, показавшегося ей очень нехорошим знаком, произнес старик. Прежде чем он отвел взгляд, Ольга заметила в нем смятение.
- Пожалуйста, - Ольга встала так, чтобы Август мог смотреть только на нее, - что вам известно о Дине?
- Я должен вам многое рассказать, - решившись, тряхнул седой головой старик. – Идемте.
- Куда, зачем?
- В кабинет. Не при ребятах же нам говорить.
По широкой лестнице, покрытой вытертым до дыр узорчатым ковром, Ольга и Август поднялись на второй этаж. Правое крыло было заколочено – может быть, из-за разрушения дома, а может, просто за ненадобностью. Влево вел длинный коридор. В открытые двери Ольга видела спальни с аккуратно застеленными кроватями, серыми одеялами и поставленными треугольником подушками, как в пионерском лагере. На верхних углах подушек пламенели красные галстуки.
Небольшой кабинет директора детдома был отделан панелями из темного дерева. Над столом висел портрет Сталина. В шкафах с застекленными дверками хранились картонные папки с личными делами воспитанников. Август указал Ольге на стул, сам сел напротив, аккурат под портретом.
- Оля, я рассказал о том, как город заняли немцы, и я не успел вывезти детей. Я ведь собирался сдать их воспитателям и пойти на фронт добровольцем. А стал предателем Родины.
Бурые узловатые пальцы Августа подрагивали, он то и дело принимался крутить в руках перо – настоящее железное перо на деревянной резной ручке, которое положено макать в чернильницу. Ольга завороженно следила за нервными и бессмысленными движениями. Она видела, как больно старику вспоминать, а тем более рассказывать о своей войне, проигранной, так и не начавшись.
- Итак, немцы. Они сразу же нашли меня и предложили работу. Они постарались дать понять, что считают меня своим. Сулили золотые горы, обещали вернуть мне особняк и фабрику. Хотя и не погнушались занять половину второго этажа для офицерского состава. Обещали, что ни я, ни «киндеры» ни в чем не будем нуждаться. А взамен я должен был стать их голосом. Не просто переводчиком, а именно голосом. Я, с одной стороны, немец, а с другой – педагог, человек из уважаемой в городке семьи, должен был вести среди населения «разъяснительную работу», иначе говоря – пропаганду. Очень самоуверенные, еще не ведающие мощи Красной армии и потому еще не совсем вызверившиеся, они не сомневались, что мирное население готово сдаться им, надо только указать ему на все преимущества сотрудничества. Точнее, рабства.
Август вновь взял долгую паузу.
- Вы отказались? – не выдержала Ольга.
- Да, я сказал, что если я немец, то это еще не означает, что я сволочь. Меня избили, после чего вежливо сообщили, что дают мне два дня на размышление. В конце концов, сказали они, не один я гожусь для этой работы, есть еще школьные и институтские преподаватели немецкого, которые сочтут за благо подружиться с новой властью. По прошествии отведенного времени у меня снова был разговор с двумя офицерами. Один обрабатывал меня словесно, второй только и ждал команды пустить в ход кулаки. Мы и в этот раз не договорились. Я сказал, что приняв их предложение, не смогу смотреть в глаза своим воспитанникам. И это было моей самой большой ошибкой.
«Киндер? – переспросил офицер и, кажется, даже обрадовался. – Если дело только в них, то мы будем их стрелять.»
Я валялся у них в ногах, я молил расстрелять меня, но не трогать детей, я уже готов был дать согласие работать на них. Тот, что с кулаками, спустил меня с лестницы, как щенка.
- И… что? – голос Ольги дрожал, в глазах стояли слезы. – Их расстреляли?
- Рядом с домом был милицейский собачий питомник. Наши ребята часто бегали туда играть с молодняком. Когда началась война, часть собак забрали на фронт, а остальные оказались на улице и прижились в нашем хозяйстве. Помимо породистых служебных, к нам приблудилось несколько дворняг, брошенных уехавшими хозяевами. Ребята сделали для них вольер и подкармливали как могли.
- А дети? Что же стало с ними? Зачем вы мне говорите об этих собаках?
- Слушайте дальше.
Ольга впилась взглядом в опутанные сетью морщинок глаза старика. Набрякшие веки, покрасневшие белки, выцветшая за долгую жизнь радужка. Август потер подбородок и, собравшись с силами, продолжил рассказ.
- На следующее утро детей разбудили чуть свет и вывели во двор. Поставили лицом к стене. Я снова и снова пытался вызвать жалость у офицера. Он смотрел на меня почти ласково и терпеливо объяснял, что у меня было достаточно времени спасти «киндеров». Потом я ему надоел, он велел увести меня подальше от места казни. Дал отмашку. Грянул залп. Сразу за ним - второй.
По щекам Августа обильно текли слезы, прокладывая себе путь среди глубоких морщин. У Ольги тоже защипало в глазах. Слишком живым и страшным был рассказ. В памяти всплыли черно-белые кадры военных хроник, массовых расстрелов и захоронений.
- Я… я не знаю, как это вышло. Я не понял, что я сделал. Я не колдун, не чернокнижник, я думал, что они бывают только в сказках. Дети упали почти одновременно, а я, не в силах смириться с их смертью и отпустить их невинные юные души, кричал, звал их по именам, я будто обнимал их сердцем. Я не дал им уйти. Зря, наверное. Тогда же я не сразу осознал, что произошло. Только собаки в вольере начали лаять как бешеные, скаля зубы, выпучивая глаза, срывая связки. Потом забились в углы, стали скулить, скрести лапами настил. Я не смог этого вынести. Плохо помню продолжение того дня – где я был, что делал. Боль разрывала меня на кусочки. Ближе к закату я взял себя в руки и приступил к похоронам. Я рыл землю, стирал до крови ладони. Я видел их мертвыми, понимаешь ты?! Мертвыми. В крови. С дырками от пуль. Они уже были холодные! Я сам брал их на руки и клал в общую могилу. Собаки выли так, что я чуть не оглох. Пожилой сосед взялся было мне помочь, но долго не выдержал собачьего воя. Напоследок он посоветовал копать глубже, чтобы псы не разрыли. Еще он подал мысль хоронить всех вместе, иначе бы я и к утру не управился.
Август замолчал, достал из кармана аккуратный белый платок и вытер лицо. Встал, шатаясь, прошелся по кабинету. Ольга снова почувствовала себя пленницей сумасшедшего. Руки похолодели, дышать стало трудно. Нужно было сразу отсюда уходить! А может, вовсе не Август сошел с ума, а она? Но его история была очень похожа на правду – страшную, невероятную, но правду.
Август достал из шкафа графин с водой, налил себе и Ольге, сел на место и продолжил рассказ. Он уже не обращал внимания на слезы, бегущие по лицу и исчезающие под воротом рубашки.
- Я как раз выравнивал лопатой землю на могиле, когда услышал этот голос. Детский голос. Он звал меня! Звал по имени-отчеству.
«Август Михайлович, мне холодно!» «Я есть хочу», - присоединился второй. Голоса слышались со стороны собачьего вольера. Я перехватил поудобнее лопату – мало ли что – и подошел. Собак там не было!
- А кто… - начала было Ольга и осеклась. Ответ был таким логичным и в то же время совершенно невозможным!
- Да, Оля, это были дети. Они дрожали от холода и страха. Но на них не было крови, ран, простреленной одежды. Они выглядели так же, как и утром перед расстрелом. И я, точно так же, как и ты сегодня, грохнулся в обморок. Не знаю, сколько я пролежал, но вряд ли долго: дети звали меня, девочки плакали, мальчики просили не умирать. А я первым делом почувствовал боль в ладонях. Я ведь лопату в жизни в руках не держал!
Старик тяжело вздохнул, отчего в легких тоненько засвистело, и уставился неподвижным взглядом на свои руки, будто они болели до сих пор.
- Я все-таки стал работать на немцев. Сначала я был сломлен, раздавлен, не знал, как жить дальше. Мне было все равно. А потом, когда принял себя и своих подопечных по-новому, все оказалось не так уж и плохо. Меня ненавидели горожане, но мои ребята не голодали… Так с тех пор и живем. Днем они собаки, ночью – дети, пионеры, сироты. И еще. Спустя несколько дней я из какого-то непонятного любопытства разрыл край могилы. Тело лежало так, как я его и закопал.
Август замолчал. Ольга тоже какое-то время не могла произнести ни слова, ошеломленная рассказом старого педагога. Ей хотелось задать какой-нибудь такой вопрос, чтобы уличить Августа во лжи. Пусть, ну пожалуйста, пусть окажется, что он все это выдумал! Уж очень не хотелось в это верить. Но, как ни странно, верилось.
- Вас должны были судить за помощь фашистам.
- Допрашивали, но состава преступления не нашли. Понимаешь, все так или иначе работали на немцев. Расстрел семнадцати подростков оказался убедительнее уговоров.
- Но как же собаки могут так долго жить?
- К сожалению, не могут. Как не могут души ребят покинуть меня. Поэтому иногда приходится подыскивать новых собак.
- Это невероятно, - выдохнула Ольга.
- Я тебя понимаю, - согласился Август, - это больше похоже на бред, чем на правду. Я бы и сам не поверил.
- И я бы не поверила, если бы сама не видела, - ответила Ольга. – Хорошо, что вы все это мне сейчас рассказали. Жить с таким грузом в душе все эти годы – это… это же…
- Нет, - перебил Август. – Жить мне осталось всего ничего, я бы потерпел. А рассказал я эту историю потому, что она имеет отношение к твоей собаке.
- К Динке? – Ольга ахнула да так и осталась сидеть с открытым ртом.
- Да. Пойдем, Оля, я познакомлю тебя кое с кем.
Август толкнул одну из дверей и жестом пригласил Ольгу войти. В небольшой комнате стояли только две кровати. Одна была заправлена, на другой лежала девочка. Очень бледная, с синеватыми губами и запавшими глазами. Возле кровати стояло ведро.
- Это Сонечка. Ее к нам привезли перед самой войной. Из глухой деревни, ничего слаще моркови в жизни не пробовала. Вот и тащила в рот все, что попало. Кончилось тем, что бедняжка угостилась приманкой догхантеров. Мне ее не спасти.
- А доктора пригласить? – вскинулась Ольга.
- Какого? Ветеринара? – губы Августа скривились, будто он и сам отведал отравы. Он сел на край кровати, положил руку девочке на плечо.
- Сонечка, как себя чувствуешь?
- Не очень хорошо, - ответил Августу слабый детский голосок. – Все болит. Тошнит все время. Я умру, да?
- Когда-нибудь все умрут, - вместо того, чтобы успокоить ребёнка, проговорил Август.
- Август Михайлович, а собачку вы не нашли?
- Найду, Сонечка, обязательно найду. Покушаешь картошки?
- Нет. Все равно вырвет.
- Как хочешь. Отдыхай, дитя мое.
Август вывел Ольгу из комнаты. На пороге она оглянулась и встретилась глазами с Соней. Сердце сжалось в комок от этого взгляда, полного боли, страха и надежды.
- Теперь ты знаешь, зачем я украл твою Дину, - развел руками Август. В его взгляде было и раскаяние, и, как ни странно, вызов. Внезапно Ольга поняла: именно от нее сейчас зависит, будет Соня жить или нет.
- Но… это же моя собака! – в отчаянии воскликнула она. – У меня тоже дети, понимаете? Они любят Дину, они росли вместе. Мы с Костиком подобрали ее совсем крохотным щенком, когда я ждала рождения Леночки.
- Я понимаю, - глухо проговорил Август, не отводя и не меняя взгляда. Раскаяние и вызов. – Я виноват перед тобой и перед твоими детьми. Но ты знаешь, почему я это сделал.
- Это же невозможно! Невозможно! – выкрикнула Ольга и, закрыв лицо руками, расплакалась.
- Как скажешь, Оля. Твоя собака, тебе и решать. Захочешь забрать – заберешь. Захочешь подарить Соне жизнь – мы все не забудем твою доброту.
- Неужели во всем городе не нашлось другой собаки? – всхлипнула Ольга.
- Увы. Бездомных потравили догхантеры, за домашними следят хозяева. Нет, я не хотел сказать, что ты плохая хозяйка. Просто… ну скажем, мне повезло.
- Где она сейчас? Я хочу ее видеть.
Они спустились по лестнице к парадному входу. Высокие двери, скорее всего, сделанные из дорогих пород дерева, были выкрашены простой белой краской. Снаружи раздавался лай. Август отодвинул засов. Неся с собой осенний влажный холод, в дом вошли несколько собак. Пятеро из них превратились… ну очень не нравилось Ольге это слово, когда оно не было напечатано в книге волшебных сказок, но – да, превратились в подростков, трех мальчиков и двух девочек. Превращение прошло быстро, безболезненно и почти незаметно. Просто вот были собаки, а вот они уже люди. Сколько же им потребовалось времени, чтобы настолько облегчить для себя переход? В первый раз, как рассказывал Август, псы выли и скулили, будто плакали.
Жестом позвав за собой Ольгу, Август вышел на крыльцо.
- Что же ты? Зови!
- Дина! – крикнула в темноту Ольга. – Динка, ко мне!
Цокот когтей по мощеной плиткой дорожке – и любимица рыжим вихрем налетела на нее. Динка скакала, тявкала, ластилась, виляла хвостом, норовила лизнуть в лицо. Ольга обнимала, гладила собаку, и радость переполняла ее.
- Динка, Диночка, нашлась, моя хорошая! Нашлась, - Ольга повернула сияющее счастьем лицо к Августу, и улыбка будто на секунду замерзла, а потом, оттаяв, медленно сползла. Старик смотрел на нее пристально и выжидающе. Тотчас же вспомнились запавшие глаза и синюшные губы умирающей девочки.
- Я прямо сейчас должна дать ответ?
Август молча кивнул. Ольге отчаянно захотелось закрыть глаза крепко-крепко, а потом открыть – и оказаться дома вместе с Диной. Не знать ни Августа, ни его питомцев – или все же воспитанников? – ни его страшной истории, ни бедной девочки Сонечки…
- Ей будет больно?
- Ей сейчас больно, Оля. Она умирает. А ей всего тринадцать.
- Я о Дине.
- А я о Соне.
- О Господи, ну зачем? – выкрикнула Ольга в лицо старику. – Зачем вы дали мне с ней увидеться? Лучше бы я ничего этого на знала. Лучше бы мне просто не найти Динку, чем знать, что ее ждет.
Псы, которые были обычными бродячими псами, зарычали. Динка, тихонько поскуливая, смотрела на хозяйку.
- Итак, твое решение, - потребовал Август. Ни капли былого тепла в голосе. Ольга понимала его: минуты капают, с ними утекает жизнь девочки.
- Дина, за мной! – Ольга ступила на лестницу.
***
Соню недавно рвало, и комнату наполнял тяжелый кислый запах. Девочка лежала на спине, закрыв глаза, и не обратила внимания на вошедших. Ее трясло, на лбу выступила испарина. Но когда мокрый собачий нос ткнулся в ладошку, Соня улыбнулась. Ольга испытала что-то сродни ревности: только что Дина бурно радовалась встрече с хозяйкой, а теперь лижет руку незнакомой девочке.
- Собачка, - еле слышно произнесла Соня. – Август Михайлович, это для меня?
Август вопросительно взглянул на Ольгу.
- Для тебя, - подтвердила она, сдерживая слезы. Соня открыла глаза и удивленно посмотрела на Ольгу, потом на Дину.
- Спасибо. Какая красавица!
Ослабевшие пальцы потрепали мохнатое рыжее ухо. Динка потерлась головой о Сонину руку. Август вывел Ольгу в коридор и плотно закрыл дверь.
- Спасибо, Оля. Большое спасибо от всех нас, - Август сжал ее руку обеими ладонями. - А теперь езжай домой. Прости, что не провожаю. Ребята проводят, а я должен заняться Соней. Прощай!
***
Стоя у ворот особняка, когда-то красивого и уютного, а теперь обветшалого, Ольга окоченевшими пальцами набирала номер службы такси. Она уже почти жалела о своем решении, которое теперь казалось неправильным, не своим, навязанным. Заряд аккумулятора был почти на нуле, но Ольга успела дозвониться. Если бы телефон разрядился именно сейчас, она бы, наверное, послала куда подальше доброту и сострадание, вернулась и потребовала отдать свою собаку.
Через несколько минут Ольга сидела в теплом салоне машины. Но дрожь не проходила, пробирала до костей, и холод был не единственной ее причиной. Лишь дома, забравшись в горячую ванну, Ольга смогла согреться и смыть с себя все злоключения этого вечера: встречу с грабителями, путешествие по коллектору, нападение крыс, обморок, историю Августа, прожигающий сердце насквозь взгляд Сонечки… Всего этого и для целой жизни много, не то что для одного дня.
Позднеосеннее утро дарило городу прощальную улыбку, светлую и грустную. Дворник-азиат сметал с тротуаров опавшую листву. Ольга провожала детей в школу, когда зазвонил телефон. Незнакомая пожилая дама сообщила, что встретила рыжую собаку с карими глазами и пушистым хвостом, когда выгуливала своего корги. Собака вела себя дружелюбно и охотно шла на контакт. Женщина предлагала поймать и подержать Дину до прихода хозяйки за разумное вознаграждение. По пути на встречу с доброжелательницей Ольга почему-то вспомнила книгу «Кладбище домашних животных». Кого нашла незнакомка – Динку или Сонечку? И как объяснить детям новое имя их любимицы?
Собака обрадовалась Ольге точно так же, как и ночью в доме Августа, как и каждый раз по возвращении домой. И сомнения рассеялись: это Дина.
Первое время Ольга укладывала детей пораньше, а сама до поздней ночи наблюдала за Динкой. Ничего того, что так страшило Ольгу, не произошло. Собака оставалась собакой, откликалась на Дину, была весела, энергична, хорошо ела и много играла. Несколько раз Ольга пробовала звать ее Соней, но та не реагировала на незнакомое слово. Это могло означать только одно: девочку спасти не удалось. Ольге было до слез жаль бедную Сонечку. Но постыдная эгоистичная радость оттого, что Динка вернулась, помогла быстро утешиться. Ведь это не просто собака, а самый настоящий член семьи. Как можно было решиться ее отдать? Это все равно, что отдать Леночку или Костика!
На прогулках, в магазинах, по пути на работу и с работы Ольга высматривала среди прохожих сгорбленного старика в изношенном пальто, окруженного стаей собак. Но Август словно растворился среди прозрачных осенних улиц. Четыре дня спустя Ольга закупила мяса, овощей, молока, сладостей и явилась со своими гостинцами в особняк. При свете дня он выглядел еще более старым и заброшенным, облупившиеся стены украшали рисунки и надписи граффити. Дверь была распахнута, прихожая засыпана сухими листьями. Дом был пуст, и казалось, не первый день. Ольга распахнула двери гостиной и замерла на пороге. Не осталось и следа от былого уюта, по-сиротски казенного, но такого трогательного. Шторы были наполовину сорваны, некоторые вместе с карнизами. Столы и стулья сдвинуты к пианино. Лишь диван стоял на своем месте. Услышав шуршание в углу, Ольга вздрогнула, но скорее от радости, чем от испуга: подумала, что это собака зашла в дом. Но вместо пса увидела помятого мужичка с одутловатым лицом.
- Простите, если испугал, - нелепо поклонился бомж. – Вы что тут ищете?
- Я? – растерялась Ольга. – Августа. Вы знаете Августа?
- Кто ж его не знает, полицая фашистского, - недобро хмыкнул маргинал. – А вам он зачем?
- Нужен, - осмелела Ольга, видя, что он здесь один и вроде бы не агрессивен. Явно успел уже опохмелиться и пребывал в благодушном настроении. – Где он может быть?
- А нету, - по-клоунски развел руками бомж. – А вы, дамочка, хавчик для него, что ли, принесли?
- Поможете найти – поделюсь, - пообещала Ольга.
- Умер полицай наш. Мы с Ринатом зашли позавчерась, а он за столом сидит. Думали – придремал старый… И знаете что? – красноречие мужичка расцветало с каждой извлеченной из сумки пачкой. Сейчас как раз в руках у Ольги появилось сливочное масло. Бомж сглотнул и продолжил: - Странное дело! На втором этажу коечки стоят, застеленные, все аккуратненько так. Собаки, что ли, у него там спали? Одну собачку в комнате дохлую нашли.
- Рыжую? – сердце вдруг забилось быстро-быстро, руки похолодели.
- Не, не рыжую. Пятнистую. Уши коричневые, бок черный. Свернулась в уголку, нос лапами накрыла. Вот. Увезли Августа. А мы тут… что дому пустовать?
- А другие собаки где?
- Да кто ж их знает. Разбрелись. Приходили, нюхали тут. А нам и самим жрать нечего. Вот вы, дамочка, помогли нам – дай вам Бог мужа богатого. Еще бы беленькой пузырек – так вообще бы не жизнь, а сказка!
Ольга поднялась наверх. Казалось, каждая ступенька сокращала расстояние между две тысячи восемнадцатым годом и тысяча девятьсот сорок первым. Вытертый ковер, скрипучие двери. Кровати с подушками, поставленными уголком. Кабинет директора, портрет Сталина, шкафы с папками. В спальне, где лежала Сонечка, все осталось так, как видела Ольга: незаправленная кровать, рядом ведро. В углу лежала мертвая собака. Дом не отапливался, поэтому запах разложения еще не успел заполонить комнату.
Оставалось только догадываться, что здесь произошло четыре дня назад. То ли Август умер и не успел помочь Соне, то ли Соня умерла, не дождавшись, и старик не перенес этого. Ясно одно: души ребят теперь свободны. А собаки – это просто собаки. В городке они жили всегда. Знал ли старик, что его смерть станет избавлением для семнадцати душ? Вряд ли. Иначе бы давно нашел способ исправить свою ошибку. Или все же знал, но смалодушничал? Жить хотел? Да что же это за жизнь такая? «Негодяй вы, Август Михайлович, - разозлилась Ольга. – Негодяй и манипулятор.»
- Вот что, уважаемый, - Ольга повернулась к новому обитателю дома, топтавшемуся за ее спиной и жующему купленную ею булку, - я отдам вам все продукты, а вы закопаете собаку.
- Зачем закопаем? Ринат придет, на свалку отнесет, и вся недолга…
- И две сотни сверху. Закопаете сейчас, при мне. Иначе всю еду домой заберу.
***
В субботу Ольга с детьми и собакой отправилась в парк. После ночных заморозков пощипывало носы и щеки, неяркое солнце серебрило стеклянные края луж. Ночь в бывшем детдоме не то чтобы забывалась – такое сложно забыть – но понемногу отступала, теряла резкость за каждодневными хлопотами и бытовыми делами. Жизнь вернулась в свою накатанную колею.
Костя, Лена и Дина носились наперегонки, Ольга не спеша шла по аллейке, крутила в руках желто-красный кленовый лист и наслаждалась последними погожими деньками. За спортивной площадкой она заметила двух собак – черного овчара и серого кудлатого двортерьера. Они принюхивались к какому-то предмету, лежащему под деревом. Да, это были те самые ребята – почему-то о них думалось именно как о ребятах – что прогнали гопников и разобрались со стаей крыс!
- Яша! Сеня! – позвала она псов. Те глянули на нее без интереса и продолжили осмотр добычи. Ольга подошла ближе. Вот это свезло собачкам! Полбатона вареной колбасы. Хорошей, недешевой, обвязанной веревочками. Впрочем, везение их состояло в том, что они еще не успели отведать угощение. На розовой мякоти выделялись ярко-желтые пятна, похожие на брызги из баллончика.
- Фу! Нельзя! – крикнула она псам. Те отскочили и в недоумении воззрились на Ольгу. Она двумя пальцами взяла колбасу за веревку и огляделась в поисках мусорного контейнера. Не урны – оттуда собакам было бы легко достать отраву – а именно контейнера, глубокого и с крышкой.
- Смотри-ка, тетка совсем оголодала, - услышала она насмешливый голос. Обернулась и увидела двоих парней, одетых в камуфляж. Совсем молоденькие – лет семнадцать, не больше. Наглые улыбки, страшные глаза. Пустые глаза.
- Не для вас эта колбаска, тетенька, - хихикнул один из догхантеров и серьезно добавил: - Положите где взяли. Собачек пожалели? А эти твари две недели назад на ребенка напали! Еле отбили, в реанимацию увезли!
Ольга вспомнила синие губы Сонечки, слезы Августа, и ярость накатила на нее.
- Ах вы убийцы малолетние! – она замахнулась на них колбасой. – Если еще раз увижу вас здесь, вы у меня сами свою колбасу поганую жрать будете!
- Эй-эй, вы чего? – один из парней схватил ее за руку, чтобы отнять приманку, но с криком упал на увядшую траву. Сенька напрыгнул на него сзади и придавил к земле. Яша, рыча, скалился на его товарища. Тот отступил на шаг, другой, потом развернулся и помчал напролом сквозь кустарник, не разбирая дороги.
- Отпусти мальчика, - Ольга, прихватив за шкирку, оттащила серого пса от поверженного врага. Парнишка вскочил и устремился вслед за другом.
- Мама, мама, смотри, мы желуди нашли, - к ней бежали Костя и Лена. Только сейчас Ольга подумала о том, как хорошо, что они ничего не видели.
- А эти собаки здесь откуда? – спросил Костя.
- Большие какие! – округлила глаза Леночка. Ольга потрепала псов по ушам:
- Это мои защитники.
© Copyright: Наталья Воротынцева