Вот, очередь движется все быстрее. В темно-серый кабинет одна за другой заходят женщины с детьми, и так же быстро выходят оттуда. Или мне только кажется, что быстро. Время ведь не существует, оно есть только у нас в голове.
Я должна была заходить следующей. Мои руки немного тряслись, глаза бегали из стороны в сторону. Я поступала правильно, отчего же волнение…
- Мам, ну скоро еще? – нетерпеливо спросил сынишка, потянув меня за рукав.
- Да, скоро, - безучастно ответила я.
Господи, сколько любви и надежды в этих глазах, сколько счастья. Как жаль, что он смотрит так последний раз.
Из кабинета вышла полная угрюмая женщина, ведя за руку еще более угрюмого ребенка. В его глазах было немного усталости и тоски. Неужели и у моего ребенка будут такие глаза?
Пришел мой черед заходить. Отогнав неприятные мысли, я повела ребенка в кабинет.
- Доброго времени, - сухо произнес седоватый мужчина лет пятидесяти. Он расположился за деревянным столом, на поверхности которого лежала лишь бумага, ручка и длинный предмет со стеклом на вершине. Он очень напоминал бинокль, но я прекрасно знала, что это на самом деле.
- Доброго.
- Здравствуй, седой дядя, - добавил сынишка.
- Кирилл, прекрати. Прояви уважение, - повысила я голос. Это было довольно наигранно, в данной ситуации мне меньше всего хотелось ругать его.
- Ничего страшного, мы скоро это вылечим. Присаживайтесь. – Он указал рукой на два стула напротив.
Мы с сыном сели, и я громко вздохнула.
- Ну, что вы, мисс. Успокойтесь. Все будет прекрасно. Фамилия и имя сына.
- Молотов Кирилл.
Мужчина записал это на бумаге.
- Что ж, расскажите немного про него.
Его просьба прибавила во мне энтузиазма. Я могла говорить о сыне часами.
- Он очень особенный. Начал выводить какие-то каракули на листиках с двух лет. И знаете, уже тогда была в них какая-та красота. Потом он начал рисовать деревья, дома, затем людей, и его рисунки становились все прекрасней. Я вообще не думала, что дети способны так рисовать в его возрасте. Я, ей богу, пыталась его приучать к потреблению, постоянно заставляла смотреть телевизор, пихала ему еду в течение дня. Но он все равно рисовал. Я так боюсь, что он со своим недостатком не сможет стать достойным членом общества…
Мой голос задрожал. Я почти плакала. Так хочется, чтобы единственный ребенок стал нормальным.
- Мама, не плачь, - подал голос Кирилл. Мой родной голос.
- Проявляйте спокойствие. Вам абсолютно не о чем волноваться. Мы такие таланты, такие недостатки губили в людях, что вам и не снилось. Раньше ж как было? Приходилось отдавать ребенка сначала детский сад, потом в школу, потом в университет. Нужно было до такой степени забить его информацией и всякой рода бессмысленной деятельностью, чтобы у него отбилось желание заниматься всякой ерундой. А сейчас что? Сделал маленькую операцию по удалению творческой энергией и идеальный социальный представитель.
Доктор замолчал. По его словам было видно, что он любил свою работу. Это же так важно, делать людей одинаковыми. Разве можно по-другому жить в гармонии?
- Мальчик, у тебя есть мечта?
Вопрос был уже адресован к моему сыну.
- Ну да, есть одна. Но мама говорит, что она неправильная, - замялся Кирилл. Вот сейчас ляпнет, о нет…
- Знаете, она глупая у него. Социально неприемлемая. Не слушайте его, - вмешалась я.
- Не перебивайте, мадам. Это важно. Ну- с, какая у тебя мечта?
Глаза Кирилла загорелись еще ярче.
- Я хочу рисовать картины. Много картин. Постоянно, ежеминутно. И хочу показывать их людям. Чтобы они на них смотрели и понимали все то, что чувствую я.
Я приложила руку ко лбу. Надеюсь, это ничему не грозит.
- Ясненько. Что ж, дорогой, сейчас мы тебе поможем забыть эту кошмарную мечту. Не могут же люди общаться через искусство, в самом деле. Как же тогда коммуникативные технологии, в них вложены слишком большие средства.
- Да, да, он понимает, - уныло добавила я.
Доктор больше ничего не говорил. Он встал и взял длинный предмет со стола. Вообще, в народе он называется «сжигателем». Он ищет в духе человека канал, отвечающий за творческую энергию, и высасывает ее. Очень простая, эффективная и безболезненная операция, как говорят врачи. А как же врачам да не верить.
Доктор поднес сжигатель на небольшое расстояние от груди сына. Стекло наверху загорелась голубым светом. Через секунд десять оно загорелось красным светом.
- Вот, нашел.
Красная дымка вылетела из груди сына, всасываясь в прибор. Зрелище было еще то. Красный дым всасывался медленно, образуя такого же цвета туман, а сам прибор начинал мерцать всеми цветами радуги. И я, и сын заворожено смотрели на эту картину.
Прошло около минуты, прежде чем доктор выключил прибор и вернулся за стол.
- Итак, дорогой, у тебя есть мечта? – спросил он, скрестив пальцы рук.
Кирилл молчал пару секунд. Его голова склонилась вниз. Он никогда не сидел так раньше.
- О чем вы, доктор? Я хочу спать. И есть. И телевизор посмотреть хочу.
Мое сердце екнуло. Да, натуральным образом екнуло. Эти слова должны были радовать меня. Так же должен вести себя идеальный гражданин. Но мне почему-то было больно.
- Он теперь всегда будет таким? – спросила я упавшим голосом.
Доктор кивнул.
- Чисто теоретически, творческая энергия может восстановиться. Но для этого вашему сыну придется снова начать рисовать и продолжать это довольно долгое время. Сейчас его жизненный тонус очень низок, состояние близкое к апатии. Его вполне удовлетворят и биологические потребности. Можете не волноваться, в таком состоянии у него вряд ли возникнет даже мысль творить.
- Мам, пошли домой. Я устал.
И снова екнуло. Что ж такое? Мой сын нормальный. Почему же я не счастлива?
Я встала и взяла его за руку. Мне еле удалось поднять его со стула, настолько вяло он двигался.
- Мам, пошли. Спать хочу.
Я присела на карточки и заглянула ему в глаза. Пустые. Ни любви, ни надежды, ни счастья. Идеальный гражданин.