Иллюстрация: Венденский замок. Латвия, Цесис.
*** *** ***
Миндовг король Литвы. Часть III. Поход на Венден
*** *** ***
Содержание Части III:
Договор с Волынью. 1254. Войшелк, князь-монах.
Лавришевский монастырь.
Поход на ятвягов. 1254-1255.
Возвягль. Луцк. Лето 1255.
Поход Орды и Волыни на Литву. 1258.
Поход Орды на Волынь. 1259 год.
Разорение Галицко-Волынской земли Бурундаем и Куремсой. 1259.
Возобновление войны между Литвой и Галицией. 1262.
Битва при Дурбе. 1260. Миндовг – снова язычник.
Поход литовцев на Венден. Весна 1262.
Поход русских на Дерпт. Осень 1262.
*** *** ***
ДОГОВОР С ВОЛЫНЬЮ. 1254. ВОЙШЕЛК, КНЯЗЬ-МОНАХ.
В 1254 году два новоиспеченных короля, эти два неподражаемых произведения папы Иннокентия IV, король Галицкой Руси Даниил и король Леттовии Миндовг все-таки заключили между собой мирный договор, о котором просил Даниила Миндовг еще в прошлом году, еще до своей коронации. Вот свидетельство Галицкого летописца:
«Потом же Воишелкь . створи миръ с Даниломъ и въида дщерь Миндогдову за Шварна сестру свою . и приде (в) Холмъ к Данилоу . оставивъ княжение свое . и восприемь мнискии чинъ . и вдасть Романови . сынови королеву Новогородъкъ от Миндога . и от себе . и Вослонимъ . и Волковыескь . и все городы».
В приведенные краткие строчки нужно вчитаться, чтобы восстановить ход событий, которые содержат и вполне понятные вещи… то, что касается свадьбы, которую Миндовг предлагал Даниилу и прежде… но здесь есть также некоторые обстоятельства… в некотором роде удивительные…
Мир от имени и по поручению отца заключал ВОЙШЕЛК, сын Миндовга, княживший в Черной Руси. Это его удел был неоднократно разорен Даниилом. Стоит отметить, что в связи с выполнением возложенной на него важной миссии Войшелк был удостоен особого упоминания в Галицко-Волынской летописи в первый раз (летописец посвятил ему даже целую страницу).
Договор скреплялся династическим браком: сын Даниила Шварн (Сваромир) брал в жены дочь Миндовга, сестру Войшелка (имя которой летописец, в отличие от имени ее брата, запротоколировать нужным не посчитал)… кажется, этого довольно… но нет… брат Шварна Роман, едва не ставший Австрийским герцогом… обстоятельства помешали… получал в ведение города Черной Руси.
Кроме того, сам Войшелк отправлялся на Волынь, к Васильку и Даниилу… в заложники?.. и в результате принял постриг и стал монахом.
Как все это произошло, где тут начало и конец? Передача земель Черной Руси Роману в качестве удела, видимо, являлась одним из условий договора… это было, конечно, выгодно для Даниила, но не могло быть желательно для Миндовга, однако последнего вынуждали обстоятельства… хотя речь ведь шла не о передаче земель в собственность Галиции, а только о смене их князя, так что Миндовг оставался верховным правителем Новгородка и других перечисленных городов, Роман же делался его подданным… или главным тут являлся уход Войшелка в монахи, вследствие чего его уделу становился нужен новый правитель? Но почему Войшелк постигался в монахи – тоже согласно условиям договора или нет?
Свадьба состоялась. Роман поехал княжить в Новгородок. Войшелка поселили в Полонинском монастыре (в городе Полонном на Волыни), под присмотром монахов. Возможно, он сам пожелал там поселиться, и ему любезно пошли навстречу. Спустя некоторое время он принял постриг.
Произошедшие события объяснимы лишь одним образом. Со стороны князя Войшелка, которому в то время было где-то лет 30… возраст зрелости, когда человек уже многое знает о жизни и о себе и может принимать и выполнять ответственные решения… с его стороны это мог быть только добровольный шаг. Во всей его дальнейшей жизни не заметно ни малейших следов принуждения. Он, будучи уже православным и искренне уверовавшим человеком, сам пожелал такого изменения своей судьбы.
Возможно, оставаясь на родине, он еще не скоро осуществил бы свои замыслы… может быть, они еще и не оформились в его сознании должным образом… но сложившиеся обстоятельства могли показаться ему сродни перста божия и подтолкнуть к действию в определенном направлении весьма решительным образом.
В летописях, и в Ипатьевской, включающей в себя сообщения Галицко-Волынского летописца, и в Новгородских, и в Белорусско-Литовских, в частности, в Хронике Быховца, содержится один и тот же, только слегка подправленный или дополненный переписчиками, краткий рассказ о Войшелке, авторство которого принадлежит, конечно, книжнику с Волыни, впервые, как уже упоминалось, написавшем о молодом литовском князе, когда тот явился выдавать замуж свою сестру за сына князя Даниила. В этом отрывке говорится о пройденным им к этому моменту времени жизненном пути, о почерпнутом опыте и о том, куда в конце концов привел его этот путь. Рассказ настолько красочен и убедителен, что его стоит прочесть в оригинале, не пытаясь пересказать его еще раз, как это уже делалось неоднократно… уже говорилось, что летописные варианты схожи почти дословно… нижеследующая цитата приводится согласно переводу на русский Хроники Быховца:
«Войшелк же начал княжить в Новогородке, будучи язычником (славянское – «во поганстве буда»). И начал проливать кровь: иногда убивал всякий день по три и по четыре [человека], а в который день если не убивал, тогда был печален, если же убивал, то был весел. Но затем в его сердце вошел страх божий, и он размыслил, и захотел принять святое крещение. И крестился в Новогородке, и стал христианином, и затем пошел Войшелк в Галич к Даниилу, к князю Васильку, намереваясь принять монашество. Тогда же Войшелк крестил Юрия Львовича, а затем пошел в Полонину к Григорию в монастырь и постригся в монахи, и был в монастыре три года, и оттуда пошел к Острой Горе, и принял благословение от Григория. Григорий же человек святой, какого не было ранее и не будет позже. Войшелк же не мог дойти до Святой горы, потому что в тех землях тогда был большой мятеж, и пришел опять в Новогородок…»
Итак, это был дикий кровожадный язычник… «во поганстве буда»… а если никого не убивал, то печалился, а когда убивал, то веселился. Но, не смотря, так сказать, на особенности полученного им и так ярко проявившегося домашнего воспитания, он тогда был молод и восприимчив, жизнь в православном городе не прошла даром, немного погодя свирепый волчонок опомнился… «в его сердце вошел страх божий», как говорит в соответствии со взглядами того времени летописец, подразумевая, что обращение к богу есть пробуждение души, за которую столь явно с точки зрения христианского мировоззрения боролись бесы и ангелы… Тогда ангелы, видимо, победили, и Войшелку открылся другой мир, и он захотел жить в этом мире.
Жизнь Войшелка на Волыни складывалась вполне приемлемым образом. Король Даниил и королевская семья, видимо, обращались с ним хорошо, а старший сын Даниила, Лев Данилович даже пригласил его быть крестным его новорожденного сына… правда, во время обряда крещения, как гласит предание, произошел неприятный инцидент: у Войшелка от огонька свечи загорелась ряса… овечья шкура на волке… напоминание бесов о себе… но все обошлось, забылось…
После трех лет пребывания в Полонинском монастыре, около 1257 года Войшелк отправился в паломничество на гору Афон… на Святую гору, в легендарные места, в земли, по которым ступала нога Богоматери, где душа верующего, обновляясь, раскрывается навстречу чудесам… Король Даниил взял для него разрешение у короля Белы пройти через венгерские земли, но дальше путь оказался закрыт: в Болгарии шла война, и он вынужден был вернуться… «а самъ просися . ити во Святоую Гороу и наиде емоу король поуть . оу короля Оугорьского . и не може ити Святое Горы . и воротис(я) в Болгарехъ»…
Говорят, из своих странствий Войшелк привез в Полонинский монастырь большую богородичную икону византийского письма. История этой иконы доходит до наших дней, хотя сама она не уцелела. Список иконы находился в Белостокском монастыре, откуда она попала (легенда – приплыла по воде) в село Городище около города Луцка и была помещена в церкви Святой Троицы, где и находится по сей день, под именем Городищенская… и прихожане верят, что она источает чудеса… не горит в огне, исцеляет тело и душу… Ее можно увидеть, если приехать в это село. На золотом фоне выделяется поясная фигура Богоматери, одна, без предстоящих, с младенцем на руках, увенчанная старинной короной с крестом…
А что же Войшелк? Король Даниил через некоторое время отпустил его с Волыни, и он вернулся в Литву, где удалился в православный монастырь и поселился там, чтобы продолжать монашеский образ жизни. Вероятно, это было где-то в 1258 году.
Согласно Новгородской летописи и Хронике Быховца, Миндовг предложил сыну отречься от крещения и монашества и вновь «прияти княжение свое», но не преуспел, в результате чего между отцом и сыном возникла размолвка: «Отец же его Миндовг укорял ему за его житье, а он на отца своего досадовав вельми».
О том, что отец и сын поссорились, есть упоминание и в Галицком летописце. Миндовга можно понять – ему нужен был помощник, соратник, наследник, кем и являлся для него до сих пор старший сын, а никак не монах… Вот так ему пришлось расплачиваться за власть над русскими, сыном, принявшим их веру со всеми вытекающими… Войшелк же со своей стороны хотел бы понимания и поддержки родных. Это понятно, этого все хотят.
ЛАВРИШЕВСКИЙ МОНАСТЫРЬ.
Его дальнейшее пребывание в Литве связано с Лавришевским монастырем, который находился на северо-востоке от Новгородка, при впадении реки Валовки в Неман, на его левом берегу. Ипатьевская летопись говорит, что ВОЙШЕЛК «учинил себе монастырь на Немне между Литвою и Новогородском».
Предполагается, что монашеское имя Войшелка было ЛАВРЕНТИЙ (Лавриш, Лавраш), поэтому и монастырь позднее стал называться Лавришевским. Хотя называют и другое имя, с которым его постригли – Василий. Или это его православное имя, а Лаврентий – все же монашеское? Псковские летописи (Повесть о Довмонте) предлагают свой вариант – Войшелк постригся с именем Давид…
ХРОНИКА БЫХОВЦА между тем указывает еще одного возможного основателя монастыря, тоже литовского князя, СЫНА ТРОЙДЕНА, тоже постригшегося в монахи в Галицко-Волынском княжестве, в городе Львове, куда он был послан ко двору князя Льва учиться русскому языку, а по возвращении своем в Литву тоже основавшего обитель, на земле, подаренной ему его дядей Наримонтом, с главным храмом Воскресения, поскольку же его монашеское имя было опять-таки Лаврентий, то обитель стала впоследствии зваться Лавришевской. РЫМОНТ-ЛАВРЕНТИЙ прожил в своем монастыре до старости, как повествует Хроника, и умер мирной смертью.
КНЯЗЬ ТРОЙДЕН, упомянутый в Хронике, легко интерпретируется с конкретным историческим лицом, реально существовавшим ятвяжским князем Тройденом, сыном Вита или (согласно все той же Хронике) сыном Ровмунда и братом Наримонта, который в результате междоусобиц в Литве в 1270 году стал великим князем, и так как этот Тройден (в русских летописях – ТРОЙДЕН ХИЩНЫЙ) был ровесником Войшелку (они оба родились около 1220 года), то его сыну могло быть в 1258 году лет 18-20, и он мог быть уже послан во Львов, мог уже вернуться и обратно в Литву, мог и монастырь основать… хотя как-то все слишком торопливо получается: не успел креститься, как уже замахнулся на такое дело… совсем зеленый юнец… но, допустим, все так и было… что история Лавришевской обители уже началась… а какой же монастырь в таком случае заложил Войшелк?..
В Лавришевском монастыре находились святые мощи, предмет поклонения верующих, принадлежавшие его первому ИГУМЕНУ ЕЛИСЕЮ. Игумена Елисея, еще одного претендента на право называться основателем монастыря, согласно старинному, на славянском языке Житию, кажется, не сохранившемуся, но приобретшему некоторую известность, убил его питомец, юноша-слуга, и это произошло 23 октября 1250 года, монастырь же был заложен Елисеем около 1225 года (эта дата дается уже согласно данным за 1864 год, почерпнутым из книги «Историко-статистическое описание Минской епархии»).
Таким образом, если принять приведенные обстоятельства на веру, получается, что монастырь появился ранее того времени, когда на берега Немана вернулся сын Миндовга Войшелк, ставший монахом, с намерением заложить обитель, и ранее того дня, когда за это дело мог взяться сын Тройдена, подобно ему выбравший монашескую стезю… То есть согласно данным Жития Елисея и Истории Минской епархии как основатели оба, и Войшелк, и Рымонт, отпадают.
Что же касается прочих сведений, содержавшихся в Житии преподобного Елисея, то оно тоже называло его сыном князя, только другого, Тройната… Сын Тройната, крестившись, принимает решение оставить службу у Миндовга, стать монахом, постригается с именем Елисей, а далее вдвоем еще с одним встретившимся ему иноком строит монастырь с церковью во имя Успения Богородицы и под конец умирает насильственной смертью…
ТРОЙНАТ – так русские летописи называли племянника Миндовга Треняту (сестрича – сына сестры), который участвовал в заговоре против Миндовга и после его смерти на полгода стал великим князем Литовским (пока его самого не убили).
Однако ни Житие Елисея, ни История Минской епархии вообще не объясняли, почему в таком случае монастырь стал называться Лавришевским. Потому что основан был не просто монастырь, а лавра? Есть такое мнение. Кстати, читаемый здесь в настоящее время на церковных службах молитвенный тропарь содержит обращение одновременно к Елисею Лавришевскому и Святому Лаврентию, затворнику Печерскому… очевидно, таким образом однажды была решена проблема невесть откуда взявшегося монастырского поименования… Одним словом, все очень запутано и никто ничего толком не знает. Но дело, наверное, в конечном счете не в этом, просто монастырь определенно древний, основали его люди знатные, и имел он отношение к давним событиям.
Если говорить обобщенно, то получается, что в первой половине XIII века некий знатный литовский князь, принявший православную веру и постриг в русской земле, по возращении построил себе келью в лесу на берегу Немана и посвятил свою жизнь служению богу, навсегда оставив свой княжеский титул и все, что с этим было связано, вместо славы, богатства и военных подвигов выбрав смирение, постничество, бедность, труд и веру. По крайней мере, считается, что, особенно в старину, монашеское житие понималось именно так. С тех пор на берегу Немана стояла монашеская обитель, золоченые купола собора которой, увенчанные крестами, сияли над синими речными водами посреди зелени лесов.
Согласно преданию, убийца преподобного Елисея Лавришевского «страдал бесноватостью», но потом, прикоснувшись к его мощам, обрел исцеление. В связи с чем мощи св.Елисея стали считаться верующими целительными в отношении бесноватости. Этим чудеса святого Елисея не исчерпывались.
Говорили, что каждый раз, когда древнему Новогрудку (в прошлом Новгородку) грозили трагические события, на Замковой горе появлялся и бродил там высокий старец с длинной седой бородой и монашеским посохом в руках. Это был никто иной как сам игумен Елисей. Татары, напавшие однажды на Новогрудок и окрестности, увидали вдруг в монастырском дворе отборную конницу, готовую к бою, которой, кажется, командовал старый седой бородатый монах. Они разбежались в страхе перед лицом превосходящего противника, а никакой конницы ведь на самом деле не было… и это так всех тогда поразило… Святой Елисей прославился еще более и был канонизирован церковным собором.
Несколько столетий Свято-Елисеевский Лавришевский монастырь процветал, являясь важным религиозным и культурным центром окрестных земель. Около 1329 года в его мастерских при библиотеке, насчитывавшей не менее 300 манускриптов, было изготовлено рукописное Евангелие, которое и сейчас не может не вызвать восхищения. Оно известно под названием ЛАВРИШЕВСКОГО ЕВАНГЕЛИЯ. Книга содержит цветные иллюстрации, обернута кожей, украшена изумрудами. Настоящий шедевр… Сейчас она находится в Польше, в Кракове.
Затем над Лавришевским монастырем сгустились тучи, настали времена испытаний и запустения… Начало XVI века… В другой татарский набег чуда не состоялось, татары все разорили и сожгли обитель. Монахи успели спрятать мощи преподобного Елисея в землю, а потом уже не смогли их найти, хотя есть пророчество, что при возрождении монастыря мощи будут обретены.
Вскоре после разрушения монастыря, как об этом рассказывают, изменил свое русло Неман, и обугленные монастырские развалины оказались на правом его берегу, среди болот, в гиблом царстве топей и забивших остатки строений дрожащих осин, опутанных паутиной… мхи затянули старые камни, поверх залитых гнилой застойной водой фундаментов расползлась зеленая тина… на месте поруганной погибшей святыни алтаря свивались в клубки болотные ужи, посвященные языческим литовским богам…
Монастырь пытались возродить в близлежащей деревне Лавришево, но дело не шло – он был мал и беден, всего 5 человек насельников, его забрали униаты, далее он был упразднен (1836 год). Затем его основали еще раз на новом месте. Потом война, разруха, пожар, и от вновь построенного деревянного храма снова ничего не осталось, только посаженный на этом месте позднее куст сирени напоминал об этой неудачной попытке.
В 1997 году в результате третьей по общему счету попытки монастырь был построен заново и действует как Свято-Елисеевский Лавришевский мужской монастырь в Новогрудской и Лидской епархии Белорусской православной церкви, считаясь самым ранним по времени основания из действующих мужских монастырей в республике Беларусь. В 2009 году в монастыре поставили памятник основателю обители, которым официально признается преподобный Елисей Лавришевский, уж кем бы он ни был
В монастыре ведутся археологические раскопки, в результате которых недавно были найдены древние артефакты (в частности захоронения в саркофагах), в связи с чем теперь считается, что возрождение обители произошло на старом, историческом месте, а рассказ о том, что развалины монастырских построек находились одно время на острове, омываемом Неманом, это только легенда.
Так вот, о том старинном рукописном Лавришевском Евангелии. На его окладе помещено выгравированное на серебряной пластине изображение… молодой воин с короткими волосами и небольшой бородкой, в развевающемся плаще, в одежде до колена. Он держит на правом плече свое оружие, а левой опирается на круглый щит. Это святой Дмитрий Солунский… или это сын короля Миндовга Войшелк, князь-монах.
Зажив тихой и мирной жизнью в затерянной среди лесов святой обители простым монахом, навсегда оставив свой княжеский титул и все, что с этим было связано… ни славы, ни богатства, ни военных подвигов… смирение, постничество, бедность, труд и вера… может быть, Войшелк мог быть наконец счастлив. Он отрекся от своего темного, запятнанного кровью прошлого и из мира жестокостей, зла, произвола изошел в мир возвышенных идей и проникновенного учения, облагораживающего душу, где, как казалось, пролегали пути, ведущие к истине, свету, добру, гармонии, покою, ясности, чистоте… всему тому, чего нельзя было обрести в грешной и мерзостной мирской юдоли… Земля, кипящая в слезах, крови и огне… Война, которой не было конца… Горний свет, сияющий в хрустальных небесах… Бесы и ангелы, бьющиеся за каждую человеческую душу… за душу Войшелка… здесь, близ мощей святого, сила которых побеждала бесовскую, бесы, видимо, притихли… надолго ли?
ПОХОД НА ЯТВЯГОВ. 1254-1255.
«срази князя Ятвяжьского . с коня своего . и летящоу емоу до земле изииде душа его . со кровью во адъ»
Галицко-Волынский летописец.
Самое время вернуться к договору между Литвой и Волынью. Итак, 1254 год, мир и дружба между родственниками… Миндовг мог торжествовать – он разделался с одними своими врагами и откупился от других своих врагов, уступив им зависимые от него земли. Ему удалось укрепить свое положение. И все шло хорошо.
Зимой 1254–1255 годов Даниил Галицкий, видимо, по согласованию с Миндовгом совершает поход на ятвягов, в котором принимали участие его сын Роман Даниилович, новый князь Новгородка, и с новогородцами, а кроме того отряды из Волковыска и Свислочи, из Мазовии (князь Земовит Мазовецкий) и подмога от Болеслава Стыдливого из Сандомира и Кракова:
«и со сее сторонъи приде Сомовитъ . со Мазовшаны . и помочь от Болеслава . со Соудимирци . и Краковляны . И быс рать велика . якоже наполнити болота . Ятвяжьская полкомъ (И рать так была велика, что можно было наполнить болота ятвяжские войском). створив же светь (совет) вси князи Роустии и Людьстии . и реша моужи браньнии . тъи (Даниил) еси король голова всимъ полкомъ» (и сказали мужи ратные Даниилу: «Ты, король, голова всем полкам»).
Старший сын Даниила Лев в поединке сразил ятвяжского князя. Среди участников похода помимо поляков, Льва и Романа Даниловичей назван младший сын Даниила, Шварн. До сих пор он в войнах не участвовал, будучи еще совсем юным («и с Шеварномъ . младоу соущоу емоу», говорит летописец), но теперь он был женатым взрослым мужчиной… пора было начинать…
Боевое крещение состоялось, а вскоре Шварн уже воевал с татарами, поскольку с татарской проблемой Даниил (и самым решительным образом) разбирался как раз после похода на ятвягов:
«По рати же Кремянецькои Коуремьсине . Данилъ воздиже рать . противоу Татаром. сгадавъ с братомъ . и со сыномъ . посла Деонисия Цавловича . взя Межибожие . потомъ же воевахоуть . людье Данилови же и Василкови Болоховъ . а Лвови Побожье и люди Татарьскыя . весне же бывши . посла сына своего Шварна на Городокъ . и на Семоць . и на вси городы … Шварно же приде поимавъ городы».
Но мы немного забежали вперед… ну совсем как в Галицко-Волынском летописце – то вперед, то назад… «в та же лето (или преже или потомъ)»…
Вернемся к ятвяжскому походу. Еще ранее претензии Даниила и Земовита Мазовецкого на треть ятвяжских земель были признаны Тевтонским орденом в Рацёнжском договоре от 24 ноября 1254 года. Поход окончился победой Даниила и наложением дани на ятвягов:
«Ятвязи се . послаша послы своя . и дети своя . и дань даша . и обещевахоуся работе бъити емоу . и городы роубити в земле своеи» (ятвяги послали послов своих и детей своих, и дань дали, и обещались работать на него и города строить в земле своей)…
Очевидно, ятвяги - это была часть отступного Миндовга вдобавок к заключенному договору. Как жемайтов он отдал Ордену, так ятвягов вместе с Новгородком - Волыни. Теперь Орден давил жемайтов, а Даниил покорял ятвягов. Все договорные стороны, Орден, Литва и Волынь, были довольны. Пока… Но нет ничего вечного под солнцем.
ВОЗВЯГЛЬ. ЛУЦК. ЛЕТО 1255.
«…а бы пошелъ ко Возвяглю оттоуда и къ Къиевоу»
Галицко-Волынский летописец.
Летом 1255 года волыняне и литовцы опять слегка поспорили… и повздорили тоже… и даже немножко подрались… в результате совместного, но неудачного похода на подвластное татарам Киевское княжество, на киевский городок Возвягль.
Это предприятие, видимо, вписывалось в рамки обще-христианского Крестового похода на татар. Хотя во главе угла как всегда стояли собственные интересы. В летописи указано, что двинуть рати в этом направлении Даниилу предложил Миндовг. Историки предполагают, что Даниил затевал поход как освободительный, намереваясь отбить у татар Киев и, таким образом, подчинить себе большое княжество, если не считать нынешних татарских владельцев, оставшееся на Руси практически бесхозным (его номинальным князем являлся Александр Невский, который как раз управлялся с делами внутри Владимирской земли и никогда не занимался Киевом, оценив киевское направление деятельности как бесперспективное).
В общем, как только Даниил, управившись с ятвягами, управился с татарами под Кременцом, он собрался разбираться с ними же под Киевом… но сначала под Возвяглем:
«По рати же Кремянецькои Коуремьсине . Данилъ воздвиже рать . противоу Татаром … воевахоуть. людье Данилови… и люди Татарьскыя . весне же бывши . посла сына своего Шварна… Шварно же приде поимавъ городы вся… прислаша Миндовгъ . к Данилоу . пришлю к тобе Романа . и Новогородце . а бы пошелъ ко Возвяглю оттоуда и къ Къиевоу».
Даниил и его брат Василько, а также Лев и Шварн Даниловичи, не дожидаясь еще не подошедших к ним на соединение литовцев, взяли и сожгли город ВОЗВЯГЛЬ, хотя и очень хорошо укрепленный, а потом, сочтя задачу похода выполненной, поделив добычу, повернули домой – «и поиде в домъ си . приемъ градъ».
Иногда пишут, что Даниил после Возвягля пошел на Киев, развивая успех похода, но летопись это не утверждает. Со стороны Даниила по отношению к литовцам поступок был некрасивый. Подоспевшие литовцы (а в этот поход отправилось литовское войско в полном составе - не только княжеские дружины, но и пешее народное ополчение, «людие Миндогови», так сказать) – они нашли в Возвягле одно пустое городище, то есть их союзники поживились, а о них не подумали:
«потокши на градъ Литве . ни ведеша нишьто же. токмо и головне . ти псы течюще по городищоу» (литовцы, подойдя к городу, не увидели ничего, только головешки и бродящих по городищу псов).
Князь Роман Данилович, один из командиров этого войска, немедленно бросил его и уехал к отцу, погостить («Романъ еха но отци . поемь со собою мало людии . а прочии поусти домовь»).
Сделал он это, видимо, очень вовремя. Может быть, он предполагал, что литовцы домой с пустыми руками не пойдут… они и не пошли.
Разозлившиеся не на шутку литовские воины («тоужахоу же и плевахоу . по своискы рекоуще … и вся богы своя поминающе рекомыя беси… гневъ держаще») на обратном пути опустошили окрестности города ЛУЦКА («ехавше же воеваша около Лоучьска»), но под Луцком волыняне их разбили.
О нападении на Луцк ни король Даниил, ни князь Василько вовремя не узнали, а Лев Данилович вообще уже отбыл к себе домой («Данило же и Василко бея веселяся . а Левь ехав домъвъ»), так что честь разбить литовцев под Луцком принадлежала воеводам Василька, названным в летописи по именам - Юрию и Олегу:
«Данилови же не ведоуще ни Василкоу . слоужащии же князи Данилови . и людье Василькови . Юрьи . Олега дворьскыи».
Иногда говорят, что нападение литовцев на Луцк сорвало освободительный поход Даниила на Киева, заставив его повернуть назад. Однако, похоже, поход на Киев был сорван не тогда, а в принципе - Даниил не поворачивал рати назад, вернувшись к себе, но в дальнейшем уже не мог рассчитывать на Миндовга. Да и как он мог на него рассчитывать, не поделившись добычей из Возвягля? Остается заключить, что поход на Киев сорвали сначала один король, а потом подданные другого короля - кажется, так.
Подробности боя между недавними союзниками ПОД ЛУЦКОМ весьма драматичны. Загнанные к озеру противниками, которые рубили их и калечили, литовцы пытались переплыть его, но повезло немногим:
«сразившимся . не стерпеша но на бегъ обратишася . они же секоуще я и бодоуще вогнаша а . во озеро . десять . можь . одиного коня мняще . яко конь вынесеть ны и тако погрязахоу . ангелмъ . потопляеми от Бога посланымъ . и нагряже озеро троуповъ . и щитовъ . и шеломовъ . тоземьце же великоу користь имахоу волочаще я . и быс на Литвоу сеца велика . одолевшимъ славяхоу Бога. и святоую г(оспо)жю Богородицю»
(«десять мужей хватались за одного коня, думаючи, что «конь вынесет нас», и при том тонули, ибо ангел их топил, посланный богом. И натонуло в озере трупов, и щитов, и шеломов, так что местные жители велику корысть имели, выволакиваючи их»)…
Король Даниил и его брат получили известие о победе и добычу «и обрадовастася . Данилъ и Василко . о помощи Божиеи . иже на поганыя . се бо беша людие Миндогови и воевода ихъ Хвалъ . иже велико оубиство творяше . земле Черниговьскои и Сиръвидъ Рюшковичь».
В летописи есть не только имена побежденных литовских воевод, но и краткая информация о их судьбе: «Сирвидъ же оутече . а Хвалъ оубить».
Вот так тогда делались дела… свадьбы свадьбами, договора договорами… но вражда не может затихнуть в одночасье, руки чешутся отомстить за прежние беды… и вообще - кто силен и поспел вовремя, тот и прав… кто смел, тот и съел… что же удивляться, что земля повсеместно лежала в руинах…
Так что и этот договор между Миндовгом и Даниилом мог вот-вот приказать долго жить… Как это печально, в самом деле. Потому что древняя Литва и старинная Галицко-Волынская земля могли жить в мире… даже могли объединиться, как показало время… Сильное единое государство, подумать только… был такой шанс, на самом деле…
ПОХОД ОРДЫ И ВОЛЫНИ НА ЛИТВУ. 1258.
В 1258 году литовцы вместе с войском из Полоцка (полочанами) провели опустошительный набег на Смоленское княжество, взяли на щит Войщину и подступили к Торжку, защитники которого вышли им навстречу, но потерпели поражение, в результате чего город был разграблен.
Великий князь Александр Невский находился тогда в волжской Орде, где «чтил» ханского наместника Улавчия (Батыя уже не было, его сына Сартака, христианина и побратима Невского, тоже, в волжском Сарае теперь правил еще один сын Батыя – Улагчи… между тем волжские золотоордынские ханы еще считались наместниками великих ханов из Каракорума).
Следствием литовского набега стал совместный поход татаро-монголов и сил Галицко-Волынского княжества на Литву в 1258-1259 годах, возглавленный ордынским полководцем БУРУНДАЕМ, что явилось результатом политики Александра Невского: татары, только что разгромившие Центральную Русь, теперь воевали за Смоленск на ее стороне.
Борьба за СМОЛЕНСК велась между Литвой и Русью на протяжении нескольких веков, с переменным успехом. Но в тот раз победила Русь – с помощью татарских сабель. Итак, дадим слово Галицкому летописцу:
«Времени же миноувшоу . и приде Боуранда . безбожныи злыи со множествомъ . полковъ . Татарьскыхъ . в силе тяжьце . Вперёдместех . Коуремьсенех».
И вот этот безбожный злой Бурундай, с огромным войском, назначенный ханом на место Куремсы, заставил принять участие в задуманном походе короля Галицкой Руси.
«Идоу на Литвоу . оже еси миренъ поиди со мною», - передал он Даниилу через послов.
Король Даниил в тот момент не хотел новой войны с литовцами, понимая, чем обернется нарушенный мирный договор с Литвою для него и его семьи… однако его успешные войны с Куремсой теперь могли выйти ему боком…
«Данило же . держаше рать . с Коуремьсою . и николи же . не бояся Коуремьсе . не бе бо моглъ . зла емоу створити . никогда же Коуремьса», - но Бурундай это был не Куремса. Собрался семейный совет («Данилови же седшоу с братомъ со сыномъ . печалнымъ бывшее»)…
В результате было решено, что самому Даниилу ехать к Бурундаю нельзя («ведахоуть бо . аще Данилъ поедеть . и не боудеть с добромъ»), однако он вынужден был отправить войско к литовским границам, а командовать этим войском поставил своего брата Василька Волынского.
Здесь всплывает история гибели сына Даниила, Романа Даниловича, сидевшего в Новгородке Миндовга удельным князем. С того момента, как его отец выполнил требование Бурундая, он был обречен, - князь, правящий в чужой земле, по сути дела заложник в чужом государстве, когда оно сделалось вновь враждебным.
В связи с начавшейся войной сын Миндовга, монах ВОЙШЕЛК не смог усидеть в своем монастыре. Его можно понять, ведь землям, на которых правила его семья, грозила опасность, надо было противостоять врагам. Он покинул монастырь и объединился со своим двоюродным братом ТОВТИВИЛОМ. Миндовг, видимо, к этому времени простил племянника в связи с мирным договором, заключенным с Даниилом Галицким, и разрешил ему вернуться в свои земли, конечно, с условием прежнего служения своему великому князю… ныне королю...
Задачей литовских князей было, казалось бы, драться с захватчиками… Но они пошли к Новгородку и захватили князя РОМАНА Даниловича в ПЛЕН, мстя тем самым королю Даниилу и, может быть, надеясь вынудить его прекратить военные действия. Товтивил полностью перешел на сторону дяди, хотя прежде его поддерживал против дяди Даниил… но на самом деле все сложно – получив назад свою вотчину, Товтивил снова был князем Литвы, а против Литвы Даниил как раз и выслал свои войска… А в мятежной душе Войшелка, за которую сражались бесы и ангелы… им приходилось нелегко… борьба велась с переменным успехом… в его душе явно поднялось языческое прошлое… свирепая жестокость, когда он убивал в день по три-четыре человека, а если никого не убивал, то печалился, а когда убивал, то веселился… а как же христианские добродетели… куда все подевалось… на волка нельзя напялить овечью шкуру.
О князе Романе больше ничего не известно, но предположить то, что с ним случилось, труда не составляет. Родственники пытались его спасти. Василько, сначала один, потом вместе с Бурундаем прошедший по земле Литвы и Нальщан, надеялся найти племянника:
«Василкови же едоущоу по Бороундаи одиномоу по Литовьскои земле . обретъ негде Литвоу . избивъ ю и приведе саигатъ (добычу) . Боурондаеви … и воеваше ездя с нимь (Бурундаем) . ищющю емоу (Даниилу) сын(о)вца своего (племянника своего) Романа . воеваша . землю Литовьскоую . и Нальщаньскоу».
Затем сам Даниил, узнав о пленении Романа, и, вероятно, опираясь на какие-то полученные сведения, двинул войска на Волковыск:
«потом же Данило король . ехавъ взя Волковыескъ … ловя яти ворога своево . Въишелка . и Тевтила и не оудоуси его в городе. искаше ю по стаемь . посылая люди и не обрете ю . беста бо великоу лесть («лесть» - вред) оучинила . я Въишелгъ сына его Романа («я» - «поя» - то есть взял, то есть «схватил Войшелк сына его Романа») . и пакы посла Михаила . и воева . по Зелеви ища ею . и не обрете ею . потом же мъисля ити на Городенъ . творя ею тамъ»…
Даниил хотел настигнуть Войшелка и Товтивила, он искал их повсюду… Войшелк ушел от преследования… и сына Даниил не вернул. Роману в год гибели было не более тридцати лет. В эти времена даже жизнь князя ничего не стоила, что уж говорить о простых людях… а о них никто и не говорил…
На этом подвиги Войшелка в ту войну кончились. Говорят, что отряды литовцев отсиживались в болотах, а враги грабили и жгли. Может быть, не так буквально, но достойного, организованного противоборства, судя по всему, ни татары, ни волыняне в Литве не встретили. С другой стороны, можно вспомнить, что князья Восточной Руси не смогли объединиться перед лицом страшного врага, что их били по одиночке, и что князь Даниил Галицкий скрывался за границей, когда татары подвергли жуткому разгрому его земли…
Далее князь Василько, совершив все, что был должен, отдал татарам часть взятой добычи (саигат) и ушел на Волынь. А татары побывали также в ятвяжской земле («яко Татарове на Ятвязехъ . соуть»), но, кажется, ничего там не натворили, поскольку ятвяги поспешили заявить, что они ныне не литовские, а вместе с Даниилом, между тем перед Бурундаем стояла задача разорить литовские владения, - и ушли.
Даниил так и не дался в руки Бурундая, избежав, возможно, плачевной участи – при личной встрече с него наверняка спросили бы за успешно побитого им темника Куремсу. Впрочем, трагическая гибель сына, крах всех последних начинаний, от войны в Черной Руси до войны в Моравии, одинаково закончившиеся в конечном счете поражением и потерей облюбованных земель, а также преобладание татарской силы, необходимость беспрекословно подчиниться татарским ханам, и, наконец, новое татарское разорение, произошедшее уже в следующем году, подорвали недюжинные силы этого человека. Силы не могут быть беспредельными даже у сильных владык… Еще во время моравского похода 1253 года он уже недомогал, у него болели глаза… но теперь он сдал так быстро и внезапно, что даже пошел слух, будто его прокляли, навели порчу… вскоре «король Данило» совсем разболелся и скончался. Хотя, конечно, забегать вперед не стоит, особенно в таком деле.
ПОХОД ОРДЫ НА ВОЛЫНЬ. 1259 ГОД.
Разорение Галицко-Волынской земли Бурундаем и Куремсой. 1259.
А теперь, как говаривал Галицкий летописец, возвращаемся на прежнее. 1258 год, русско-татарский поход на Литву.
Разорение Литвы татарами Бурундая в 1258 году при активном участии Василька Романовича свело на нет только-только установившиеся сравнительно хорошие отношения между Литвой и Волынью, завязавшиеся после мирного договора 1254 года. Часть ятвяжских земель, ранее подчинившихся Даниилу, Миндовг в августе 1259 года передал Тевтонскому ордену, а другую часть оставил себе. Тем не менее на литовско-волынской границе наступило некоторое затишье.
Литовцы были заняты войной в Прибалтике и Польше, а волыняне по приказу Бурундая, повторно явившегося в следующем, 1259 году на Волынь словно нарочно для того, чтобы испортить свадьбу дочери князя Василька Ольги, срывали укрепления своих городов, Стожка, Кременца, Луцка, Львова… а стены Владимира Волынского им даже пришлось самим сжечь - тяжела ты, доля подневольная…
Бурундай хотел взять Холм, резиденцию Даниила, но горожане не открыли ворота, татары же не стали штурмовать хорошо укрепленный город, хотя их привлекали собранные в нем богатства, и ушли в Польшу, брать реванш под стенами Сандомира на Висле… ужасы взятия Сандомира описала Галицкая летопись.
Надо отметить, что золотоордынские татары еще неоднократно совершали набеги на эти края, угрожая то Волыни, то Польше, то Литве… со времени нашествия Бурундая на Волынь считают установление татаро-монгольского ига в этой земле… но вот сделать еще и литовских князей подданными Золотой Орды у них как-то так и не получилось… литовцы никогда не ездили в Орду за ярлыками на княжение, как это делали русские…
После того, как Бурундай ушел с Волыни (больше он в Галицкой летописи не упоминается), на оставшихся без защиты городских стен волынян напал жаждавший реванша КУРЕМСА. Его кочевья располагались в степи по правому берегу Днепра, он был соседом князя Даниила, от которого так лихо пострадал совсем недавно… и тут такой шанс взять реванш…
Летопись рассказывает про битву под Владимиром Волынским, про то, как братья-Романовичи не могли спешно собрать большого войска, чтобы достойно противостоять врагу… про страшный пожар в Холме:
«во Коуремьсиноу рать . о зажьженьи города Холмъ… людемь же видящимъ . яко от Татаръ зажьженъ бе град … сицю же пламени бывшоу . якоже со всее земли заре видити . якоже и со Львова зряще видити по полем Белзьскымь»…
Далее летописец поместил на своих страницах историю про чудесное спасение Луцка:
«Потом же Коуремьсе стоящю оу Лоучка . створи Богъ чюдо велко . Лоуческъ бе не оутверженъ . и не оуряженъ (в Луцке по приказу Бурундаю были снесены крепостные стены) . и сбегшимся во нь многимъ людемь . и бе бо зиме бывъши и воде велице . ономоу же пришедшоу к Лоучьскоу (татары Куремсы пришли к Луцку) . и не могшоу емоу преити . хотяше мостъ прияти . гражаномъ же отсекшимъ мостъ . он же (то есть Куремса) порокы постави отгнати хотя (Куремса хотел с помощью камнеметов справиться с защитниками моста, чтобы ворваться в лишенный крепостных стен Луцк) . Богъ же чюд(о) створи и святъи Иванъ . и святъии Никола . ветроу же такоу бывшоу . яко порокомъ вергшоу ветроу же обращаше камень на не (от сильного ветра камни из камнемета полетели в обратную сторону, на татар – неужели такое могло быть?). пакы же мечющемъ . на не крепко . изломися Божиею силою пракъ . нхъ (Божьей помощью порок их вскоре вообще сломался). и не оуспевше ничтоже . вратишася во станы своя . рекше в поле».
Так Луцк уцелел, сколько людей спаслось тогда, - а Куремса вернулся в свое поле, в дикую степь…
Возобновление войны между Литвой и Галицией, 1262.
В 1262 году Миндовг, собравшись с силами, возобновил военные действия с Волынью, послав туда войска… он хотел отомстить князю Василько за разорение своей страны («Въспомяноу Миндовгъ . оже Василко князь. с богатыремь (то есть с татарином) воевалъ землю Литовьскоую . и посла рать на Василка. и воеваша около Каменца»)… но Василько разбил литовцев.
Это была последняя война Миндовга с Галицко-Волынским княжеством, вскоре после этого он умер, а его наследник вернулся к миру… к тому же улыбаться не обязательно… и на свадьбах, а уж тем более на похоронах…
Есть предположение, что после гибели Романа и разрыва с его отцом Войшелк снова начал княжить в своем прежнем уделе, в городах Черной Руси… верно ли это?.. но правил теперь из монастыря, таким образом, видимо, попытавшись примирить мирской и иноческий образ жизни. Его уход от мира не удался. Недаром на окладе Лавришевского Евангелия он изображен не в монашеской рясе, а в образе воина, с оружием в руках.
БИТВА ПРИ ДУРБЕ. 1260. МИНДОВГ – СНОВА ЯЗЫЧНИК.
«И там завязалась такая ужасная и жестокая битва, что с обеих сторон пало множество воинов и они оставались лежать мертвыми».
Хронист Ордена Николай фон Ерошин.
А между тем произошло следующее, - и, зная свободолюбие жемайтов, вовсе не неожиданное. В 1259 году в землях, переданных Ливонскому Ордену королем Миндовгом за девять лет дружественных отношений по восьми грамотам, вспыхнуло ВОССТАНИЕ против хозяйничавших там рыцарей. Жемайтия, ставшая залогом победы Миндовга в междоусобице и в войнах с соседями, отданная врагам, по сути дела, брошенная им на произвол судьбы, поднялась с оружием в руках.
Во главе собравшихся вооруженных сил стоял князь ТРЕНЯТА, еще один племянник короля Миндовга, сын его сестры (сестрич), которого в русских летописях именуют также Тройнат Жмудьский. В связи с событиями в Жемайтии его имя называется в документах эпохи в первый раз. Викинт, князь из Жемайтии, дядя Товтивила, исчез… по крайней мере с политической арены…
Предположительно, Тренята по отцовской линии происходил из жемайтских князей, а Хроника Быховца говорит, что его отцом был некий князь Скирмунт (который вроде бы был братом князя Викинта). Тренята стал важной политической фигурой. И вот теперь он возглавил восставших… При этом, вероятнее всего, Тренята действовал безо всякого согласования с королем Миндовгом. Ливонская Рифмованная хроника говорит об этом так:
Тогда литовцы возмутились,
Сердца их гневом распалились
За то, что братья дерзость возымели,
В их землях, не спросясь, осели
Без долгих слов и разговоров.
Они сказали: «Злобный норов,
Видать, сам черт нам показал,
Таких гостей сюда наслал!
От них лишь вред, ни дать, ни взять,
Пора им перья пощипать».
Жемайтия (на литовском языке название означает «низкая земля»), которую русские называли Жмудью, а немцы, в переводе на латынь, Самогитией, была областью большой и довольно густо населенной, однако, как и соседняя Пруссия, сильно отставала от остальных европейских стран в своем развитии. Жемайты не знали даже гончарного круга, не имели городов, жили в земляных норах в чащобах, носили звериные шкуры, воевали каменными топорами.
У них имелись племенные вожди, несколько из которых считались старше и были могущественнее других, и они, конечно, грызлись друг с другом за приращения к своим владениям за счет соседей, но ничего похожего на зачатки государственности, на объединение под властью одного великого князя, как это уже произошло в соседней Литве, еще в общем и целом не наблюдалось. По крайней мере так описывают исследователи эту туземную территорию.
Однако жемайтов было много, они были храбры, и, кроме того, прогресс должен был постепенно проникать и к ним… наверное, в первую очередь в виде трофейного оружия, которое учило отчаянных сынов леса воевать на уровне завоевателей…
Тут еще стоит уточнить, что в то время, когда Миндовг простер свое влияние над этой территорией, а затем уступил ее тевтонам, называть ее Литвой никому в голову не приходило. Литвой Жемайтию первый раз поименовал в официальных документах великий князь Литовский Витовт, желая таким образом подчеркнуть свое законное владение этой землей, за которую он с переменным успехом боролся с Орденом. Литовцами тогдашних жемайтов могли назвать только в смысле их подчинения литовским князьям. Со временем же все так перемешалось, что их просто именуют литовцами - каковыми являются сегодня их потомки. При переводе Ливонской хроники в строку поставлено «литовцы». При рассказе о битве при Дурбе о противниках рыцарей пишут «литовцы» - но это были именно жемайты, тяготевшие к своей близкой соседке - Литве и сопротивлявшиеся немецкому завоеванию. А тогдашняя (не нынешняя) Литва тут как раз была вроде и ни при чем - тогдашняя Литва в битве при Дурбе не участвовала.
В 1259 году жемайты разгромили ливонцев в битве при СКУОДАСЕ (ранее известен как Шкуды). Затем их войско осадило только что законченный строительством рыцарский замок КАРШОВЕН (иначе Карсовен, с 1336 года Юргенбург, ныне Юрбакас) на горе Святого Георга, в Курляндии (в хрониках также Карсовия, юго-запад Ливонии), выстроив рядом с ним собственную крепость. Осада хорошо укрепленного замка, который яростно оборонялся, не принесла жемайтам удачи, но они, уйдя от Каршовена, разоряли окрестные земли, принадлежавшие Ливонскому ордену.
Крестоносцы принялись собирать войско. Командовал им магистр Ливонского ордена Бурхард фон Хорнхаузен. Вместе с силами Ордена в битве должны были принять участие датские и шведские рыцари во главе с принцем Карлом, также рыцари из некоторых европейских стран, также покоренные племена – пруссы, курши и эсты. Отряды куршей были особенно многочисленны, и рыцари на них рассчитывали. Сбор союзного войска был назначен у прусского Мемеля (Клайпеда), неподалеку от которого находилось ОЗЕРО ДУРБЕ. Силы рыцарей в целом составили приблизительно три тысячи человек. У жемайтов собралось порядка четырех тысяч.
13 июля 1260 года (в католическом календаре день святой Маргариты) около брода через речку, вытекающую из озера Дурбе, началось сражение.
Основу рыцарских построений, как и во всех рыцарских битвах Средневековья, составляла тяжеловооружённая рыцарская конница численностью в 200 человек. Рыцарей сопровождала лёгкая кавалерия, набранная из лояльных и подчинившихся Ордену пруссов.
В начале битвы, видя, что литовцев (то есть жемайтов) много, так что они, скорее всего, одолеют рыцарей, сначала КУРШИ, а там и эсты вышли из войска, бросив своих хозяев. «Так без господ мы заживем», - от имени куршей констатирует этот исторический факт Ливонская Рифмованная хроника, подробно описавшая ход битвы.
Однако напасть на рыцарей сзади, как это им иной раз пытаются приписать, курши не осмелились и скрылись в лесу. Крестоносцы оказались в меньшинстве, причем не сразу это заметили, уже ввязавшись в битву, и сразу же попали в окружение… «И были все окружены Кольцом язычников они»… Они построились в круг, отбиваясь от врагов…
Восставшие победили. Погибло 150 орденских рыцарей, много их союзников, а также простых воинов… Были убиты магистр Ливонии Бурхард фон Хорнхаузен, маршал Пруссии Генрих Ботель, принц Карл… «И многие нашли там смерть свою Из тех, кто с именем Христа Пришел на смертный бой туда»… В плен попало около 15 рыцарей.
Таким образом, жемайты основательно «пощипали перья» своим врагам, как и намеревались. Это тот случай, когда слова не разошлись с делом. Описание битвы помимо Ливонской Рифмованной хроники имеются у хрониста Ордена Николая фон Ерошина, он также помещает рассказы о предвидении страшного поражения, которое посетило нескольких людей накануне битвы… так, рыцарю Герману Сарацену явилась дева Мария, «юная Дева со взглядом, излучающим любовь, и мягко ему сказала: «Друг мой любезный, я приглашаю тебя на пир к моему Сыну, где мы будем веселиться в вечном блаженстве!»
Еще одна женщина видела во сне, «как братья своим оружием сражались против полчищ язычников, как христианам было нанесено поражение в бою и все они были убиты. Она также видела, как ангелы уносили с радостью души к вратам Царства Божия».
Хронист от себя добавляет: «По какой причине на них были ниспосланы такие страдания, что они прошли через такой ад – только Бог знает – я этого не знаю. Всю эту историю необходимо осознать и без колебаний верить, что Христос – Господь наш, не делает и еще никогда ничего не делал здесь на земле без причины».
Грохот сраженья и тут, и там.
Души возносятся к небесам.
Кровь запятнала черный крест.
Никто не спасся из этих мест.
Хронист записал при свете свечи:
- Божью волю нам не постичь,
Кто с именем Иисуса Христа
Из Алемании явился сюда
Крестить язычников кровью живой,
Власть утвердить над этой землей,
Ужасом прежде меча разил –
В ад ввергнут был.
Сразу же после окончания битвы войска жемайтов отступили вместе с военными трофеями в свою землю, не став продолжать военной кампании в Курляндии. По сообщению Ливонской хроники, после битвы при Дурбе вожди куршей отправили посланцев к жемайтам, за помощью, напомнив им, что очень вовремя оставили поле боя при Дурбе. В ответ им прислали войска, чем воодушевили их на повсеместное восстание. Курши помнили о былой вольности, они не забыли веру своих предков. Началась жестокая война, длившаяся несколько лет. Последняя перед окончательным завоеванием их крестоносцами…
Говорят, пленных рыцарей, взятых в битве при Дурбе, язычники сожгли заживо в жертву своим богам. Хроника Петра из Дусбурга рассказывает о подобном жертвоприношении, когда выбранный по жребию пленник «был привязан к своему коню и сожжен», а в другом месте «брата Герхарда по прозвищу Руде, фогта самбийского, облаченного в доспехи и верхом на коне, они сожгли, принеся в жертву своим богам».
Первая цитата относится к войне с пруссами, вторая – с литовцами. В одном художественном произведении этот жуткий обряд описывается следующим образом: рыцаря привязали к также связанному боевому коню, который ему принадлежал, обложили всадника охапками хвороста и подожгли, конь и человек погибли страшной мучительной смертью в огне… Правда, в орденских хрониках таких случаев описывается немного, кроме Петра из Дусбурга подобные сведения имеются лишь у Виганда Марбургского, но что было, то было…
Иногда ошибочно пишут, что войска жемайтов при Дурбе возглавлял сам король Миндовг. Это не так. Если бы литовский король сам повел войска против Ордена, об этом стало бы неминуемо известно противнику. Более того, это вызвало бы возмущение крестоносцев, поскольку Миндовг считался их союзником, принял корону из рук папы, а в июне 1260 года, то есть незадолго перед битвой, в составленном им завещании отписал все свое государство Ливонскому ордену - в случае его кончины без наследников.
Факт присутствия литовского короля на поле боя должен был найти свое отражение в хронике, но этого нет. Миндовга не было на поле битвы. Однако известно также, что после сражения при Дурбе Миндовг поменял политический курс сообразно сложившимся обстоятельствам: принял жемайтов под свою руку (они прислали к нему посольство с просьбой сделать их своими подданными), разорвал свою дружбу с Орденом и отрекся от «католической язвы», обратившись к языческим обрядам предков…
«Миндовг, король литовский, отложился от веры... Далее, тот король изгнал из своих земель братьев и всех христиан», - записано в Хронике Германа Вартберга. Под «братьями» здесь понимаются рыцари Ордена. Дело в том, что у Миндовга был выбор – остаться верным дружбе с Орденом, отстаивать католическую веру и тогда сделаться врагом своим подданным, или, воспользовавшись победой, вернуться к прежнему положению вещей.
Недаром жители города Риги говорили между собой, что Миндовг крестился только для виду. Галицкий летописец называет крещение Миндовга в латинскую веру «льстивым», то есть неискренним и ненастоящим. Видимо, когда-то он также, исходя из требований политической обстановки, преследуя свою выгоду, крестился в православие, оставаясь в душе и на деле язычником.
Кроме того, его отношения с папской курией в годы, протекшие с момента его крещения и коронования, на самом деле были далеки от идеала. Внутри Литвы население, и языческое, и православное, выражало недовольство деятельностью католических миссионеров, против них происходили открытые выступления.
Например, попытка организовать католическое доминиканское Литовско-Русское епископство в Любче (под Новгородком) была встречена весьма негативно. Назначенный епископом Литвы пресвитер Христиан жаловался папе римскому, что на его резиденцию нападают «неверные» из числа подданных Миндовга. Есть сведения, что первый католический епископ Литвы — доминиканец Вит — вообще был выгнан из страны и, возможно, даже ранен.
На внешнеполитической арене все обстояло еще хуже. По сведениям булл папской курии, уже в 1255 году Миндовг совершил поход на польский город Люблин и сжег его, вследствие чего 7 августа 1255 года папа римский Александр IV объявил в Польше, Чехии и Австрии Крестовый поход против язычников Литвы. Повторно Крестовые походы против Литвы объявлялись папской курией в 1257, 1260 и 1261 годах, то есть всего четыре раза.
Среди этих фактов как-то странно выглядит пожелание Миндовга короновать своего сына (которого, не уточнено), с претенциозным титулом «Король Руси», совершенно беззастенчиво высказанное в письме, отправленном в 1255 году папе в Рим. В принципе, на фоне таких дел это была просто наглость. Очевидно Миндовг, пережив выпавшие ему тяжелые годы, особенно тот, 1251 год, когда на него ополчились все кто мог, опять чувствовал себя, что называется, «на коне». Плевать он теперь хотел и на папу, и на Орден…
Поразительное предположение: отказавшись от католичества, Миндовг одновременно, возможно, отрекся также от столь дорого купленного им королевского титула и продолжал править с прежним титулом великого князя Литовского. Новгородская летопись немного позднее, констатируя известие о его смерти, говорит: «убиша князя велика Миндовга». Великим князем Литовским называет его до самого конца его жизни и Галицко-Волынский летописец, не забывая при этом добавлять королевский титул к имени Даниила Галицкого. Хотя летописцы могли проявить необъективность…
Ливонская Рифмованная хроника, правда, продолжает титуловать его королем, но для ее сочинителя королями были все окрестные владыки, обладавшие некоторым политическим весом. Стоит особо отметить, что наследники Миндовга, в отличие от наследников короля Галицкой Руси Даниила, королями уже не являлись. Он был единственным и последним. С какой ненавистью, с каким презрением относился этот могучий воин-язычник к своим врагам и к их вере! На волка не напялишь овечью шкуру… вот шкура сброшена, и волк опять обнажил свои клыки…
Миндовг вместе с Тренятой Жемайтским осуществил несколько опустошительных для Ордена походов в Пруссию, где Литву еще до настоящего времени не видели… это дало начало новой волне освободительного движения в среде местных племен, известного, как «второе вероотступничество пруссов»… и в Мазовию - в январе 1263 года Миндовг во главе своего войска завоевал и сжег владение гнезненского архиепископа в Кульмской (Хельминской) земле… «Пошла Литва на Ляхи воевать от Миндовга»…
Тевтонский орден потерял плоды многолетних усилий и все территориальные приобретения, дарованные им Миндовгом в землях Жемайтии и Ятвягии (Судовии, Дайновы), а взамен получил разоренные Пруссию и Ливонию. В тот момент рыцари были недалеки от полного уничтожения своего государства, исследователи даже порой недоумевают, почему этого не произошло на самом деле. Литовские войска, вступившие в Ливонию, дошли до самого замка Венден (ныне латышский Цесис)... правда, взять его не смогли...
ПОХОД НА ВЕНДЕН. ВЕСНА 1262.
Хотя жемайтийские вожди обратились к Миндовгу с просьбой возглавить борьбу с Ливонским орденом не до, а уже после битвы при Дурбе, летом 1260 года, порвать отношения с Орденом Миндовг решился, очевидно, не сразу. Еще в начале августа 1261 года он подтвердил границы земель, переданных им ранее Ордену. Таким образом, окончательное решение о войне с Орденом король мог принять лишь к сентябрю 1261 года.
Ему нужны были союзники, и он обратился к великому князю Владимирскому Александру Невскому. Чтобы встретиться с князем, литовское посольство должно было отправиться не в Новгород, а во Владимир Великий на Клязьме, куда Александр уехал еще в конце марта 1260 года, оставив вместо себя в Новгороде двенадцатилетнего сына Дмитрия. Учитывая время, потребовавшееся на обмен посольствами, можно говорить о заключении литовско-русского договора о совместных действиях против Ордена не ранее конца 1261 года. Миндовг хитрил, успокаивая рыцарей проявлениями своей лояльности, а втайне готовил против них войну в надежде на помощь нового союзника – русского великого князя.
Указание на точные сроки начала похода в Ливонию, оговоренные союзниками, отсутствует. Подготовка к походу для русской стороны требовала достаточно длительного времени: предполагалось собрать отряды во Владимиро-Суздальской Руси и привести их в Новгород. Кроме того, необходимо было договориться с самими новгородцами, в очередной раз рассорившимися с Александром в 1259 году, и собрать войска в Новгородском государстве. Как следует из Новгородской летописи, к русскому войску должен был присоединиться и литовский отряд из Полоцка с князем Товтивилом, племянником Миндовга, во главе. Поэтому поход, скорее всего, был намечен на время не ранее зимы 1261- 1262 годов, но до наступления весны, до распутицы. События похода описывает Ливонская Рифмованная хроника:
Тогда начал Миндовг собираться
В поход, так как злость
У него накопилась
Против рыцарей бога.
…
И вот день выступления настал,
Как с русскими Миндовг условился.
Союзники должны были соединиться у Западной Двины, где-то на границе Полоцка и немецких земель, но, когда литовцы явились на место сбора, они оказались там одни. Русские не пришли. Литовское войско тем не менее двинулось дальше, одолело немалое расстояние, достигло замка Венден… и остановилось.
В замке ВЕНДЕН (старое русское название замка - Кесь, современное латышское название городка - Цесис) находилась в 1237-1561 годах резиденция Ливонских магистров, замок располагался в излучине реки Гауя, на Ореховой горе (Риексту калнс). До настоящего времени сохранились его руины…
Во главе литовцев, проделавших этот поход до Вендена и узревших его суровые каменные стены, находились сам старый Миндовг и Тренята. После того, как Миндовг высказал Треняте все, что он думает обо всем этом, о русских, о своей нарушенной дружбе с Орденом и о нем, Треняте, лично, он повернул войско и увел его обратно, не решившись брать замок в одиночку. Весь эмоциональный монолог Миндовга, обращенный к Треняте, хронист приводит настолько живо, как будто он был при этом и протоколировал.
В июне-июле 1262 года литовцы уже воевали в Польше, а вскоре после возвращения войска в Литву Миндовг отправил свои отряды воевать с братом короля Даниила Галицкого, князем Васильком, где они потерпели серьезное поражение…
Это была последняя война Миндовга с Волынским княжеством. Летопись говорит, как Миндовг вспомнил о войне татар вместе с князем Василько в Литве и послал на Василька рать, в результате чего сражения состоялись возле Каменца и возле Мельницы, причем вполне удачно для литовцев, со взятием большого полона. Однако военное счастье переменчиво…
От Каменца русские преследовали литовцев до Ясолны, а затем, «на канун Ивана дни», нагнали и тех, кто воевал у Мельницы:
«Василько, возложив упование на Бога, нагнал их около Небля-города; литовцы стояли у озера Небли и, увидавши неприятеля, сели в три ряда за щитами, по своему обычаю; Василько ударил на них и победил, причем не осталось из них ни одного человека: одни погибли от меча, другие потонули в озере. Услышав об этом, князья Пинские Феодор и Демид и Юрий, приехали к Васильку с питием, и начали веселиться…»
Пинчане, колебавшиеся между Литвой и Волынью, в тот момент выбрали Волынь и поспешили засвидетельствовать свое почтение. И все на радостях по русско-литовскому обычаю хорошенько напились.
Между тем Ливония, в которой побывали литовцы, и в частности окрестности Вендена, конечно, были хорошо ограблены, а кроме того, местные племена восстали, некоторые крепости рыцарей оказались в их руках. К сожалению, эти победы в Ливонии, которые приходятся на 1261-1262 годы, были кратковременными – вскоре рыцари под руководством своего нового магистра Вернера фон Брайтхаузена стали овладевать крепостями восставших…
Ливонская хроника Германа Вартберга: «А магистр разрушил в Курляндии два замка, именно Кертенн (Цертене) и Ампильтен (Пилтене), сжегши их дотла вместе с людьми обоего пола и вообще со всем, что в них было».
ПОХОД НА ДЕРПТ. ОСЕНЬ 1262.
Александр Невский не смог выполнить обещания, данного им Миндовгу, так как этому помешало восстание во Владимиро-Суздальской Руси против ордынского господства. Восстание было спровоцировано очередным приездом на Русь ордынских сборщиков дани и совпало по времени со сроками, намеченными для выступления русских войск в Ливонию. В результате выступление русских в Ливонию оказалось сорванным…
Поскольку хан Золотой Орды Берке готовился к походу в Иран, он, по-видимому, решил не устраивать карательную экспедицию на Русь, но заставить русские отряды принять участие в азиатском походе. Чтобы отговорить от этого хана, великий князь Александр срочно должен был поехать в Сарай на Волгу… путешествие, которое стоило ему жизни…
Что же касается 1262 года, то русское войско из Новгорода (под номинальным командованием 12-летнего сына Невского, Дмитрия) все же выступило в поход на Ливонию, но только осенью. Вместе с ними были войска Полоцкого князя Товтивила. Произошла битва с подоспевшими рыцарями за город Дерпт (в Хронике Дорпат, старый русский Юрьев, в 1224 году захваченный крестоносцами).
Город был взят русскими, несмотря на то, что «бяше град тверд Гюргев в 3 стены, и множество людии в нем всякых, и бяше пристроиле собе брань на граде крепку».
Дорпат они захватили
И тогда же сожгли
Город почти дотла.
Предположительно следы сожженного в 1262 году посада обнаружены в городе Тарту (старом Дерпте-Юрьеве) в результате археологических раскопок…
Остатки защитников Дерпта укрылись за стенами замка, который находился рядом. После того, как лучники обеих сторон поупражнялись в своем искусстве, русские ушли, отказавшись от штурма.
Рядом был замок:
Кто в него попал, тот спасся.
В это время магистр разослал приказы по всем своим землям, собрал еще одно войско и привел его к Дерпту, однако прибыл с опозданием – довольные походом, взяв добычу, «Русские были уже в своей стране».
Сразу же после этого в Новгород приехали немецкие послы из Риги, Любека и с острова Готланда, привезя мирный договор и предложения по восстановлению торговли. В Новгороде был подписан «старый мир» (по старине, то есть повторяющий прежние уложения), по которому немцы отказались от всех своих захватов в северных русских землях и обещали прервать блокаду балтийских берегов и не трогать русских купцов. Однако Дерпт остался в их руках.
Может быть, русские и литовцы еще смогли бы организовать и провести совместные действия против Ордена… тогда бы крестоносцам не сдобровать… им в самом деле могло прийтись худо… но не получилось - помешала смерть лидеров. Осенью 1363 года великий князь Александр Невский и король Миндовг оба умерли, может быть, оба насильственной смертью. Миндовг так уж точно. Что помешало им привести в исполнение их далеко идущие планы, позволив ливонским рыцарям вздохнуть свободно.
Конец Части III
(2012 год)
*** *** ***
Продолжение: http://www.proza.ru/2019/03/07/1057
Предыдущее: http://www.proza.ru/2019/03/05/679