Республика мальчишек,
Что лучше может быть?!
Энергии излишек
С друзьями разделить.
Детство. Золотая пора. Штампы? Да, конечно же, штампы. Ведь даже Гаврила Романович Державин писал: «Как время катится в Казани золотое…» Как это время назвать? Только золотым!
В детстве в Сарапуле я занимался с большим интересом резьбой по камню. А как без рисунка, живописи, общего представления об искусстве? Вот Нинель Петровна, наш руководитель, и раздавала нам журналы, книги, альбомы, а мы готовили доклады о разных художниках и скульпторах. Учились рисовать, лепить из глины, отливать барельефы из гипса… Часто рисовали в музее. Это по большей части зимой в мастерской. А летом мы, не скованные школой, с удовольствием ходили на пленэр.
Нас можно было увидеть в городе. На пристани и где угодно. Но больше всего мы любили, переправившись за семь копеек на катере на левый берег Камы, рисовать на Ершовском пруде. Он находился поодаль от реки. Там всегда было много отдыхающих около лодочной станции. Мы же, взяв напрокат шлюпку, уплывали в дальние заводи, где на мелководье были заросли лилий, кувшинок, а на берегах густые заросли дуба и липы.
В воздухе постоянный стрекот стрекоз и прочей летучей братии. Без комаров, правда, тоже не обходилось. Утром стоял гомон птиц, которые безо всякого смущения летали по своим делам. Они могли даже сесть на шлюпку, выпрашивая хлебные крошки. Были и речные чайки, залетавшие на пруд «порыбачить».
Мы, причалив к берегу, вытаскивали из нитянных сеток альбомы, карандаши, краски. Набирали воды для акварели. Рисовали всё, что попадётся на глаза: друг друга, деревья, пруд… Рисовать могли лёжа, сидя на пне или в шлюпке. Мы, конечно, слышали об этюдниках, но их самих у нас отродясь не было.
Нам очень нравилось когда, улёгшись на носу или корме шлюпки, можно было подолгу разглядывать подводные джунгли. Там среди водорослей носились стайки мальков, чем-то напоминающих нас самих. Юрко по своим делам спешили жуки-плавунцы. Можно было пошурудить палкой в зарослях водорослей или закинуть самодельную удочку, тщательно обсудив перед этим на какую наживку надо сегодня ловить рыбу. Баловство, конечно. Потому, что рыбачить надо на Каме.
Когда, сомлев на солнце, надоест рисовать, то можно было на берегу ловить кузнечиков, бабочек или погоняться за стрекозами, ящерицами. Но самым интересным было выследить ужа и поймать его при помощи рубашки. С ящерицами этот номер у нас не проходил. Они всегда были шустрее нас.
Пойманного ужа можно было засунуть под рубашку и замирая ощущать, как он ворочается, ползает, пытаясь пролезть между пуговиц. Вот тогда-то, если были с нами девчонки, то святое дело их попугать. Увидев змеиную головку, вылезшую наружу, они с визгом отбегали от мальчишек. Не забывая при этом крутить пальцем у виска и комментировать наши выходки.
Но самое интересное было тогда, когда ужа бросали в воду. Он поднимал головку над водой, как подводная лодка перископ, и бедная змеюка-подколодная старалась как можно быстрее уплыть от нас, дурных.
Мы могли строить песчаные замки на береге Камы или, ошалев от восторга, носиться по лугу с катушкой суровых ниток в руках. Тугая нить уходила в небо, где парил воздушный змей, сделанный накануне дома из фанерных реек, газеты и с хвостом из липового лыка. Когда ветер менялся, то змей начинал вихлять, подстраиваясь к новому направлению. Мог и совсем упасть, что тоже было поводом для беспричинной радости.
После трудов праведных можно было развести костерок и поджарить гребешки заранее набранных беззубок. Это несколько разнообразило наш нехитрый перекус. Воду мы никогда не брали с собой, а набирали, как и взрослые, на месте. О подобном эксперименте сейчас даже не хочется думать.
После этого самый раз было разлечься на поляне среди травы и смотреть до головокружения в небо. Когда-то облаков бывало мало, а когда-то были целые воздушные замки. Это давало бесконечный простор для мальчишеских фантазий. Но даже в тех фантазиях я не думал, что буду ночевать в облаке в горах или подниматься выше облаков. Прыгать на парашюте сквозь облака. В жизни много бывает такого, о чём и не думал никогда.
Иногда попадали и под дождь. Промокнуть не боялись и заботились только об альбомах и красках. Зато какой был восторг увидеть над Камой двойную радугу. Это был настоящий праздник. Все цвета становились ярче и мы начинали заглядываться на девчонок, чьи мокрые платья обтягивали пока ещё угловатые фигуры.
Собираясь домой и ожидая катер, мы с интересом поглядывали на обрывистые берега острова Зелёный. Там были десятки норок-гнёзд ласточек-береговушек. А может и стрижей тоже. Для нас не было проблемой переплыть на Зелёный, где посреди острова было большое Карасёвское озеро. Там жили раки. Но нам и в голову никогда не приходило разорять эти гнёзда. По полёту птиц мы могли судить о переменах погоды.
На катере мы устраивались на верхней палубе. «На всех ветрах». Совсем без грусти мы смотрели на солнце, которое уже склонялось к горизонту. Наступали сумерки. На Сарапул ложились длинные тени.
Домой мы заявлялись, как говорили матери, в потёмках. Отругав, скорее по привычке, они наскоро кормили нас и отправляли спать. Утром самые сладкие сны. Матери давно на работе. Встав, и умывшись, мы находили на столе завтрак, завёрнутые в газету варёные яйца, лук, огурцы, помидоры, хлеб, соль. Это нам на перекус, если опять отправимся куда-нибудь. Рядом лежало немного мелочи и знакомая записка: «Утонешь, домой не приходи!» Это не очень-то страшное напутствие многих поколений сарапульских матерей.
А впереди бесконечное лето нашего детства.