Переход Севастополь - Бухта Провидения (Петропавловск-Камчатский).
Дневник корабельного врача подводной лодки С-73.
Дневник вел лейтенант медицинской службы Леонид Балашевич (1960 год).
Рисунок автора "Чукчи".
12 сентября 1961 г.
В Москве, укрывшись тёплыми одеялами, в чистом белье засыпают москвичи. Они только что закончили ещё один трудовой день. А у нас уже 10 часов утра следующего дня, но во втором отсеке тихо – утомлённые, спят на грязно-серых промасленных подушках, не раздеваясь, укрывшись шубами, офицеры, стоявшие ночную вахту. Из каюты командира вырываются ровные, грустные и мелодичные звуки гитары – он играет утром ежедневно, даже во время боевой тревоги. Чуть дрожит корпус, хлюпает волна о борт да проскребётся изредка проплывающая льдина. Я люблю это время – остаться, наконец, почти одному, перечитать старые письма, пересмотреть в сотый раз фотографии, взятые из дома, пописать свой дневник, позаниматься.
Лишь к обеду оживится наша «кают-компания». Вылезет из своей конуры заспанный, измятый, взлохмаченный Руслан, произнесёт матом свою обязательную тираду. Из центрального отсека, поглаживая внушительный живот, покажется глыба-штурман, улыбаясь в преддверии обеда. Пошевеливая шипами бесцветных усов, гаркнет: «Люблю повеселиться, хе-хе, особенно пожрать!» – и уплетёт три порции, приведя в замешательство вестового. Расскажем последние сны. В нескольких словах обсудим то, что удалось услышать по радио, кто-нибудь, конечно, прожуёт сальное и гадкое подобие шутки. Затем убирается стол, очередная смена уходит на вахту, а остальные погружаются в сон. И так день за днём…
А на мостике сегодня прекрасно – ярко светит солнце, отражается от разноцветных ярких льдин и слепит глаза. Воздух чистый, морозный. Вокруг ледяные поля, торосы, и только вдали, на юге, виднеется полоска суши. Это остров Врангеля, который мы обходим с севера. Остров впервые предположительно нанёс на карту известный российский путешественник, трижды обогнувший земной шар, адмирал Врангель, ещё в середине прошлого века, но он основывался только на рассказах туземцев с материка. И только в 1912 году этот остров был, наконец, открыт и описан российской экспедицией на судах «Таймыр» и «Вайгач». Он ничем не отличается от остальных наших северных островов. Голая тундра, льды не тают до конца и летом. Водятся тюлени, моржи, белые медведи, летом – птицы. Населения нет. Обогнув этот остров, мы выйдем в последнее море нашего севера – Чукотское.
16 сентября 1961 г.
Это море оказалось для нас самым неприятным из всех морей Севера. Едва мы вышли в открытое море, как началась изнурительная качка, которая продолжалась весь период похода. Потеряв надежду на улучшение погоды, я завалился в свою койку и не вставал даже поесть – один вид обеда вызывал тошноту. Так прошёл день, ночь, ещё день, ещё ночь, а качка не прекращалась. Я двое суток почти ничего не ел, но чувства голода не было – осталось только безразличие ко всему, липкий пот и противная тошнота. Только во сне можно полностью избавиться от этой отвратительной болтанки, но уснуть не так легко – лодку так раскачивает, что удержаться в койке спящему невозможно. Наконец, 13 сентября мы подошли к Беринговому проливу. Защищённый с востока и запада материком, пролив был спокоен, качка прекратилась. Я сразу ожил, вышел наверх. Сквозь ночной туман едва контурируются силуэты Чукотского берега. Где-то по левому борту совсем рядом – берег Аляски – это уже Америка, но ночью он совсем неразличим. Мы проходим скрытно, жмёмся к своему берегу, сохраняем полное радиомолчание. Утро также выдалось туманное, но стало значительно теплее.
Вот и мыс Дежнёва – самая восточная точка нашего материка и нашей Родины. Мыс как мыс, ничем не примечателен, за ним следует гряда горных вершин и заливы.
К вечеру 14 сентября подошли к бухте Провидения. Вход в неё охраняют высокие мрачные скалы, вершины которых окутаны низко плывущими облаками. Всюду тишина и величественное безмолвие. На вершине одной из скал одиноко вырисовывается силуэт креста и маленький бугорок земли – трудно найти более суровое и романтичное место для могилы. За узкими воротами сразу открывается панорама бухты правильной круглой формы, со всех сторон окружённая горными грядами, она полностью закрыта от влияния бурь и ветров океана.
У подножия гор теснятся, как игрушечные, серые невзрачные домики, слева – морской порт с несколькими кранами и грудами угля, справа на горе – радарные установки и домики радиометристов. Печальное и угрюмое зрелище представляет эта далёкая северная бухта, всюду камень, грязь, беспорядочно остовы машин, доски, куски брёвен, металлический лом, мусор.
Над всей бухтой господствуют три слова: «Слава великому Сталину!», которые выбиты на отвесной скале, в которую упирается посёлок. Сколько труда и храбрости понадобилось для этой теперь ненужной и бесполезной работы! Едва дивизион вошёл в бухту, она сразу ожила, замелькали вспышки семафоров, звуки команд отражались от высоких скал. Все немного возбуждены – ведь здесь закончился самый трудный участок нашего почти полугодового перехода, 45-суточный переход Северным морским путём, теперь за кормой – воды необъятного Тихого океана, впереди – широкие просторы и дальние плаванья.
Теперь, конечно, самое главное, что нас волнует, – это место нашего постоянного базирования. В бухту мы вошли 14 сентября, а 15 сентября командир представился прибывшему сюда на транспорте «Анадырь» начальнику штаба Камчатской военной флотилии. Он нам и сообщил, что место нашей дальнейшей службы – бухта Тарья, в нескольких минутах хода от Петропавловска-Камчатского. Это крупная, хорошо оборудованная база подводных лодок, условия службы льготные, поэтому мы имеем все основания быть довольными. Теперь уже не осталось неясностей и кривотолков – через несколько дней мы будем «дома», а там – отпуск и постоянная служба в одной базе. Одно омрачало нас – «братьев-китайцев», лодку Юры Боброва, не считаясь с нашей многолетней и трогательной дружбой, забросили в базу Конюшково у Владивостока – за несколько тысяч миль от нас. Семь лет провели мы с Юркой рука об руку – и вот настало время расстаться.
Так в маленькой бухте на самом востоке нашего материка закончился наш большой, трудный, но интересный поход. Заканчиваю я и свой дневник – теперь его писать уже не найдётся времени. Чтобы уж полностью изложить и последние впечатления, добавлю лишь несколько слов о Чукотке.
Сегодня мы сошли на берег в бухте Провидения. Конечно, больше всего нас интересовали чукчи. Я много о них слышал, и вот самому удалось увидеть этот в недавнем дикий народ, который до советской власти не имел даже письменности. В Провидении немало туземного населения. На улице можно встретить и молодёжь, и стариков. Старухи ужасные – лица похожи на сморщенный кожаный бурдюк, обезображены татуировкой, почти совершенно коричневые.
Не менее страшны и старики – раскосые глаза, огромные скулы, совершенно запавшие щёки, жилистые тонкие шеи, большие безобразные рты с жёлтыми зубами, грязная одежда и маленький рост – как гномы.
Молодёжь выгодно отличается от стариков. Светлые лица, чёрные лукавые глаза, одеты почти по-европейски, есть и совсем цивилизованные парни, очевидно, получившие образование в Институте народов Севера. Правда, рост у всех маленький, ноги, особенно у девушек, совершенно кривые. Характерно, что татуировка у женщин делается, очевидно, до сих пор – я видел молодую девочку, лицо которой обезображено двумя вертикальными линиями. Интересно, что чем больше возраст, тем больше татуировок.
Вот схема татуировки старухи: две вертикальные линии со лба спускаются к носу, по три параллельные линии от лба до подбородка на щеках, завитки от краёв рта к носу. У молодых обычно спускаются только две вертикальные полосы со лба вдоль линии носа.
Язык чукчей недоразвит, почти сплошные «ы» и согласные, фонетически беден и груб. Большинство слов пришло уже из русского языка. Мы побродили ещё по магазинам, купили чукотский букварь, поели котлеты из оленины и вернулись на корабль. Кстати, оленье мясо ничуть не хуже говядины.
Теперь скорее в путь, в «родную» Тарью!
Продолжение следует.