Сюжет для дамского романа

- У неё нет шансов! - громко заявили
  обстоятельства.
- Она неудачница! – крикнули люди.
- У неё всё получится, - тихо сказал
  Бог…
          *     *     *
Счастье – это, когда радуешься тому,
что имеешь, и не жалеешь о том,
чего у тебя нет.


    Сегодня я устроила себе выходной, один из немногих в этом месяце. Это так замечательно! Как давно я не могла позволить себе роскошь просто отдохнуть, заняться милыми домашними пустяками, ну и, в конце-концов, просто привести себя в порядок или  покайфовать на диване  с недавно купленной и еще не прочитанной книгой и чашечкой свежезаваренного кофе. После совсем недолгих размышлений  выбираю последнее. 
Уютно устраиваюсь на любимом диване, предвкушая удовольствие и от новомодного романа, и от крошечной чашечки  любимого кофе. Белая пушистая кошка Глаша, моя любимица, свернулась уютным мягким клубочком у меня в ногах и поет от удовольствия. В квартире, кроме нас с ней, сейчас никого нет – муж в командировке, а наша семнадцатилетняя дочь Виктория сегодня на лекциях в институте, и вернется с занятий еще нескоро.
Прочитав несколько страниц немного скучноватой книги, и поставив опустевшую чашку на столик, я почувствовала, что, несмотря на выпитый кофе, проваливаюсь в сладкое забытье. Конечно, обидно проспать единственный выходной за  месяц, но, кажется, это сильнее меня… Захлопываю книгу, и откладываю её до лучших времен. Потом закутываюсь в пушистый плед, и с удовольствием закрываю глаза, чтобы немножко вздремнуть…
…Просыпаюсь я уже через несколько минут  от звонка в дверь. Сладко потянувшись, очень сожалея о том, что кто-то прервал это прекрасное ничегонеделанье, покидаю диван, и иду к двери. Посмотрев в глазок, вижу свою дочь Викторию. Но, насколько я помню, она в это время должна быть на лекциях в институте. Или я опять что-то путаю…
- Вика, ты что  звонишь? Ключи забыла? – спросила я, открыв дверь, и сладко зевая спросонья.
- Да, мамочка, они в другой сумке остались. Ой, я что, тебя разбудила? Извини!
- Нет, все в порядке, я просто прилегла отдохнуть, да и задремала. А ты что сегодня так рано - занятия раньше закончились, или решила последнюю пару прогулять, негодница?
- Я не была сегодня в институте, мамочка. Я ходила к врачу. И… мне надо с тобой поговорить.
- Господи, ты заболела, девочка моя! – воскликнула я, в изнеможении опускаясь на стул, стоящий тут же, в прихожей. - Я так и знала! Не зря мне на той неделе приснилось во сне сырое мясо! Это точно к болезни! Вот и не верь после этого в народные приметы!
- Мам, ну, подожди. Я  не больна, твой сон тут совсем не причем. Мне просто нужно сообщить тебе что-то очень-очень важное для меня и для всех нас. Только не волнуйся ты так, ничего страшного не произошло, ты же видишь, я жива и совершенно здорова, - пыталась успокоить меня дочь, но я уже тряслась от страха так, что зуб на зуб не попадал.
- Говори скорее, в чем дело, детка! Или нет, подожди минуту - лучше сначала я приму свои сердечные капли!
Я с трудом поднялась со стула, и пошла на кухню за лекарством – моё сердце беспомощно трепыхалось в груди, как пойманный воробей в руках.
  Накапав себе трясущимися руками тридцать капель валокордина, я залпом выпила его, хотя обычно сначала долго, с некоторым отвращением,  примеривалась и принюхивалась к тому, что было в стакане, потому что терпеть не могла его вкус и запах.
Вернувшись в комнату, я села на диван рядом с дочерью, и спросила:
- Ну, что случилось, моя маленькая?  Тебя кто-то обидел?   Тогда скажи, кто этот человек, и он будет иметь дело со мной!
Неожиданно  я почувствовала себя разъяренной дикой кошкой, защищающей своего единственного, горячо любимого котенка, и даже ощутила некоторый зуд на шее, как будто у меня на загривке встала дыбом шерсть. Пусть только кто-нибудь попробует обидеть мою девочку! Пусть только попробует! Да я…
- Мам, да никто меня не обижал! Просто я сейчас была у врача, и он сказал, что у меня будет ребенок, - сообщила мне дочь на одном дыхании,  и посмотрела на меня чуть испуганно, вероятно, опасаясь моей бурной реакции на свои слова.
Тут я впервые поняла, что такое «впасть в состояние столбняка». Я не могла выговорить ни слова, мои губы безмолвно открывались и закрывались, как у вытащенной на сушу рыбы, а глаза вот-вот готовы были вылезти из орбит. И только одна мысль билась в мозгу, не позволяя подумать ни о чем другом - моя дочь, единственно дорогое, что есть у меня в этой жизни, попала в беду. И, должна признаться, что совершенно растерялась, и не знала, чем могла помочь ей в тот момент. Только потом в голове возникла мысль, что есть еще один человек, причастный к этому - тот, от кого она ждала ребенка, и, еще не зная его имени, я уже возненавидела этого мужчину.
- И кто же отец твоего будущего ребенка, девочка моя? Он хотя бы знает, что произошло? И, если знает, то как к этому относится? Господи, он же преступник, ведь ты сама совсем ребенок, тебе же нет еще и восемнадцати лет…
- Мамочка, я сама узнала об этом всего час назад. А Вадиму  позвоню сегодня вечером. Думаю, что он будет очень рад. И еще, мамочка. Я очень люблю Вадима, а он любит меня. И в любом случае этот ребенок родится, даже если папа и ты будете против!
Тут я почувствовала, что  голос дочери звенит от напряжения, и она совсем готова расплакаться.
- Милая моя, знай только одно – мать всегда будет на твоей стороне, и что бы ни произошло в дальнейшем в твоей жизни, ты всегда можешь на меня положиться!
Я кинулась к дочери, и  обняла её, крепко прижав к себе.
  - Думаю, и отец нас тоже поддержит, ведь он так  любит тебя, девочка. Хотя, конечно, не о таком будущем мы мечтали для своей единственной дочери, - тяжело вздохнула я. - Все хорошо в свое время. Окончила бы институт, хоть немножко узнала бы жизнь, вот тогда... Господи, тебе же  нет еще и восемнадцати!
- Мамулечка моя ненаглядная, я знала, я знала, что ты не будешь меня ругать и изводить нотациями!
- Вообще-то, конечно, следовало бы. Но… Тебе сейчас нужна атмосфера любви и покоя, чтобы ребенку было хорошо там…
И я взглядом показала на то место, где рос мой  внук или внучка. Дочка опять бросилась ко мне на шею, и мы обе всплакнули, после чего, по крайней мере, мне, стало немного легче. 
- Ну, в конце-концов, может, Вадим и в самом деле неплохой парень и любит мою дочь. Тогда они поженятся, родится ребенок, и все будет  хорошо. Зачем же мне изводить себя раньше времени, думая о плохом? – успокаивала я себя, а потом попросила:
- Ну, расскажи, что за человек этот твой Вадим? Сколько ему лет, чем он занимается, кто его родители?
- Он из семьи военных, сам тоже военный, вот только в чинах я не разбираюсь. Ему двадцать семь, живет в ближнем Подмосковье, там у его отца чудесный коттедж.
- И ты, конечно, уже побывала у него дома?
- Побывала, и даже с отцом его познакомилась. Чудный дядька. Кстати, генерал. А я ему очень понравилась.
- Это он сам тебе об этом сказал? – ласково усмехнулась я, глядя на свою девочку, которая, судя по всему, уже совсем успокоилась.
- Нет, я это просто почувствовала. Он так красиво за мной ухаживал весь вечер. А когда мы прощались, он поцеловал мне руку, сказал, что я очень красива и умна, и что сильно напоминаю ему женщину из далекой молодости. Наверно, он ее очень  любил, потому что, когда говорил про нее, глаза у него стали такие грустные, и даже немного растерянные…
- Ну, будем надеяться, что его слова – это не просто комплимент, и что та женщина, о которой он говорил, не слишком сильно насолила ему в прошлом, - улыбнулась я, гладя дочь по голове и целуя её в макушку.
- Слава Богу, ты улыбаешься! А я так переживала! Никак не могла представить твоей реакции на мои новости, думала, неотложку придется вызывать, папе звонить, чтобы поскорее вернулся, - с облегчением вздохнула Вика.
- Ладно, котенок, иди, пока отдыхай. А я пойду на кухню, разогрею  для нас ужин. Кстати, а Вадиму ты когда собираешься звонить?
- Вот, прямо сейчас и позвоню. Мне и самой не терпится рассказать ему обо всем.
- Обязательно скажи ему, что твои родители очень хотели бы с ним познакомиться,  и желательно, как можно скорее.
- Мама, я уверена, все будет хорошо! Вы скоро увидите его, и он вам обязательно понравится. Он просто не может не понравиться – мой замечательный, мой необыкновенный Вадим!
Дочка подошла ко мне, чмокнула  в щеку, а потом легкой походкой, как будто пританцовывая,  пошла в свою комнату.  И сразу же оттуда полились звуки  чудесного блюза. Знаменитый негритянский певец чуть хрипловатым голосом пел о своей любимой женщине, и о том, что жизнь так прекрасна, если в ней есть место любви. А моя ненаглядная дочка Виктория красивым сильным голосом подпевала ему. Ей было сейчас хорошо.  Наверно, это и в самом деле хорошо – полюбить, а потом выйти замуж за человека, которого любишь, и подарить ему ребенка, даже если тебе самой еще нет и восемнадцати…
В этот вечер мы рано улеглись спать, только сна не было ни у Виктории, ни у меня. Спала только Глаша.  Ведь у киски не было никаких забот и никаких воспоминаний. А у меня были.  Только упрятаны они далеко-далеко, на самом донышке души, а сверху  завалены грузом восемнадцати прожитых лет.  В эти годы было хорошее  и плохое, были минуты полного отчаяния и радостные минуты триумфа, но все мое женское счастье уместилось в два с небольшим  месяца нечастых встреч с человеком, которого я любила, люблю  и буду любить всю оставшуюся жизнь, что бы со мной ни случилось.
Каждый вечер, лежа в своей постели, я  бережно перебираю эти дорогие воспоминания  – день за днем, час за часом, минута за минутой. Наверно, так же бережно, едва касаясь бумаги пальцами, перебирали наши бабушки полуистлевшие письма  своих мужей, пришедшие с той страшной войны, где так и остались навсегда их любимые, обещавшие им обязательно вернуться живыми, и не сдержавшие своего обещания... 
…Это было восемнадцать с лишним лет назад. После окончания школы я сразу поступила в строительный институт, который находился неподалеку от нашего дома. Жили мы вдвоем с мамой очень небогато, с трудом перебиваясь от зарплаты до зарплаты. Отец бросил нас, когда я была еще совсем маленькая, поэтому после окончания школы пришлось идти на вечерний факультет и искать хоть какую-нибудь работу, хотя в школе я была круглой отличницей, и все учителя в один голос прочили мне блестящее будущее, причем каждый – именно по своему предмету.  Моя подруга устроила меня  к себе в проектный институт.  Работа проектировщика мне нравилась, я быстро освоила то, что требовалось, и к девятнадцати годам уже вполне самостоятельно работала в должности инженера.
…Мы заканчивали очередной проект. Работа была очень срочной, и, чтобы сдать ее вовремя, пришлось всю неделю сидеть за кульманом допоздна,  и выйти на работу в выходной. В субботу, поздно вечером, усталые, но довольные тем, что успели все сделать к сроку, мы всем отделом высыпали на улицу. Девушек там уже ждали их приятели, замужних дам – заботливые мужья. Нашу начальницу, Валентину  Андреевну, тоже ждал муж, человек военный, и, как поговаривали у нас в отделе, в больших чинах.  Он сидел за рулем новенькой «Волги» - иномарки тогда еще  были у нас большой редкостью. И я на секунду позавидовала:  вот, люди сейчас в тепле поедут домой, а я потопаю по лужам до метро, а там еще  две пересадки, а потом – автобус, который ходит исключительно, когда ему вздумается,  редкие тусклые фонари по дороге от остановки до дома, и холодный, липкий страх перед темным подъездом, когда кажется, что в каждом углу там притаился коварный грабитель, который только и ждет моего появления, пряча в кармане удавку или острый нож. Хотя, взять у меня грабителю совершенно нечего, кроме потрепанного старого кошелька с несколькими рублями и мелочью, да дешевеньких золотых сережек с маленькими розовыми камушками, подаренных мамой в прошлом году на мое восемнадцатилетие. Всего полтора часа этого удовольствия – и вот я дома, в крошечной двухкомнатной квартирке, где в прихожей размером с кабину лифта с трудом могут разойтись два человека, а изо всех щелей глядит на тебя едва прикрытая бедность…
…Тяжело вздохнув, я помахала всем рукой на прощанье, и одна пошагала по плохо освещенной улице к ближайшей станции метро, до которой было минут пятнадцать хода.
Вдруг рядом со мной затормозила автомашина, и голос Валентины Андреевны окликнул меня:
- Светлана, иди-ка сюда, быстренько! Садись в машину, мы подвезем тебя до метро, а то ты в своих туфельках  совсем промокнешь по дороге, да, не дай Бог, еще простудишься!
Я стала отказываться, но она вышла из машины и, взяв меня за руку, почти насильно усадила в салон, а потом и сама плюхнулась рядом со мной на заднее сиденье.
- Ну, вот, знакомьтесь! Это наша сотрудница, Светлана. Очень талантливый и трудолюбивый человечек, и еще студентка-вечерница. А это мой муж, Николай Иванович!
Николай Иванович повернул ко мне с переднего сиденья мощный торс,  взял мою озябшую руку в свою огромную теплую ручищу, и слегка пожал ее.
- Ну, здравствуйте, молодое дарование! Жена много мне о вас рассказывала, уж поверьте, - сказал он приветливо. - А теперь разрешите представить  вам с моего друга.
Мои глаза, чуть привыкшие к полумраку салона, уже четко различали силуэт еще одного мужчины, сидящего  на переднем сиденье автомобиля рядом с водителем.
- Виктор, - коротко представился он, и моя ладонь перекочевала к нему.
Машина плавно тронулась, и помчалась по ночной Москве. И вдруг мне стало очень хорошо с этими почти незнакомыми людьми. Мне нравилось ехать в теплой машине, где немного пахло хорошим табаком и дорогим парфюмом, где между мужем и женой шел милый разговор о каких-то лишь им известных пустяках. И только где-то глубоко-глубоко внутри шевелился стыд за бедное старенькое пальтишко совсем не по сезону, и свои дырявые, чиненные-перечиненные туфельки. И все-таки я по-настоящему наслаждалась обществом остроумных, хорошо воспитанных людей, живущих совсем в другом, обеспеченном, сытом мире, таком отличном от моего собственного, и чувствовала себя в эти минуты почти что частью его…
К сожалению, все хорошее очень быстро кончается, вот впереди замаячила красная буковка «М», а сие означало конец моего путешествия, и возвращение в свою собственную, такую отличную от них, жизнь.
Машина плавно затормозила рядом с тротуаром, я поблагодарила Николая Ивановича и начальницу за любезность, попрощалась, и вышла. Вдруг из машины послышался голос Виктора:
- Светлана, вы не будете возражать, если я сегодня провожу вас до дома?
- Ой, ну, что вы! Это же очень далеко. Боюсь, вы не успеете вернуться обратно до закрытия метро!
- Ничего, я как-нибудь доберусь, - легкомысленно сказал Виктор, уже покидая теплый салон автомобиля, и захлопывая за собой дверцу.
Честно говоря, в машине я не очень хорошо его разглядела, да, в общем-то, и не старалась. Теперь же с интересом разглядывала своего неожиданного спутника и он, кажется, делал то же самое в отношении меня. Было такое чувство, что мы симпатичны друг другу.
- Да что же мы стоим, - воскликнул Виктор, - вы же совсем продрогнете совсем в своем легком пальто! Пойдемте быстрее!
Мы почти бегом потрусили в метро, и там,  при хорошем освещении, я, наконец,  рассмотрела его. Это был мужчина лет тридцати двух - тридцати пяти, чуть выше среднего роста, в военной форме с погонами подполковника. Лицо его не было красивым, но при виде его сразу становилось понятно, что он умный и добрый. И еще у него была чудесная улыбка. В общем, мне было приятно идти с ним рядом. Мы разговаривали, чему-то смеялись, его мягкий юмор,  начитанность и ненавязчивая галантность совсем очаровали меня. Наконец, мы добрались до нужной станции, и вышли из метро. Как назло, обычно неуловимый автобус сегодня был тут как тут. Виктор взял мне билет и сказал: «Держи, не теряй!». Должна признаться, что этот билет я храню в своей шкатулке до сих пор, вот уже восемнадцать лет.
Мы доехали до конечной остановки, вышли из автобуса, и пошли к моему дому, который находился не очень далеко от неё.
  На улице совсем разошелся дождь, что не располагало к долгому прощанью. Я смирилась с тем, что вот, уже сейчас, через минуту, все  закончится,  этот симпатичный обаятельный мужчина навсегда исчезнет из моей жизни, и я останусь стоять здесь  одна - в насквозь промокших туфлях,  с окоченевшими руками и покрасневшим на холоде носом.
- Ну, до свиданья,  волшебница! Я обязательно найду тебя, не возражаешь?
- Нет…,- только и смогла пропищать я, и вдруг его губы начали целовать мое мокрое от дождя лицо, а мне почему-то захотелось заплакать, что я сразу и сделала. Наверно, мое лицо стало соленым от слез, потому что он спросил:
- Ну что ты плачешь, малыш? Я чем-то обидел тебя, да? Прости, если так…
- Нет, мне очень хорошо. А люди плачут не только от горя или обиды…
- Беги домой! Смотри, ты вся промокла!
- Бегу…
Но тут его губы снова прижались к моим, и у меня все поплыло перед глазами. И тут я поняла, что уже влюбилась в этого едва знакомого мне человека со всей силой своих нерастраченных чувств, и что если больше не увижу его, то просто умру…
…Он уходил от меня, не оглядываясь. Быстро остановил свободное такси, что было редкой удачей в нашем районе, и уехал. Было  очень поздно, и метро, действительно, уже не работало. А я все стояла под дождем, не чувствуя, что  совсем промокла, что липкий холод пробирает до костей, и смотрела вслед машине, на которой уехал Виктор, до тех пор, пока сквозь ледяные струйки дождя можно было различить два маленьких красных огонька…
…А дома меня ждала мама, которая никогда не ложилась спать, не дождавшись моего прихода, как бы поздно я ни пришла. Она поохала над тем, как ее доченька промокла под дождем, аккуратно развесила на плечиках в прихожей мое пальто, покормила ужином, и достала к чаю банку малинового варенья, которая всегда стояла у нее в запасе, чтобы назавтра я, не дай Бог, не слегла в постель с простудой.
Потом мы немного поговорили о моей работе – маме все было интересно – и я пошла спать. Думала, что от волнения всю ночь не смогу заснуть, но отключилась сразу, как только легла - видно, сильная усталость этого непростого дня все-таки взяла свое…
…Ночью дождь перестал, поднялся сильный ветер. Он быстро высушил напитанную влагой землю. Установилась сухая, но холодная погода. Чувствовалось, что зима не за горами, а с ней – гололед, темень, кучи неубранного грязного снега на улицах, раздраженные, озябшие люди в бесконечной очереди  на автобус, готовые разразиться бранью по любому пустяку. Не люблю  зиму.
Утром я встала поздно. Мама ходила по квартире на цыпочках, боясь меня разбудить. Было воскресенье, но дел – невпроворот. Надо  запастись продуктами на неделю, убрать квартиру, кое-что постирать, а вечером чертить курсовой проект. Но настроение было приподнятое, работа спорилась, и даже пустые полки в магазинах тех лет не вызывали у меня обычной досады.
Ну, а ближе к вечеру раздался долгожданный звонок  телефона. Это был он.
- Алло, Света? Здравствуй!  Как чувствуешь себя, малыш? Надеюсь, не простыла после вчерашнего дождя?
- Все отлично, спасибо. А вы как добрались?
Почему-то я  никак не могла заставить себя сказать «ты»  этому человеку, хотя он и просил меня об этом.
- Нормально. Ты не против, если мы встретимся сегодня, хоть ненадолго? У тебя есть свободное время?
Я? Против? Да я жду - не дождусь, когда снова увижу его, даже если придется опять исполнять роль «мокрой курицы», а потом валяться неделю с  температурой под сорок (тьфу-тьфу)!
В  общем, в семь вечера я выскочила на улицу, и сразу увидела Виктора. Он стоял рядом с такси  и махал мне рукой. Мы сели в машину.
- Ну, здравствуй, моя хорошая!
- Здравствуй…
    И опять его губы прикоснулись  к моим губам. И весь этот холодный, грязный,  отвратительный мир середины восьмидесятых перестал для меня существовать. Я не видела ни неухоженных улиц, ни хмурых, раздраженных людей в очередях, ни переполненных редких автобусов. Был только он и я, и это было прекрасно!
- Ну, куда едем?
- Не знаю… Мне всё равно.
- Тогда, пожалуй, в центр.
Мы побродили по Старому Арбату, немного посидели в кафе, где выпили кофе и съели пирожное. Время пробежало совсем незаметно. Было уже около десяти часов вечера.
- Мне  пора домой, - тихо, как бы извиняясь, сказала я.
- Понимаю, завтра опять на работу, - не возражал Виктор.
Мы вышли из кафе, и остановились на краю тротуара. Виктор поднял руку, мы снова сели в такси, и покатили.
- Так не хочется отпускать тебя, милая,- прошептал он мне в самое ухо, обжигая его своим дыханием.
- А ты не отпускай,  - вырвалось у меня совершенно неожиданно, против моей воли…
…Такси плавно развернулось на повороте, и помчало нас в противоположную сторону…
…Виктор жил в небольшой однокомнатной квартире в доме-новостройке. Она была хорошо убрана, но того уюта, который придает жилью женская рука, в ней не чувствовалось.
Он помог мне раздеться, и дал свои тапочки, в которых я утонула. Потом обнял меня,  и мы целовались, стоя прямо посреди комнаты, не боясь, что  кто-то увидит нас в раззанавешенное окно. Через какое-то время, почему-то шепотом, он спросил:
- Я сварю нам кофе?
- Не надо кофе,- так же шепотом ответила я.
А потом была ночь любви, ночь узнавания друг друга, ночь полного и бесконечного счастья. Каким он был ласковым и нежным, какие удовольствия дарил мне. Мой мужчина, мой первый мужчина.
Утром, не поспав и двух часов, мы помчались на работу, не успев даже позавтракать …
…Наши встречи продолжались уже около двух месяцев. Сказать, что я была счастлива, встречаясь с ним, – это значит не сказать ничего. Я светилась. Я летала. Я сходила с ума от этой любви, не замечая ничего и никого вокруг.
А потом Виктор позвонил и сказал, что уезжает на несколько дней в командировку, но обязательно будет звонить. Честно говоря, меня даже немного обрадовал такой оборот событий. Надо было прийти в себя, чуть-чуть остыть. Я чувствовала, что просто сгораю от любви, в прямом смысле этого слова. А у меня была мама, о которой я должна была заботиться, и вечерний институт, который я не имела права бросать, потому что он был единственной надеждой хоть  когда-нибудь выбраться из той нищеты, в которой пребывала  с детства и до сих пор.
Итак, за несколько последующих дней я сумела скинуть несколько зачетов, доделать курсовую работу, и умудрилась записать маму к хорошему врачу, хотя это и стоило мне целую кучу денег. Здоровье ее вызывало у меня тревогу. Она ни на что не жаловалась, не хандрила, но как будто таяла день ото дня. К тому же я стала замечать, что рука ее все время тянется к пояснице. С большим трудом мне всё-таки удалось уговорить ее пойти к врачу, и теперь я со страхом ждала этого обследования, результатов анализов и диагноза, в глубине души все-таки надеясь, что он не будет слишком серьезным, и мама скоро поправится. Ведь кроме нее и Виктора у меня не было близких людей.
В пятницу вечером я с подругами вышла из института после лекций. Мы беззаботно смеялись над какими-то пустяками, радуясь окончанию трудной недели и предстоящим выходным. Институтский двор был плохо освещен, только у распахнутых ворот ярко горел  один-единственный фонарь. И в его свете я увидела знакомый силуэт, который не спутала бы ни с кем.
- Этого не может быть, - подумала я, и даже потрясла головой, чтобы видение исчезло. - У меня уже глюки на почве  сильного переутомления и сумасшедшей любви.
Вот и мы вышли на освещенное место, я обернулась, чтобы посмотреть, стоит ли еще кто-то за моей спиной, или видение  исчезло, а девчонки крепко держали меня под руки, не понимая, почему это я вдруг пытаюсь остановиться.
- Ну, что ты всё оглядываешься, Свет? – заворчала одна из подруг. - Пойдем быстрее, а то сейчас наш трамвай уйдет, жди его потом еще полчаса на морозе!
Я покорно продолжала идти дальше, по-прежнему думая, что все мне просто привиделось,  как вдруг послышался мужской голос:
- Да отпустите же вы ее, наконец!
Уже через секунду я была в его объятиях, смотрела и не могла насмотреться на любимое лицо, как будто не видела его не пять дней, а пять лет. Потом вдруг подумалось, что я могла выйти из другого корпуса, пройти по другой аллее, ведь наш институт – это небольшой «город в городе», корпусов в нем несчитано, и мы бы не встретились сегодня, он так и прождал бы меня напрасно под этим одиноким фонарем. Но, видно, мой ангел-хранитель хорошо потрудился в этот день, и организовал для меня эту неожиданную, но такую желанную встречу.
А дома у него меня ждал вкусный ужин и симпатичные крохотные синие тапочки в белый горошек со смешными помпонами, явно импортного происхождения, что было в те времена очень большой редкостью.
И снова мы были вместе, а впереди было целых два дня, два наших дня. Я старалась вобрать в себя все то тепло и ласку, что так щедро дарил мне мой любимый, как будто предчувствуя, что такое счастье долго продолжаться не может, и скоро все закончится, рассыпавшись, как рассыпается карточный домик от легкого дуновения ветра.
Виктор оказался добрым, отзывчивым  человеком. Мы разговаривали с ним на самые разные темы. И вскоре я рассказала ему о себе все. Об отце, который ушел от нас, когда мне не было еще и десяти, о плохом самочувствии мамы, и даже о той бедности, из которой я пока безрезультатно пыталась выкарабкаться. Я видела в его глазах понимание и боль за меня, и была за это безмерно благодарна. Теперь нас связывал не только секс, но и дружба. Может быть,  я напрасно выворачивала перед ним свою душу наизнанку. Может быть. Но мне было только девятнадцать. Я была слишком неопытна и наивна. И тогда мне казалось, что я любима, а сама любила так, что не замечала ничего и никого вокруг…
…Через месяц наступал новый год. Мы встречали его вдвоем. Было так хорошо! Виктор подарил мне чудесные часики (чтобы не опаздывала на свидания),  а я ему – красивую записную книжку в кожаном переплете (чтобы не забыл мой телефон).
Мы смотрели телевизор, шел веселый праздничный концерт. Вдруг он повернулся ко мне, заглянул в глаза и сказал: «Ну, вот. Я знаю о тебе все, теперь ты должна знать все и обо мне».
Вдруг мне стало страшно. Показалось, что я стою на краю глубокой ямы, и край ее медленно сползает вниз вместе со мной. И совершенно нет сил сделать шаг назад, чтобы не исчезнуть в бездонной темной пропасти. Почему в его голосе слышна такая боль? Говорят, что у всякого человека есть свой «скелет в шкафу». Неужели уже сейчас я услышу нечто такое, что разрушит  то необыкновенное, но очень хрупкое счастье, которое я так недавно обрела?..
- …Моя жизнь тоже раем не была, - начал он свой рассказ, - покидало меня по  стране от Ямала до Кушки, хлебнул по самое некуда. Везде неустроенность, где холод, где зной. Правда, платили хорошо. За несколько лет службы собрал денег на квартиру – там, где служил, тратиться было не на что. Да только не знал, где осесть окончательно. Тут в Академию поступил, приехал в Москву учиться. На вечеринке у друга познакомился с женщиной, Галиной. Постарше меня на пять лет, но красивая, умная и хитрая, как лиса. Это я сейчас все про нее знаю, а тогда закрутило меня! Опомниться не успел, как стою с ней в ЗАГСе. А потом – пошло-поехало. Общество она любила, друзей и знакомых разных было видимо-невидимо. Ну, а я что? Только из леса вышел, дикий совсем, как «снежный человек». Ну, поначалу, вроде, ничего. Квартиру купили хорошую, трехкомнатную. Сына ее от первого брака я усыновил. Он меня  сразу папой называть начал. Хороший мальчик, смышленый, ласковый. Только заброшенный какой-то, никому не нужный. Мать чуть не каждый день по ресторанам тусуется, а он все один да один. Меня она тоже хотела к веселой жизни приобщить, да только не мое это. Быстро наскучило пьяные  рожи галининых  друзей в ресторанах разглядывать. Намного интереснее дома с сыном заниматься. Ну, и учеба в Академии много сил забирала – серьезно там учат, и еще серьезней потом спрашивают. Стали мы с женой все больше отдаляться друг от друга: она – сама по себе, и  я – сам по себе, а через год и вовсе совсем друг другу чужими стали. К этому времени завела она себе «бойфренда», начала по неделям исчезать из дома, и могла появиться  сильно навеселе. Сначала я дергался, спорил, пытался как-то наладить жизнь, а потом плюнул на все. Ребенка вот только было жаль. Он же не виноват, что у такой матери родился…
Через некоторое время те деньги, что я за годы службы скопил, закончились, а стипендия, хоть и в академии – не ах какие деньги. На ежедневные ужины  в ресторане никак не хватит. Пришлось вечерами идти подрабатывать, но денег все равно не хватало. Одеться она очень любила, а в магазинах – ничего, хоть шаром покати. Все у спекулянтов втридорога. Ну, пошли истерики, скандалы. Один раз сильно пьяная была, да очень рассердилась, что очередную тряпку не на что купить, так все сразу мне и выложила:
- Я за тебя замуж вышла, потому что думала, что денег у тебя много! Неужели ты вообразил, что я на тебя самого польстилась – ни кожи, ни рожи, да еще дремучесть непроходимая! Да кому ты такой нужен! Убирайся из моей квартиры, солдафон несчастный, а то я Вовчику скажу, он вышвырнет тебя отсюда, как шелудивого пса! Ни на что ты негоден, а в койке – абсолютный ноль, так - «облако в штанах», уж поверь, мне есть с кем сравнивать!..
- В общем, сровняла меня с землей, а лучше сказать – совсем в землю закопала. Дня три я ходил сам не свой, в ушах все ее голос звучал, а на четвертый день сподобил Господь и в самом деле Вовчика этого увидеть. Прихожу домой ночью после работы, а на кухне двухметровый амбал сидит с мордой дегенерата, грудь  и  руки татуировками разукрашены. И смотрит он на меня с таким презрением, как будто я не домой к себе пришел, а  в переходе с протянутой рукой милостыню у него прошу.
-  Ты, - говорит, - парень, вещички забирай, да уматывай отсюда, покуда цел! Мы с Галиночкой тут свою новую, счастливую жизнь строить начинаем! И ты здесь лишний. Не забудь только  алименты на сынка вовремя перечислять. Хоть какая-то польза нам от тебя, дурака!
- Конечно, мог я с этого хлыща его спесь одним ударом сбить – не скрою, очень хорошо этому обучен. Только так мне противно все это стало, что ни секунды находиться там больше не мог. Пошел в детскую, сынишку спящего поцеловал, форму с плечиков снял - вот и все вещи, что в браке нажить сумел. Поехал к ребятам, в общежитие. Потом  - развод, алименты на сына. Только вот, квартиру жене разменять пришлось, с тех пор здесь и живу. Знаешь, после нее на женщин смотреть не мог. Все казалось, что на них маски надеты. Все красивые, добрые, улыбчивые, а сдерни маску – под ней волчий оскал. И вот теперь вдруг ты…
Я обняла его, прижала к себе сильно, как только могла,  будто пыталась разделить с ним его боль.
- Я ведь намного старше тебя, ты совсем девочка, сейчас нам хорошо, а что потом? Через десять лет моему сыну будет двадцать, а тебе двадцать девять. Как тебе такой расклад?
Заглянув в его глаза, я увидела в них тоску и какую-то затравленную обреченность.  Как у зверя, который попал в капкан, и который точно знает, что ждет его впереди.
Признаюсь, я не знала, как успокоить его. Все слова, которые приходили в голову, казались глупыми и пресными, а клятвы – что клятвы? Человек с таким грузом на сердце просто не поверит им. Я  молча смотрела на него, с трудом сдерживая слезы, и гладила его виски, на которых уже серебрилась первая седина.
- Я буду с тобой до тех пор, пока ты сам этого хочешь, - только и смогла произнести я.
- Ну, и хватит о грустном. Новый год все-таки! Смотри, снег перестал, небо чистое – чистое, луна светит!
Он стоял у окна,  силуэт его был окутан лунным светом, и мне казалось, что это греческое божество спустилось ко мне со своего Олимпа.
- Иди сюда!
Я подошла и встала рядом.
- Смотри, какая красота кругом!
Да, на улице было замечательно. Только что выпавший снег засыпал все деревья, и они искрились под светом фонарей, как будто были усыпаны бриллиантами.
- Скажи мне, что бы ты хотела получить в подарок?
Я улыбнулась, подумала и сказала:
- Подари мне звезду!
- Какую, выбирай!
- Вон ту, маленькую! Мне кажется, она самая красивая!
Он рассмеялся, распахнул окно, впустив в комнату свежий холодный воздух, и протянул руку, как будто снимая звезду с неба.
- Держи! – протянул он мне открытую ладонь.
Я бережно взяла звезду и прижала ее к левой стороне груди.
- Теперь она будет всегда со мной.
- Боже, как же мне хорошо с тобой, если бы ты только знала!
Он провел руками по моим плечам, по груди. И по всему телу как будто пробежал электрический ток. Так было всегда, когда он прикасался ко мне, но сегодня я ощутила желание еще острее. Сразу почувствовав это, он не заставил себя ждать, и все окружающее надолго перестало существовать для нас …
…Разбудил нас настойчивый телефонный звонок.
- Сколько времени? – с трудом открывая глаза, спросил Виктор.
- Девять утра, - ответила я, тоже с большим трудом разглядев стрелки часов спросонок.
- Кто бы это мог быть? Вроде, для поздравлений еще рановато, как считаешь?
- Ну, так сними трубку, и узнаешь!
Виктор снял трубку, послушал и, удивленно подняв брови, сказал:
- Это тебя.
- Меня? – удивилась я.
Оказалось, что это звонит мамина приятельница, вместе с которой та встречала Новый год.
- Светочка, ночью маме стало нехорошо, я вызвала «Скорую», ее увезли в больницу.
- Что?!
- Ты не волнуйся, скорей всего, ничего серьезного. У нее закружилась голова, она упала и потеряла сознание. С женщинами ее возраста это часто бывает, поверь! Запиши адрес, девочка.
Она продиктовала мне адрес больницы, которая, к счастью, была недалеко от нашего дома.
Виктор понял все из нашего разговора, встал, быстро оделся, и готовил завтрак на кухне.
- Извини, дорогая, но без завтрака я тебя никуда не отпущу. Не хватает еще, чтобы и ты упала в обморок от голода по дороге!
Я послушно выпила чашечку кофе и съела бутерброд, даже не почувствовав его вкуса. Через несколько минут мы были готовы выйти из дома. В руках у Виктора был пакет с яблоками и апельсинами для моей мамы.
На улице он поймал такси и спросил:
 - Мне поехать с тобой?
- Наверно, лучше не надо.
- Ты извини, я не настаиваю. Сегодня жду звонка, очень важного. Ты не возражаешь, если я позвоню тебе вечером?
- Да, я буду очень ждать.
Последний поцелуй, последний взгляд, вот уже скрылось за поворотом то место, где стоит мой любимый и машет мне рукой на прощанье…
…В больнице в этот час посетителей было немного, видно, все отсыпались после бессонной новогодней ночи. Я быстро оформила пропуск, и через несколько минут была в палате. Уже с первого взгляда на мою маму стало ясно, что все мои наихудшие опасения подтвердились. Черты лица ее как-то заострились, и у меня было чувство, что я не видела ее очень давно, хотя расстались мы с ней только  вчера.
Мамочка уже не спала, увидела меня, и очень обрадовалась. Я тоже попыталась изобразить  на лице беспечную радость. Не могу сказать, хорошо ли это у меня получилось.
- Ну, как ты, мамочка? Что у тебя болит?
- Все в порядке, детка, только слабость немножко. Думаю, надолго я здесь не задержусь.
- Конечно, я тоже в этом уверена! – бодрым голосом подтвердила я. - Вот анализы сделают, витамины поколют и через недельку выпишут! Говорила тебе, надо есть побольше, даже если аппетит плохой. Ну,  теперь держись, я за тебя возьмусь! А сейчас съешь-ка вот это!
Я очистила ей сочный большой апельсин.
- Откуда же ты взяла эту прелесть? – удивилась мама принесенному мной дефициту.
- Виктор прислал, с пожеланиями выздоровления.
- Спасибо ему. Видно, хороший он человек, если думает не только о себе, но и о других.
- Хороший, мама… Лучше не бывает.
- Я так рада, что у тебя теперь есть на кого опереться. Бог даст, замуж выйдешь, внука мне подаришь. А я буду гулять с ним. Выйду на улицу, сяду на лавочку. А он рядом в песочнице играет… Красота!
При этих словах мне пришлось встать и отойти к окну, сделав вид, что я очень заинтересовалась чем-то за стеклом. Глаза были полны слез. Но мамочка не должна этого увидеть. Кое-как справившись с собой, я повернулась к ней и сказала:
- Конечно, мамочка, все так и будет! Я просто уверена в этом.
В палату вошла медсестра со шприцем делать маме укол.
- Вы  дочь Нины Сергеевны? – спросила она чуть слышно.
- Да.
- Пока я буду делать укол, пройдите к доктору в ординаторскую. Сегодня как раз дежурит ее лечащий врач. Он хочет с вами поговорить.
Постучав в дверь, я вошла в большую, светлую, но какую-то очень неуютную комнату. За одним из письменных столов сидел полный мужчина лет пятидесяти, и что-то быстро писал в медицинских карточках, изредка заглядывая в блокнот, лежащий перед ним.
- Здравствуйте, я дочь Ивановой Нины Сергеевны, - сказала я, подходя к столу. – Мне сказали, что у вас есть, что сказать мне!
- Присаживайтесь, милочка! Разговор у нас с вами будет трудный. Сколько вам лет?
- Девятнадцать… Будет, через месяц.
- Девятнадцать… А я бы дал не больше семнадцати… Вы учитесь?
- Да, учусь на вечернем и работаю.
- Тяжеловато, наверно…
- Ничего, пока справляюсь.
- Понимаете, деточка, ваша мама больна, и болезнь запущена. Мы мало что можем сделать. К сожалению. Как говорится, медицина здесь бессильна. Вам надо быть готовой ко всему. Что с вами? Вам плохо?
Он выскочил из-за стола,  открыл невысокий стеклянный шкафчик с медикаментами, достал маленькую стеклянную ампулу, и стал набирать в шприц какое-то лекарство.
Сердце бухало у меня в груди, пытаясь разорвать грудную клетку и выскочить наружу. Перед глазами плыли яркие красные и желтые круги. Они то расходились в разные стороны, то собирались в блестящий серпантин. Холодный пот, густо покрывший все мое тело, был последним, что я чувствовала, прежде чем погрузилась в черноту обморока.
Через несколько минут лекарство подействовало, я пришла в себя и поняла, что лежу на кушетке в ординаторской, а надо мной хлопочет  пожилая медсестра.
- Ну, как вы, детка? – спросила она, как только заметила, что я пришла в себя.
- Спасибо, уже хорошо.
- Ну, по вашему виду этого не скажешь, - тяжело вздохнула женщина. - Первый раз обморок-то?
- Да, первый. Не каждый день мне объявляют, что моя мама смертельно больна!
- Крепитесь, милая! Не она первая, не она последняя. Сейчас время такое – люди стрессов не выдерживают, неустройства нашего, нищеты. Совсем молодые умирают. А ваша мама при хорошем уходе еще поживет. Но вы и о своем  здоровье  не забывайте. У вас родные-то есть еще?
- Из близких – никого.
- Да… Несладко вам придется, - снова вздохнула сердобольная медсестра. - Ну, вы тут полежите еще немного, да в палату идите. А то, мама ждет, волнуется, куда это дочка вдруг запропастилась.
- Да-да, я сейчас!
Я попыталась встать. В ушах шумело, кружилась голова, ноги были как будто набиты ватой, и совсем не хотели слушаться. Пересилив себя, я все-таки поднялась с кушетки, и пошла к маме…
…Домой я вернулась поздно. Квартира без мамы казалась пустой и совсем заброшенной. Добравшись до своей постели, я рухнула в нее и заревела в голос, уже не сдерживая себя. И даже провалившись в сон, я еще долго продолжала всхлипывать. Как же мне было плохо!
Но надо было как-то жить дальше – работать, учиться, ухаживать за больной мамой. Для этого нужно иметь много сил, но они-то как раз были на исходе. Только одно поддерживало меня, не позволяя  опустить руки и сдаться. Где-то на другом конце Москвы жил человек, который говорил, что я нужна ему, а для женщины это много значит. Я все вынесу, все стерплю и преодолею. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы два моих самых дорогих человека были счастливы, насколько это возможно…
…Следующие две недели я разрывалась между работой, институтом и больницей. Маме стало немного лучше. Она уже бодро ходила по палате, и даже пыталась по мере сил помогать другим больным. Я понимала, что  это ненадолго, но все равно радовалась.
А Виктор не звонил. Сначала я объясняла это тем, что меня почти не бывает дома, потом - тем, что он очень занят на работе, или уехал в очередную командировку, но потом вдруг ясно поняла, что все кончилось, что звонок, которого я так жду, уже никогда не прозвенит. Что все оправдания, которые я придумывала для него, не более чем бред влюбленной женщины, и пора мне, наконец, посмотреть правде в глаза. Если бы он хотел, то разыскал бы меня. При любой занятости. Даже в других городах есть телефон, почта, наконец. Я ему не нужна. Поиграл – и бросил. Одна обидела, отомстил другой. Что ж! Наверно, бывает и так. Но все-таки оставалась маленькая надежда. Завтра – мой день рождения. Я представила себе, как прихожу с работы, а у подъезда меня ждет  мой любимый с огромным букетом белых роз… Но – нет. Мои мечты так и остались мечтами. Прошел день рождения, и еще неделя, потом дни посыпались один за другим, а звонка так и не было… Господи, ну, за что?!
…Маму выписали из больницы, сразу оформив инвалидность. Приезжали с работы ее сослуживцы с деланно-веселыми лицами, шутили, как могли, подбадривали, закармливали дефицитными фруктами, а потом виновато шептали мне на кухне слова соболезнования, обещали всяческую помощь и поддержку,  и совали  в руки мятые конверты с деньгами, собранными по принципу «кто сколько может»…
…Потом жизнь вошла в свою колею. Мамочка делала дома посильную работу, по вечерам все так же допоздна ждала меня из института, приготовив скромный ужин. Субботу и воскресенье мы проводили вместе, сидя рядом на стареньком диване, рассматривали старые фотографии и много разговаривали, стараясь вспоминать самые лучшие моменты нашей жизни. К сожалению,   моментов таких было до обидного мало…
Наступило двадцать третье  февраля. С  самого утра у меня было предчувствие беды. Мама… Тихонько вошла в ее спальню. Вроде, все в порядке. Мама спокойно спит, подложив под щеку худенькую руку, дыхание ровное. А у меня чувство, что надо куда-то бежать, кого-то спасать, и такая тоска – хоть вой и бейся головой о стену! И вдруг я поняла, что надо делать. Быстро оделась, накинула на голову мамин платок, и поехала в церковь, где меня крестили. В то время  посещение храмов в моду еще не вошло, и я не понимала, почему же меня так тянет туда, но четко знала, что только там я смогу получить необходимую помощь.
Перекрестившись, я тихо вошла в полутемное помещение. Народу в церкви в это время почти не было. Я осмотрелась. Со всех сторон на меня смотрели с икон мудрые, всезнающие глаза святых. И вдруг мне показалось, что я вижу в них понимание и сочувствие. А я так нуждалась в нём сейчас! Ведь мне не у кого было просить поддержки. Я осталась наедине со своим горем в полном одиночестве.
Чуть в стороне, красиво убранная живыми цветами, стояла икона Божьей Матери. Я подошла к ней и стала молиться. Ничего не просила для себя – только немножко здоровья для моей бедной матери. И еще – чтобы был жив и счастлив тот человек, который так неожиданно исчез из моей жизни, ничего не объяснив, и даже не сказав последнего «Прощай».
- Царица Небесная! – молила я. - Умоляю Тебя, сделай так, чтобы он был жив, я хочу знать, что он существует на этом свете, пусть не со мной, пусть с другой женщиной, но только чтобы жил!
Слезы ручьем полились у меня из глаз, колени надломились, и я рухнула на пол, зарыдав уже в полный голос. Две старушки в темных платочках, присматривающие за свечами, пошушукались в полутемном углу, потом одна из них кивнула, и быстро юркнула в незаметную дверцу. Через минуту из нее появился старенький священник. Он бережно помог мне подняться, усадил на принесенную старушкой скамеечку, и стал осторожно расспрашивать о том, что же такого случилось в моей жизни.
Наверно, в тот момент больше всего я нуждалась именно в такой исповеди. Сколько горьких слов звучало в этих стенах! И сколько слов утешения и добрых советов произнес этот седой, умудренный жизнью священник…
Мы говорили долго. Потом пришло облегчение. Мне не забивали голову несбыточными надеждами и обещаниями скорого счастья и благоденствия. Просто объяснили, что жизнь надо воспринимать такой, как она есть, и всем несчастьям противопоставить силу духа и веру в Бога, в силах которого помочь всем страждущим, и доброта которого не имеет предела.
Уходя, я поблагодарила батюшку за его понимание и сочувствие, зажгла две свечи около иконы Богородицы,  и подала записку о здравии двух самых дорогих для меня людей…
…Мама умерла через месяц, всего неделю не дожив до своего дня рождения – ей должно было исполниться всего сорок пять. Она умерла тихо, никому не доставив хлопот, и до последнего дня передвигалась по дому, хотя и с большим трудом. 
За несколько дней до смерти она попросила меня подольше посидеть с ней, и все гладила, гладила мою руку, смотря мне прямо в глаза.
- Дочка, скажи, мне уже недолго осталось? – вдруг спросила она.
Но в те времена считалось, что больной не должен знать о том, что смертельно болен, и все должны были убеждать его в скорейшем выздоровлении. Это было настоящей пыткой и для самого больного, и для его родственников. Эту пытку полной мерой пришлось перенести и мне.
- Ну, что ты, мамочка! Ты обязательно должна выздороветь! Ведь ты у меня еще совсем молодая, тебе еще жить да жить, -  убеждала я её, пытаясь придать своему голосу как можно больше искренности.
А у самой в это время разрывалось сердце от жалости к ней и к себе, и так хотелось броситься ей на грудь и сказать, как я люблю ее, как мне будет ее не хватать, попросить прощения, если вдруг я когда-нибудь чем-то обидела ее. Да и просто попросить благословения на эту мою дальнейшую жизнь, в которой больше  не было места радости…
…За время ее болезни мне удалось скопить немного денег, поэтому похороны были достойными. Проводить маму пришло очень много народу - сослуживцы, соседи, подруги, дальние родственники – все ее любили, и искренне оплакивали её уход.
Когда после поминок все разошлись, я осталась одна. Совсем одна. Конечно, у меня были приятельницы, но с подругами не повезло – не встретила. Было так тошно – хоть зверем вой. Вдруг пришла мысль покончить со всем разом. Ничего не удерживало меня в этом мире. Я достала из аптечки все таблетки и порошки, что остались после мамы. Для моей цели этого было больше чем достаточно. Я развела их в воде, и долго сидела, глядя на адскую смесь, которая должна была быстро отправить меня в иной мир вслед за мамой. Потом сделала один глоток, и вдруг остановилась. Передо мной возникло. как живое, лицо моей матери, которая, прижав к груди свои совсем исхудавшие руки молила:
- Доченька, прошу тебя, не делай этого, живи… Доченька моя!!!
Я смахнула рукой стакан со стола, и зашлась в рыданиях. Видно, они были слишком громкими,  потому что соседка стала звонить в дверь, просила  открыть, чтобы побыть со мной, и  помочь мне пережить эту первую ночь моего полного одиночества.
Но я не пустила ее к себе. Я не хотела никого видеть, и сказала ей через дверь, что мне уже лучше. Проглоченный  наркотик подействовал быстро. Я успела только дойти до постели, и провалилась в черный сон, больше похожий на маленькую смерть…
…Ну, вот… Стала я жить-поживать. Работа – институт – дом. Работа – институт – дом. И так каждый день. На работе со мной пытались поговорить, окружить вниманием и заботой, но я никого и ничего не замечала, и меня скоро оставили в покое – ведь у всех полно своих дел и забот, требующих времени и сил.
Мое сердце умерло. Вместо него там была только звезда, подаренная мне любимым в тот далекий новогодний вечер. Она часто поворачивалась в груди, и  ее острые лучи  впивались в мою плоть, причиняя острую, невыносимую боль. Это была, пожалуй,   единственная боль, которую  я еще  способна  чувствовать в своём состоянии…
Потом я не выдержала, и набрала номер его домашнего телефона, решив, что если он откликнется, то сразу положу трубку, не сказав ни слова. К телефону подошел мальчик. Детский голос произнес:
- Алло!
- Здравствуйте, попросите, пожалуйста, Виктора Николаевича!
- Мам, здесь какая-то тетя папу спрашивает,  - прокричал мальчик куда-то в сторону.
- Скажи, что его нет, и не будет! – тут же ответил капризный, какой-то ломающийся женский голос.
Я не стала больше ничего выяснять, и положила трубку. Все было ясно и так. Что ж! Этого и следовало ожидать. Разве можно сравнить девятнадцатилетнюю девчонку и опытную сорокалетнюю красавицу! Конечно, он помирился с женой, и теперь уже и не вспомнит, как меня зовут. Вот такие у нас пироги.
Все. Надо забыть. Забываю. Уже забыла…
…Время шло. Постепенно все менялось вокруг. Перестройка, ускорение, приватизация. Первые иномарки, первые кооперативы, первые бомжи, дикая инфляция. Страна моя, мой бедный полуголодный народ, переживали «пир во время чумы».  Всем было обидно, что людей так опустила кучка «приватизаторов», люди митинговали, пытались как-то защитить свои права. Но все это проходило мимо моего сознания, совершенно не затрагивая его. Немного оживала я только тогда, когда видела человека в военной форме. Обычно я догоняла его, и незаметно пыталась заглянуть в лицо. Ну, вдруг? Должна признаться, что привычка эта сохранилась до сих пор, хотя теперь я очень редко хожу пешком и езжу на метро.
…В это время у нас  на факультете учился длинный нескладный парень Костя Первушин. Говорили, что голова у него светлая. И в компьютерах, которые только-только стали появляться в это время у нас в стране и считались большой диковинкой, он разбирался запросто. Родом он был из области, причем с самых её окраин, деревня его затерялась где-то в Серебряно-Прудском районе. Подрабатывал Костя на кафедре, и за это ему разрешалось жить в общаге, в небольшой душноватой комнате на шесть человек, где было всегда шумно и не очень чисто. Думаю, эта веселая компания, и постоянная грязь ему надоели, и он стал оказывать мне знаки внимания. Я не поощряла  и не отказывала ему – просто не замечала. Но было очевидно, что моя двухкомнатная квартира, где я теперь жила совсем одна, крепко засела у него в мозгах. И вот, однажды он явился ко мне вечером с полупустым рюкзачком за плечами и связкой библиотечных книг в руке - это были все его пожитки. Мы поздоровались, я стояла в дверях, ожидая объяснений. Видно, речь его была заготовлена заранее.
- Светунь, ты извини, пожалуйста. В общежитии карантин объявили. Дифтерит. А у меня здоровье слабое,  мне заразиться никак нельзя. Можно я у тебя несколько дней переночую? Хоть где-нибудь – на кухне  или в ванне… Мне даже белья не надо, я и так…
Безжалостной садисткой я, конечно, не была, вошла в его бедственное положение, а потому пустила переночевать на мамин диванчик.
Парнем он оказался покладистым – помогал, чем мог - и за продуктами в очереди постоит, и в квартире приберет, и на ужин что-нибудь приготовит. Да и так – вроде, человек в доме, все не одна. Тем более что в последнее время здоровье стало меня подводить. Скорее всего, сказалось нервное напряжение последних месяцев. Сил не было совсем, голова кружилась, а с утра накатывала такая дурнота, что завтракать не могла совсем. Пришлось записаться к врачу. Однако выяснилось, что недомогание мое было совсем иного рода. Я была беременна.  Конечно, передо мной не существовало дилеммы - оставлять или не оставлять этого ребенка. Ведь это был ребенок Виктора, и ничто на свете не могло заставить меня лишиться такого счастья - быть матерью его сыну или дочери.
Скрывать свою беременность от Кости я не стала. После моего признания он несколько дней  ходил очень задумчивый, видно, обдумывал сложившуюся ситуацию, а потом сделал мне предложение стать его женой. Конечно, ни о каких чувствах речь здесь и не шла – это было чисто деловое, взаимовыгодное  соглашение. У ребенка будет отец, у меня – помощник по хозяйству, а у Кости – постоянное  и довольно приличное по тем временам жилье в Москве.
- Понимаешь, Костенька, все бы хорошо, только… спать я с тобой не смогу. Так что, решай, нужна ли тебе такая жена.
- Понимаю, и, честно говоря, меня это тоже очень устраивает, -  покраснев, произнес мой жених.
Я подняла на него удивленные глаза.
- Ну, в общем, я дружу с одним парнем… - немного смущенно пробормотал он.
- А… Ясно… Тогда дай мне время  тоже немного подумать.
А что тут думать? Одной с ребенком мне никак не выжить. Институт, в котором я работаю, на ладан дышит, впереди защита диплома, роды, постоянное безденежье и тоска. Костик парень неплохой. А то, что «голубой», для меня даже хорошо - наши отношения никогда не перерастут из чисто дружеских в семейные.
Вот так я и стала женой. Должна признаться, что относился муж ко мне неплохо. Он был веселым и нежадным, и часто дарил мне небольшие симпатичные подарки. А когда родилась дочка, влюбился в нее без памяти. Честно говоря, я даже ревновала – и укачает малышку, и пеленки постирает, и погулять сходит. В общем, привыкли мы друг к другу, притерлись. Только вот, денег хронически не хватало. Наш проектный институт, до этого заваленный работой «под завязку», вдруг стал никому не нужен, захирел, люди увольнялись каждый день десятками, найдя себе работу в коммерческих магазинах и на вещевых рынках, вдруг расплодившихся вокруг, как грибы после дождя. Зарплата моя, и до этого не слишком большая, стала такой мизерной, что в центре, в коммерческом киоске, доверху  заваленном  импортными, невиданными доселе товарами, я могла купить на нее разве что… мужской галстук!
Надо было что-то предпринимать, причем, срочно. Собрали совет – я, муж и его «друг» Ленчик, кстати, тоже парень из нашего института, только с экономического. Итак, в команде – инженер-проектировщик, компьютерщик и экономист. Вывод напрашивается сам собой – открываем фирму, которая будет обеспечивать компьютерными программами проектировщиков, которые еще остались «на плаву». В те времена дело совсем новое, как говорится, «поле непаханое». Распределили обязанности. Костина работа – составить программу, моя – состыковать ее с запросами проектировщиков, а Ленчикова – поиск заказов и все финансовые дела.
… Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Решить-то мы все решили, да вот как быть, если денег у нас кот наплакал, а дома нет даже самого плохонького, завалящего компьютера, не говоря уже о принтере и обо всём остальном…
…Все разрешилось в одночасье, неожиданно и очень страшно. Моя тетушка,  сестра отца, которую я почти не знала, с сыном, невесткой и маленьким внуком попали в жуткую автомобильную аварию. Они столкнулись лоб в лоб  с самосвалом, когда возвращались домой с дачи. Водитель самосвала, конечно, был пьян, выскочил на встречку, и превратил легковушку моих родственников в кровавую кашу. Об этом писали газеты, прошел сюжет и на телевидении. Так я и узнала об их гибели. К этому времени отец мой, ее родной брат, уже преставился по причине многолетнего запойного пьянства, и единственной законной наследницей огромной квартиры из трех комнат в сталинском доме оказалась я. Вступить в права наследства можно было только через полгода, но ничто  не помешало нам сразу переехать в квартиру тетушки, а свою продать. Конечно, и этих денег было в обрез. Сразу купили хороший компьютер, посадили Костика колдовать над программой, а мы с Ленчиком носились по Москве в надежде снять как можно дешевле помещение под офис, обхаживали многочисленных бюрократов, чтобы зарегистрировать фирму, стояли в бесконечных очередях, пытаясь попасть к нужному чиновнику, и заполняли сотни всяческих бумаг и деклараций. Это было очень трудно, почти невозможно. Далеко не каждый человек мог сделать это, но мы это сделали. И сделали одни из первых.
…Когда через столько лет я вспоминаю, через что нам пришлось пройти, все это кажется  нереальным. Недосыпали, почти голодали, воспитывали крошечную дочь, мечтали завоевать весь мир… И все это в двадцать с небольшим!
Наверно, Бог был на нашей стороне. Все проблемы помаленьку находили свое решение, офис мы себе нашли вполне приличный,  сами отремонтировали комнаты, как смогли, обставили новомодной офисной мебелью, которая сейчас есть в каждой захудалой конторе, а в то время Ленчик выбил ее путем сложных переговоров с нужными людьми в разных ресторанах города. Конечно, это влетело нам в копеечку, но дело того стоило. Ведь «встречают по одежке», и мы считали, что наша фирма должна  иметь презентабельный вид, чего бы это ни стоило.
Наконец, Костик «обкатал» первую программу, я сумела убедить заказчика в её несомненных преимуществах,  Ленчик оформил наш первый заказ. Получили неплохие деньги. Теперь мы могли позволить себе взять секретаршу, что, конечно, добавит фирме необходимой солидности, а с меня снимет часть многочисленных обязанностей. И еще я предложила заказать для всех офисные костюмы. Никаких неглаженых, протертых на коленках джинсов и свитеров с вытянутыми рукавами, все должно быть как в заграничных фирмах. И  каждому  обязательно визитки с золотым обрезом… 
…Дела шли неплохо, заказов  в избытке,  нужны были новые сотрудники. Пришлось побегать по учебным институтам, поискать «гениев» среди студентов-выпускников. И снова нам повезло. Нашли двух ребят и девушку с чудными головками, и сразу после защиты диплома они пришли к нам работать. Ребятам льстило, что они работают в такой серьезной фирме, ходят в костюмах-тройках, сшитых специально для них на заказ в хорошем ателье. Фирма позаботилась даже об их  парфюме – на этом экономить нельзя. Хороший оклад, премии после каждой удачной сделки, забота о здоровье каждого сотрудника – все это делало работу в нашей фирме весьма и весьма престижной. Люди работали с удовольствием, на совесть, и удача сопутствовала нам во всех делах.
Однажды ко мне в кабинет (у меня к тому времени уже был свой  кабинет, что придавало мне значимости в собственных глазах) вошли двое молодых мужчин. На очередных заказчиков они похожи не были, а выпирающие из красных пиджаков горы мускулов, массивные золотые перстни на толстых пальцах, и полное отсутствие мыслей на их лоснящихся от самомнения лицах сразу подсказали мне, что это «братки», которые хотят «жить красиво» за счет нашего далеко не легкого труда, осчастливили нас своим посещением. Они и не думали этого  скрывать, сразу доходчиво объяснив мне причину своего появления в нашем офисе. Если очистить их речь от непотребной матерщины и прочего словесного мусора, они сказали мне всего одну фразу: «Делиться надо,  половину прибыли нам, иначе  сильно пожалеешь».
Ух, как я разозлилась в эту минуту! Страха не было совершенно, только бешенство, заставившее на время забыть о всякой осторожности, да красная пульсирующая пелена перед глазами. И одна-единственная мысль,  бившаяся в моем мозгу:
-  Вот эти тупоголовые скоты с бицепсами боксеров-тяжеловесов будут сидеть  на нашей шее всю  жизнь, превратив нас в своих  «дойных коров», а мы покорно должны им подчиняться и отдавать почти все, что смогли с таким трудом заработать!
- Вон!!! Сейчас же пошли вон, вонючие псы! Я найду на вас управу! Только попробуйте прийти сюда еще раз! – закричала я, как будто своим голосом могла напугать этих дебилов-переростков.
Они не стали спорить, и пошли к двери, но, уходя, противно ухмылялись, и гундосили себе что-то под нос, вероятно, угрозы.
Я собрала всех своих сотрудников. Объяснила, что произошло, хотя вполне могла бы этого и не делать. Все видели, как рэкетиры прошли в мой кабинет и слышали, как я вопила что есть мочи, когда выгоняла их прочь. Надо было решать, что делать дальше. Нас было очень мало, и мы были совсем беззащитны перед суровой действительностью. Ну, как можно сопротивляться людям, которые не делают ничего, кроме выбивания денег из таких вот работяг, как мы! На их методы мы по телевизору насмотрелись. И  офис поджечь, и человека убить им все равно, что другому высморкаться. Кто-то из ребят предложил обратиться в милицию, но надежды на ее защиту были почти равны нулю – с какой стати менты будут подставлять себя под пули и заточки, получая ту мизерную зарплату, что платило им государство в то время! Однако, несмотря на всю безвыходность нашего положения,  все мы были настроены по-боевому: на уступки не идти, сопротивляться до последнего,  выстоять и победить.
В этот день, конечно,  было уже не до работы. Мы  рано разошлись по домам. В голову лезли мысли, одна страшней другой, а перед моим мысленным взглядом проносились жуткие картины быстрой и кровавой расправы над мятежными «лохами», как нас презрительно называли эти ублюдки. Чтобы хоть чем-то занять свою голову и немного отвлечься, я решила включить телевизор, хотя смотрела его крайне редко – тут только бы до кровати доползти после напряженного рабочего дня и всех домашних дел. Я просмотрела конец какого-то немудреного американского боевика со счастливым «хэппи-эндом», когда все умерли, и поэтому очень счастливы, и хотела уже выключить этот «ящик», полный чернухи и откровенного насилия, но тут начались  настоящие «ужасы нашего городка» - в эфире появились «Криминальные новости». И вот в этих новостях вдруг говорят, что какое-то «особое подразделение ФСБ» (я толком не расслышала какое) разгромило хорошо организованную банду, наводившую страх на весь наш город, причём, часть из них была застрелена при попытке вооруженного сопротивления. И показывают фото нескольких человек, а среди них и тела тех двух молодчиков с мощными бритыми затылками. Ну, этих-то я из тысячи узнала бы! Ведь это они сегодня скалили у меня в кабинете золотые фиксы и шипели угрозы. Господи, опять Ты на нашей стороне! Спасибо Тебе!  Конечно, я прекрасно понимала, что те несколько человек, пристреленные фээсбэшниками   – это далеко не вся банда, и дело может быть еще вовсе не закончено, но как знать…
На следующий день обстановка в нашем маленьком коллективе была очень напряженной. Все ждали какого-то продолжения событий, и сосредоточиться на работе не было никакой возможности. Я предложила всем разойтись по домам. В конце-концов, здоровье и безопасность людей дороже. А сама решила сидеть в офисе и ждать. Костик и Ленчик, узнав об этом, сказали, что одну меня не оставят ни за что, и тоже остаются. Мысленно я им поаплодировала -  не каждый может решиться на такой поступок. Ведь   мы и в самом деле сильно рисковали, если и не самой жизнью, то здоровьем. Мало ли, что может прийти в голову этим головорезам! Услышав, что мы трое решили остаться, никто из сотрудников тоже не захотел уйти. Вот это коллектив!
Все отлично понимали, что к приходу рэкетиров надо как-то подготовиться, но в голову ничего дельного не приходило. Охраны у нас не было, какого-либо оружия – тоже. Мы были мирными обывателями, работягами, привыкшими к совсем другой, обычной жизни, и вдруг неожиданно оказались в аду,  к которому совершенно не были готовы - с бейсбольными битами, пистолетами и раскаленными утюгами… 
Шли минуты, постепенно они складывались в часы, а ничего не происходило. Но люди не могут находиться в нервном напряжении постоянно, поэтому потихоньку атмосфера разряжалась, и уже как-то с трудом верилось, что продолжение последует. В час дня все, как обычно, разошлись, чтобы пообедать, я тоже через несколько минут хотела пойти в соседнее кафе перекусить. И вдруг ко мне в кабинет вошел немолодой, прилично одетый господин, с дорогим кожаным кейсом в руке. Он представился, правда,  от охватившего меня страха я не запомнила ни имени, ни фамилии, а потом поздоровался со мной за руку, наклонившись к моей ладони так низко, что я подумала, уж не решил ли он её облобызать.
Мой первый ужас к этому времени чуть прошел, толстый пожилой дядька особого страха не внушал, поэтому я собрала себя «в кулак» и твердым, насколько могла, голосом произнесла:
- Чем могу вам служить?
- Прошу прощения, мадам, много наслышан о вашей фирме и о вас лично.
- Хотите заказать программу? Так это не ко мне. Этот вопрос в компетенции моего заместителя. Хотя, вряд ли вы занимаетесь проектированием и нуждаетесь в наших услугах. Не так ли?
- Мне кажется, что вы, Светлана Александровна, хотите казаться строже, чем вы есть на самом деле…- вкрадчивым голосом начал объяснения пришедший.
- Давайте ближе к теме, - перебила я его, бесцельно перекладывая бумаги на столе. - Работы много, и отвлекаться по пустякам  нет абсолютно никакого желания!
Я взглянула на посетителя, чтобы заметить, как при этих словах поменяется выражение его лица, исчезнет слащавая любезность и проявится звериный оскал. Но ничего такого не произошло. Его лицо по-прежнему было дружелюбным, а губы даже чуть изогнулись в улыбке. Я уже начала думать, что ошиблась, и приняла обычного посетителя за злодея. Но обратного пути уже не было.
- Ну, так что у вас за дело, могу я, наконец, узнать? – снова придав своему голосу необходимую строгость, спросила я.
Сделав вид, что немного смущен, опустив глаза, как провинившийся школьник, которого директор застал в туалете с сигаретой во рту, он произнес:
- Вчера вас навестили двое молодых людей…
- Да, потом по телевизору передали, что они в тот же день были убиты в перестрелке, - перебила я любезного дядечку. - Честно говоря, не могу сказать, что слишком расстроена этим обстоятельством, и  желаю им «царствия небесного» и «чтоб земля была им пухом». Как говорится, сдохли – туда им и дорога!
Потом, подумав немного, наобум спросила:
- А уж не извиняться ли вы пришли, милейший?
- Вот именно, извиняться, драгоценная Светлана Александровна, - подхватил мужчина мои слова. - Эта молодежь так необузданна в своих желаниях быстро и любой ценой разбогатеть…
- Ну, да, а вы сами хотите разбогатеть, экономя каждый день по рублю от  обеда! Насколько я поняла, вы из этой же компании. Хотя ваша одежда  и ваши манеры говорят о том, что вы уже выросли из «братков», и стоите на ступень выше них. И как вас теперь называют? «Пахан»? Или что-то другое придумали?  Может, «папа»? А что, вам бы очень подошло.
- Я понимаю вашу иронию и настороженность в отношении меня. Но, поверьте, больше никто не переступит порог вашего офиса с дурными намерениями.
- Что ж так? Испугались? Увидели у меня под столом отряд ОМОНа, вооруженный до зубов?
- Да нет. Просто познакомились с вашей «крышей», немного потолковали,  дали слово извиниться и оставить вас навсегда в покое. И слово своё обещаем держать.
- Ну и чудесно, что все так благополучно закончилось. А теперь до свидания. Не могу сказать, что рада знакомству. Снова увидитесь с нашей «крышей» - большой им привет и наилучшие пожелания!
- Уж, упаси Боже, - с нескрываемым ужасом ответил тот, откланялся и двинул к выходу, крепко прижимая к себе свой кейс.
Тут я заметила, что вся моя «армия» выстроилась в коридоре, вооруженная подручными средствами, которые, к счастью,  так и не понадобились – все обошлось  тихо и мирно, без потерь с нашей стороны.
Придя, наконец, в себя, я так сильно испугалась, что впала в истерику, все стали меня успокаивать и поить лекарствами. К сожалению, толку от них не было никакого, и меня пришлось на «Скорой» везти в больницу, где я и провалялась три дня с сильнейшим нервным срывом. Ребята установили дежурство у моей постели, ухаживали лучше всякой сиделки, поэтому я быстро пошла на поправку. Но одна мысль не давала мне покоя ни днём, ни ночью. Почему бандиты от нас отступились? Ведь никаких заступников, кроме Господа Бога, мы не имели. И хотя доброта Его неизмерима, я не думаю, что Он мог опуститься до личного разговора с бандитами. Все это так и осталось для меня неразрешимой загадкой. А потом мы подумали, и решили, что нам просто повезло – наверно, нашу фирму   перепутали с какой-то другой, с похожим названием, у которой, и правда, была сильная защита, припугнувшая рэкетиров, и заставившая их оставить нас в покое.
Ну, так или иначе, больше «наездов» на наш бизнес не было, работа шла, появились деньги, и теперь я могла позволить себе съездить с дочкой на отдых за границу, купить красивую одежду, машину и вообще пользоваться всеми благами цивилизации, доступными обеспеченным людям. Я стала следить за собой – фитнес, бассейн, косметический кабинет. Окружающие не верили моему превращению. Из зачуханной совковой женщины я превратилась в ухоженную бизнес-леди, весьма и весьма привлекательную. Конечно, я не сорила деньгами. Прожив большую часть жизни в нищете, я научилась ценить деньги. Да и сейчас они доставались нам очень даже нелегко. Появились конкуренты. И только высокий профессионализм всех наших сотрудников, и сплоченность всего коллектива давали нам возможность оставаться на плаву и даже расширяться.
…Так, в непрерывных делах и заботах, быстро летели годы. Дочка моя подрастала, радуя меня своими школьными успехами, своим, пока еще детским, очарованием и ласковым нравом. И еще радовало то, что она очень напоминала мне того человека, который давно исчез из моей жизни, но оставил такой глубокий след в моей судьбе…
…Виктория считала своим отцом моего мужа. У меня же не было причин разубеждать ее в этом. Он любил мою дочь как родную, и баловал даже больше чем я сама. Его «друг» появлялся в нашем доме только по делам или в праздники, когда мы его приглашали, и, конечно, ни разу не оставался у нас на ночь. Так что, ребенок даже не догадывался, что наша семья не совсем обычна. И держать ее в неведении как можно дольше было в наших общих интересах. Все было хорошо. Плохо только то, что моя жизнь как женщины закончилась, едва успев начаться. Не могу сказать, что за мной не ухаживали мужчины. При желании я всегда могла бы утолить свой сексуальный голод. Но представить себе, что я ложусь в постель с другим мужчиной, я не смогла бы даже под пыткой. До сих пор мое чувство к Виктору не становилось меньше, несмотря на пролетевшие годы. Я уже не ждала его появления в своей жизни – все-таки здравым смыслом я еще обладала, и понимала, что чудес на свете не бывает. Но те несколько ночей, проведенных с ним, были всегда со мной,  и я никогда не отказалась бы от  них, даже ради  голливудского красавца-миллионера. Но ничего похожего на красавца-миллионера на горизонте не наблюдалось, а всем знакомым мужчинам я быстро и однозначно дала понять, что вполне довольна своим мужем, и вскоре  они  оставили меня в покое, поняв всю тщетность своих попыток заставить меня свернуть со стези добродетели…
…Через несколько дней Костя вернулся из командировки. Дома его ждала новость.  Честно говоря, я волновалась, и даже немного побаивалась его реакции. Но Виктория объявила мне, что поговорит с ним сама, что и сделала, не откладывая это в долгий ящик. К моему удивлению, муж  воспринял весть о беременности дочери почти спокойно, только сказал, что очень хочет увидеть отца будущего  ребенка и поговорить с ним «как мужчина с мужчиной». Данное заявление, учитывая «голубизну» Костика, вызвало у меня на лице улыбку, которую я едва смогла скрыть, чтобы не обидеть его.
Было решено, что Вадим приедет к нам в ближайшие выходные, и тогда всё сразу станет ясно. В глубине души я была уверена, что моя дочь не могла ошибиться, и выбрать в отцы своего ребенка плохого парня. Но кто знает? Ведь девочке  только семнадцать…
До выходных оставалось еще два дня. Мы потратили их на уборку квартиры и закупку продуктов к столу. Хотя, теперь все это не было проблемой. Конечно, для уборки можно было нанять человека, а еду заказать в ближайшем ресторане, но я  до сих пор готовила и убирала квартиру сама, не доверяя это никому. Что поделаешь? Это вошло у меня в привычку!
А вечерами моя девочка приходила ко мне в спальню, и мы с ней строили планы на будущее, мечтали, представляли маленького человечка, который скоро должен появиться на свет, и который так изменит жизнь моей дочери, да и мою собственную жизнь тоже...
В субботу, ровно в назначенный срок, в прихожей прозвенел звонок. Виктория побежала открывать дверь, а мы с мужем потрусили вслед за ней. На пороге стоял рослый, симпатичный парень с открытым улыбчивым лицом, с огромным букетом  роз в одной руке и коробкой конфет в другой. Мы познакомились, и явно сразу понравились друг другу. Вика прыгала вокруг молодым щенком – рада была, что родителям угодила. Вадим бросал на нее влюбленные взгляды, и старался все время как будто случайно прикоснуться к ней. Видно было, что он по уши влюблен, или же его актерские способности были выше всяческих похвал. Хотя, в последнее верить, конечно, не хотелось. Он с удовольствием и много рассказывал о своем отце. Тот был военным и воевал даже где-то в «горячих точках», был ранен, но давно, и теперь уже полностью оправился от ран. О матери своей он говорил мало и неохотно. Она не работала и, как мы поняли, занималась только тем, что вела домашнее хозяйство. Ну, конечно, жена генерала вполне могла себе это позволить…
             Вадим сказал, что его отец и мать тоже очень хотят с нами познакомиться, и, по традиции,  готовы приехать к нам в любой назначенный день. Тогда Вадим официально, в присутствии родителей, попросит руки нашей дочери, и можно будет назначить день свадьбы. Договорились, что встреча состоится через две недели. Конечно, мы могли бы встретиться уже в следующие выходные, через неделю, но муж настоял на двух, сказал, что не хочет, чтобы показалось, будто мы всеми силами пытаемся ускорить события.
Пробыв у нас после ужина еще немного, Вадим откланялся, Виктория бросилась его проводить хотя бы до лифта. А у нас с души камень свалился. Все складывалось хорошо. Дай Бог  счастья нашим детям!
Когда я осталась в комнате одна, мне немного взгрустнулось. Вот и выросла моя доченька, моя красавица. Пройден еще один жизненный этап. Теперь она выйдет замуж, родит ребенка, и  мои заботы ей будут больше не нужны. К этому надо привыкнуть, надо настроить себя на то, что такое бывает со всеми родителями раньше или позже… Но у меня был особый случай – я оставалась совсем одна. Конечно, Костя мой друг, он всегда поддержит, если что случится, но это все не то. Да и дома он бывает не так уж часто – его роман с Ленчиком все так же пылок, как и в самом начале. Я остаюсь совсем одна. Только верная кошка Глаша будет тихонько мурлыкать у меня под боком, согревая меня своим теплом. Господи, как тоскливо на душе!  Просто жить не хочется…
На следующий день я пошла в церковь. Снова я долго молилась у иконы Богородицы, просила Её дать моей дочери счастья, а мне – хоть немного душевного покоя. Как всегда, после этого на душе полегчало, но ненадолго.
Время до помолвки пробежало очень быстро. Дел было полно и на работе и дома. Все крутились, как могли. Виктория сдавала в институте какие-то «хвосты» перед летней сессией, вечерами бегала к Вадиму на свидания, и я практически  почти не виделась с ней.
И вот наступил этот долгожданный день. Дочка почему-то очень нервничала, чуть не сломала молнию на платье, которое решила надеть, потому что с силой дергала ее, и едва не плакала с досады – времени на то, чтобы подобрать и отгладить другой наряд, у нас уже не оставалось. Выручил, как всегда, Костя – он аккуратно расправил все складочки на платье, и молния пошла именно туда, куда надо, безо всякого на то принуждения.
Виктория была хороша в легком платье из бледно-зеленого шифона, который  туго облегал талию и свободно струился по её стройным ножкам. Цвет платья очень хорошо оттенял пышные темные волосы и черные глаза, которые прямо-таки светились от волнения и счастья. На шейке у нее вспыхивал изумрудный огонек кулона, недавно подаренного ей Вадимом.
А я почему-то совсем не волновалась. Ну, почти. Все утро я занималась собой – душистая ванна, очень тщательный макияж, парикмахер из дорогого салона,  обалденно красивое платье – не хочу быть сегодня хуже спесивой генеральской жены! Почему-то я считала всех жен генералов спесивыми, хотя ни с одной из них знакома до сих пор не была. Так вот о платье. Оно было черное с серебряным переливом, длинное, красиво облегало фигуру, и стоило мне небольшого состояния. Нитка крупного бледно-розового жемчуга, два раза обернутая вокруг моей шеи  и спускавшаяся вниз почти до талии (подарок мужа на десятилетие свадьбы)  дополняла картину. Волосы собраны сзади в тяжелый замысловатый узел. Как говорится, скромненько, но со  вкусом. Когда я была совсем готова и вышла из своей комнаты, у мужа был небольшой шок.
- Дорогая, я знал, что женился на красивой женщине, но не мог даже предположить, что она так хороша – это же выше моих сил! По-моему, надо срочно подумать о смене ориентации!  - шепнул Костик мне на ухо, и нежно провел ладонью по моей щеке.   
             Я сделала испуганные глаза и приложила палец к губам – не дай Бог дочь услышит! А потом прошептала ему на ушко:
- Милый, поздно пить «Боржоми», когда почки отвалились!
Мы посмеялись, но мне его похвала была приятна, и придала необходимую уверенность в себе – в конце-концов, и этот важный генерал, что должен сейчас приехать к нам,  который скоро станет моим ближайшим родственником, тоже когда-то был зеленым лейтенантом, и наверняка сильно смущался, знакомясь с родственниками своей будущей жены.
Наконец, все улажено – стол накрыт, мы  все одеты и красиво причесаны, даже у Глаши на шейке повязан красивый бантик. Ждем-с.
Генеральская машина подрулила к нашему подъезду ровно в назначенное время. Что ж, «точность – вежливость королей»!  Гости вышли из машины, и через минуту мы уже встречали их в нашей довольно просторной прихожей. Сначала вплыла генеральша – крашеная блондинка лет пятидесяти с красивым, но каким-то застывшим лицом. Под локоть ее заботливо поддерживал сын Вадим. А за ними вошел тот, кто снился мне во сне вот уже восемнадцать лет, кто был счастьем и несчастьем всей моей жизни, моя любовь, моя постоянная незатихающая  боль, мой единственный свет в окошке, отец моей дочери – Виктор!!!
Вот, это да… На несколько секунд я застыла как каменная. Что делать? Как себя вести? Сердце опять забухало в груди, грозясь разорваться с минуты на минуту. Пока моего состояния никто не заметил, в прихожей была суета – гости раздевались, Костя помогал им,  молодые кинулись друг к другу, белоснежная красавица Глаша металась под ногами, громко  мяукая и мешая всем.
О том, что со мной происходит что-то не то, догадался только мой заботливый муж. Он подошел ко мне совсем близко, и тихо спросил:
- Что-то случилось, милая?
- Да, - с трудом прошептала я непослушными губами, не в силах выдавить из себя еще хотя бы слово.
             - Ты знаешь кого-то из них, не так ди? Ты знакома с отцом Вадима?
Я кивнула головой.
- Это он?!
Я опустила голову, и обессиленно прислонилась к стене.
- Возьми себя в руки сейчас же! Пойми, прошло уже столько лет, он может тебя просто не узнать, а если и узнает, то  не подаст виду. Не дай ему шанса насладиться своей растерянностью. Вспомни хотя бы, как ты отшила рэкетиров у нас в офисе, а ведь там действительно было страшно, и неизвестно, чем все могло бы закончиться. Ну, потерпи немного, милая. Так или иначе, тебе придется через это пройти, тут уж никуда не денешься! Ну, давай вместе, я помогу!
- Спасибо тебе, дорогой. Теперь я уже немного пришла в себя, - сказала я, чувствуя жуткую потребность сбежать из прихожей, и запереться у себя в спальне,  и с большим трудом удерживая себя от этого безрассудного шага. 
Наконец, я окончательно взяла себя в руки,  нацепила на лицо самую обаятельную свою улыбку, какую только смогла изобразить,  и подошла к генеральше. Её взгляд за секунду оценил мой внешний вид. Судя по сразу  поджавшимся губам, я ей не понравилась.  С царственным видом она протянула мне руку для рукопожатия, рука эта была унизана перстнями с камнями всевозможных размеров и расцветок. Я протянула в ответ свою, на безымянном пальце скромно сверкнул бриллиант в полтора карата. Не считая обручального кольца, это было единственное украшение на моих руках. Может быть, мне показалось, но в ответ послышалось сдержанное рычание разъяренной дикой кошки. А что, чудненькая свекровушка будет у моей дочки – можно только позавидовать! В ответ моя улыбка стала еще шире и доброжелательней.
Следующим для знакомства был генерал. Он сам подошел ко мне, склонился к моей руке для поцелуя и, слегка улыбаясь, представился: 
- Виктор Николаевич, для вас просто Виктор. Очень много слышал о вас от сына. Искренне рад знакомству.
- Светлана Александровна, можно просто Светлана. Мне тоже очень приятно познакомиться с вами.
Моя рука лежала в его руке совсем как тогда, восемнадцать лет назад. Ей было там так хорошо и спокойно! Виктор что-то продолжал говорить, я плохо понимала что, какие-то общие фразы, и не выпускал моей руки. Процесс знакомства явно затягивался. Хотя, может быть, мне это только показалось. Ситуацию разрядил мой муж. Он подошел ко мне, по-хозяйски взял под локоть, сказал что-то смешное, что сразу разрядило обстановку и разрушило то состояние ступора, в котором я до сих пор пребывала.
После знакомства гости осмотрели нашу квартиру. Генералу понравился уют в комнатах, красивая мебель и удобство кухни – предмет моей особой гордости. Он ходил по комнатам под руку с моим мужем, Костя шептал ему что-то на ухо, видимо смешное, потому что тот одобрительно улыбался и кивал головой. Генеральша совсем скисла. У неё не было сил хоть немного прикрыть такое явное недовольство, оно было прямо-таки написано у неё на лице.
Наконец, мы сели  ужинать. Стол был сервирован «парадным» сервизом, все блюда тщательно продуманы, и должны  понравиться даже самым привередливым гостям. Все были оживлены, молодые заняты только собой, мужчины после нескольких рюмок спиртного нашли общий язык, и стали уже «неразлей-вода», я же, как могла, занимала разговором Галину Ивановну, которая, хоть и пробовала разные блюда, но, было похоже, что ни одно из них не соответствовало её взыскательному вкусу. Честно говоря, всё это меня не очень сильно расстроило. Меня заботило совсем, совсем  другое…
Вечер продолжался. После ужина мужчины вышли на лоджию, чтобы выкурить по сигарете, а мы с Викторией быстренько готовили стол к десерту. Вадим помогал нам, как мог, таскал на кухню грязные тарелки и бокалы, а вид имел очень забавный, потому как подвязал поверх своего нарядного светло-серого костюма мой веселенький фартук в цветочек. 
Галина Ивановна не вышла из-за стола после ужина. Она так и сидела, обмахиваясь сильно надушенным носовым платком, хотя  окно в комнате  было распахнуто настежь, и в комнате совсем не было душно.
Стол к чаю мы накрыли быстро. Посреди него красовалась хрустальная корзина с фруктами, рядом стоял  огромный торт, сделанный на заказ в кондитерской, и лежала коробка конфет, принесенная гостями.  Красивый сервиз из тончайшего фарфора довершал картину.
Когда все расселись, Вадим попросил слова. Встал, взял за руку Викторию,   и попросил у нас её руки, сказав, что любит свою Вику больше жизни и будет всегда беречь и заботиться о ней.  Тут все мы подошли к ним, стали поздравлять, целовать, и даже генеральша слезла, наконец, со своего стула и облобызала обоих.
После десерта гости посидели еще немного, и стали собираться в обратный путь. Мы предлагали не торопиться, и побыть еще, но особенно не настаивали, так как и Костя и я понимали, что силы мои на исходе, и что долго я этой пытки не вынесу. Очень не хотел расставаться с Викторией Вадим, но и его отец уговорил ехать. Все вышли на улицу проводить гостей до машины. Вечер был теплый, погода вообще стояла чудная. За день до этого прошел сильный ливень, и теперь еще не совсем просохшая земля вкусно пахла молодой травой и какой-то особенной весенней свежестью.
              Стали прощаться. Муж сделал так, что я обошлась без прощальных  объятий и поцелуев  - только помахала вслед отъезжающим рукой и улыбнулась самой обольстительной своей улыбкой, тщательно отрепетированной за семнадцать лет руководства фирмой…
…После того, как мы поднялись к себе, я быстро разделась и прошла в свою спальню. Конечно, мужу и дочери хотелось поговорить, обсудить всё произошедшее и припомнить  детали. Но я сказала, что это  может потерпеть и до завтра, а сейчас мне надо обязательно отдохнуть. Костя внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Просто взял дочку за талию и вышел вместе с ней из моей спальни, плотно закрыв за собой дверь.
А мне предстояла ночь, которую надо было пережить. Сказать, что я плохо себя чувствовала – это значит  не сказать ничего. Перед глазами опять сверкали, свиваясь в спирали, блестящие ленты, а окружающие предметы потеряли четкие контуры. Казалось, что они даже поменяли свой цвет, и светлые, почти белые, гардины на окнах приобрели ярко-сиреневый оттенок. Голова болела так, что я не могла оторвать её от подушки, чтобы принять хоть какое-нибудь лекарство. Потом сердце сильно бухнуло один раз где-то в районе желудка, и стало биться неровно, с какими-то  страшно длинными перерывами. Я  поняла, что без помощи близких мне никак не обойтись.  Но даже закричать, чтобы позвать на помощь, не было сил. Выручил мобильный телефон. Он всегда лежал у меня на тумбочке так, чтобы я могла нащупать его рукой, не поднимая головы. Так я и сделала. Несколько раз начинала набирать номер, но пальцы без конца путались в кнопках. Наконец, я смогла все-таки правильно набрать все цифры. Костя сразу взял трубку.
- Костя, помоги… Мне плохо…- прошептала я, и отключилась, не в силах даже говорить.
Через секунду в комнату вбежал полураздетый испуганный муж. Увидев, в каком я состоянии, Костя испугался еще больше. Непослушными руками он набрал короткий номер «Скорой». Пока не приехала машина, я попросила его нагнуться ко мне поближе и с усилием прошептала:
- Не пугай Вику, ей нельзя волноваться. Скажи, что у меня несварение желудка, или сам придумай что-нибудь в этом роде…
- Сейчас, сейчас, дорогая, я сделаю все так, как ты скажешь… Только, пожалуйста, постарайся не двигаться, мало ли что!
Он быстро вышел из комнаты, и через секунду ко мне в спальню ворвалась дочь.
- Мамочка, что с тобой? – вскликнула дочь, увидев мое бледное, как у разукрашенной японской гейши, лицо.
- Не каждый день я выдаю дочку замуж, - попыталась отшутиться я. - Поволновалась, да и съела, наверно, что-то не то. А отец с перепугу «Скорую» вызвал…
- Ну конечно, пусть лучше врач посмотрит, - тут же согласилась Виктория. -  Но ведь ты не поедешь в больницу? Правда, мамочка? Это же все не слишком серьезно?
- Ладно, не пытай мать! – строго прикрикнул на дочку Костя. - Врачи лучше знают, что делать. Даже если она недельку полежит в больнице, это только к лучшему. Хоть отдохнет от работы и от нас с тобой! А то, совсем мы её заездили, бедную!
- Маа-ам…
- Ну, все! Марш спать! Дай маме покой! Брысь отсюда!
Костя с трудом выпроводил Вику в свою комнату. Тут прозвенел дверной звонок. Приехали врачи.
Осмотр не занял много времени. Давление зашкаливало, надо было срочно ехать в больницу, иначе все могло закончиться очень плачевно. Меня положили на носилки, предварительно сделав какой-то очень болезненный укол, от которого я сначала покрылась горячим потом, как будто меня облили кипятком с головы до ног,  а потом почти потеряла сознание, и увезли.
              Эту первую ночь в больнице я помню плохо. Знаю только, что мой муж всегда находился рядом, и держал меня за руку. Суетились врачи, очень больно кололи иглой в вену, поставили капельницу.  Пришел какой-то важный дядька, наверно, профессор, все собрались вокруг него и долго совещались. Потом его остановил Костя, о чем-то расспрашивал, а тот что-то отвечал, качая седой головой, как будто говорил: «Я очень сожалею, но ничего не поделаешь!».
Под утро я забылась тяжелым сном, и проспала почти до обеда. Проснувшись, опять увидела мужа, прикорнувшего на кушетке рядом. Когда он тоже проснулся, я спросила:
- Костя, ты что, домой так и не уезжал?
- Ну, не мог же я оставить тебя в таком состоянии. Хоть я и не муж тебе в полном смысле, но я тебя люблю, ты мне очень дорога, и я не хочу тебя потерять!
- Спасибо, милый! Я знала, что лучшего друга у меня нет, и не будет! Скажи -  что, совсем плохо было, да?
- Не буду скрывать, плохо, сильнейший гипертонический криз, но мы успели вовремя, и сейчас самое трудное позади. Как ты себя чувствуешь сегодня?
- Как? Наверно, как человек, который выдержал пять раундов на ринге против Тайсона… Ну, это я так, шучу. Но мне, конечно, лучше. Голова болит уже не очень сильно, да и сердце больше не пытается выскочить через желудок!
- Ну, теперь покой, покой. А я побежал на работу. Вечером буду обязательно.
- Но…
- И даже не пытайся меня отговаривать! И Вика наверняка примчится, да, небось, не одна, а с Вадимом.
- Ой, только не это! – запротестовала я.- Я тут в таком виде…
- Ну,  милая, тут я помочь ничем, ничем не могу… Правда, Вадима могут и не пропустить – ведь  ты в отделении интенсивной терапии, сюда пускают только самых близких родственников, а он пока еще таким не является.
- Ну, ладно, беги! Поесть не забудь, рубашку поменяй и побрейся, а то похож на Карабаса-Барабаса!
- Ну, вот, ты уже пытаешься шутить. Это обнадеживает.
Он поцеловал меня в щеку и уехал, еще раз пообещав обязательно вернуться вечером.
Я закрыла глаза. Сразу вспомнился вчерашний вечер и эта неожиданная встреча. Но мне нельзя было об этом вспоминать, ведь приступ вполне мог вернуться, и стать уже настоящей бедой для меня и для моих близких. Я протянула руку, нажала на кнопку вызова медсестры, и попросила дать снотворное, чтобы снова забыться сном без сновидений. После укола сон не заставил себя долго ждать, я провалилась в сладкое небытие, где не было проблем, которые надо  решать, так или иначе…
…Проснувшись вечером, я увидела у своей постели всех своих родных. Они сидели тихонько, боясь потревожить мой сон, и так же тихо переговаривались между собой. Вадим, конечно, тоже был тут. Вика сказала, что его пытались, было, остановить на проходной, но для этого охране нужен был, по крайней мере, гранатомет, потому что он «шел как танк».
             Я не позволила им долго сидеть у меня, ведь у всех дела, заботы. Навестили, увидели – и хватит.  Они, конечно, сопротивлялись, но я настояла на своем. Время позднее, а работу и институт завтра никто не отменял. Сначала ушли ребята, потом, через несколько минут, я уговорила и мужа пойти отдохнуть, а то он собрался еще одну ночь провести на жесткой кушетке у меня в палате. Такой жертвы от него я принять не могла, да и никакой необходимости в этом не было. Как я поняла, пребывание в этой больнице было платным, и влетало больным в копеечку, поэтому медсестры были здесь приветливые, и на любой вызов больного реагировали мгновенно. Ну, и чувствовала я себя несравненно лучше вчерашнего.
Когда Костя тоже ушел, пришла медсестра с очередной капельницей, в которой, как мне сказали, кроме сосудорасширяющего лекарства было и сильное снотворное. Поэтому предстоящая  ночь тоже не казалась мне страшной.
На следующее утро я проснулась уже без головной боли. Сильные успокаивающие тоже сделали свое дело. Все произошедшее больше не казалось мне таким ужасным. Медсестра принесла мне мыло, тазик для умывания, зубную щетку и маленькое зеркальце. Лучше бы я его не брала! Из него на меня смотрело бледное лицо с запавшими щеками, с совершенно бесцветными губами и синими кругами вокруг глаз. Длинные волосы спутаны, и в беспорядке рассыпались по подушке. Просто ужас! Раньше про таких говорили, что «краше в гроб кладут».  Ну, что ж, болезнь не красит человека, можно несколько дней и потерпеть. Почистив зубы, и с удовольствием умывшись, я расчесала волосы и заплела их в одну косу, которую перекинула на грудь, чтобы та не мешала лежать. Остальное можно было немного исправить только с помощью косметики, которой здесь у меня не было. Да и кому все это надо? Я накрылась одеялом по самую шею и закрыла глаза. Только не думать о нём! Только не думать! А то, все лечение пойдет насмарку! Буду думать о чем-нибудь хорошем. Скажем, о будущем внуке… Я представила себе крошечного нарядного карапуза у себя на руках, он смеется, и у него такие миленькие ямочки на  румяных щечках!
Вдруг в палату впорхнула молоденькая медсестра.
- Светлана Александровна, вас хочет навестить посетитель. Он генерал, такой обаятельный,  просто душка, мы совершенно не в состоянии ему отказать, хотя это, конечно,  и не положено. Решили спросить у вас. Можно ему зайти?
Мой легкий шок быстро сменился апатией. А почему бы, собственно, и нет? Может быть, Вадим рассказал ему о том, что я в больнице, и это обычный долг вежливости. Ну, а если нет, то все равно надо когда-нибудь объясниться, и чем скорее это произойдет, тем лучше.
- Ну, конечно, пусть войдет, - сказала я медсестре.
Не прошло и нескольких секунд, как отворилась дверь, и Виктор вошел в палату. У меня было ощущение, что он стоял за дверью и слышал наш разговор с медсестрой. Да.. Хороша бы я была, если бы отказала в визите будущему родственнику!
Он вошел… И опять окружающий мир перестал существовать для меня. Опять вся жизнь сосредоточилась в этом человеке. Боже, как же я люблю его! Это невозможно описать никакими словами…
Он тихо подошел к моей кровати, пристроил на тумбочке букет из трех чудных белых роз, взял мою руку, поцеловал, и тихо сказал:
- Здравствуй, малыш!
Этим всё было сказано. Он, конечно, узнал меня. Он пришел ко мне, а не к матери своей будущей невестки.
- Здравствуй, - только и могла произнести я в ответ.
- Как давно я не целовал твои руки и не смотрел в твои глаза!
- Да, с тех пор  прошла целая жизнь…
- Мне тяжело говорить, - сказал он каким-то странным, как будто осипшим голосом. И я вдруг поняла, что этот важный генерал с седыми висками очень волнуется, и с трудом сдерживает слезы.
- Тогда давай просто помолчим…
- А ты совсем не изменилась с тех пор! – сказал Виктор, внимательно глядя на меня.
- Да, особенно после того, как попала сюда, – усмехнулась я. - Сегодня утром мне приносили зеркало, так что, по поводу своей внешности я не обольщаюсь!
- Для меня ты была и остаешься самой прекрасной женщиной во всем мире!
- Ну, конечно! И поэтому ты не появляешься в моей жизни столько лет! Уж, позволь тебе не поверить. Извини, мы решили помолчать. Я готова. Я хочу просто смотреть на тебя. Ведь у меня не было даже твоей фотографии. И теперь я имею право насмотреться на тебя за все  восемнадцать  лет, прожитых без тебя…
Он зарылся лицом в мои волосы, чуть приобняв меня. А у меня опять появилось чувство, что он сдерживает слезы, причем с большим трудом. Ну, а я не имела никаких причин сдерживаться. Слезы сами катились у меня из глаз, не переставая, и я даже не пыталась их вытирать. Скоро этот соленый ручеек проложил дорожку до его лица, и он стал собирать мои слезы губами. Наконец, достиг глаз и стал целовать их, сначала совсем робко, а потом, не чувствуя никакого сопротивления, он стал целовать все мое зареванное, такое некрасивое лицо, и вдруг я почувствовала его поцелуй на своих губах, всем телом подалась к нему, и со всей сдерживаемой столько лет страстью ответила на его  поцелуй.
- Ответь мне только на один вопрос. Ты очень сильно любишь своего мужа?
- Я не люблю своего мужа. Костя очень хороший человек. Но он гей, мы с ним просто  друзья, или брат с сестрой, считай, как хочешь.
- Но зачем же ты вышла за него замуж?
- Хотела, чтобы у твоей дочери был отец, да и времена были сложные - одной бы мне не выжить. А то, что он голубой,  мне даже на руку. Не надо было пускать его в свою постель.
- Так ты хочешь сказать, что твой брак фиктивный?
-  Можно сказать, что так. Только об этом никто не догадывается, даже Виктория.
- Виктория… Значит, ты родила от меня ребенка, а я даже не знал об этом…  А она знает, что Костя ей не родной отец?
- Ну конечно, нет. Он воспитал её, он вложил в неё всю душу. Я не могла, прости…
- Я понимаю…
- А теперь ты скажи мне,  Вадим – это ведь твой приемный сын? Иначе, ты не был бы сейчас так  спокоен, ведь скоро у нас с тобой родится внук.
-  Да, Вадим – это сын Галины, которого я усыновил.
- Так ты все-таки вернулся к ней? Конечно, первая любовь не забывается. Я понимаю…
- О чем ты говоришь! Она так и живет одна, а Вадим со мной с четырнадцати лет. Он удрал от нее, как только  получил паспорт. А позавчера мы с большим трудом уговорили ее поехать с нами, чтобы вы подумали, будто Вадим воспитывался в полной семье с матерью и отцом.
- Значит, ты по-прежнему не женат?
- Да, и единственная женщина, которую я любил все эти годы -  это ты.
- Очень хотелось бы верить, – горько усмехнулась я. - Но, мне кажется, если любишь человека, то стараешься быть всегда рядом, а не разлучаешься с ним на целую вечность…
- Господи, какой же я был дурак! Боялся увидеть тебя, боялся разрушить твою семью, отнять у ребенка отца! Ведь все отзывались о вас как об идеальной паре.
- Так ты интересовался моей судьбой?
- Конечно, как только вернулся. Приехал, сразу встретился с  Николаем Ивановичем. Ну, который нас и познакомил с тобой. Помнишь?   Он-то  мне и рассказал, что прозевал я своё счастье. Сказал, что ты удачно вышла замуж, родила ребенка, открыла собственную фирму, и все у тебя в полном порядке. И еще сказал, что не стоит мне своим появлением разрушать твою судьбу, ты и так страдала достаточно …
- Боже мой, какое жуткое стечение обстоятельств! Ну, а зачем ты появился сегодня? Я бы не страдала так, если бы ты сделал вид, что не узнал меня. Что я теперь буду делать, Витя?!
- А теперь ты будешь выздоравливать, причем как можно быстрее. А потом я решу все наши проблемы. Ты будешь только со мной, и ни с кем больше.
- Да, если ты не исчезнешь еще лет на двадцать…
- Не говори так, прошу тебя!
- Я люблю тебя, если бы ты только знал, как я тебя люблю!
- Милая моя, ненаглядная, ты согласна стать моей женой?
- И ты еще сомневаешься? Конечно, согласна. Я мечтала об этом целых восемнадцать лет…
Он опять поцеловал меня. Это было такое счастье - вновь обрести своего любимого…  Наверное, если бы у меня в тот момент был выбор – он уходит навсегда после этого поцелуя, и я снова остаюсь одна, или я умираю в его объятиях, я бы предпочла умереть…
В палату опять впорхнула медсестра, напугала нас близким обходом, и почти выгнала моего посетителя. Он только шепнул мне, что скоро придет опять.
Вскоре дверь снова открылась, в комнату вошли четверо врачей. Один из них был моим лечащим, остальных я видела в первый раз. Хотя нет,  по-моему, вот этот важный пожилой дядечка, по виду профессор, осматривал меня в первый день, и так скорбно кивал своей породистой седой головой, разговаривая с моим мужем.
Они обступили мою постель,  лечащий врач стал что-то быстро говорить на почти непонятном для меня языке, состоящем, в основном, из медицинских терминов. Остальные заинтересованно слушали. А я не могла быть серьезной. Моя душа пела, ведь с неё упал тот непомерный груз, который я тащила на себе целых восемнадцать лет. Увидев, как поменялось сегодня мое настроение, седой профессор одобрительно посмотрел на меня и сказал:
- Ну, что, милочка! Напугали вы нас порядочно, не спорю. Но можно считать, что  теперь все позади. Еще пару дней побудете здесь, и на выписку. Лекарство, конечно, принимать придется, от сильных стрессов себя оберегать, питаться как следует – и все будет в порядке. Потом повернулся к присутствующим и попросил:
- Пожалуйста, коллеги, выйдите на минуту, мне надо с больной поговорить наедине!
А когда за ними закрылась дверь, сказал:
- Муж у вас, дорогуша, отличный,  любит вас очень. Да, видно, не орел!
Потом, нагнувшись над моей кроватью, прошептал мне на ухо:
           - Мужика вам надо хорошего, вот  что я скажу. Тогда все в порядке будет. Природу, милая, не обманешь! 
- Спасибо, доктор, я обязательно приму ваш совет к сведению! – ответила я профессору, не в силах скрыть улыбку. А тот вдруг ласково потрепал меня по щеке.
На другой день меня опять навестили родственники, и очень удивились тем переменам, что произошли со мной. Только умница Костя все  понял правильно, и оценил ситуацию. А дети никак не могли понять, что же произошло, и почему вдруг у меня такое приподнятое настроение. Но я видела, что это их обрадовало, все-таки они сильно переживали за меня. Завтра они шли в ЗАГС подавать заявление, и им очень хотелось, чтобы я могла порадоваться за них в полной мере.
Мы отправили Вику и Вадима домой, а Костя весело подмигнул мне и спросил:
- Ну, что, генерал сдаваться приходил?
- А что, это так заметно? – удивилась я его проницательности.
- Милая моя, да ты вся светишься, как новогодняя елка! Я очень рад за тебя. Ты свое счастье вполне заслужила, ведь сколько лет его ждала. Расскажи об этом кому – никто не поверит. Скажут, такое только в кино да в книжках бывает. Ну, и каким будет твое решение? Поверь, каким бы оно ни было, я навсегда останусь твоим самым верным другом и защитником.
- Ты очень хороший парень, Костя. Я от всей души желаю тебе счастья. Пожелай его и мне.  Вчера Виктор сделал мне предложение, и я его приняла. И сейчас я самая счастливая женщина на этом свете, уж можешь мне поверить!
- Только одно… Я понимаю, что не место и не время говорить об этом, но Виктория… Я ведь считаю ее своей дочерью, а она меня – родным отцом. Что же будет? Рассказать ей всю правду? Наверно, я этого не вынесу. Но, если не говорить ничего, как объяснить ей, что мы разошлись? Это проблема, ты не находишь?
- Костя, милый, ты был самым лучшим моим другом столько лет, и воспитал мою девочку, поэтому для всех ты останешься ее отцом. Я постараюсь сделать так, чтобы никому от этого не было плохо. Согласен?
- Ну, конечно, согласен! А то, я ночь не спал, все думал, как ты решишь поступить, если так случится. В любом случае, я не хотел бы вас потерять.
- Мы всегда будем самыми близкими друзьями, обещаю.
- Ну, вот, прямо камень с души свалился. Тогда я побежал. Дел много. На работе опять аврал. Ребята не справляются. Хочу взять еще пару программистов. Как считаешь?
- Думаю, стоит. Только самых хороших. А вообще, принимай руководство. В ближайшее время у меня на это совсем не будет времени, ты же понимаешь.
- Договорились, - сказал Костя, и, поцеловав меня в щеку, помчался в офис решать накопившиеся проблемы. 
На следующий день, вечером после работы, пришел Виктор. Сначала в двери появился букет, потом авоська с фруктами, а потом вошел и он сам. Я поймала на себе его вопросительный взгляд. Он как будто спрашивал: «Ничего не изменилось со вчерашнего дня? Ты не передумала?», и только увидев протянутые к нему руки и мои глаза, полные обожания, улыбнулся и обнял меня.
- Здравствуй, малыш! Сейчас  я говорил с твоим лечащим врачом. Он сказал, что уже завтра тебя можно будет забрать отсюда. Как мы поступим?  Ты согласна сразу переехать ко мне? Или мы оставим пока все, как есть, и ты переедешь в мой дом только после свадьбы? Я сделаю все так, как ты скажешь…
- Наверно, не стоит нагружать детей перед  свадьбой нашими проблемами. Ведь они  не так могут нас понять. Надо все очень хорошо продумать, взвесить, чтобы никого не обидеть. Ведь в сложившейся ситуации никто не виноват, и никто не должен страдать.
- Ты права. Только жить без тебя я уже не смогу…
- Я без тебя тоже, мой дорогой. Ну, ничего, я думаю, прожив друг без друга столько лет, мы сможем потерпеть еще несколько дней, правда? Кстати, а на развод мы с Костей можем подать сразу же. В суде же, наверно, очередь, а я так хочу быстрее взять, наконец, твою фамилию!
Так мы проговорили до тех пор, пока медсестра вежливо не дала нам понять, что время для посетителей кончилось уже час назад, и больным   давно пора отдыхать.
Виктор поцеловал меня на прощанье, и сказал, что завтра приедет к выписке и сам отвезет меня домой.
На следующее утро в больницу опять явились все мои родные, создав в палате небольшую суматоху. Я собралась, как могла быстро, хотя голова еще немного кружилась, и, поддерживаемая со всех сторон, отбыла в сторону дома.
Моя дочь позаботилась о том, чтобы на столе были самые любимые мои блюда. Это было очень приятно. В квартире чисто убрано, думаю, об этом позаботился Костя. Мы пообедали, обсудили кое-какие свадебные проблемы, которые сейчас так просто решались при наличии денег, потом выпили чаю. К этому времени я уже немного устала, нужно было прилечь, хотя бы ненадолго.
- Мам, я поеду к Вадиму? – попросила Виктория.
- Ну, конечно, теперь этот вопрос уже не в моей компетенции, детка, - улыбнулась я.
Ребята умчались, захватив с собой кое-что из еды и остатки торта со стола.
- Не ешь много сладкого, раскормишь ребенка! – строгим голосом крикнула  я вдогонку, но их уже и след простыл.
Костя шепнул мне на ушко, что несколько дней поживет у Ленчика, ведь тот так настойчиво зовет его к себе. Однако, подозреваю, что он просто хотел оставить нас с Виктором наедине.
После того, как мы остались в квартире одни, Виктор сказал:
- Ты отдохни, малыш. А я тут пока на кухне покомандую. Наведу порядок. Согласна?
- Ну, конечно, согласна, - сказала я, понимая, что могу потерпеть его отсутствие еще в течение получаса, имея в запасе всю оставшуюся жизнь…
Неожиданно для себя я задремала, и проснулась оттого, что чье-то горячее тело юркнуло ко мне под одеяло. Не могу описать того чувства, которое охватило меня, когда наши тела, наконец, встретились и никак не могли насытиться друг другом...
Заснули мы только тогда, когда за окном уже рассвело и, конечно, проспали допоздна. Я испугалась, что Виктор опоздал на работу, но он успокоил меня:
- Я взял отпуск на несколько дней, и хочу провести их  только с тобой. Не прогонишь?
- Да я тебя на цепь к себе привяжу, а ключ потеряю, -   засмеялась я, снова обнимая его.
- Ну, тогда завтрак.
- Я пойду, приготовлю.
- Нет, только вместе.
- Хорошо, согласна. Можешь накрывать на стол, пока я разогрею еду и сварю кофе.
Мы позавтракали и пообедали одновременно, потом просто сели на диван рядом, и сидели молча, заново переживая все случившееся.
- Ну, как тебе все? – чуть смущенно спросил он.
- Так хорошо мне еще не было никогда!
- Тогда я хочу закрепить пройденное, ведь за эти годы я почти забыл, как это делается!
И мы опять занимались любовью, до полного изнеможения. А потом я заснула в любимых объятиях. И за все это время никто не побеспокоил нас ни одним звонком. Я думаю, что это организовал Костя, сказав, что мне нужен покой после болезни.
Через несколько дней, первый раз выйдя из дома, мы поехали по магазинам – наш холодильник был абсолютно пуст. Набрав продуктов еще на неделю, мы забили багажник машины доверху. Можно было  возвращаться обратно. Но Виктор сказал, что нам  надо обязательно заехать еще в одно место. Я была не против – надо, значит надо. И вдруг увидела, что мы остановились у ювелирного магазина.
- А здесь мы чего не видали? – совершенно искренне удивилась я.
- Не догадываешься?
- Скажи, не томи!
- Пойдем, там сама увидишь!
Он подвел меня к витрине и сам выбрал красивое обручальное колечко.
- Это чтобы ты не забывала о том, что ты теперь моя жена!
Потом, взглянув на мое запястье, на котором до сих пор красовались подаренные им в новогоднюю ночь восемнадцать лет назад часики, подвел к прилавку с часами и попросил выбрать.
- Не надо, милый! Все равно эти часики   я  ни на какие другие не променяю! Ведь это  единственная вещь, которую ты подарил мне. Они были со мной все эти годы. Они, да еще тот автобусный билет, помнишь?
- Боже, ты  столько лет хранишь автобусный билет!
- Ну, да, можешь считать меня ненормальной…
- Как же я люблю тебя, а за это еще больше! Но все-таки часы я тебе куплю. Хочешь, выберу сам.
- Ну, если ты твердо решил купить их,  то, конечно, выбирай сам.
Так я стала обладательницей чудесных маленьких часиков, усыпанных   бриллиантиками, от которых  была без ума. Впрочем, я была бы без ума и от обычного простого будильника, если бы его выбрал для меня мой любимый…
…Отпуск моего ненаглядного генерала подошел к концу, назавтра его с нетерпением ждали на работе, а мне надо было встретиться с дочерью. Нам предстояло купить свадебное платье, фату, белые туфельки и еще много-много приятных пустяков. Я не могла отказать себе в удовольствии окунуться во всю эту предсвадебную суету. Ведь Вика была моей единственной любимой дочерью. Я позвонила ей на мобильный, и мы договорились встретиться в салоне для новобрачных.  Сняв с кредитки наличные деньги, я помчалась. Долго ждать ее не пришлось. К моему приезду она уже ждала меня у входа, вытягивая шейку, чтобы увидеть меня в толпе.
              Выбор свадебных нарядов в салоне был колоссальный. Отобрав несколько понравившихся платьев, мы пошли в примерочную.   
Перемерив кучу самых разнообразных нарядов, мы остановили свой выбор на длинном открытом  платье из тонких белых кружев на шелковом атласном чехле цвета шампанского. Оно было без бретельки с одной стороны, а с другой стороны бретелькой служила гирлянда из цветов, которая спускалась с плеча и шла по всему платью до самого подола. Цветы эти, густо усыпанные мелкими блестящими стразами, были необыкновенно хороши, и служили основным украшением свадебного наряда, переливаясь в электрическом свете  как драгоценные камни.  Выбор и примерка платья заняли у нас кучу времени, мы немного устали, и решили все остальные покупки отложить до  завтра, чтобы сделать это, не торопясь.
Сегодня Виктор уехал к себе, а дочь ночевала дома. Мне очень хотелось поговорить с ней, пока мы наедине. Но начать разговор было очень трудно. Слишком много надо было объяснить семнадцатилетнему ребенку, а главное, многое надо было утаить.
- Ну, что, завтра продолжим наш шопинг? – спросила я.
- Конечно, мамочка, ведь еще столько  всего надо купить!
- А как ты думаешь, детка, какое платье мне купить для себя? Ведь у такой красивой дочери должна быть соответствующая мать!
- Ты, мамуля, у меня и так красивая! С тебя мужчины глаз не сводят, - вдруг ответила моя дочь.
- Ой, ну скажешь тоже! Ты кого-то определенного имеешь в виду? Или это просто комплимент с твоей стороны?
- Да нет, не комплимент. Мой будущий свекор, по-моему, без ума от  тебя. Ты не заметила? Слушай… А какая свекровь у меня будет! От страха аж скулы сводит! И где Виктор Николаевич нашел себе такую половину? Сам – интеллигентный, добрый, обаятельный, а жену себе выбрал – прямо барракуда в юбке!
- Девочка моя, послушай меня. Только постарайся понять все правильно. Мне нелегко все говорить об этом, но лучше, если ты услышишь это от меня. Дело в том, что мы с Виктором Николаевичем знакомы очень давно, уже восемнадцать лет. Получилось так, что нам пришлось расстаться, но это произошло не по нашей вине, просто так сложилась жизнь, и с этим ничего не поделаешь. Я вышла замуж за твоего папу, появилась ты. Но любила и люблю я только Виктора. Твой отец тоже не пылал ко мне чувствами, у него были на этот брак свои виды, я не хочу об этом сейчас говорить. Но хотя бы то, что у нас разные спальни, должно говорить тебе о многом. Мы решили развестись с твоим отцом. Я выхожу замуж за любимого человека. Кстати, со своей женой он разведен уже двадцать  с лишним лет назад, а привез ее познакомиться с нами только из-за желания показать, что твой Вадим вырос в полной, благополучной семье. Так что, твое общение со свекровью будет минимальным. Хотя, скорее всего, на вашей свадьбе она все-таки будет…
- Слушай, мам, помнишь, я рассказывала тебе - когда мы познакомились с Виктором Николаевичем, он сказал, что я напоминаю ему женщину, которую он любил в молодости, - вдруг догадалась Виктория. -  Так это была ты? Правда? Ой, ну, прямо  как в кино…
- Да, как в кино… Так, что ты обо всем этом думаешь, девочка моя? – с некоторым волнением в голосе спросила я.
- Мамочка, милая, сейчас я сама так счастлива, мне хочется, чтобы были счастливы все, кто меня окружает. Я очень рада за тебя и за Виктора Николаевича. Только вот  папа… Он согласен? 
- Он сам предложил все это оформить побыстрее. Мы остаемся хорошими друзьями, будем общаться как можно чаще, да и бизнес у нас общий. А тебя он очень любит.
- Ну, и не волнуйся тогда ни о чем. Я сама все объясню Вадиму. Все будет хорошо! И я думаю, что скоро мы погуляем и на твоей свадьбе.
- Да, и это тоже будет в первый раз, ведь с твоим  отцом у нас никакой свадьбы не было, мы просто тихо расписались в одном из обычных районных ЗАГСов…
На следующий день мы снова поехали в салон.  Девочка моя выбрала себе фату, белые туфельки, длинные перчатки и красивое нижнее белье. Потом очередь дошла до меня. Благо, выбор платьев там был на любой вкус, и не только свадебных, но и просто вечерних. В этот раз я решила положиться на вкус дочери. Виктория долго рылась  во всем этом разнообразии и, наконец, вытащила  длинное платье из панбархата глубокого зеленого цвета. Оно было необыкновенно красиво.
Когда я надела его, то вся вдруг преобразилась. Очень к лицу был цвет, подчеркивающий появившийся у меня на щеках румянец, фасон был в меру модным и хорошо подчеркивал фигуру. Вика была от этого платья в восторге.
- Дочка, а тебя не смущает, что боковой разрез на этом платье при ходьбе так здорово оголяет мою ногу? Как-то я к этому не привыкла.
- Да что ты, мам! Ножки у тебя еще весьма и весьма, а сейчас это очень модно…
- Ну, ладно. Уговорила. Покупаем! Только если меня на твоей свадьбе не так поймут, я всем скажу, кто меня так опозорил! – засмеялась я.
- Хорошо, согласна. Алиби тебе обеспечу, мамочка, - захохотала Виктория, и чмокнула меня в щеку.
Вот так, с покупками и с хорошим настроением, мы приехали домой. Дома нас ждал прекрасный ужин, приготовленный заботливым Костей, и несколько звонков на автоответчике. Оказывается, мой мобильный телефон давно разрядился, а я в суматохе дня этого даже не заметила. Автоответчик сообщал, что завтра, в субботу, Виктор приглашает нас посмотреть свой загородный дом.
Костя сразу отговорился от поездки, сказав, что у нас на работе очередной завал, и его присутствие в офисе именно в эту субботу просто необходимо – без него никак. Виктория с Вадимом тоже не могли составить мне компанию - они были приглашены завтра на день рождения к подруге по институту, и никак не могли отменить этого мероприятия – подруга их не поймет, и обидится насмерть.
Получалось, что осматривать коттедж генерала предстоит мне одной, но я почему-то от этого не очень сильно расстроилась.
Во время ужина Костя сообщил нам новость. Он решил переехать к своему «близкому другу», который живет один в огромной квартире, приобретенной недавно, и очень нуждается в общении. А эта квартира целиком пусть достанется ребятам.
- Спасибо тебе, папулечка, дорогой! – захлопала в ладоши Вика, - Лучшего подарка к нашей свадьбе и пожелать нельзя!
  Была и еще одна новость. Костя уже собрал все документы, необходимые для развода, и отнес их в суд.  Заседание назначено через две недели. Это будет как раз  после свадьбы нашей дочери. Все складывалось отлично, оставалось только узнать мнение Вадима обо всем происходящем.  Все-таки решили, что поговорить с ним должен отец, а не Вика.
- Наверно, он так волнуется, - переживала за Виктора я. - Хоть бы догадался позвонить! Так хочется узнать, что сказал Вадим, когда узнал от отца о наших отношениях…
Сама я домой к нему звонить не хотела, как бы не испортить что-нибудь. Ведь на кону была судьба наших детей, да и наша собственная судьба тоже.
Наверно, телепатия все-таки существует, и вскоре у нас в квартире раздался телефонный звонок. Я метнулась к телефону.
- Слушаю вас!
- Здравствуй, любимая, - прозвучал в трубке бархатный баритон, от звука которого у меня сразу сладко заныло сердце, - как твои дела? Мое сообщение получила?
- Да.
- Значит, завтра утром я заеду за вами?
- К сожалению, Костя занят завтра на работе, а Вадим с Викторией приглашены на день рождения подруги. Так что, могу предложить вам только свое скучное общество…
- Я мог об этом только мечтать! Значит, я заеду за тобой завтра утром. Тогда и расскажу обо всем. Я  поговорил с сыном о нас с тобой.
- Ну, скажи хоть, хорошо все или плохо?
- Конечно, хорошо! Или ты думаешь, что могла не понравиться своему  будущему зятю?
- А Костя сейчас сказал, что переезжает жить к Леониду, и квартиру оставляет нашим детям…
- Ну, место для них и у меня бы нашлось, дом-то немаленький. Но, конечно, они предпочтут самостоятельную жизнь. Ну, что ж! Костя молодец! Это поступок мужчины, как бы там ни было! А сейчас отдыхай, малыш! Наверно, устала бегать по магазинам. Ночь пройдет – и я буду с тобой. Договорились? Я тебя целую.
- И я…
…Утро выдалось тихое и солнечное. Я успела только проснуться, принять душ, позавтракать и чуть-чуть привести себя в порядок, а Виктор уже звонил в дверь.
Поздоровались скромно, все-таки целовать его при Косте и дочери мне было неудобно.
- Мне что-нибудь взять с собой? – спросила я.
- Ничего не надо, пойдем быстрее! – торопил он меня.
Мы попрощались, и вышли из квартиры. Уже когда  ехали в лифте, я спросила:
- А почему надо было идти быстрее? Мы что, куда-то опаздываем?
- Да нет, просто поэтому…
Он схватил меня в охапку, крепко прижал к себе, и каюк настал моему тщательно сделанному макияжу…
…Коттедж Виктора находился совсем недалеко от Москвы, вся дорога туда не заняла и сорока минут. Весь поселок был огорожен двухметровым кирпичным забором, а на пропускном пункте стоял бравый солдат с самым настоящим автоматом на плече.
- А здесь что, живут очень богатые люди? Тут такая серьезная охрана! – спросила я.
- Совсем нет. Просто это подобие военного городка, и солдат с ружьем здесь положен. Слишком много тайн хранится в головах некоторых сотрудников, чтобы оставить их дома без охраны, - объяснил Виктор. - Ну, вот, кажется, мы и приехали.
Он остановил машину около скромного двухэтажного особнячка, мало чем отличавшегося от остальных здешних построек. Вокруг дома было много зелени – ухоженный газон, цветник,  деревья. Огорода, к счастью,  я не заметила.
Мы вошли внутрь. Дом мне понравился. Здесь было просторно, много света и воздуха. На второй этаж вела пологая лестница, застеленная красивой ковровой дорожкой.
- Можно подняться на второй этаж?
- Ну, что ты спрашиваешь? Это теперь твой дом. И как раз на второй этаж я и хотел тебя заманить…
Ну, конечно. На втором этаже находилась спальня с широкой удобной кроватью…
День прошел так быстро, как будто его и не было вовсе. Вечером я приготовила ужин, мы ели при свечах, шампанское переливалось в хрустальных бокалах, играла тихая, приятная музыка. Во всем было ощущение покоя и счастья.
…Какой-то мудрец сказал, что счастье у людей бывает только в прошлом или будущем. Я думаю, это неправда. Я была  счастлива именно в данное время,  в своем настоящем, и очень хорошо понимала это …
…Вечер был прохладным. Виктор принес дрова, и  растопил самый настоящий камин. Мы сели напротив него на диван, обнялись и смотрели на огонь.
- Ты знаешь, дорогой, может быть, я напрасно расспрашиваю тебя, но мне бы очень бы хотелось услышать, почему ты так неожиданно исчез из моей жизни. Это не дает мне покоя столько лет! Ведь все это время я винила во всем себя, думала, что мне не хватило опыта удержать тебя, что такую дуру, как я, наверно, и любить-то невозможно…
- Прекрати сейчас же говорить про себя такие глупости! Ну, если хочешь услышать, то услышишь, - тяжело вздохнул он, и взгляд его как будто ушёл внутрь себя – он вспоминал то, что случилось с ним много лет назад, не позволив нам  соединить свои судьбы в одну…   
             -…Меня вызвало руководство и  объявило,  что я со своим отрядом должен лететь в командировку – в Афганистан. В то время обстановка в Афганистане была очень нестабильной. Мое подразделение должно было помочь нашим, ведь мы хорошо обучены скрытым действиям в тылу противника. К сожалению, подробнее рассказать об этом не могу, да это и не нужно. В общем, долетели мы нормально, и чуть передохнув, разделились на группы, и пошли в  глубокий тыл душманам. Мало им не показалось. Наделали шума, погоняли их по горам, причем как возникали, так и исчезали бесследно, оставив на поле боя не одну сотню трупов. Они за это прозвали нас «шайтанами», и очень сильно побаивались – конечно, это им не с восемнадцатилетними необстрелянными мальчишками воевать! Наконец, командование посчитало, что свою задачу мы выполнили полностью. Нас погрузили в вертолет, чтобы отправить домой. Во время полета в наш вертолет с земли выпустили ракету, и подбили.  Машина быстро теряла высоту, двигатель работал с перебоями, как будто был ранен, и захлебывался кровью. Тут мы уже ничем себе помочь  не могли. Только молили Бога пересечь границу, чтобы не попасть в плен, если кто останется в живых после аварийной посадки – уж лучше смерть в огне, чем изощренные издевательства в плену у душманов. Вот на самой границе нас и добили, выпустив еще одну ракету, как будто кто-то точно знал, что в этом вертолете летим именно мы. Летчик с трудом перетащил машину на нашу сторону, потому что мотор заглох не сразу, а еще несколько раз чихнул, дав возможность пробыть в воздухе несколько секунд. Но все равно – сесть было негде, кругом горы. Оставалось надеяться только на чудо. Можешь мне не поверить, но в эти последние минуты я думал только о тебе, любимая, и мысленно прощался с тобой навсегда, потому что надежды выжить не было никакой.
Машина стукнулась о выступ скалы, и от удара разлетелась на два куска. Мое место было в самом хвосте. Я видел, как основной кусок вертолета, в котором находились все мои товарищи, загорелся, и превратился в падающий огненный шар. Я же падал следом прямо в это пекло. И когда жить мне оставалось всего несколько секунд, раздался сильный взрыв – это взорвалось горючее и боезапас в нашем вертолете, ударившемся о землю. Взрывной волной хвостовую часть  вместе с моим креслом откинуло от горящих обломков вверх, немного замедлив этим мое падение и изменив его траекторию. Я приземлился на выступ скалы, живой, но здорово искалеченный. Хорошо еще, что всё это  видели наши пограничники, и помощи мне пришлось ждать недолго. Меня отвезли в госпиталь ближайшего приграничного городка, и там  прооперировали. Я долго не приходил в себя, и никто уже не надеялся, что я выживу. А когда я, наконец, через несколько дней пришел в себя,  доктор сказал мне: «Видно, кто-то крепко молится за тебя, парень. Упасть с высоты в триста метров и остаться в живых – рассказать кому, не поверят».
- Скажи мне, ведь это случилось двадцать третьего февраля? – перебила я его, вспоминая свою тревогу и желание броситься на спасение кого-то именно в этот день.
- Да, а как ты узнала?
- Просто почувствовала.  И в то время, когда ты падал в своем разбитом вертолете, я молилась, распластавшись в церкви на полу перед иконой Богородицы,  просила для тебя жизни, пусть даже не со мной. Ведь я была уверена, что ты вернулся к жене. Так и не дождавшись твоего звонка, я позвонила тебе домой. А мне ответил женский голос, который сказал, что тебя «нет, и не будет».
- Ну, конечно! Как только моей бывшей жене сообщили, что я сильно ранен и вряд ли выживу, она тут же, как стервятник, набросилась на мою квартиру, думая, что может там чем-нибудь поживиться. Ведь её ухажер исчез вскоре после нашего развода, захватив себе «на память» все более или менее ценные вещи. Так что «красивой жизни» у нее не получилось. Ну, слушай дальше. Я очнулся весь в гипсе -  ни рукой, ни ногой пошевелить не могу. Речь почти отнялась, только мычать мог. Хорошо хоть, документы остались. Так мои товарищи и узнали, что я еще жив. Сообщили начальству. Как только меня стало можно перевозить, за мной прислали вертолет, и отправили в Москву. Там меня через несколько дней и навестил Николай Иванович. Ну, а остальное ты уже знаешь.
Вдруг мне в голову закралась догадка.
- Ну, и еще одно… Скажи, рэкетиры, которые подбирались к нашей фирме – это твоих рук дело?
- Почему это только моих? Все ребята старались. Пуганули мы их по первое число. Небось, до сих пор белье отстирывают!
- Теперь ясно, почему дядька такой любезный был. А я-то думала, он моего грозного вида испугался! Ну, и  последнее. Что же, всё-таки, сказал твой сын, Вадим? Только говори честно, не утаивай ничего.
- А тут и рассказывать почти нечего. Он сам в тебя влюбился с первого взгляда. Все уши мне прожужжал, какая прекрасная у него будет теща, красавица и умница. А когда я сказал, что хочу выкрасть тебя из твоей семьи для себя, обещал полную поддержку, вплоть до обеспечения похищения необходимым автотранспортом. Ну, это я, конечно, пошутил, но уверяю тебя, что Вадим полностью на нашей стороне. Он очень хотел всегда, чтобы я, наконец, обрел свое счастье. А когда я сказал, что нашел любимую женщину после стольких лет разлуки, и эта женщина ты, то обрадовался не меньше меня.
- Это хорошо. Не хотелось бы, чтобы кто-то затаил на нас обиду.
- Надеюсь, на сегодня вопросы исчерпаны? У меня на вечер запланировано более интересное занятие…
- И я с трех раз готова угадать, какое, - засмеялась я, покидая уютный диван…
…Время, оставшееся до свадьбы наших детей, пролетело совсем незаметно. Все было готово - ресторан и лимузин оплачены, платье и фата отглажены и повешены на плечики, мое новое платье тоже красовалось в гардеробе.  Осталось только пережить эту ночь, а завтра моя дочь станет женой Вадима.
Чтобы не провести предстоящую ночь в бессоннице от волнения, я приняла легкое снотворное. А когда открыла глаза, было уже пора вставать. Мы с Викой быстренько позавтракали, и тут раздался звонок в дверь – пришли ее подружки, чтобы помочь ей одеться. Теперь у меня было время, чтобы заняться собой. Подошедший парикмахер долго возился с моей прической. Я осталась ей очень довольна. Потом настала очередь Вики. У нее тоже были хорошие, густые и длинные волосы. Парикмахер собрал их в узел, оставив на шейке несколько кокетливых локонов. Фата завершила наряд. Получилось очень здорово, подружки ахнули – так хороша была моя дочь в своем свадебном наряде.
Наши мужчины не заставили себя ждать. Первым вошел Вадим в светлом костюме со свадебным букетом для Виктории в руках. За ним – Виктор в смокинге с бабочкой. В таком наряде я видела его в первый раз и была  в полном восторге. Костя появился в новом дорогом костюме, недавно привезенном из Франции. Он очень ему шел, ведь из долговязого и нескладного  Кости Первушина, которым тот был восемнадцать лет назад, он превратился в высокого импозантного мужчину с красивой сединой на висках. И, наверно, не одна женщина хотела бы иметь его в мужьях. Но… Ничего не поделаешь! Эх, подруги, каких мужчин  теряем!
В положенное время мы вышли из дома, расселись по машинам и поехали в ЗАГС. Церемония была торжественная, но недолгая, и все были этому очень рады. Мы снова сели в машины и покатили в ресторан. Он был украшен цветами, воздушными шариками, и  плакатами с пожеланиями типа «Совет да любовь!».
В ресторане к нашему приезду собралось   уже много гостей. И среди них – мать Вадима, со своей обычной маской недовольства на неподвижном красивом лице. Она стояла особняком от остальных гостей, как будто их общество её не устраивало.
- Ой, как неудобно получилось, - шепнула я Виктору. - Надо было пригласить ее в ЗАГС, она, наверно, сильно обиделась, что не видела церемонию.
- Вадим приглашал, да она сама не согласилась – до того зла и завистлива, что завидует даже счастью собственного сына! Так что, не переживай. Думаю, что сегодня мы видим эту женщину в последний раз.
- Надеюсь, она будет вести себя разумно, и не  испортит этот праздник нашим детям! – вдруг заволновалась я.
- Пусть только попробует! А теперь давай о приятном. Тебе идет это платье. Ты хорошеешь до безобразия, я уже начинаю ревновать тебя ко всем мужчинам.
- Ну, уж, что – что, а  моя измена тебе не грозит. И, если на то пошло, то на тебя женщины заглядываются ничуть не меньше!
Заиграл свадебный марш, и гости направились в зал. Первыми шли жених и невеста, только что ставшие мужем и женой, за ними свидетели – подружка Виктории и молодой сослуживец Вадима, по выправке которого сразу было видно, что он тоже военный. Потом родители – мы с Костей и Виктор с Галиной.
Было много веселья, танцев, всяких конкурсов – тамада старался вовсю. Еда была замечательной, напитки – на любой вкус. Мы много танцевали, сначала с Костей, как положено, а потом весь вечер – с Виктором. К концу банкета я  от усталости уже валилась с ног, и мечтала только об одном – скинуть туфли, принять душ  и лечь в кровать. 
           Свадебным банкетом все гости остались довольны, и искренне говорили об этом при прощании. Загрузив в машину молодых ворох подарков и цветы, мы отправили их на «постоянное место жительства» в нашу трешку. В ней я заранее забила холодильник продуктами, и позаботилась о других маленьких, но симпатичных  сюрпризах для молодых, спрятав подарки в самых необычных местах. Приятно было думать, что утром дочь в своей любимой чашке найдет бархатную коробочку с сережками, о которых она давно мечтала,  Вадим обнаружит красивую булавку для галстука там, где хранит бритвенный прибор, а на письменном столе в кабинете Вадима их ждет путевка на неделю в теплые заморские края…
Мы с Виктором тоже сели в машину. Неожиданно обернувшись, я успела поймать ненавидящий взгляд Галины. У меня сразу заныло под ложечкой. От такой женщины всего можно ожидать. Костя с Ленчиком вызвались довезти Галину до дома на своей машине, но она отказалась, и предпочла взять такси, напоследок громко объявив, что «больше ни секунды не хочет находиться в этом Содоме и Гоморре». О чем она хотела сказать, кроме нас  не понял никто, но все-таки неприятный осадок от этих слов остался – вот уж характер у дамы – не приведи, Господи!
Время было позднее, машин на дорогах мало, поэтому мы очень быстро добрались до своего дома. Несмотря на то, что все прошло как нельзя лучше, мы смертельно устали. Хотя ни я, ни Виктор старались не показывать этого, но волнения последних дней сказались.   Быстро скинув с себя одежду и  приняв душ, мы просто упали в постель и уснули, как убитые, до самого утра.
Через несколько дней состоялся наш бракоразводный процесс. Так как оба супруга – Костя и я -  не возражали против расторжения брака, развели нас быстро, и мы вчетвером – Виктор, я, Костя и Ленчик поехали в ресторан отметить это событие. Хорошо посидели, немного выпили, и, довольные друг другом, разъехались по домам.
Несмотря на то, что мы с Виктором уже не одну ночь провели наедине, я все никак не могла привыкнуть к этому чуду – мы снова вместе, и в любое время я могу протянуть руку, и дотронуться до него, чтобы убедиться, что это не сон. И поэтому  часто, когда мне не спалось, я просто смотрела на него, спящего, и не могла наглядеться. А однажды ночью, неожиданно проснувшись, увидела, что Виктор делает то же самое – просто смотрит, как я сплю, а на его лице блуждает улыбка.
…Говорят, что в браке один из супругов любит, а второй только позволяет себя любить. Но я пока никак не могу решить для себя вопрос -  кто же из нас влюблен больше…  Да и так ли уж необходимо это выяснять?..
Теперь мы могли позволить себе несколько дней отдохнуть, и просто не выходить никуда из дома, но Виктор решил, что нам надо ехать в Москву, чтобы подать заявление в ЗАГС. Он очень торопился узаконить  отношения, как будто от этого могла измениться  наша дальнейшая судьба. Я, конечно, была совсем не против этого, но почему-то на душе было тревожно. Как будто от этого зависело что-то в нашей жизни. Но я гнала от себя тревожные мысли. Ведь впереди мне предстояло столько приятных минут – сбывались самые заветные мои мечты.
Мы выехали в Москву сразу после завтрака. Машин на шоссе было немного, все ехали спокойно, почти не обгоняя друг друга – ведь все торопились, поэтому и так скорость была очень приличная. Я старалась не разговаривать во время езды – всегда считала, что нельзя отвлекать водителя от его главного занятия, поэтому мы ехали молча, только из динамиков неслась приятная тихая музыка. Под нее прекрасно думалось, а подумать мне было о чем. Поэтому я просто прикрыла глаза, и откинулась на спинку сиденья.  Вдруг через несколько секунд нашу машину сильно тряхнуло, резко бросило в сторону, и мы остановились буквально в нескольких сантиметрах от  росшего на обочине огромного дерева.
- Господи, Витя, что это было? – испуганно воскликнула я, оглядываясь по сторонам.
- Не волнуйся, дорогая, все в порядке. Просто какой-то кретин решил показать себя «ассом дорог», а права, видно, купленные! Ну, не дрожи ты так, милая, все уже кончилось, причем даже неплохо, машина совсем не пострадала, мы тоже. Хотя, ГАИ вызвать мне  все равно придется, если этого уже не сделал кто-нибудь другой…
Только тут я заметила, что около нас остановилось много автомобилей, и из них вышли люди. Все интересовались, целы ли мы, как себя чувствуем, и не нужна ли нам какая-нибудь помощь. Виктор сказал, что все в порядке, мы не пострадали, вот только жена сильно перенервничала. Слово «жена», впервые сказанное моим любимым при всех,  меня сильно порадовало, хотя я ни на секунду не сомневалась в том, что буду ею в самом скором времени, если только Бог не разлучит нас. Но, оказывается, разлучить нас навсегда мог и самый обыкновенный лихач, который плохо выучил правила дорожного движения  или «принял на грудь» граммов триста спиртного перед выездом на трассу. По всему моему телу пробежал холодок. Я схватила Виктора за руку, движение было чисто бабьим, как будто этим я могла уберечь его от  несчастья…
Когда оказалось, что помощь нам не требуется, а ГАИ скоро будет, разговоры мужчин быстро переключились на ту машину, которая чуть  не врезалась в нас на полном ходу, а потом лихо развернулась, и умчалась прочь на бешеной скорости. Мои глаза во время аварии были закрыты, поэтому я с интересом вслушивалась в то, что рассказывали очевидцы, и не переставала удивляться.
Как выяснилось из их рассказов, навстречу нам мчалась черная машина с затемненными стеклами, величиной со средний танк, и у большинства свидетелей сложилось мнение, что водитель был заинтересован в столкновении именно с нашим автомобилем, так как  совершенно неожиданно выехал на встречную полосу перед нами, и даже не пытался притормозить, чтобы хоть немного ослабить удар при столкновении. Нетрудно представить, чем все  это могло бы закончиться для нас.
- Ну, мужик, - сказал один из окруживших нас мужчин, - ты – настоящий асс, девяносто девять водителей из ста сидели бы сейчас мертвые в догорающей на обочине машине, а у тебя даже царапины на авто нет...
- Нас этому учили, - скромно ответил мой будущий супруг словами супермена из какого-то остросюжетного боевика.
- Ты бы подумал еще, кому дорогу перешел, чувствует мое сердце, что все это неспроста, - вмешался еще один мужчина, а я сжимала руку любимого уже с такой силой, что, наверно, наделала ему синяков…
- Да нет, ребята, это случайность. На дорогах всякое бывает. Единственно, о чем я сожалею, что мы с моей любимой женщиной не успеем сегодня подать заявление в ЗАГС - неизвестно, сколько нас продержат здесь сотрудники ГАИ.
- Ну, об этом можете не волноваться, - вступил в разговор молоденький парень, стоящий рядом со старенькими жигулями, - ЗАГСы до шести работают, а сейчас еще нет и двенадцати. Мы с моей невестой тоже неделю назад заявление подали, я точно знаю!
Тут все с аварии переключились на наше будущее бракосочетание, посыпались шутки, поздравления, комплименты в сторону невесты, и атмосфера немного разрядилась.
Через несколько минут приехала машина ГАИ. Милиционеры долго делали замеры, расспрашивали свидетелей, потом хотели допросить Виктора и меня. Я сказала, что как раз в это время задремала и ничего не видела. А мой будущий муж, прежде чем что-то говорить, вышел из машины и отвел капитана в сторону, как будто хотел ему что-то показать на месте. Как я поняла, их разговор не должны были услышать посторонние уши, даже мои. 
Как и предсказывал тот молодой парень, в ЗАГС мы все-таки успели. Заявление было подано, и уже через месяц нас ждали здесь для заключения брака.
Несмотря на то, что этот день начался таким ужасным происшествием, закончился он славно – в постели с любимым, где я попыталась мазью помазать синяки на его руке,  оставленные моими ногтями, а он хохотал над моими попытками, увертывался и щекотал меня. Я тоже захлебывалась от  смеха – уж очень   боюсь щекотки. Но неожиданно Виктор  отпустил меня, лицо его стало серьезным, и он впился в мои губы поцелуем, на который трудно было не ответить. И опять была ночь, которую невозможно забыть. Но, как мне показалось, к его желанию тут примешивалось чувство запоздалого страха за то, что сегодняшний день мог стать для него и для меня последним, если бы не его сверхчеловеческая реакция, да  Божья помощь.
Сопоставляя все скудные сведения о работе моего любимого, я поняла, что  связана она с большим риском, и, хотя к происшествиям, подобным сегодняшнему, он был неплохо подготовлен,  все равно страх за его жизнь стал постоянно преследовать меня. Конечно, я это тщательно скрывала, но тревожные мысли не оставляли  меня в покое, и порой не давали уснуть почти всю ночь.
Но жизнь шла своим чередом,  утром Виктор уезжал на работу, а вечером возвращался вовремя. А если и задерживался, то обязательно звонил, чтобы я не волновалась. Понемногу тревога почти улеглась, тем более что каждые выходные мы ездили в гости к детям, или они приезжали к нам. Моя дочь уже заметно округлилась в талии, но была здорова и весела. За нее мне было спокойно.
В один из дней мы опять поехали с ней в салон для новобрачных. Теперь предстояло выбрать платье для меня. Я очень надеялась на вкус дочери, и положилась на неё во всём. И она не подвела. Конечно, ни о каком  белом платье и фате речь не шла, теперь она выбрала для меня  длинное, чудное, плотно облегающее фигуру до бедер платье абрикосового цвета, которое ниже линии бедер переходило в расклешенное. Весь лиф платья был расшит серебряным тонким узором. Такого же цвета были великолепные цветы, которые вплетались в прическу. Платье было довольно скромным, но стильным. Это меня вполне устраивало. На свадьбу Виктор пригласил своих друзей, с которыми вместе работал, и я очень хотела произвести на них хорошее впечатление.
  Все заботы по организации торжества взяли на себя мужчины – Виктор и Вадим, хотя времени на это у них было мало, потому что все это делалось после работы. Но мы с дочерью не препятствовали. В это время мы «проводили шопинг» в близлежащих магазинах, ведь теперь я становилась настоящей хозяйкой в нашем доме, и мне хотелось сделать его уютным по своему вкусу. Виктор не возражал. Ему нравилось все, что я покупала. Или когда что-то меняла в нашем доме. В его искренности я не сомневалась.  Я видела, что он приходил с работы домой с удовольствием, и с аппетитом ел все то, что я готовила ему на ужин. И, хотя кулинаром я была неплохим, меня все равно удивляло то, что я не слышала от него ни одного замечания по поводу моей стряпни. Ну, хоть что-то могло ему не понравиться! Ведь мог он, к примеру, не любить какое-то блюдо с детства! Но он ел все, что было приготовлено, и нахваливал. Не скрою, мне это было приятно…
…Наша свадьба состоялась в самом конце лета. Погода в этот день не подвела. Жара уже спала, а температура плюс двадцать устраивала абсолютно всех. Дождя тоже не ожидалось – с утра на небе не было ни одного облачка. Я встала, чтобы успеть принять ванну до того, как проснется Виктор. Потом занялась собой – маникюр, тщательный макияж. Через час должен был приехать парикмахер. За это время мы успели позавтракать, хотя от волнения аппетита не было совсем, и я с трудом осилила чашечку кофе.
Вскоре приехала  моя подруга, чтобы, как  обычно, помочь невесте одеться.
Опять парикмахер уложил мне волосы в красивый узел, украшенный цветами, оставив один локон спускающимся на плечо. Получилось очень красиво. Теперь я была полностью готова. Осталось убедиться, что все мои усилия по изменению внешности в лучшую сторону понравятся моему будущему супругу.
Когда мы с подругой, которая будет моим  свидетелем на свадьбе, вышли из спальни и спустились на первый этаж в гостиную, там уже собрались все те, кто должен поехать с нами в ЗАГС. Уже приехали дети, Костик с Ленчиком и друг Виктора, который будет  свидетелем у него.
Я стояла на последней ступеньке лестницы, не в силах сделать еще шаг, и почему-то была сильно смущена, как будто юная девушка, которую родители впервые вывели в общество. Это было для меня странно, и очень необычно – я всегда считала, что достаточно повидала в этой жизни, и вряд ли какое-нибудь событие сможет «выбить меня из седла». Глаза всех присутствующих обратились ко мне. Вдруг стало тихо. Я с ужасом подумала, что что-то в моем костюме не так, или прическа... Но тут от восторга громко завизжал мой ребенок, мужчины с улыбкой переглядывались, Костик опять заявил, что ради такой женщины готов поменять ориентацию, но где ж теперь найдешь вторую такую… За что и получил от Ленчика шутливый, но очень чувствительный толчок локтем под ребро.
Я во все глаза смотрела на своего любимого. Только его мнение мне было важно сейчас. Для него я шла на все эти женские ухищрения, чтобы стать еще лучше в этот день. А он просто подошел ко мне и попытался поцеловать, на что я зашипела: «Мой макияж!!!» Он рассмеялся, схватил меня в охапку и легко закружил по комнате. И только тогда я поняла, насколько силен мой будущий муж. Ведь особо худенькой я уже не была, а он делал это с легкостью, как будто кружил трехлетнего ребенка…
Тут на улице забибикал лимузин, заказанный Виктором, мы вышли из дома и отправились в ЗАГС.
Мой любимый учел все. Так как народу в ЗАГСе с утра было много, и в основном молодежь, он попросил, чтобы нас расписали в  самом конце дня, безо всякой толчеи.
Мы под руку с Виктором вошли в просторный зал, красиво украшенный живыми цветами, специально для нас квартет музыкантов заиграл «Свадебный марш» Мендельсона. От сильного волнения мои щеки заполыхали румянцем.  Боже, как долго я ждала всего этого!
Наконец, мы произнесли слова клятвы, и на моем пальце заблестело обручальное кольцо.
- Невеста, чью фамилию хотите взять?
- Ну, конечно, мужа…
- Теперь вы муж и жена, можете поздравить друг друга.
Мой ненаглядный, помня, как я забочусь сегодня о своей внешности, еле прикоснулся своими губами к моим, но на ушко прошептал несколько слов, от которых у меня еще сильнее зарделись щеки.
На нашей свадьбе гостей было не так много, как у наших ребят. В основном это были коллеги мужа по работе – бравые и подтянутые, несколько моих подруг, сотрудники моей фирмы,  Костик с Ленчиком и наши дети. Но от этого свадьба не стала скучной. Музыканты старались вовсю, тамада сыпал шутками, Костик с Ленчиком спели дуэтом. Кстати, у них совсем неплохо  получилось. Мы опять много и с удовольствием танцевали. За этот  вечер я выслушала столько комплиментов, сколько не слышала за все прожитые годы. Может быть, не все они соответствовали действительности, но слышать их мне было приятно. И моему дорогому супругу, кажется, тоже. 
Все было прекрасно, только один раз мне показалось, что в окне я увидела перекошенное злобой лицо Галины. Но продолжалось это всего одно мгновенье, и вполне могло оказаться неправдой. Я не стала ничего говорить Виктору. Если она там, на улице, и захочет разборок – это уже его дело, а зря портить настроение мужу не хотелось. Когда же мы вышли на улицу, то вокруг никого не было, и я сразу забыла об этом.
Мы попрощались с гостями, погрузили в машину  подарки и букеты цветов, и отбыли восвояси. Виктор весь вечер только делал вид, что пьет шампанское, поэтому был абсолютно трезв, и вполне мог вести машину сам. Время было позднее, машин на шоссе совсем мало, и мы без приключений добрались до нашего дома. Казалось, сил хватит только на то, чтобы распихать букеты по вазам. Было бы жаль, если бы от этого  благоухающего чуда назавтра остались бы только жалкие, увядшие веники. Когда все было готово, оказалось, что вся наша гостиная заставлена букетами, запах от белых лилий и роз сладко дурманил голову. В изнеможении я села на диван отдохнуть, откинув голову и положив руку на спинку.
- Сиди так, не двигайся! – вдруг воскликнул мой супруг. А сам помчался зачем-то на второй этаж. Оказалось, что ему очень понравилась я в окружении цветов, и он решил запечатлеть меня на фотокамеру. 
Он все щелкал и щелкал меня, пока я не сказала:
- Ну, все, хватит! Теперь моя очередь!
И я тоже сфотографировала его на фоне наших свадебных букетов.
- А теперь спать? – спросила я, поднимаясь с дивана, и сладко потягиваясь.
- Дорогая, надеюсь, ты не забыла, что сегодня наша брачная ночь?
- Но ты устал, дорогой, а вчера у нас была точно такая же ночь, да и позавчера тоже, вот я и подумала…
- Зря подумала. Помнишь, что я сказал тебе на ушко в ЗАГСе?
- Не помню…
- Обманщица!
Он схватил меня на руки, и на одном дыхании поднял на второй этаж.
- Никогда не делай так больше, тебе не двадцать лет, а я не ребенок, чтобы  носить меня на руках, да еще вверх по лестнице!
- Все! Больше не буду! Но сегодня можно. Так что, ты так и не вспомнила, что я сказал тебе?
- Ну… Вспомнила, частично…
- Нет, тогда я, пожалуй, буду спать. Обиделся.
Пришлось мне просить прощения, процесс затянулся, вскоре я совсем потеряла голову,  и кричала от  удовольствия, чего до этого никогда себе не позволяла. Это очень понравилось моему мужу, он сказал, что никогда еще страсть не захватывала его так сильно, и вообще… Брак с любимой женщиной - это прекрасно!
На этом месте мы отключились, и проспали почти целый день.
Вечером к нам обещали приехать дети и неразлучные Костик и Ленчик, поэтому я вскочила, и полураздетая начала бешено носиться по комнатам, в надежде навести хоть какой-то порядок, но своей суетой только увеличивала беспорядок, царивший в доме. Выручил, как всегда, Виктор. Он по-военному быстро разложил все по своим местам, и мы побежали на кухню готовить ужин. Благо, все было приготовлено заранее, надо было только накрыть на стол и разогреть мясо.
Успели мы как раз вовремя. Я только смогла натянуть на себя кое-что приличное из одежды, как раздался звонок в дверь.
Приехали дети, привезли с собой Костю и Ленчика, и мы провели чудесный  вечер в кругу  самых близких нам людей.
Когда я пошла на кухню, чтобы заварить чай, мой любимый увязался за мной и сказал, что он всегда рад гостям, но лучше бы сегодня они ушли пораньше – ему надо закончить один эксперимент.
- Ты настоящий сексуальный маньяк! – зашипела я ему на ухо.
- От сексуальной маньячки слышу! – хмыкнул в ответ мой ненаглядный…
…Жизнь входила в свою обычную колею. Ведь она же не может быть вечным праздником. После недели отпуска, проведенной в теплой Греции, муж вышел на работу, да и мне пора было что-то решать – быть только женой и бабушкой своему будущему внуку, или же по-прежнему командовать фирмой. Конечно, Виктор хотел меня видеть  не затырканной работой бизнес-леди, которой не хватает времени ни на семью, ни на себя, а отдохнувшей, всегда веселой и спокойной женой, ну и чуть-чуть бабушкой. Честно говоря, я тоже склонялась к этому варианту, тем более что моя доля в фирме была очень значительной, и в деньгах мы бы все равно не нуждались. И в то же время, в тридцать семь лет выходить из дела не хотелось, все-таки я отдала нашему делу семнадцать лет жизни. Костя ни на чем не настаивал, и ни в чем не пытался меня убедить – он сказал, что с радостью примет любое мое решение.
Но тут сама жизнь расставила все точки над «и», решив за меня мою дальнейшую судьбу.
После того, как я выписалась из больницы, перенеся сильнейший  гипертонический криз, мне предписывалось явиться туда через три  месяца, и амбулаторно пройти повторное обследование. Честно говоря, я совсем неплохо себя чувствовала, и, конечно,  уже давно забыла об этом. Но мой супруг очень заботился о моем здоровье, и поэтому повез меня к врачам  сам,  почти насильно.
В первом же кабинете меня ошарашили так, что последующих слов и советов остальных врачей я уже не слышала.  Новость была для меня потрясающая. Оказалось, что у меня будет ребенок! Причем, беременность мне поставили трехмесячную, а это означало, что забеременела я в первую же  ночь, которую провели вместе!
Меня водили по разным кабинетам, брали всевозможные анализы, пытались о чем-то расспрашивать, а я была совершенно невменяема.
- Господи, - думала я, - Я считала, что счастлива, и не могу быть еще счастливее, но оказывается, что это возможно! Я могу подарить сына моему любимому!
Попросив записать на бумажке все советы, что и когда мне положено выполнять, я выскочила из больницы, и попала прямо в объятия Виктора. Увидев меня в таком состоянии, он заметно разволновался.
- Что сказал врач? Почему ты в таком виде? У тебя ухудшение? Скажи честно! Или нет, лучше я сам сейчас пойду, и все выясню. Напрасно я послушался,  и сразу не пошел с тобой, ведь из тебя щипцами слова не вытянешь!
Боясь довести любимого до предынфарктного состояния, я юркнула в нашу стоящую неподалеку машину, улыбнулась, и сказала:
- Сядь,  дорогой. У меня для тебя есть известие, но хорошее или плохое – решать тебе самому. Я беременна. Уже три месяца. Ну, как тебе новость?
- Беременна? – только и смог произнести Виктор, видно, эта новость его ошарашила так же сильно, как и меня.
Потом он обнял меня крепко-крепко, и только гладил по спине, приговаривая: «Дорогая моя, дорогая…»
Получалось так, что наш ребенок будет моложе внука. Чего только ни бывает на белом свете! Ребята приняли новость «на ура», Виктория была в восторге, Костик с Ленчиком с заговорческим видом подолгу обсуждали, какие они купят подарки, а мой любимый зациклился на моем здоровье. Он побывал у многих врачей, и у всех выяснял, не опасно ли рожать в таком возрасте, и что ему надо делать для того, чтобы свести все опасности к минимуму.
- Батенька, - говорил ему профессор, - разве тридцать семь лет – это возраст для современной женщины? Да сейчас и в сорок пять рожают. Не волнуйтесь, у нее нет никаких патологий. Только держите давление в норме.  У нее ведь, кажется, был гипертонический криз?
- Да, доктор, сильнейший, и совсем недавно.
- Ну, тогда успокаивающие травки, давление измерять несколько раз в день, если что – сразу в больницу, на сохранение. И не волнуйтесь вы так, а то инфаркт получите. Ох, уж эти мне отцы!
Немного успокоившись, он через день шел к другому врачу, тот говорил ему почти то же самое, и так несколько раз.
Теперь, конечно, вопрос о работе вообще был снят с повестки дня, я должна думать только о своем здоровье и здоровье нашего будущего малыша. К счастью, второго ребенка я вынашивала гораздо легче, чем первого. Не было дурноты по утрам и изматывающей слабости. Ела я с удовольствием, только чуть ограничила сладкое. Моя дочь Виктория часто приезжала ко мне. Мы сидели в саду, читали книги, даже вышивали, но мечтали о нашем любимом «шопинге». Только покупать что-либо детям заранее считалось плохой приметой, а для себя ничего не купишь – ведь  размеры меняются прямо на глазах…
…Наконец, наступила осень, заморосили дожди, резко похолодало. Листья на деревьях стали быстро желтеть и опадать. Уже никто не ждал возвращения теплых дней, скорее заморозков. Они не заставили себя долго ждать, и через несколько дней, проснувшись, я увидела, что земля покрылась серебристым налетом инея.  Правда, весь он растаял к середине дня, но все равно, на улице было холодно, мокро и противно. Но гулять все равно надо – мой любимый установил для меня суровый распорядок дня, в котором одно из первостепенных мест занимали длительные ежедневные прогулки на свежем воздухе.
Позвонив по телефону дочери и узнав у нее все последние новости, я решила поскорее избавиться от неприятной обязанности делать в такую погоду положенный моцион, и стала собираться на улицу. Вдруг раздался телефонный звонок. Я подняла трубку, не сомневаясь, что это звонит с «проверкой моего поведения» муж. Но в трубке послышался незнакомый глухой голос, попросивший к телефону Виктора Николаевича. Я сказала, что в это время он всегда бывает на работе, и застать его дома можно только после семи вечера. Голос вежливо поблагодарил, и тут же послышались короткие гудки отбоя. Вроде, ничего особенного. Но в сердце почему-то закралась тревога. Все знакомые отлично знали, когда мой супруг бывает дома, и от этого неурочного звонка я не ждала ничего хорошего. Первой мыслью было не беспокоить Виктора по пустякам, но потом я решила, что хуже от этого никому не будет, и набрала номер его рабочего телефона, которым пользовалась чрезвычайно редко, разве только в случае крайней необходимости.
Мое сообщение почему-то  сильно его взволновало, хотя он и постарался этого не показывать. Но мне ли не знать все оттенки голоса моего любимого мужчины! У меня было чувство, что он испугался, причем испугался за меня.
- Сегодня останься дома, дверь никому не открывай. Дочь пусть  к нам не приезжает, а займется чем-нибудь у себя дома.
- Да она, вроде, и не собирается…
- Слушай внимательно и не перебивай!
- Слушаю…
- Я сейчас пришлю пару человек, они позвонят в дверь и скажут пароль: «генерал просил привезти синюю папку». Запомнила? И они обязательно назовут тебя по имени-отчеству. Повтори!
- Слушаюсь, товарищ генерал! – хотела пошутить я, но голос предательски дрогнул. – В общем, генерал просил привезти синюю папку!
- И по имени-отчеству!
- Да-аа… - уже испуганно протянула я, а душа моя ушла в пятки от охватившего меня страха.
- Да не бойся ты, малыш! Это просто необходимая мера предосторожности. Помнишь? «Нас этому учили»…
Я быстро закрылась на все запоры. Сигнализации в доме не было – считалось, что это лишнее, ведь поселок хорошо охранялся. Теперь оставалось только ждать. Чтобы хоть чем-то занять себя, решила приготовить Виктору к вечеру что-нибудь вкусненькое. Не торопясь, поставила тесто, решив испечь его любимые пирожки. Пока тесто подходило, готовила начинку – мелко-мелко рубила капусту и вареные вкрутую яйца. Так прошло около часа. Ничего страшного не происходило. Я решила, что это перестраховка моего мужа, и уже почти успокоилась. Вдруг показалось, что у окна промелькнул человек. Но когда я дошла до окна и выглянула,  снаружи уже не было никого. Тут прозвенел звонок в дверь, и молодой голос попросил «папку для генерала», назвав, как положено, мое имя, и я открыла, впустив в дом двух молодых лейтенантов. Накаченные мышцы парней говорили о том, что работа их связана отнюдь не  с бумажной перепиской…
Войдя в дверь, они сразу спросили, все ли в порядке в доме, я рассказала про мелькнувшего у окна человека. Один из лейтенантов принялся звонить, думаю, генералу, предварительно любезно попросив меня уйти в другую комнату.
Могу сказать честно, что я решила подслушивать. Слух у меня  как у летучей мыши, двери тонкие, поэтому я услышала все, что говорилось.
Оказывается, у проходного пункта лейтенанты нашли солдата-охранника с ножом в груди. Он еще не успел остыть. Автомата с ним не было…
Мои лейтенанты разделились. Один из них держал в поле зрения окна правой стороны дома,  другой –  левой. 
На улице быстро темнело, что делало их наблюдение почти невозможным. Тогда они  выключили небольшую настольную лампу, которая горела у меня в гостиной практически целый день, и опять стали названивать по телефону, спрашивая, скоро ли приедут наши. Меня же они отправили на второй этаж, и  заперли в ванной, как нашкодившего первоклашку, что было очень обидно! Как-никак, а я всё-таки жена боевого генерала, а не что абы как. К тому же я расстроилась, потому что  в это время мое тесто уже наверняка подошло, надо было печь пироги, а иначе мой драгоценный супруг оставался сегодня без любимого лакомства, да и самих бравых лейтенантов не мешало бы угостить парой-тройкой горяченьких пирожков с капустой.
В последующие десять минут ничего не происходило, но потом  тишину прорезала длинная автоматная очередь, послышался звон разбитого стекла, потом частые пистолетные выстрелы, и вдруг неожиданно все стихло. Сидя в запертой ванной, я ничего не понимала, и только молила Бога, чтобы те мальчишки-лейтенанты, которых прислали на мою защиту, остались целыми и невредимыми. А тот страшный человек, убивший ножом молоденького солдатика у проходной, был наказан полной мерой, и уже никогда не смог бы убивать людей.
Неожиданно дом наполнился громкими мужскими голосами, причем, мне показалось, что среди них я узнала голос собственного мужа, который отдавал какие-то приказания. А через несколько минут меня освободили из заточения, я увидела лейтенантов живыми и невредимыми, что меня несказанно обрадовало, а также своего любимого, который, в принципе, выполнял сейчас свою работу, и поэтому казался мне чуть-чуть чужим. Но потом, выбрав минутку, он опять впихнул меня в ванную, обнял чуть дрожащими от волнения руками, покрыл поцелуями мое лицо, и все шептал: «Милая моя, ты цела, милая моя…»
И только тогда я поняла, как он был напуган всем этим.
Прибывшие на двух крытых грузовиках солдаты прочесали весь поселок, но, кроме застреленного бравыми лейтенантами бородатого мужчины, не нашли никого. Весь наш поселок был встревожен этим происшествием, однако у меня было чувство, что многие ожидали такого развития событий, а я была одной из тех немногих, для кого все случившееся было полной неожиданностью.
Так как окно в нашей гостиной было разбито вдребезги, ночевать в доме было нельзя. Мой супруг сказал, что отвезет  меня к дочери, и приказал собрать с собой самое необходимое дня на три.
Я была против. Не могла я не видеть своего любимого три дня! Никто не заставит сделать меня это! Ну, да. Никто… кроме собственного мужа. Сначала он уговаривал меня, потом упрашивал, а потом просто схватил в охапку, и отнес в машину на виду у всех военных, которые находились в это время в нашем доме. А потом, уже в машине, сказал:
- Дурочка, ведь ты же можешь потерять нашего ребенка!  Можешь погибнуть сама! Как я буду без вас? Ну, подумай! Ведь ты – это вся моя жизнь!
А я в это время думала: а как я буду без тебя? Лучше бы об этом подумал!
              Но жизнь не давала мне выбора. Через полчаса я уже была у дочери, которая очень обрадовалась моему приезду, а мой любимый сразу же уехал, сказав, что скоро вернется. Конечно, дочери нашей о происшедшем знать было совершенно ни к чему…
…Приехал он  за мной, как и обещал, через три дня. К этому времени стекла в окне нашего дома были уже вставлены, осколки с пола тщательно убраны, и о случившемся тут напоминали только дырки от пуль, кое-где испортившие  мебель и обои на стенах.
Вид моего супруга мне не понравился. Он казался уставшим, его щеки ввалились. Я бы не удивилась, если бы узнала, что он не спал все эти три ночи. Конечно, мне хотелось получить хоть какие-то объяснения всего происшедшего, но, жалея мужа, я решила оставить его в покое сегодня, и умерила свое любопытство до более удобных времен.
Мы поднялись в спальню, я помогла Виктору раздеться, а когда он снял испачканную чем-то темным и мокрым рубашку, увидела свежую ссадину у него на груди, которая была довольно глубокой, и очень напоминала след пули, прошедшей по касательной. К тому же она сильно кровоточила. Но, решив не расспрашивать его сегодня ни о чем,  я просто, как могла, обработала рану перекисью, и туго забинтовала.
Когда Виктор, наконец, устроился на постели, я тихо улеглась рядом, погладила его руку и пожелала спокойной ночи.
- Спасибо тебе, родная, - сказал он, и тут же провалился в сон, положив руку мне на живот, как будто и во сне охранял меня и нашего ребенка.
А я не могла уснуть. Конечно, подумать было о чем. Что-то вокруг происходит. И, скорее всего, это как-то связано с деятельностью того подразделения, которым руководит мой генерал. Похоже, они кого-то сильно «обидели», и обиженные теперь хотят отомстить. Думаю, что покушение на нас на дороге (а теперь-то я нисколько не сомневалась в том, что это было именно покушение) и события трехдневной давности – это всё звенья одной цепи. Только почему я? Ведь тому дядьке по телефону я ясно ответила, что Виктор Николаевич будет только после семи. Значит, хотели убить меня! А почему именно убить? Скорее всего, меня бы взяли в заложники и шантажировали бы нашей жизнью моего любимого. Это было бы для него ужасней всего. Они могли бы вить веревки из него, приказывая делать самые ужасные вещи, да еще и издевались бы и надо мной и над ним, и неизвестно, чем бы все это закончилось, но, скорее всего, увидеться со своим любимым мужем на этом свете мне бы уже не довелось…
Что я могла сделать, чтобы защититься? Уехать, оставить Виктора одного? Для меня это равносильно смерти. Пожить вместе с ним у ребят? Но это значит, что мы подвергнем опасности и жизни наших детей и внука. Ведь для тех, кто охотился за нами, узнать наш новый адрес было просто парой пустяков…
Ничего дельного в голову мне не приходило, я покрепче прижалась к любимому плечу, стараясь не задеть странную ссадину у него на груди, и уснула тревожным сном с жуткими сновидениями.
На следующее утро мой супруг проснулся несколько посвежевшим, с удовольствием позавтракал и быстро уехал на работу, приказав на улицу не выходить,  у раззанавешенных окон не маячить, и, если что, срочно звонить. Столь быстрое бегство от любимой жены было, на мой взгляд, вызвано лишь одним – нежеланием ничего мне рассказывать.
- Ну, ладно. Я могу и подождать. А теперь, наконец, можно заняться и пирожками.
За привычной работой мои мысли перенеслись из настоящего в то далекое и такое беззаботное прошлое, когда моя мама была еще совсем молодая, веселая, а я училась в школе. Вспомнилось, как легко давались мне все предметы, как любили меня  учителя, а наша учительница немецкого при всех ребятах, прямо на уроке, сказала, что мечтает о такой дочке, как я. Вспомнила, как хорошо на физкультуре я делала кувырки, лазила по канату, вот только через «коня» прыгать боялась до смерти – так и поставил мне преподаватель «четверку» в четверти, которая испортила мне все результаты за год, потому что была в аттестате единственной.  А на военной подготовке? Кто стрелял лучше всех в классе? Ой, ведь у меня даже грамоты есть за первое место в школьных соревнованиях по стрельбе! По стрельбе… Как говорится, «теперь у меня есть мысль, и  я буду ее думать». Стрелять я могу. Ну, предположим. Но не делала этого уже больше двадцати лет, а если сказать точно – то двадцать два. Срок весьма и весьма значительный. За это время много воды утекло, и много чего случилось в моей жизни.
  Говорят, нельзя разучиться плавать и кататься на велосипеде. Тело обязательно вспомнит, что надо делать, и не даст утонуть или упасть.  А стрелять? Можно разучиться стрелять, если не брал в руки оружие два десятка лет? Или рука сама поймет, как ей поступить, когда почувствует в руках винтовку или пистолет? Надо бы проверить. В поселке есть небольшой тир, но если я пойду туда, об этом сразу же доложат моему ненаглядному. Могут его и на смех поднять. Скажут, пришла беременная баба стрелять учиться, а то муж-то не умеет! Вот позора-то будет! Виктор не вынесет. Единственно, что можно сделать, это пойти в тир вместе с ним, и как бы случайно попросить сделать пару-тройку выстрелов. Ну, а дальше? Предположим, выстрелы будут плохими. Тогда можно ничего не объяснять. А если все три в десятку? Ну, скажу, что новичкам всегда везет. Поверит? Не факт! Да и потом, где оружие взять? В общем, вопросов значительно больше, чем ответов, а время поджимает – неизвестно, когда этим людям придет в голову попытаться убить нас в следующий раз.  А в том, что это рано или поздно обязательно случится, я была совершенно уверена – убийцы не останавливаются на полпути, тут уж и к гадалке не ходи!
Занятая этими невесёлыми мыслями, я чуть было не проворонила стоящие в духовке пирожки, хорошо таймер зазвенел, и вывел меня из состояния глубокой задумчивости, в которой я пребывала. Пирожки получились – прелесть. Пышные, румяные, вкусно пахнущие ванилью. Я быстренько выложила на блюдо и прикрыла чистым полотенцем, чтобы они подольше сохранили свою свежесть.   
За этим мирным занятием меня и застал мой любимый.
- Чем это так вкусно пахнет? – спросил он, и повертел головой, надеясь определить местонахождение того, что источало божественный аромат.
- Ну, угадай, дорогой!
- Мне кажется, что моя женушка решила побаловать меня сегодня моими любимыми пирожками! Я прав?
- Ну, иди, мой руки, переодевайся, а то у меня ужин стынет!
- Уже бегу!
А сам сразу схватил пирожок с блюда. Видно, уж очень вкусненького захотелось!
После ужина мы уселись на диване, и включили телевизор. Я опять уютно устроилась на плече любимого. Показывали какой-то бесконечный мыльный сериал, герои которого вот уже почти полгода бестолково суетились на экране, решая свои многочисленные проблемы. Но у меня из головы не шел мой проект, который был еще сыроват и требовал доработки, поэтому, глядя на экран, я совершенно не понимала, чем там занимаются все эти люди с озабоченными лицами олигофренов. А когда взглянула на мужа, то поняла, что и его мысли сейчас очень и очень далеки от того, что происходило на телеэкране.  А так как время было уже позднее, я предложила выключить телевизор, и идти отдыхать. Наши сексуальные аппетиты немного приутихли, так как срок моей беременности давно перевалил за вторую половину, и Виктор очень боялся «что-нибудь там мне повредить» Но уснуть я могла, только тесно прижавшись к нему, а он – положив свою руку на мой заметно округлившийся животик. Так мы и сделали. Я прикрыла глаза, пытаясь продолжить свои логические умозаключения по поводу защиты себя и своего мужа (да-да, конечно, и своего мужа тоже!) от возможного нападения бандитов. Но на ум не приходило ничего путного. Снова открыв глаза, я увидела, что  и Виктор не спит, и его широко открытые глаза внимательно вглядываются в потолок, как будто видят там что-то  очень и очень интересное.
- Вить, завтра выходной. Надеюсь, ты будешь дома, со мной, или работы много? – спросила я.
Он как будто вынырнул из своих мыслей, и переспросил:
- Что ты сказала, дорогая?
- Я спросила, идешь ли ты завтра на работу.
- Да нет, вроде, срочного ничего нет.
- Тогда мы вместе с тобой пойдем гулять. Ладно?
- Ну, конечно, милая, как же я без тебя…
- А куда мы пойдем?
- Куда захочешь. Можем в Москву съездить, пробежаться по магазинам, или в кино сходить. Выбирай!
- А давай, просто погуляем по поселку, ведь я его почти не видела, все как-то недосуг. Ты мне всё здесь покажешь. Ладно?
- Хорошо, договорились…
На следующее утро погода была холодной, но дождя, по крайней мере, не было. Мы оделись потеплее, захватили на всякий случай зонтики, и вышли из дома, решив обойти весь поселок, благо  был он совсем небольшой. По дороге зашли в магазин, где купили себе по шоколадному пломбиру, потом осмотрели местный парк, почти безлюдный  в такую погоду, и, наконец,  подошли к тиру.
- О, у вас тут и тир есть! – воскликнула я, останавливаясь около дощатого павильона, рядом с которым тусовалось несколько мальчишек лет  десяти-двенадцати.
- Ну, конечно, ведь здесь живет много военных.
- А давай, зайдем!
- Ты что, хочешь пострелять? – удивленно взглянул на меня супруг.
- Нет, я хочу посмотреть, как стреляет мой генерал… Ну а я… Если только так, разочек попробовать…
- Нет проблем, - сказал Виктор, и распахнул передо мной входную дверь.
Мы вошли в длинное узкое помещение. Виктор купил патроны для ружья,  и стал целиться в мишень. Надо сказать, что стрелял он хорошо, и чести русского офицера  не посрамил.
Когда из приличной кучки патронов осталось несколько штучек, я заявила, что теперь моя очередь отличиться.
Мой генерал долго объяснял мне, как надо стоять, как держать оружие, как целиться, и на что нажимать, чтобы ружье выстрелило. Я все это внимательно выслушала, хмуря брови от напряжения, делая вид, что прикасаюсь к оружию впервые в жизни. А при первом выстреле вообще зажмурила глаза и, конечно, попала в «молоко». Виктор засмеялся, и сказал, что снайпера из меня, наверно, не получится. Но я стала просить дострелять те пульки, которые еще остались. Их было три. Конечно, он не возражал – как говорится, чем бы дитя ни тешилось… Я сама ловко зарядила винтовку, очень быстро прицелилась, и выстрелила три раза подряд, почти без перерыва. Все три раза пули попали точно в цель. Удивлению моего супруга не было предела.
- Как ты это смогла? – опешил тот.
- Что – «это»?
- Ну, так метко выстрелить?
- Уверяю тебя, это чистая случайность. Ты же видел, я практически не целилась!
- Ну, да, конечно, все бывает в жизни, - сказал Виктор, пожав плечами, а я заговорила о чем-то другом, не давая ему возможности развивать  тему моей  уникальной меткости.
Сделав вид, что совсем потеряла интерес к стрельбе, я за руку вытянула моего генерала из тира, и мы просто гуляли  по улицам поселка, наслаждаясь обществом друг друга. А потом, немного проголодавшись, пошли домой, с аппетитом пообедали, и даже сыграли партию в шахматы, где свели её вничью, на что мой любимый  сказал, что, сколько ни живи с человеком, все равно так и не узнаешь обо всех его талантах. Сам Виктор очень хорошо играл в шахматы, и редко кто мог обыграть его. Но и у меня тоже был разряд, хотя ему об этом знать  совсем необязательно.
Поздно вечером позвонил Вадим и сказал, что Викторию увезли в роддом, что схватки начались давно и она, наверно, скоро уже родит. Я сразу засуетилась,  собираясь тотчас ехать к ней, но супруг сказал, что там как-нибудь обойдутся и без меня. Сам он тоже в ночь ехать не собирался, и обещал, что мы навестим ее завтра утром. И, может быть, нас пустят к ней в палату. Я попыталась «качать права», но Виктор был непреклонен – нельзя беременной женщине всю ночь провести без сна, сидя  на жесткой больничной лавке. Тем более, если женщина эта - его жена. Пришлось подчиниться, выпить успокаивающий отвар, и идти спать, под теплый бочок своего ненаглядного.
…Виктория родила мальчика в три часа ночи, ребенок был здоровенький, закричал сразу. Дочка моя чувствует себя хорошо, все в порядке.  Утром Вадим позвонил нам и сообщил все  эти новости.  Так у нас появился внук. Теперь уже никто не мог удержать меня от  поездки в роддом. Вика была счастлива, Вадим - на десятом небе, Костик с Ленчиком тоже были тут как тут. Долго находиться в палате нам не разрешили, мы поздравили молодую мамочку, оставили пакеты с соками и фруктами, и поехали домой. Вика сказала, что нам приезжать больше не нужно, что максимум на пятый день ее выпишут, вот тогда ей и понадобится моя помощь. Ну, вот как ей теперь объяснить, что находиться рядом со своей матерью – дело небезопасное. Но, может быть, все уже закончилось? И, чтобы выяснить это,  я все-таки решила поговорить со своим любимым.
Я долго собиралась с духом, но потом все-таки спросила:
- Дорогой муж, может быть, я вправе все-таки знать, что происходит? Ты можешь не посвящать меня в государственные тайны, но хотя бы то, что касается непосредственно моей семьи? Ну, пойми, невозможно же постоянно чувствовать себя  чьей-то дичью для охоты…
- Ну, что ты выдумываешь, милая? Какая еще дичь! Просто мои ребята пощипали одну банду, а те решили отомстить. Даже не отомстить, а скорее попугать.
- Попугать? Так это от  испуга умер тот солдатик на пропускном пункте? А как же нож, который ему всадили прямо в сердце?
- Ты и это знаешь… Откуда? Господи, ну, я же просил ребят быть более осмотрительными… Ведь тебе нельзя волноваться…
- Твои ребята тут не причем. Просто, да будет тебе известно,  у меня идеальный слух.
- Да… И когда я перестану открывать в своей жене все новые и новые таланты и достоинства?!
- Ну, пойми, это же отнюдь не праздное любопытство. Ведь нас, именно нас, уже два раза пытались убить, и кто даст гарантии, что не попытаются в третий?
- Даю гарантию, что все кончено, больше нам ничего не угрожает. Банда разгромлена практически полностью, несколько человек в бегах, но это так, шестерки, они не посмеют, да и просто не смогут что-либо организовать. Что я, напрасно, что ли, три дня гонял их!  Ну, и ребята мои молодцы, выше всяких похвал. Покрошили  их… Никто из бандитов сдаваться не хотел, бились до последнего. Так что и судить практически некого.
- А та ссадина на груди, конечно, от пули?
- Ну, зацепило немножко…
- И что же в больницу не поехал? Ведь больно, наверно, было…
- Так, к тебе торопился…
- Ты ненормальный, ведь в рану вполне могла попасть инфекция, заражение…
- Да нормальный я, нормальный, просто сильно влюбленный, - сказал он и закрыл мне рот поцелуем, не дав досказать всех ужасов о возможных последствиях его ранения…
…Не могу сказать, что я не поверила Виктору, обманывать меня было не в его характере. Но все же, кое-какие сомнения в душе у меня остались. И то, что мне необходимо принять собственные меры безопасности, теперь сомнения  не вызывало.
Так как «осада» с нашего дома была снята,  я могла теперь спокойно передвигаться по поселку. К тому же мне было разрешено навещать Викторию, хотя, как я поняла, в моей помощи она нуждалась не сильно, вполне управляясь со спокойным карапузом самостоятельно. Но мне надо было обязательно периодически бывать в Москве, а делать это я могла только с ведома супруга. Он же мог отпустить меня только к дочери или к врачам, но отвозил и забирал  всегда сам, не доверяя никому, и уж тем более не разрешал самой водить машину в моем интересном положении.
Тогда  в женской консультации я записалась на курсы для будущих мам, хотя ходить на них, конечно, не собиралась. Занятия на этих курсах начинались в середине дня, и уходить с работы в это время каждый день в течение двух недель мой муж никак не мог.  Ну, и отговаривать жену от столь полезного занятия  не стал. Посовещавшись, мы, наконец, пришли к выводу, что я вполне в состоянии пройти по улице сто метров до остановки автобуса, и полчаса проехать в комфортабельном, полупустом в это время дня салоне, до нашей поликлиники.
Сама же я через интернет узнала адрес  ближайшего оружейного магазина, и в первый  же день «занятий» помчалась туда, захватив с собой деньги и все необходимые документы. В магазине же меня направили в ближайшее отделение милиции, где я сначала должна была пройти необходимый краткий курс обращения с оружием и даже сдать зачет. Этим я и занималась последние две недели, став в результате легальной владелицей небольшого симпатичного пистолета, который легко можно было спрятать в кармане или  небольшой дамской сумочке. Конечно, имелись у пистолетика и отрицательные стороны – попасть из него во что-либо можно было лишь с расстояния не более десяти-пятнадцати метров, да и то с большим трудом, но все-таки и такому оружию я была очень рада. За то время, что нас обучали обращаться с оружием, я успела хорошенько пристрелять его, и осталась им очень довольна. Но в глубине души я, конечно, не хотела, чтобы он мне хоть когда-нибудь понадобился – не женское это дело в людей стрелять, ей-Богу!
Время шло, ребенок рос у меня в животе, а мой супруг проявлял ко мне обожание, сравнимое с сумасшествием. Он мог часами держать свою руку на моем животе, улавливая каждое движение малыша. Я подсмеивалась над ним, и только потом поняла, как важен для него именно этот ребенок. Хотя он  был очень привязан к Вадиму и искренне любил, но  узнал он его, когда  тому было уже десять лет, и потом, матерью его была женщина, которая не оставила светлых воспоминаний в его памяти.  Была еще дочь Виктория, но она даже не знала, что он ее настоящий отец, а он не мог ей и намекнуть на это. И потом, они оба выросли без его участия – он не привозил их домой из роддома, не менял им пеленки, не видел их первых прорезавшихся зубиков,  их первых самостоятельных шагов, не сидел ночью у кроватки, укачивая приболевшего малыша, не видел, как они, нарядные, с букетом цветов, шли в школу, в первый класс. Всего этого он был лишен. И вот теперь, почти в пятьдесят лет, он, наконец, получал возможность увидеть своего ребенка, начиная с самого рождения.  То, что он будет присутствовать при родах, было им уже давно решено, хотя я за него сильно переживала – слышала, что и более молодые мужики падали в обморок от всего того, что видели в родильном отделении. Но отговорить его было пустым номером, так что я, чуть-чуть поскандалив, решила  пока капитулировать.
Дни мои теперь были заняты обустройством детской комнаты, которая находилась рядом с нашей спальней. В ней уже был сделан небольшой ремонт, она вся сверкала чистотой, и, несмотря на все приметы, мой супруг уже приволок в неё самую дорогую кроватку – с красивым пологом и всякими прибамбасами. Честно говоря, я была против этого, мне хотелось чего-то попроще, но обидеть любимого, который так старался, не могла, и поэтому изобразила настоящий восторг от его выбора. Кроме того, уже прибыла и коляска небесно-голубого цвета, хотя я и не делала ультразвукового исследования, чтобы узнать пол ребенка. От кого-то Виктор узнал, что «все эти просвечивания могут навредить малышу», и поэтому был категорически против него. Я и не настаивала. Пусть пол ребенка будет сюрпризом. Лично мне хотелось бы подарить ему сына, но муж сказал, что и дочку заиметь ему тоже очень хочется, потому что «уж очень симпатичные они у нас с тобой получаются».
Шли последние недели моей беременности, ходить на длительные прогулки мне стало тяжеловато. Тем более что подходил к концу февраль, дни стояли  морозные, и, чтобы погулять, нужно было очень долго одеваться. Февраль был на удивление снежным, сугробы насыпало высоченные, под самые подоконники. Так что, Виктор отменил мой ежедневный моцион, и довольствовался тем, что я два  раз за день на несколько минут выходила на балкон «подышать свежим воздухом», накинув на себя шаль и теплую шубку.
Здоровье мое было в норме, давление не подскакивало, у врачей не было ко мне никаких претензий. Поэтому волноваться мне было особо не о чем. Единственной моей заботой оставался мой ненаглядный, которого я должна была встречать с работы,  вкусно кормить, и вообще делать все, чтобы ему было со мной хорошо.
В этот день Виктор позвонил и предупредил меня, что задержится на работе, но вернется не позже десяти часов. Вот к этому времени я и готовила ему ужин. Так как заботиться о нем доставляло мне истинное удовольствие,  я не просто приготовила ужин, но и красиво сервировала  стол. Особых усилий мне это не стоило, а видеть, как он радуется моей заботе о нем,  было очень приятно.
Итак, в десять часов вечера его на служебной машине подвезли к воротам. Я выскочила его встречать на улицу, за что получила выговор, «так как могла элементарно простудиться» за эти несколько секунд, проведенных на открытом воздухе. Я уже привыкла к ворчанию любимого, и нисколько не обижалась, потому что оно было  проявлением его нежной заботы и любви ко мне, и только похохатывала в ответ. Он делал вид, что обижался, мне приходилось долго просить у него прощения, но все это было милой игрой, и доставляло нам обоим огромное удовольствие.
Увидев на столе ужин, Виктор быстренько переоделся, вымыл руки и сел за стол. Мне в это время ужинать не полагалось, я только сидела напротив, подперев голову руками,  глядя, как мой любимый с аппетитом опустошает тарелки.
Быстренько ополоснув посуду после ужина, я подсела к Виктору на диван, откуда он смотрел телевизор. Но было видно, что такой длинный рабочий день вымотал его, и пора отдыхать. Я предложила подняться наверх, в спальню. Он не возражал – отдыхать, так отдыхать.
Было уже почти двенадцать часов ночи. Мой супруг сладко спал, положив, как обычно, руку на мой живот, а я любовалась им, осторожно гладя ладонью серебристые виски. Было очень тихо, только маленький будильник тикал на тумбочке рядом с кроватью, да иногда булькала вода в трубах отопления. Вдруг внизу мне почудился какой-то посторонний звук. Как я говорила, слух мой был идеальным, в детстве я слышала, как капает вода из крана на кухне через две плотно закрытые двери. Думаю, что  и сейчас он не стал намного хуже. Так вот, у меня было ощущение, что на первом этаже у нас что-то происходит.  Я потрясла Виктора за плечо, он мгновенно, по-военному проснулся.
- Что случилось? Началось? – спросил он, решив, что у меня начались родовые схватки.
Я приложила палец к губам, и прошептала, что кто-то пытается проникнуть к нам в дом.
- Тебе не показалось?
- Хотелось бы думать, что так, но…
Тут на кухне опять послышался какой-то шорох, который услышал и он сам.
- Сиди тихо и не выходи, что бы ни случилось. Я пойду, посмотрю! – приказал он, и, быстро надев спортивные брюки, неслышно стал спускаться по лестнице.
Не теряя времени зря, я тоже надела халат, положила в один карман заряженный пистолет, а во второй отсыпала еще патронов. Судя по их количеству, я собиралась воевать, по крайней мере, с ротой головорезов. Не успела я проделать всю подготовительную работу, как снизу послышался шум,  звон разбитого стекла, грохот и какая-то жуткая возня.
Я сразу поняла, что события приняли самый нежелательный для нас оборот – бандиты уже проникли в дом. Я быстро, насколько позволяло мне мое положение, выскочила из спальни на площадку лестницы. На ней было абсолютно темно,  заметить меня оттуда было очень трудно, но внизу, в гостиной, как всегда горела настольная лампа, и в ее свете я увидела клубок тел, катающийся по полу. Причем, в одном из них я признала тело своего мужа и поняла, что  при всей его силе и ловкости бой был неравный, так как он один противостоял трем молодым здоровым мужикам, тоже обученным неплохо драться. Вдруг один из них выпал из этого клубка, привстал, и в руке его что-то блеснуло. Я не успела даже разглядеть, что это было – нож или пистолет, да и не все ли равно – ясно одно: это смерть для моего безоружного мужа. Честно говоря, я до последнего не верила, что смогу нажать на курок и убить человека –  многие знающие люди говорили мне, что это очень трудно, особенно в первый раз. Но в этой ситуации у меня не было другого выхода. Убивали отца моего еще не родившегося ребенка, моего единственного, моего любимого мужчину, а, значит, убивали и меня самое – жить без него я  уже не  могла, и не хотела.
Я достала руку с пистолетом из кармана, прицелилась, и  совершенно спокойно нажала курок. «Мой маленький друг», как я назвала свой пистолетик, выплюнул маленький патрон, и мужик с оружием как-то медленно, как будто неохотно, стал заваливаться набок. Теперь уже боролись двое против одного, но все равно, было видно, что Виктор быстро теряет силы. Вот уже один из нападавших оседлал его тело, и теперь старался задушить, а он с трудом отводил от своей шеи его длинные крючковатые пальцы. Видя, что победа над врагом у них уже почти в кармане, второй бандит тоже стал подниматься на ноги, не теряя дерущихся из поля зрения, чтобы, если что, помочь своему товарищу. А зря он не посмотрел наверх или направо! Справа от  себя он увидел бы бездыханное тело своего товарища и лужицу крови под ним, а наверху  - беременную женщину в кокетливом бархатном халатике, нацелившую на него свой игрушечный пистолет. «Мой маленький друг» опять чуть вздрогнул в моей руке, издав такой звук, как будто кашлянул ребенок, и второй бандит окончил свои дни на полу моей многострадальной гостиной.  Стрелять же в третьего я так и не решилась, боясь задеть Виктора – слишком плотно прилегали их тела друг к другу. Но времени на раздумья у меня не было,  бандит вот-вот совсем сомкнет свои пальцы, и позвонки на шее Виктора этого не выдержат.
Я кубарем скатилась  с лестницы, совершенно позабыв о том, что должна беречь свой огромный живот. В пылу драки бандит не заметил, что происходит, совершенно уверенный в том, что вот сейчас, через минуту, дело будет кончено, и они с товарищами, подпалив наш дом, отомстят ненавистному генералу за все, а я просто сгорю заживо. Или они все-таки перед отходом обыскали бы дом и убили бы и меня, перед этим вдоволь поиздевавшись?
Теперь я была уже за спиной громилы. Только сейчас я поняла, насколько огромен и силен был этот третий мужик, и как тяжело приходилось сейчас моему бедному мужу. Я подкралась к дерущимся на расстояние вытянутой руки и, размахнувшись, изо всех сил ударила бандита рукоятью своего пистолетика. Конечно, удар получился совсем несильным, но был весьма неожиданным, поэтому бандит на секунду привстал, отпустил шею своей жертвы и повернул голову, чтобы посмотреть, кто это тут посмел оторвать его  от такого важного занятия, как убийство врага. Мой пистолетик опять кашлянул, потом  еще раз, посчитав, что одна маленькая пулька не свалит с ног такого великана. Но двух для него было вполне достаточно, так как он стал сразу падать на Виктора, который совсем обессилел, и фактически был уже в полубессознательном состоянии.
Ткнув труп бандита изо всех сил ногой в бок, чтобы он скатился со своей жертвы, я помогла мужу освободиться из-под его туши.
Вид у него был ужасный. Он был  в крови с ног до головы, и не мог даже встать без посторонней помощи. Но только я наклонилась, чтобы помочь ему, насколько смогу, как в проеме разбитого окна, на подоконнике, появился очередной гость, которого я заметила боковым зрением.  И если те, кто пришли первыми, надеялись, в основном, на свою мышечную силу, вероятно боясь, что звуки выстрелов могут привлечь внимание соседей, то у этого нападавшего в руках был ствол, и, судя по всему, в самом ближайшем времени он собирался им воспользоваться. Увидев перед собой не вооруженного мужика, а беременную женщину на сносях в кокетливом розовом халатике, бандит на секунду опешил. Но этой секунды как раз и хватило «моему маленькому другу».  Тот в очередной раз кашлянул, и новый гость свалился с подоконника в мою гостиную, сильно стукнувшись при этом головой об пол.
- Господи, да сколько же вас там! – не успела подумать про себя я, как там же, в проеме появился очередной гость. В руках его тоже был автомат, направленный прямо на нас. От  ужаса я чуть не забыла, что «вооружена и очень опасна», и хотела шлепнуться в обморок, но вовремя увидела своего любимого, у которого совершенно не было шансов выжить в данной ситуации.
- Ну, выручай, дружок! – прошептала я, и, даже не вытаскивая руку с пистолетом из кармана, потому что на это уже не оставалось времени, выстрелила в нападавшего. Все это заняло лишь доли секунды, потому что бандит, судя по всему, не собирался, как предыдущий гость, разглядывать, кто там был перед ним, и стал бы крошить всех подряд – беременных женщин, стариков, детей, кошек, собак – всех, кто попал бы под руку, совершенно не раздумывая.
Странно было видеть, как вдруг колени бандита подкосились, рука  с автоматом дернулась почему-то вверх, и туда же помчался веер пуль, выпущенных им в последние секунды своей жизни, и, к счастью, не причинивших нам никакого вреда.
Пуль в моем пистолетике совсем не осталось, и, несмотря на то, что Виктор уже пытался встать, стоя на коленях  и упираясь руками в пол, я не могла ему ничем помочь – надо было срочно перезарядить свой пистолетик, ведь неизвестно, что ждет нас впереди. Я успела вставить в него только один патрон, как очередная тень возникла на фоне окна. У того бандита в руках был нож, и он в мгновение ока с силой метнул его в нашу сторону, не дав мне даже крошечного шанса помешать этому.
- Нее-ет!!! – завопила я пронзительно, и закрыла мужа своим телом, широко раскинув руки.
Нож просвистел в воздухе и воткнулся в правую сторону моей груди, потому что предназначался для сердца моего любимого, а он стоял в это время  спиной к нападавшему.
Я увидела нож, торчащий у меня из груди, но не почувствовала никакой боли. У меня, перед тем, как я потеряю сознание от боли, было еще несколько драгоценных секунд. Конечно, моя правая рука не действовала, она висела как плеть. Но, к несчастью для нападавшего, я была левшой, у меня в запасе был один патрон и две секунды времени. Этого как раз хватило на то, чтобы пистолетик кашлянул в последний раз, а я провалилась в черноту, успев подумать, как было бы славно, если бы этот «гость»  был последним, ведь теперь мой муж будет совершенно беззащитным,  впрочем, как и я сама…
…Очнулась я через несколько минут от сильнейшей боли. Нож все так же торчал у меня в груди. А надо мной склонился  мой супруг, который смог, наконец, встать, но держался только на энтузиазме – на нем не было живого места.
- Тебе надо срочно в больницу, - прошептала я ему заплетающимся языком, - ты весь изранен!
- Ну, надо еще посмотреть, кто из нас пострадал больше, -  ответил муж, и с ужасом посмотрел на торчащий из моей груди нож. – «Скорая» уже едет! Потерпи, любимая! Все уже кончилось, теперь все будет хорошо!
Очевидно, наши соседи позвонили, куда надо. Дом наполнялся людьми. Среди них были и милиция, и сослуживцы Виктора. Трупы бандитов уже вынесли из комнаты. Все присутствующие были  убеждены, что здесь несколько часов шел настоящий бой. И пока только два человека – мой муж и я - знали правду:  это беременная женщина защищала жизнь своего любимого…
Через несколько минут приехала «Скорая помощь», санитары осторожно погрузили меня на носилки, прикрыли теплым одеялом, сделали обезболивающий укол, а я, как заведенная, все повторяла: «Сначала спасите моего мужа! Пожалуйста, спасите его!»
Может быть, им показалось, что я говорю все это уже в бреду, но слушать меня никто не хотел. Я не знала, что мне делать. Укол начал уже действовать, я проваливалась в холодную пустоту, и только усилием воли могла заставить себя вернуться в реальность и снова и снова повторять: «Спасите моего мужа, умоляю вас!»
Тогда кто-то сообразил прислушаться к моим словам, которые, как мне казалось, я кричала во весь во весь голос. Чье-то лицо приблизилось вдруг ко мне, и, расслышав, наконец, что я хочу сказать,  человек успокоил меня.
- Успокойтесь, ваш муж жив,  хотя и сильно пострадал.  С ним все будет хорошо, сейчас вы должны думать только о себе и своем ребенке!
И тут мой ребенок повернулся, и забил ножкой мне в живот, как будто напоминая: «Мама, я тут, с тобой, я выжил!»
Это было последнее, что я помнила в этой истории. Меня, как жену генерала, привезли в военный госпиталь, и тут же прооперировали. Так как нож  до последнего торчал из раны, и вытащили его только на операционном столе, то крови я потеряла совсем немного. Говорят, что операция была сложной, продолжалась около четырех часов, и все очень волновались за меня и за ребенка…
…Очнулась я на следующий день и, открыв глаза, увидела рядом с собой сидящую на стуле сиделку.
Ощупав здоровой рукой свой живот, я поняла, что ребенок здесь, со мной, и очень сильно этому обрадовалась.
Конечно, первыми моими словами  были опять «Где мой муж?».
Сиделка была не в курсе  произошедших прошлой ночью событий, она, видно, сменилась только утром, и поэтому мой вопрос вызвал у нее только недоумение.
- А почему это ваш муж должен быть здесь, позвольте узнать? Это же реанимация, и посещения здесь не положены!
А я уже билась в истерике, кричала, металась по кровати, вызвав сильное кровотечение из прооперированной раны.
Сиделка не на шутку перепугалась, заметалась по палате, не зная, что предпринять, а потом побежала звать лечащего врача и процедурную медсестру, чтобы та сделала мне перевязку и какой-нибудь успокаивающий укол.
Когда прибежали врач и медсестра, я уже не металась, а только плакала навзрыд, повторяя еще и еще раз:
- Ну, скажет мне хоть кто-нибудь, наконец, где мой муж!?
Врач оказался пожилым  мужчиной, видавшим на своем веку многое. Он попытался успокоить меня, сказал, что обязательно разыщет моего пропавшего мужа, а пока мне нужно перевязаться и успокоиться, чтобы не повредить своему малышу. Ему уже и так досталось в эту ночь.
Я поняла, что и врач тоже ничего не знает о Викторе, и заголосила еще сильнее, сказав, что если мне не скажут, где мой супруг, я сейчас же встану и сама пойду его искать!
- Ну, хорошо, милочка, вы не буяньте, я сейчас же все выясню.  Ну, что за дела, ей-Богу! Дайте мне хотя бы пять минут!
Доктор был уверен, что моя истерика вызвана лишь последствиями довольно длительного наркоза, но все-таки пошел звонить врачам, которые делали мне операцию, и уже сменились этим утром.
Когда же тот врач, который меня оперировал, рассказал ему, что эта беременная дамочка  «замочила» шестерых матерых преступников,  да ещё и закрыла своим телом  мужа от  ножа, брошенного бандитом, удивлению доктора не было предела. Он буквально плюхнулся на стул с выпученными донельзя глазами, а потом просто сказал, что этого не может быть. Но и другой оперировавший меня врач, которому он позвонил следом, подтвердил слова коллеги.
- Но почему она все время твердит о муже? Ничего не понимаю…
- Да потому, что это за его жизнью ночью приходили бандиты, они накинулись на него и почти убили, а она перестреляла их одного за другим, как куропаток, из своего дамского «пугача»…
- Но…Этого же не может быть! Шестеро вооруженных, обученных убивать боевиков, и против них  женщина на девятом месяце беременности! Это же нонсенс какой-то!
- Не просто женщина, а любящая женщина, заметь!
- Да… Не хотел бы я оказаться врагом этой милой дамы, и стоять у нее на пути, - вроде бы пошутил доктор.
- Ну, тогда пойди, и выясни всё о её муже, а то она разнесет тебе всю реанимацию, и никто не сможет ей помешать!
Позвонив в приемное отделение, врач в мгновение ока выяснил, что генерал Рудов Виктор Николаевич находится также в этом госпитале, только этажом ниже, и тоже сильно переживает за свою жену, прооперированную накануне, хотя ведет себя намного достойнее, и не срывает повязок с кровоточащих ран. Генералу рассказали, как безобразно ведет себя его жена, не жалея ни себя, ни будущего ребенка, что сладу с ней нет никакого, и что только он своим появлением может успокоить эту разбушевавшуюся фурию, а иначе врачи снимают с себя ответственность за всё происходящее.
Было решено, что нам разрешат поговорить по телефону. Мне принесли мобильный, я приложила его к уху, и услышала знакомый бархатный баритон.
- Ну, как ты, моя дорогая?
- Я нормально, а как ты? Представляешь, меня не пускают к тебе! Я не знала, что у вас в госпитале такие вредные врачи! Они только норовят сделать мне укол, чтобы я уснула, а добиться от них ответа на простой вопрос почти невозможно!
- Милая, прекращай военные действия, и постарайся уснуть. Завтра я буду у тебя, обязательно.
- Но у тебя, и правда, все в порядке?
- А когда я говорил  неправду своей жене?
- Я так люблю тебя, мой дорогой!
- Знаю. А теперь, после того, что ты сделала, это знают очень многие!
- Я сожалею, Витя… Но зачем они полезли к нам? Кто их звал? Ведь я же была права, или не должна была этого делать? Мне надо было просто сидеть тихо, как ты приказал, и ждать, пока они убьют сначала тебя, а потом меня и нашего ребенка?!
- Ты спасла мне жизнь, и уже не в первый раз. И я люблю тебя, и любил бы  еще сильнее, если бы это было возможно…
На этом месте телефон выскользнул из моих рук. Подействовал сделанный полчаса назад укол, и я погрузилась в спокойный сон. Но теперь задергался  супруг, больше не слыша в трубке моего голоса. И только когда выяснилось, что на меня, наконец-то, подействовало снотворное, он окончательно успокоился.
На следующий день Виктора и в самом деле пропустили ко мне в реанимацию. Конечно, всю дорогу его везли в кресле, и только перед моими дверями он с трудом смог сделать несколько самостоятельных шагов. Я попросила сиделку оставить нас одних на несколько минут, что она и сделала с превеликим удовольствием. Мой любимый сел на стул рядом с моей кроватью, я заметила, как при этом скривилось от боли его лицо. Вообще, вид его был ужасен – все лицо и шея в кровоподтеках, одна рука на перевязи, и неизвестно еще, что скрывает под собой его больничная пижама…
Я протянула к нему здоровую руку и стала тихонько гладить его лицо, а он схватил эту руку своей и прижал ее к разбитым губам… А потом откинул одеяло и приник лицом к моему животу. Ребенок, как будто почувствовав это, дернул ножкой,  приветствуя своего отца.
Время нашего свидания очень быстро подошло к концу, но я не стала задерживать его около себя ни на секунду, видя, как  тяжело ему это дается. Ведь самое главное – он жив, он со мной, и он просто обязан выздороветь, как следует, до моих родов, ведь он же так хотел видеть, как появится на свет его малыш!
В реанимации меня продержали почти неделю, а потом перевели в обычную одноместную палату, и весь персонал вздохнул с облегчением, избавившись от такой несносной пациентки. Теперь ко мне уже могли приходить родственники, и, конечно, они сразу же все явились, кроме Вадима, которого оставили с маленьким сыном.
Всем не терпелось узнать подробности тех событий, но я сказала, что не хочу вспоминать о происшедшем, потому что боюсь разволноваться, и этим навредить ребенку. На самом же деле я боялась, что рассказ о том, как я спасла боевого офицера от  боевиков, может унизить моего мужа. Никто и никогда не услышит из моих уст о том, что произошло в нашем доме. А со временем, думаю, это просто забудется, как постепенно забывается всё в этом мире.
Когда визит родственников подошел к концу, и все уже вышли из палаты, вернулся Костя. Он был сильно взволнован.
- Я знал, что ты сильная женщина, - сказал он. – Но такого не ожидал никто! Я тебя уважаю!
- Ну, что ты, на моем месте любая женщина сделала бы то же самое, - скромно ответила я, пожимая протянутую руку…
А на следующий день ко мне в палату заглянул журналист. Хотел взять интервью, и сделать несколько фотографий. Я очень резко отказала ему, сказав, что своей статьей он может привлечь к моей семье внимание стольких боевиков, что мне не перестрелять их и из пулемета. И если он посмеет в своей газете напечатать об этом  хоть слово, то будет иметь дело со мной. А я слов на ветер не бросаю! Журналист несколько смутился, стал уверять, что совсем не хотел сделать мне ничего плохого, и думал, что мне будет приятно рассказать о своем подвиге.
- Ну, о чем вы говорите! Какой подвиг, Господи! Просто меня и моего мужа хотели убить, а я защищалась, как могла! И хватит об этом, в конце-концов!
За семнадцать лет руководства фирмой я научилась командовать людьми,  и голос у меня был поставлен соответственно, поэтому журналисту ничего не оставалось делать, как попрощаться и убраться восвояси, покачав головой и произнеся в дверях: «Вот это женщина!»…
…В свое последнее посещение Виктория принесла мне халат и тапочки, которые мне упорно не хотели выдавать в госпитале. Но я не могла больше спокойно лежать, зная, что этажом ниже находится мой любимый. Его отсутствие я переживала как физическую боль, тем более что его больше не привозили в мою палату, а это могло значить только одно – дела его не столь  блестящи, как того хотелось бы.
Не буду описывать, каких трудов мне стоило встать с постели, натянуть на себя халат, застегнуть пуговицы, и спуститься на один этаж, прячась от врачей и обходя многочисленные «преграды»  из сестринских постов и ординаторских. Но только уже через десять минут, проблуждав немного по коридору, я оказалась в палате у своего ненаглядного, который был скорее удивлен, чем обрадован моим посещением.
- Ты что творишь, а? – начал он сразу ругать меня вместо приветствия. Тебе лежать надо, не вставая, а ты?
- Можешь меня ругать, но я без тебя не могу, все мое выздоровление идет насмарку… И если бы я не пришла сейчас, то вполне могла бы уже этим вечером «почить в бозе»! А нам это надо?
- Господи, ну, что мне с тобой делать, партизанка! Ну, когда ты, наконец, повзрослеешь!
- Не могу я без тебя, прости…- немного растерялась я от его нападок.
- Милая моя, тебе еще столько всего предстоит, надо набираться сил, а ты… Вот, посмотри, что ты натворила!
И он показал рукой на мой халатик, по  которому расплывалось бурое противное пятно, особенно заметное на  розовом фоне  бархатной ткани.
Увидев мою растерянность, он сменил гнев на милость, пригнул мою голову к себе, и поцеловал, шепнув на ухо кое-что, что сразу вернуло мне хорошее настроение.
А по коридору уже бегали растерянные медсестры, разыскивая недавно прооперированную больную, которой был прописан строгий постельный режим, и которая сбежала из палаты в халате  и тапочках, подпольно принесенных ей несознательными родственниками. Хорошо, что мой лечащий врач точно указал им адрес, по которому, скорее всего, меня можно быстро отыскать, чтобы вернуть на место.
Увидев, что на правой стороне груди у меня уже расплылось солидное бурое пятно, испуганные сестры схватили каталку, и назад я уже прибыла не своим ходом. После перевязки мне опять вкололи снотворное, сказав, что если я буду так себя вести, меня просто закроют на ключ в палате, как заключенного в камере. Но я ответила, что выяснила для себя все, что хотела, и теперь буду самой примерной больной в этом госпитале. Но почему-то в это никто не поверил.
Потом пришел какой-то главный, очень важный дядька. Он решил сам, наконец, выяснить, что заставляет меня вести себя столь опрометчиво, и не соблюдать предписанный врачами режим – ведь для этого должна быть очень веская причина. А выяснив, вошел в наше положение, и решил все разом. Так как я не могу выздоравливать, не видя супруга, а он не идет на поправку, не видя меня,  нас просто решили положить вместе, хотя это и не положено, и если узнают «выше», ему  здорово влетит. От этого решения я была просто в восторге, и уже через полчаса с помощью сиделки перебралась в палату к любимому. Его синяки и ссадины за это время поменяли цвет, превратившись из багровых в синюшно-зеленые, и от этого еще более страшные. Но все-таки у меня создалось впечатление, что ему стало немного лучше.
Когда я перебралась к нему в палату вполне официально, он произнес:
              - Теперь я ещё раз убедился в том, что, сколько ни живи с человеком, все равно не узнаешь всех его талантов!  Ну, скажи, как ты добилась от этого «сухаря» в погонах разрешения быть со мной в одной палате?
- Ты что говоришь? Какой такой «сухарь»? По-моему, очень милый, отзывчивый дядечка. И почему это «добилась разрешения»? Ничего я не добивалась! Он сам мне это предложил…
- Сам? А что ты ему сказала перед этим? Что иначе сделаешь себе харакири?
- А я знаю, дорогой, что говорить мужчинам, чтобы они на все соглашались!
И мы с ним одновременно рассмеялись, сразу схватившись каждый за свое самое больное место – я за правую сторону груди, а он – за свою многострадальную шею.
С этого дня мы быстро пошли на поправку. Я помогала мужу вставать, кормила, просто сидела рядом и гладила его по лицу, стараясь передать через это прикосновение  всю свою нежность. Дети навещали нас по очереди, Костик и Ленчик приходили почти каждый день.  Это была наша семья, и всех их мы очень любили, а они любили нас.
             Теперь наше выздоровление было только делом времени, врачи уже сделали все, что смогли. Виктор  ходил на лечебную физкультуру, мне сняли швы с раны, и она больше не кровоточила. На долечивание мужу предложили путевку в хороший санаторий, но он отказался от нее,  сказав, что ни за что не оставит меня одну в таком состоянии. 
Продержав  в госпитале еще неделю, нас выписали домой, строго приказав выполнять все предписания врачей, включая лекарства, физкультуру и все остальное.
- Ну, вот, теперь уж я на тебе отыграюсь! – злорадно сказала я. – Теперь ты у меня тоже будешь каждый день моцион делать, причем без скидки на погоду!
Но, конечно, это было шуткой. Я была очень рада возвращению в наш дом, где все уже было приведено в порядок, и ничто не напоминало о произошедших здесь страшных событиях. Об этом позаботились друзья Виктора и Вадим. Они даже переставили мебель в гостиной, кое-что из нее, не подлежащее восстановлению, заменив на новую. И, мне кажется, так стало даже уютнее!
К нашему приезду было готово все – ужин на плите, холодильник полный. К нашему удивлению, этим мы были обязаны Костику и Лёнчику, потому что Вадим в это время был в командировке, и Виктория одна возилась с малышом.
Наконец, наша жизнь входила в обычную колею. Виктору дали месяц на долечивание, и теперь он постоянно находился со мной. Мы вместе проводили все свое время, даже готовили еду, потому что моя правая рука  была еще на перевязи, и управляться на кухне  мне было тяжеловато. К тому же срок моей беременности подходил к самому концу, и долго стоять я тоже не могла. Конечно, любимый прогонял меня с кухни всевозможными способами, но я не сдавалась, и говорила, что буду помогать ему «по мере своих возможностей». Тогда он согласился принимать мою помощь только «в форме советов по приготовлению пищи». То есть, делал все сам, а я сидела в принесенном специально для меня кресле и подсказывала ему, как приготовить то или иное блюдо, а потом пробовала  на вкус то, что получилось. Кстати, получалось все очень недурно.
Физические упражнения, которые делал мой супруг каждый день, позволили ему быстро восстановить форму, если не считать поврежденной шеи, которая еще сильно болела, и остатков  ссадин и синяков, оставленных на его  теле бандитами.
Моей же первоочередной задачей стало теперь  отговорить Виктора от его затеи – присутствовать при моих родах, потому что я очень боялась за его здоровье. Ведь схватки могли продлиться и целые сутки, а такой нагрузки его неокрепший организм не выдержал бы. Сначала я скромно намекнула, что если он будет рядом, я не смогу громко кричать при сильной боли, боясь напугать своим криком любимого, а это очень вредно для рожениц.  На что он нахально захохотал, и сказал, что кричать сильнее, чем в постели с ним, я вряд ли смогу, а это он уже слышал, и не один раз, и нисколечко этого не боится. Я очень сильно разозлилась, и сказала, что он взрослый  мужчина, между прочим, заслуженный генерал, имеющий боевые награды, а ведет себя как несносный маленький ребенок, и совсем не слушает советов умницы-жены. Конечно, после нескольких  поцелуев моя злость на него чуть поутихла, но никаких результатов  в этот день я так и не добилась.
Когда мой супруг ушел на улицу «проводить моцион», я засела за телефон, и обзвонила всех знакомых и родственников. Я попросила, чтобы  они разузнали, по возможности, хотя бы про несколько страшных случаев из жизни пострадавших мужиков, решивших провести время в родильном отделении вместе с женой. И если такие вдруг появятся, довести их до сведения моего упрямого супруга, здоровье которого явно не позволяет ему заниматься такими глупостями. И кто только это выдумал  – пускать мужиков в «родилку»!
Но моя дочь придумала еще лучший выход из положения. Она сказала, что, как только подойдет время родов, я должна дать ей знать. Тогда она позвонит отцу (моя милая девочка, она сказала «отцу», сама не зная,  как близка к истине) и скажет, что Вадима опять вызвали на работу или еще куда-то, а ей срочно необходима помощь, и без нашего генерала она никак не обойдется. Я посчитала это наилучшим выходом из сложившейся ситуации. Думаю, отказать дочери он не сможет. Господи, ну когда же кончатся, наконец, все эти проблемы! Хотя… Когда кончатся эти, то наверняка  сразу начнутся следующие – уж, так заведено в этой жизни. Ну, никак не прожить нам без проблем. И с этим ничего не поделаешь!
На следующее утро я проснулась с ощущением, что сегодня обязательно должно что-то случиться, но только очень-очень хорошее. Виктор еще спал, а я спустилась вниз, чтобы попытаться приготовить завтрак к его пробуждению. Вдруг острая боль пронзила спину, заставив меня согнуться пополам.
- Кажется, началось! – подумала я, и побежала звонить дочери, благо был уже одиннадцатый час утра.
Я произнесла в трубку только одно слово, и Виктория приняла это как руководство к действию.
Поставив на плиту варить яйца на завтрак, я поднялась в спальню, чтобы разбудить своего ненаглядного. Но он уже открыл глаза, и смотрел на меня с ласковой улыбкой.
- Ну, как ты?
- Отлично! А ты?
- Выспался сегодня отлично. И чувствую себя замечательно. Как будто заново родился!
- Ты знаешь, мне кажется, я тебя люблю …
- Кажется, и я тебя тоже, - улыбнулся супруг.
Не имея времени выяснять наши отношения и дальше, я сменила тему.
- Ну, если не хочешь есть на завтрак яйца вкрутую, то поторопись!
- Уже бегу!
Когда Виктор спустился вниз, стол уже был накрыт к завтраку.
Не успел он разбить яйцо, стоящее перед ним на красивой подставке, как зазвонил телефон. Я хотела, было, сама взять трубку, и уже привстала со стула, но Виктор сказал:
- Я подойду, сиди, дорогая!
Звонила Виктория. Она взахлеб жаловалась свекру на то, что Вадима снова отправили в командировку, а ей надо идти к зубному врачу, потому что зуб болит ужасно, и уже распухла щека,  а ребенка совершенно не с кем оставить. И Виктору Николаевичу, как деду, не мешало бы на часок-другой приехать к ней, и посидеть с внуком до её возвращения.
- И когда я должен приехать, детка?
- Думаю, после обеда, у меня талон на два часа. Только обязательно приезжай, больше мне не на кого надеяться, ведь я уже две ночи совсем не сомкнула глаз от ужасной боли, и третьей бессонной ночи мне просто не вынести!
- Можешь на меня положиться! В час я у тебя. Обещаю, - решительно сказал Виктор, и положил трубку.
- Что случилось, дорогой? - спросила я с самым невинным видом, когда он снова сел за стол, и, наконец-то, принялся за яйцо.
- У дочери проблемы. Надо идти к зубному, и некому посидеть с малышом. Придется съездить. Ты как?
Я пожала плечами, и сказала:
- Я считаю, что если обещал, надо выполнять.
До следующей схватки у меня хватило времени позавтракать, ополоснуть посуду и приготовить все необходимое для больницы.
Мой любимый в это время читал свежую газету, водрузив на нос свои очки. Вдруг он поднял глаза на меня и увидел, что я держусь за живот, а лицо мое перекошено от боли.
- Кажется, твой ребенок уже приготовился к выходу, - как можно веселее сказала я, когда боль немножко отпустила. - Думаю, что если ты поторопишься, то успеешь отвезти меня в роддом, и к часу появиться у дочери, как и обещал!
- Но я же должен быть рядом с тобой…-  совершенно растерялся Виктор при таком повороте дела.
- Со мной должны быть врачи и акушерка. А твое присутствие совершенно не обязательно. Ведь мы же говорили об этом.
- Ну, будь по-твоему. Но как только Виктория вернется из поликлиники, я сразу к тебе…
- Там видно будет, дорогой, - не стала я разочаровывать любимого, абсолютно уверенная в том, что Виктория сумеет задержать его у себя до самого позднего вечера.
Через час мой супруг сдал меня с рук на руки медсестрам в роддоме, а сам покатил к дочери осваивать профессию няньки.
- Ничего, в жизни все может пригодиться, - сурово подумала я, глядя вслед его быстро удаляющейся фигуре.
Конечно, Виктория не отпустила отца до  вечера. Придя «от зубного врача» она сразу легла в постель, сказав, что ей «так плохо, так плохо», и хотя бы час отдыха в постели просто необходим…
Тяжело вздохнув, генерал смирился, и продолжал забавлять ребенка, кляня себя, на чем свет стоит.
А в девять вечера в квартире Виктории зазвонил телефон. Виктор схватил трубку, ожидая любых вестей, и приятный женский голос сообщил ему, что теперь он является обладателем очаровательного здоровенького мальчика, и что мама с сыном чувствуют себя хорошо, а завтра ждут его к себе в гости.
У дочери от этого известия сразу перестал ныть «залеченный зуб», она быстренько собрала на стол, и достала бутылку хорошего дорогого коньяка. В это время домой пришел Вадим.
- Как, ты же в командировке! – удивился Виктор.
Но предупрежденный сын сказал, что соскучился по жене и малышу, и поспешил закончить все дела пораньше, чтобы удрать в Москву.
Он тут же узнал о том, что у него час назад появился брат, и очень обрадовался, что все так хорошо обошлось.
- Как твой зуб, дорогая? – спросил Вадим у жены. Он был в курсе нашего обмана, и считал, что мы поступаем совершенно правильно, отговаривая генерала от непродуманного шага.
- Все хорошо, сегодня была у врача. А папа сидел с нашим Костиком. (Они назвали своего сына Костиком, и счастливый «дед» был вне себя от счастья).
Так как стол был накрыт, все сели, чтобы отметить событие, только кормящая Виктория просто делала вид, что выпивает глоток, и ставила фужер на место. Мужчины же, конечно, назюзюкались прилично, благо следующий день был выходным. Виктория постелила отцу на диване, куда он и был с трудом препровожден с помощью сына и невестки.
  На следующий день мы с сыном принимали гостей. Я, насколько это было возможно, привела себя в порядок, надела самую красивую ночную сорочку, которая так нравилась Виктору, и заплела волосы в косу.
Когда муж зашел в палату, он сначала кинулся ко мне, боясь обнять, как будто я была стеклянной. Но я быстро и доходчиво объяснила, что я сейчас совершенно такая же, как и до беременности, и не нуждаюсь в особом обращении.
Тогда он прижал меня к себе и стал целовать, не стесняясь присутствующих, что было совершенно не в его стиле.
Потом меня поздравили все остальные, включая Костика и Ленчика, которые, конечно, тоже были здесь.
Теперь внимание присутствующих переключилась на малыша, который спал, как следует наевшись первый раз в своей жизни. Молоко у меня пришло совсем недавно, сильно расперев грудь, которая сразу стала больше размера на два, хотя и без этого маленькой не была. Моего супруга это привело в полный восторг, чего он никак не мог скрыть, и чем вызвал шуточки окружающих,  вогнав в краску и меня.
- Как вы назовете сына? – спросила Виктория.
Я предоставила выбор имени для ребенка отцу, ведь для меня самой существовало лишь одно красивое мужское имя – Виктор.
- Он будет Владимиром, - сказал муж, и стало понятно, что имя это он  выбрал сыну уже давно.
Ну, что ж! Тоже очень хорошо звучит. Владимир! Это значит, Владеющий миром…
…Что я могу сказать в заключение? Моя жизнь удалась. Я всегда любила и люблю своего единственного мужчину, а он любит меня. Хочу надеяться, что у нас с ним впереди еще долгая, прекрасная жизнь, в которой, конечно, будет место и радостям, и печалям.  Наверно, я рожу ему еще ребенка, и он, наконец, осуществит свою мечту – сам увидит его появление на свет. Но одно я знаю точно – я всегда буду рядом с ним, что бы ни случилось.
Мы часто бываем с детьми в той церкви, где я вымолила у Богородицы спасение для своего любимого. Я всегда приношу Ей живые цветы, и долго молюсь у иконы, прося здоровья для  детей и моего ненаглядного супруга. Однажды, подняв голову, я вдруг заметила, что Пресвятая Дева ласково мне улыбнулась и чуть кивнула головой, как будто дала понять: «Я все слышу».
Тот седенький священник, который помог мне обрести душевный покой в  один из самых тяжелых дней моей жизни, уже давно умер, на его месте теперь  молодой, симпатичный и очень приветливый батюшка. Он всегда находит время перекинуться со мной несколькими словами. Нас он хорошо знает, потому что крестил здесь  наших детей и внуков.
Да, совсем забыла. Мой  пистолетик мне вернули. Теперь «мой маленький друг», незаряженный, лежит под замком в ящике моего туалетного столика, и иногда я вытаскиваю его, обтираю мягкой тряпочкой, и шепчу слова благодарности за все, что он сделал для нас в ту незабываемую, страшную ночь…
…Никто не знает, что ждет нас впереди в этой жизни. Но если бы меня спросили, что было бы моим самым последним желанием на этой земле, я, не сомневаясь ни секунды,  ответила бы:
- Хочу, чтобы о нас когда-нибудь сказали: «Они жили долго и счастливо, и умерли в один день»…



*      *      *