Семь особенностей сделали его довольно знаменитым в пределах небольшого райцентра Воронежской области.
Первая – он имел довольно редкое имя, называя которое, сразу становилось понятным, о ком идет речь. Звали его Памфил. Мы заглянули в справочник имён и увидели, что это означает «милый всем, общий любимец». Стало понятным, почему родители сподобились дать сыночку такое имя. Коллеги и друзья не стали мудрствовать лукаво и звали его «Фил», но если говорили «Памфил», то сразу становилось понятным, о ком идет речь. Памфил на районе был один.
Вторая – он имел высокое худое строение тела, но это было не всё. Что зачастую встречается у высокорослых, он был чрезвычайно сутул, из-за чего более сутулым, чем Фил, можно было представить разве что горбуна. Как это получилось – то ли родители недосмотрели сутулящегося ребенка, то ли он был таким от природы, народу неизвестно. Ему дали кличку «гнутый», которая, впрочем, не прижилась, и его никто так не называл. Но её знали все.
Третьей особенностью был его высокий профессионализм. Работал он инженером по радиоэлектронике, и, хотя окончил техникум, а не институт, природное трудолюбие и смекалка помогли ему стать высококлассным специалистом. Памфила поставили на инженерную должность и не ошиблись. Работы по основным обязанностям у него было немного. Электроника, а это, в основном, были компьютеры, выходили из строя редко. К нему иногда обращались с просьбой отремонтировать бытовую технику, он всегда отзывался, причем за свои труды деньги не брал. В советское время это было не принято. Не брал он и алкоголь, потому что не пил. Это безоговорочно считалось его четвертой особенностью, так как совсем непивших людей в райцентре было немного.
Пятая его особенность заключалась в том, что он никогда ничего ни у кого не просил.
Шестой особенностью было проживание с отцом. Он жил со своей семьёй в трехкомнатной квартире вместе со своим престарелым отцом. Дружбы между ними не было – старик платил за себя по отдельным счетчикам за электроэнергию и газ, а квартплату – согласно площади комнаты и пропорционально разделенной на всех жильцов площадей кухни, ванны, туалета и коридоров.
Седьмой особенностью была его страсть к спорам. Низкая загруженность по работе давала большое количество свободного времени, но сократить Фила или понизить его в должности начальство не могло, потому что хотя и редкие, но случавшиеся иногда выходы из строя электронной техники могли привести к перебоям в электроснабжении группы районов, и для быстрого устранения неполадок требовался высококлассный персонал. Другие «влиятельные» организации райцентра запросто могли сманить «обиженного» специалиста, что неоднократно предпринимали газовики и сбербанк.
Часто возникали споры или редко, сказать тяжело, - это как две волосинки с головы повара в тарелке супа – много или мало? В часы спокойствия он, как правило, делал какие-то эксперименты, ковырялся с техникой просителей, читал книги и журналы по электронике и программированию. Но если возникал спор, а это было слышно сквозь тонкую гипсокартонную стенку, разделявшую нас, повышенным шумом голосов, он бросал своё «рукоделие» и приходил к нам.
Инициатором споров, как правило, был «козлятник». Программист, вышедший родом из деревни, он так и остался деревенщиной. Трудные годы были трудными для всех рядовых граждан. Он, желая облегчить своё существование, вспомнил босоногое деревенское детство – завёл кроликов и коз. Для меня лично разведение коз программистом был нонсенс, я с удивлением выслушивал его сентенции на этот счет.
Однажды у него произошло ЧП. Вожак козлиного стада, малознакомый с автомобильным транспортом, ощерился против сдававшего задом автобуса и погиб под его колесами, спровоцировав этим самым кличку для своего хозяина.
Райцентр был сельскохозяйственным. Фабрик и заводов, за исключением, лакокрасочного и механического, в нем не существовало. Но эти заводики были малы. Один перегонял просроченное подсолнечное масло на олифу, а также делал из неё белую масляную краску – вокруг были меловые горы. Другой заводик – механический – ремонтировал сельскохозяйственную технику близлежащих колхозов и совхозов. Энергетики и газовики его услугами не пользовались, так как имели свои производственные мощности. Сделать карьеру инженера в таком городке было практически невозможно, и способные молодые люди, как правило, стремились уехать в Москву, Ленинград или в развитой областной центр. В силу своей «деревенской привязанности к земле», а также осознавая, что его образование погублено в нем сельской школой и пединститутом – например, он совсем не знал английского языка, хотя, согласно школьного аттестата и диплома пединститута, изучал именно его, он был обижен на весь белый свет и частенько заводил разговоры о несправедливости.
Так случилось и в этот раз. Накануне по телевидению снова передали сообщение о задержании взяточника, и «козлятник» выразил мнение, что это будет продолжаться до тех пор, пока мздоимцев не начнут расстреливать. Спор перерос в иную плоскость – почему хабарников казнят в Китае и не делают это у нас. К обсуждению подключились техник-программист и женщина-оператор, рабочие места которых находились с нами в одной комнате. Я отмалчивался – переливать из пустого в порожнее мне было неинтересно. Через несколько минут прибежал Памфил. Его вердикт по этому вопросу был однозначен – только стрелять. Меня это заинтриговало, я подначил его:
– Фил, ты ратуешь за такую крутую меру. Мы можем обсудить эту проблему, но отвечать нужно будет предельно правдиво и честно. Ты готов? Согласен?
- Конечно! – вскипел он, усаживаясь верхом на стул, стоящий возле стены, и повернувшись так, чтобы видеть всех.
- Ты, с техническим образованием, очень даже неглупый специалист, стоишь на инженерной должности?
- Да.
- Взяток тебе не предлагали, не считая мелких подачек за услуги по ремонту, которые и взятками назвать нельзя. Для твоей должности взятки у народа не предусмотрены.
- Да.
Видя, что мой оппонент «клюнул», я «повел» его дальше:
- Ты живешь в трехкомнатной квартире с отцом, женой и сыном?
Это знали все, и скрывать или отнекиваться ему не было никакого смысла.
- Да.
- На твою семью приходится две комнаты, - однажды я заходил к нему домой для выяснения какого-то вопроса по работе. Маленькая «хрущеба» в 38 квадратных метров – такая же была у моих родителей. - Вы укладываете спать ребенка в дальней комнате, потому что в проходной вы не дадите ему заснуть своей ходьбой и громыханием посуды на кухне. Ложиться спать одновременно с сыном крайне неудобно, так как у вас накапливается домашняя работа, которую нужно сделать. Значит, в проходной комнате спите вы с женой, а сына укладываете раньше в дальней?
- Да.
- Это создаёт нервозность во взаимоотношениях между супругами – вы можете быть застигнуты сыном во время соития.
- Да… - с неудовольствием и заминкой поддакнул опешивший Памфил.
- Ты продал свои акции и купил подержанную «девятку».
В это время шла скупка обесцененных акций предприятия, и народ стремительно продавал их, пытаясь вложить вырученные деньги во что-то материальное. Фил неоднократно говорил о желании приобрести хотя бы подержанный автомобиль, и в какой-то момент его мечта сбылась, хотя, наверное, было бы целесообразнее купить отцу однокомнатную квартиру.
Забегая вперед, скажу – его жена, диктор местного телевидения, не выдержала такой жизни, уехала к своим родителям, оставив сына на отца и сменив мужа на молодого поклонника.
- А теперь представь – тебе предлагают миллион долларов.
- Ну… - он вперил в меня немигающий взгляд.
- Ты покупаешь виллу на Крите, в поселке недалеко от Горбачева. Четыре спальни, зал, кухня, для тебя – кабинет. Вилла благоустроена, само собой – есть бассейн и кондиционер. Цена особняка около двухсот тысяч долларов. Можно дешевле, но в отдаленной и более мелкой деревне.
В то время прошли сообщения, что Горбачев купил себе на Крите виллу за 180 тысяч долларов, все это знали и страшно возмущались.
- Покупаешь новенький «мерседес» за 25 тысяч и за 25 тысяч - парусно-моторную яхту.
Глаза Фила зашлись поволокой – он уже был там, на Крите, и ехал в своём «мерседесе» к своей яхте. Я его добил:
- Представляешь, двести пятьдесят тысяч – и ты упакован! Бросаешь здесь всё к едрене-фене, даже не продаешь, а просто бросаешь или… - я сделал паузу, глаза моего оппонента зажглись нетерпеливым огнем - … или переоформляешь на отца. Покупаешь ему «однушку», а «трёшку» пусть старик сдаёт, деньги забирает себе - тоже поживёт по-человечески. Уезжаешь туда, и спокойно кайфуешь там, не работая, – продукты на Крите недорогие. Оставшихся денег хватит тебе и жене до конца жизни. Всего двести пятьдесят тысяч!! А тебе предлагают миллион!!!
- И что же я должен сделать? – вскипел Памфил.
- Совсем нетрудное. Но позорное. Очень позорное. Позорней взятки. Но такое позорное, что в России от тебя отвернутся все твои родственники и друзья. Конечно, кроме заинтересованных. Жена и сын останутся с тобой. Ты даже сможешь купить им по недорогому автомобильчику, - я намеренно промуссировал слово «позор», чтобы потом кинуть ему «спасательный круг». - Позор, конечно, это не смертная казнь с конфискацией, но… Позор есть позор. Хотя там, на Крите, это, скорее всего, не будет позорным – в западном мире не все ценности совпадают с нашими. Там любой легальный бизнес является нормальным. Но узнавать тебя будут – ты станешь известным на весь мир! – я подсластил пилюлю позора.
- Так что же я должен буду сделать? – уже с нетерпением вскричал мой оппонент.
В комнате наступила напряженная тишина.
- Сняться в рекламе презервативов, - ответил я. - Пропаганда безопасного секса. Например, кондомов марки Sagami, Contex или Durex. Действо будет происходить по всему миру - на Красной площади, возле Эйфелевой башни, возле статуи Свободы, в местах, где позволит законодательство стран. Расходы по переезду к съемочным площадкам, затраты на проживание и питание несет фирма – спонсор съёмок. Сюжет рекламы: надеваешь кондом на огромный муляж члена, а, может и на настоящий, живой, берешь в рот, делаешь минет. Затем освобождаешь рот, изображаешь счастливое лицо и, улыбаясь, говоришь – «С ним не только безопаснее, но и вкуснее!» - я опять сделал небольшую паузу и добавил – Или штырят тебя в задницу, чтобы сделать кондомы популярными среди гомосексуалистов. Затем начинают крутить эту рекламу по всем телеканалам мира, пока она не дойдет до осознания каждым человеком Земли.
В ответ я ждал от Фила чего угодно – что он бросится на меня с кулаками, плюнет мне в лицо, начнет материться, - мало ли какую форму примет его вид возмущения. Но ответ Памфила привел в ступор, кажется, всех:
- Я бы и за 500 тысяч согласился…