Температура тела 6

Олег Ока
  12.
  Некоторое время он тупо смотрел на клавиатуру, и в голове клубились неопределённые очертания, никак не складывающиеся в осмысленные образы. Потом засветилась кнопка "сообщение доставлено", и он вздрогнул.
- Вот и всё. Рубикон позади... А впереди?
- Ты сделал выбор, и уже жалеешь? - всплыло в сознании. Но разве это его голос? Жёсткий, холодный и совершенно нечеловеческий. - Теперь тебе жить с этим. И это будут совсем другие правила. Тебе придётся пройти через это.
- В первый раз ты обратился ко мне, - прошептал он, угадав в затенённом углу знакомую фигуру. - Что это значит? Это плохо, или хорошо?
- Ты боишься? Ничего определённого сказать не могу. Но могу сообщить, что миллионам было хуже. Прими это, как данность. И помни, что от тебя зависит, кем ты останешься в результате - человеком? Животным? Мне это тоже интересно. Всё неопределённо.
  Чёрный исчез, и Сн--ов будто почувствовал облегчение; для кого-то он ещё представляет интерес.
  Как рационалистический человек, он смотрел на положение вещей трезво, он понимал, что 90% так называемого административного персонала являются паразитами цивилизации, как и любая бюрократическая система, основным продуктом их деятельности были только тонны ничего не значащей документации, сводки, отчёты, статистические таблицы, рекомендации. Ведь основой деятельности региональной администрации на самом деле должна быть координация деятельности обслуживающих город подразделений. Но подразделения эти, образовательные, коммуникационные, медицинские, энергетические, торговые, давно поставили себя в положение самостоятельных организаций, и только подчиняясь обязательному ритуалу, периодически отчитывались перед администрацией, представляя также ритуальные, позитивные отчёты и сводки, а на самом деле строили свою деятельность на основе лишь личной выгоды, никак не учитывая при этом реальные интересы и нужды горожан.
  Он понимал, что убери со сцены административные органы, не изменится ничего. Гигантские средства, идущие на содержание и обеспечение амбиций правящей элиты, также будут уходить в никуда чьих-то карманов, которых просто станет меньше. Однако, администрация нужна не как руководящая сила, а как эгида системы, её гарант и представительство перед правительством.
  Он рассчитывал ещё составить мнение о взаимодействии систем родственных служб граничащих районов, но вдруг понял, что увидит лишь ещё одну лакуну бессмысленности и столкновения чьих-то интересов, город был порван на такие локальные зоны, которыми правили отдельные группы предпринимателей, давно поделивших и распределивших полномочия, и лезть в эти хитросплетения скрытых смыслов и связей постороннему человеку, было самоубийственным поступком, не имеющим для системы никаких реальных последствий.
  Он разделся, выключил свет, лёг на кровать. На чёрном полу лежал серый прямоугольник окна, испачканный чёрными пятнами листьев растения. Завтра должен будет придти ответ на запрос. Придёт-ли? Что-то подсказывало ему, что ответа не будет, но какие-то последствия обязательно придут. И завтра кончается срок оплаты комнаты. Ему нужно будет что-то предпринять, но пока только лишь ждать. Может быть, часть дня. Немного денег у него ещё оставалось...
  Этот сон был совсем другим, реалистичным, но это был реализм настоящего, проекция серых будней, искажённая страхом перед будущим. В нём была Лидия-женщина, с которой он когда-то был знаком, они сидели на кухне, пили чай, и говорили... Разговора он почти не помнил, это были печальные слова, похожие на слова утешения и прощания. Единственное, что он понял, это то, что красивая сказка об интересной жизни его удачливого двойника, ушла навсегда.
- Ты тоже уйдёшь?
- Нет, я останусь с тобой навсегда. До конца. Ведь мы, это одно, ты это знаешь. И я исчезну только вместе с тобой. Для тебя это означает вечность.
- Лидия! Что-бы это ни значило, я хочу просить у тебя прощения, здесь нет моей вины, скорее это предназначение, но я перенёс смысл в сны, оставив в реальности бессмысленное существование.
- Это участь большинства людей. Ты не делал зла, может быть в этом смысл?
  Он гладил её мягкую руку, лежащую на столе, и с волнением наблюдал, как её дыхание становится прерывистым, и его грудь тоже заполняло горячее чувство, но он не знал, что надо делать, отводил глаза, снова подливал чаю.
  А потом его разбудил короткий непонятный звук. Звук исходил от ноутбука, который он забыл выключить, взгляд, кинутый на часы, заставил ощутить холод и тесноту вокруг сердца, было уже десять часов утра.

  13.
  Он сразу понял, что это за звук. Пришло сообщение. Ответ за такое короткое время подготовить не могли. Это было сообщение от босса, А. В. Тиова. И это не было рождественским поздравлением, босс сентиментальностью не страдал. Это мог быть только вызов из командировки, и причиной этого мог быть только его вчерашний запрос в архив.
  Он, не торопясь, вошёл в наступивший день, сбросив остатки сна, но сохранив его содержание (То, что помнил.) в памяти, зная, что ещё возвратится к нему. Без спешки он умылся, повязал галстук и, посетив по дороге туалет, спустился по лестнице в царство Спящего Глеба. Взял чёрный кофе, обязательные лепёшки с порцией мёда, подумал, добавил к ним пачку сигарет. Денег оставалось мало, даже слишком мало. Глеб вопросительно поднял брови, что-то в лице Сн--ва заставило его промолчать, и он пожал плечами, снова направив один недремлющий глаз в сторону круглосуточных новостей.
  Он медленно, мелкими глотками отпивал кофе, обмакивал кусочки лепёшки в мёд, жевал, не чувствуя вкуса, бездумно смотрел на обычный серенький день за окном. Он прощался со спокойной, регламентированной жизнью, без эмоций, впитывая последние моменты жизни, когда каждый шаг расписан и служит предисловием к следующему шагу. О том, что будет завтра, он не думал. Оно придёт и принесёт какую-то определённость, которой не было сейчас.
  Позавтракав, он пошёл назад, в комнату, следовало всё-таки прочесть письмо, может быть, нужен ответ.
- Глеб, - задержавшись у стойки, нерешительно сказал он. - Всё-таки, причины лежат в наших поступках...
- Конечно. Но есть причины, и есть обстоятельства. Мы поступаем так, или иначе в ответ на обстоятельства. А вот КАК мы поступаем, зависит полностью от нас. Кому-то удобнее никак не реагировать на обстоятельства. У него нет для этого причин, и оставаться инертным для него проще и удобнее. Так большинство людей, они боятся вступить в конфликт с обстоятельствами, это слишком хлопотно, и требует ресурсов. Больших ресурсов. А результат обычно сомнителен. И они уповают на случай, на "пронесёт", на "как-нибудь", на "авось"... Но случай слеп, и бывает так, что, несмотря на закрытые глаза, человек прозревает. Это бывает очень больно, и иногда фатально.
- Да, это так... Я сколько-то должен?
- Два пятьдесят. У вас есть ещё час, ключ оставите в двери. Не забывайте вещи. Один художник забыл у нас мольберт и краски, и так и не пришёл за ними. Краски высохли, мольберт с натянутым холстом покоробился, пришлось выкинуть... Всего вам хорошего. Не обращайте внимания на обстоятельства, всё проходит, также и обстоятельства. Что вчера казалось непреодолимым и безвыходным, завтра может стать смешным...
- Знаешь, я только сейчас сообразил своё местонахождение, где нахожусь. Ведь здесь сорок лет назад были большие скверы, где-то здесь море рядом?
- Как выйдешь, направо, метров триста, а слева за каналом Елагин остров.
- Странно, эти дома вокруг, они выглядят старыми, будто им значительно больше сорока лет... Причуды времени.
- Или нашего восприятия.
- Удачи в делах, Глеб...
- Главное - здоровье, остальное в наших руках.
  Он ещё раз окинул взглядом помещение кафе, и ему показалось, что оно становится расплывчатым, колеблющимся, как фата-моргана, видение, мелькнувшее и исчезнувшее навсегда, оставшееся только в воспоминаниях. Осознание этого укололо сердце, и да, это было похоже на прощание...
  Состояние отчаяния проявляется неожиданно, подготавливаемое обстоятельствами, которые складываются неожиданно, никак не связанные одно с другим. И картина вырисовывается непонятно, складываясь из по разному окрашенных фрагментов расплывчатых очертаний. Оно проявляется нехотя, сознание отказывается осознавать его реальность и холодность, всё время надежда уговаривает ждать чего-то, может быть чьего-то вмешательства, Божьего перста, указания, любой соломинки, ухватившись за которую, можно выбраться на твёрдую почву, отереть пот и снова погрузиться в мерное течение быта. Но вдруг с ужасом осознаёшь - это всё. Все ресурсы выбраны, никаких перстов не будет, потому что пришло то, что должно быть, что не подлежит пересмотру, что ты в тупике. Вокруг только серые глухие стены, и не видно ни единой щели, в которую могла-бы пролезть захудалая мышь и за которой открывается путь к свету. В такие моменты человек способен на поступки, которых никогда не ожидал от себя, хотя, может быть, и примерял их, прогнозируя будущее в худших вариантах.
  Иногда мысль о самоубийстве приходила ему в голову, и всегда вызывала отвращение. Он не боялся смерти, но убить себя, это было противоестественно. Отказаться от того, что даровано свыше, с определённой целью, что есть самое дорогое в жизни, сама жизнь. Это подлость и трусость. Жизнь дана, чтобы мы её прошли, в этом её смысл. Прошли и остались людьми. И окончить жизнь, убегая от обстоятельств - это проигрыш всего, что было. Конечно, после смерти человеку уже всё-равно, кем он прекратил жизнь, героем или ничтожеством. Но останутся люди, знающие тебя, верящие тебе, и даже если нет никого, чьим мнением ты ещё  дорожишь, есть ещё совесть, часть души... И есть Лидия...
- "Предлагаю вам незамедлительно явиться в офис по месту службы для переговоров о возможности продолжения использования вас согласно штатной должности и квалификации. Исполняющий начальника отдела коммуникаций А. В. Тиов." - это было в сообщении. Никакие комментарии здесь ничего прибавить не могли. Всё было ясно, и сообщение это тоже было только частью ритуала с известным концом. Конец был предопределённым, сотрудников, в чьей компетенции начальство позволяло себе усомниться, ожидало только одно. Увольнение.



  14.
  - К боссу, по его вызову, - он не смотрел ни на убогую, стандартную роскошную отделку приёмной, ни на роскошную, тоже штампованную "представительскую" секретаршу, которая появилась здесь год назад, заменив сорокалетнюю Бесси, проработавшую здесь, сколько он помнил, и вдруг утратившую представительский лоск.
- Он может просто отослать меня в отдел кадров, - плавала в голове тусклая мысль. - Документы наверняка уже готовы, нужна только моя подпись...
  Но босс А. В. Тиов был выше этого, долгие годы совместной службы, не омрачённой негативом, тоже требовали цивилизованного ритуала.
- Прошу, пройдите, - кивнула секретарша, с интересом окинув его унылую фигуру, что могло понадобиться боссу от этого непримечательного типа?
  А босс сидел в гигантском кресле, обрамлённый с двух сторон бархатными шторами, тёмно-красными, с гигантскими золотыми цветами, и небо за его головой было поделено по вертикали пополам золотым шпилем с ангелом наверху. Тиов внимательно изучал лежащие перед ним на дубовом столе важные документы, и, не отрываясь от ДЕЛА, кивком указал вошедшему на стул перед столом. Некоторое время слышался лишь шелест переворачиваемых листов и скрип золотого пера толстой чернильной авторучки.
  Наконец аудиенция началась. Тиов откашлялся, поправил очки в квадратной коричневой оправе, осмотрел посетителя. Вот только взгляд его скользил, не задерживаясь, без остановки.
- Мы работаем вместе двадцать лет, - тихим голосом начал он. - За всё это время вы показали себя надёжным, исполнительным работником, и мне было приятно принимать ваши отчёты, зная, что на них можно положиться, не ломая голову. И вот это ваше новое назначение... Согласен, эта тема для вас непривычна, серьёзных исследований по данной методе у вас ещё не было. Но, учитывая вашу общую подготовку, я полагался на ваше здравомыслие. Более того, я буду говорить откровенно, в отделе статистических исследований намечается горячая вакансия координатора, а ваше место уже зарезервировано. Вы могли-бы проявить обычную дотошность, эрудицию, знание условий...
  Он сказал всё, что нужно. Оказывается, Сн--ову было предназначено повышение, вероятно, уже согласованное наверху, и босс выступил гарантом. Теперь-же его рекомендации выглядели странно, вызывали невнятные подозрения в предвзятости и некомпетентности.
- Генрих, я не понимаю ваших побуждений, и ваши поступки вызывают размышления о непонятных, но определённых намерениях. Неужели вы не могли просто сделать ординарную работу, согласно стереотипов? - В последний раз он называл его по имени на вечеринке в честь вступления в должность. Это было лет девять назад, и тогда казалось, что Сн--ов также не задержится на этой ступеньке карьерной лестницы, но что-то не сработало, тогда ввели компьютерное тестирование соответствия квалификации и занимаемой должности. Результаты тестирования не разглашались, до сведения тестируемых не доводились, но ощутимо влияли на положение в иерархии системы. - Что с вами? Если вы больны, мы можем направить вас на диагностику, согласно поставленному диагнозу вы будете наказаны за выход на работу в болезненном состоянии, или будут приняты другие меры... вполне лояльные. (Сн--ов отрицательно покачал головой, показывая, что вполне здоров.) Но я просмотрел ваши материалы, и меня насторожило применение вами нетрадиционных, неотработанных принципов оценки данных. Объясните?
  Зачем ему это? Дань формалистике? Может быть желание, если не помочь ему, но подготовить хотя-бы для себя какой-то реабилитирующий материал? Он вдруг почувствовал смертельную усталость и безразличие. Выкручиваться и оправдываться он никогда не умел, и это было его слабостью. Но, Тиов, похоже, тоже растерян, и уж, конечно, не из-за проблем подчинённого, он даже ошибся в сроках знакомства, не двадцать, а всего двенадцать лет они работали в одной конторе, а для существования в рамках параграфов и официальных установок иерархического разделения и разделённых интересов, время истекает совершенно безостановочно, не прерывая равномерности и монотонности, и если-бы жизнь обладала качествами абсолюта, можно было-бы считать каждый день абсолютным подобием любого другого. В подобных условиях не могло быть разницы в количестве единиц, один день можно было считать равным тысяче, или всей жизни, или бесконечности... Тиов и Сн--ов относились друг к другу так-же, как десять, шесть, три года назад, то-есть, никак. Они были разделены даже не служебным положением, их жизни протекали в разных плоскостях, пересекаясь, как прямые бесконечные, только в одной бесконечной точке, ведь любая точка абсолютного пространства идентична любой другой...
- Я придерживаюсь основного критерия любого исследования - работа должна быть объективной и основанной на серьёзных данных, отвечающих реальному положению вещей. В предоставленных мне данных статистического отдела муниципалитета я обнаружил подтасованные под среднестатистическую картину данные. Я счёл нужным перепроверить эти цифры, чтобы не подставить под необоснованные обвинения в несерьёзном отношении к делу ни себя, ни наш отдел... ни вас.
  Тиов долго молчал, ведь ему возражали, мотивируя заботой о его собственной безопасности.
- Если-бы вы знали, чья подпись стоит под затребованными вами документами... Но вам это неизвестно, а следовало сначала это уточнить... Вы уволены. Думаю, на этом наш разговор стоит прекратить. Можете пройти в бухгалтерию и отдел кадров.
  После того, как человек покинул его кабинет, Тиов несколько минут смотрел в угол и покусывал губы. О чём он думал? Вряд-ли о человеке, которого он больше никогда не увидит. Он был абсолютно спокоен, руки его не дрожали и были холодными. Он поднял телефонную трубку и сказал :
- Соедините меня с отделом кадров... Инспектор Галадзе? К вам зайдёт уволенный бывший сотрудник Сн--ов... Через несколько минут, думаю. Выдадите ему все документы, но... Он уволен за несоответствие должности, укажите это в его квалификационном удостоверении... Так, чтобы понижение его квалификации не вызывало вопросов, надеюсь, вы правильно понимаете, о чём идёт речь?
  В бухгалтерию он не звонил, там процедура была отработана годами, и ничего менять в ней он не собирался.

  15.
  Он не помнил, как ходил по коридорам учреждения. Два раза его обдало холодом официоза, в бухгалтерии и в отделе кадров. Не пересчитывая, он сунул деньги в потёртый кошелёк, расчётный листок, тоже не читая, он отправил во внутренний карман пиджака, так-же, ничего не слыша, он получил в отделе кадров несколько своих документов, расписался в получении, кивал в ответ на какие-то вопросы, или рекомендации? Проходя туда и обратно через обширное помещение рабочего отдела, где в углу стоял уже не относящийся к нему, и не рождающий тёплых эмоций такой знакомый рабочий стол, он ощущал испуганные взгляды, среди которых было несколько сочувствующих, но лица сотрудников плавали светлыми пятнами и не вызывали никаких ассоциаций. Он уже не принадлежал этому месту и этой жизни.
  Подойдя к дому, он машинально задрал голову и посмотрел на своё окно, тусклый прямоугольник на расчерченной прямоугольниками плитки стене. Одно среди тридцати таких-же, оно пока ещё называлось "своё". Ничьё лицо не виднелось между занавесок. По гранитным ступеням он поднялся к парадному входу, вошёл в небоьшой вестибюль, также автоматически посмотрел на доску объявлений, где вместе с правилами для жильцов висел график оплаты жилья. Неделю назад он оплатил наступивший месяц, следующий платёж предстоял через двадцать три дня. Надо отдать должное хозяину дома, должников в списке не было; месяц просрочки ты жил в долг, потом выселялся. Значит, максимум, что у него есть - пятьдесят три дня. Но он потерял работу, льготный месяц ему могли и не предоставить, если он останется безработным...
  Тщательно и бесшумно прикрыв за собой дверь, он повесил шляпу на крючок и тихо сказал:
- Здравствуй, Лидия. Я здесь, я пришёл...
  Сняв пальто, он включил чайник, сел на табурет, постучал пальцами по столу:
- Ты знаешь, что случилось. Я сам не понимаю, что должно быть, ещё не осознал. В голове только сам факт, но чем это будет в дальнейшем, я ещё не понимаю. Это всё переворачивает, будет что-то неизвестное... Ясно одно, без работы мне не прожить. Но и этого я не понимаю, что означает - "не прожить"? Может быть завтра что-то определённое придёт в голову, но не сегодня. Я не отворачиваюсь от правды, но сейчас я могу только тупо смотреть в пространство, зная, что никаких ответов там не содержится.
  С кем он разговаривал? С придуманной женщиной? С личным пространством? С собой? Человеку необходим собеседник, это позволяет оценивать себя со стороны, определять своё положение, своё значение, оценивать свои возможности и своё отношение к окружающему, вырабатывать дальнейшие шаги по жизни.
- Надо что-то делать. Но что я могу сейчас? Надо оценить свои возможности. Деньги, это основа для дальнейших действий...
  Он достал кошелёк, разложил его содержимое на столе. Подумал. Встал, подошёл к стеллажу и достал из нижнего ящика жестяную коробку из-под папирос, свой личный домашний банк, куда складывал свободные деньги, и который старался посещать по возможности реже. Денег там было немного, и приоритетом для них была покупка нового ноутбука. Он вздохнул, вывалил содержимое в общую кучку уже лежащих на столе купюр, потом медленно и тщательно пересчитал. Не поверил себе и пересчитал заново. Восемнадцать. Именно столько стоил рабочий ноутбук. Но приоритеты изменились, пришли другие, и первый - жильё. Оно обходилось ему в пятёрку за месяц. Пропитание... Примерно шесть-семь в месяц. Транспорт два раза в день - ещё два. Всего четырнадцать. Итого... Если в этом месяце он не найдёт новую работу, в следующем месяце он станет нищим. Такова действительность, и её не изменить. Оставив деньги на столе, он снял ботинки, сунул ноги в домашние туфли, прошёл в комнату и лёг на кровать.



  16.
  Прежде всего ему нужна была работа, и утром он первым делом включил ноутбук. Пока ветхая машинка загружалась, он приготовил себе нехитрый завтрак, просто пожарил яичницу и соорудил пару бутербродов с эрзац-сыром (хитро именовавшимся "сырным продуктом"), заодно проревизировал содержимое холодильника. Продуктов при его аппетите и привычках должно было хватить на неделю. Было ещё несколько банок картофеля, по килограмму фасоли и риса, сахар и чай, немного муки.
- Я богаче Селькирка, - усмехнулся он, отхлёбывая чай и заедая его кусками яйца. - Только Селькирку не нужны были деньги.
  Входя в городскую информационную систему, он поблагодарил Бога за то, что недавно оплатил пользовательский тариф на месяц вперёд. Набрал в окошке поиска: - "Городские рабочие вакансии" и долго вводил идентификационные данные. Опять загрузка, на этот раз минут пять, и он закурил первую в этот день сигарету.
- Хорошо-бы бросить курить. И есть заодно!
  Но главная проблема, и он думал об этом постоянно, даже фоном - была проблема жилья. То-есть, денег, то-есть, работа... Он снова вернулся в ушедший день, анализируя свои действия, но ошибок не находил. Это было его давней привычкой, проводить переоценку своих поступков, отбрасывая мешающее и сконцентрировавшись на основном, определяющем последствия. Он оскорбил босса, выразив сомнения в его компетенции, это было его главной ошибкой. Но ведь он говорил то, что считал нужным и правильным в данной ситуации. Но правильное и нужное входило в противоречие с устоявшимися критериями системы. И его выбор стал роковым. Он и раньше попадал в ситуации, когда необходимо было проявить гибкость, то-есть просто соврать, закрыв глаза на факты и предпочтя кривые дороги нюансов. Он этого не умел, из-за чего порою вступал в конфронтацию с коллегами и посторонними людьми. Но в тех случаях от результатов не зависела жизнь, всего лишь мелкие неудобства.
- Придётся быть гибким, - решил он. - Вот только кто-бы вовремя замораживал мой язык! - это тоже было его пороком, в запальчивости выкладывать то, что загоралось в душе, и только потом понимать, что лучше было для своего блага просто промолчать.
  Прозвучал сигнал сообщения. Звук заставил его вздрогнуть, руки похолодели, он почти со страхом смотрел на аппарат, который сейчас определит всю его дальнейшую жизнь.
- И чего я боюсь? Другая работа? Вряд-ли это будет конец света. Психологисты рекомендуют менять род занятий каждые десять лет. Я всего лишь засиделся на одном месте и остановился в развитии.
  Ничего хорошего он не ждал, это было похоже на уже выработавшийся синдром, может быть, это сказывалась в самом деле психологическая усталость, копившаяся не один год, ведь даже занятие, доведённое до автоматизма, несёт негатив своим однообразием, монотонностью, отсутствием нагрузки на мозги, творческого начала и эмоций. Нервная система не может существовать без эмоций, это её энергетическая образующая, и от тупой физической работы, когда её деятельность становится почти нулевой, она атрофируется. Это сказывается на всех составляющих, мозг, сердце, органы чувств...
  "Вакансий, соответствующих вашей рабочей квалификации не найдено. Перейдите по ссылке...".
  Сначала он не понял, о чём именно говорится в сообщении. Ведь его профессия достаточно востребована в административных сферах, в крайнем случае ему предложили-бы подождать некоторый срок в ожидании освобождения места, но то, что здесь было написано... Такого не должно было быть только по причине  временной природы людей, имеющих ограниченный срок эксплуатации, это было из азов статистических исследований, ротация кадров была обязательным условием существования цивилизации... Но там имелась ещё ссылка, может быть, она прольёт свет на существо странного ответа... Опять загрузка, теперь в лихорадочном ожидании...
  "В соответствии с записью об увольнении в вашем квалификационном удостоверении вам необходимо пройти переобучение специальности, после чего снова сделать запрос в бюро вакансий".
  Что за чорт? Снова проходить обучение? Обычно это предлагалось кандидатам, имеющим перерыв в работе по специальности больше пяти лет. Или прошедшим лечение по психиатрическим диагнозам, в соответствующих учреждениях, или после травмы головного мозга... или полностью дисквалифицированных... Вот оно. Ведь он даже не читал, что написано в его документах о причине увольнения... Где они? Куда он дел документы? Он беспомощно оглядел комнату, соображая, ворот рубашки намок от пота... КУДА ОН ИХ ДЕЛ? Господи, ну, конечно! Пиджак... Трясущимися пальцами он достал пакет... свидетельство, вот оно... Пальцы не слушаются... Но что, что там написано? Пот заливает глаза, всё расплывается...
  "Уволен по причине несоответствия занимаемой должности, дисквалифицирован по соответствующей статье до нулевого уровня..."
  Нулевой уровень...
  С таким уровнем даже на учёт не ставят, только временные вакансии, места, не требующие квалификации... Господи... Он НИКТО!
  И вот тогда он услышал голос, свой собственный голос, прозвучавший извне, и этот чужой голос, чужой, потому-что его рот не произнёс ни звука, холодно сказал:
- Держись, Генрих.
  Он не помнил, что было дальше, его личность в попытке самосохранения отключилась от реальности, от самой сути своей, уйдя в небытие, чтобы не знать того, что может статься с телом...

  17.
  Часто было так, и многие такие моменты не задерживались в памяти, не давая вести учёт, это просто было где-то в глубине сознания, основанное на многих бывших в истории случаях, особенно с людьми творческими, живущими эмоциями, и это представлялось защитной функцией сознания, когда абсурд реалий достигал невыносимой степени давления, туманил мозг, размывая границы всех граней мира, и сознание уводило душу в мир, не имеющий с нашим никаких точек взаимодействия. Или это душа сама убегала реальности, чтобы сохранить личность, пожертвовав телом, уже не дающим никаких преимуществ в мире теней и иллюзий.   
  Он сходит с ума, это представлялось ему не фактом, но вполне возможной реальностью. Он не спит уже несколько дней, ведь нельзя назвать сном короткие провалы сознания в дымящееся ничто без форм и содержания, без границ. Голова временами кажется погружённой в зной, в раскалённое безмолвие, откуда вырываются клочья мыслей ни о чём... Иногда, в минуты блаженного отдыха от ощущений, он воображал себя в психиатрической лечебнице, в обществе одетых в полосатую бело-голубую форму не людей, их пустых оболочек, которые делают всё то, что делают все живые организмы, лишённые разума, этических и эстетических установок... Но временами его посещала мысль - разве это плохо? Бог даёт нам душу, он забирает её, когда её смысл исполнен. Это нормальная процедура. И эти оболочки получают от общества всё, что необходимо для существования, достойного звания человека. У них есть крыша над головой, и они пребывают в тепле и чистоте. Они получают еду, покой и терпимое обращение, у них есть быт и медицинское обеспечение. За всё это общество с них ничего не требует. Они никому ничего не должны, кроме дани природе в виде мучительных головных болей, которые проходят, не оставляя после себя ничего, только чистое забытье, без всяких теней в памяти...
  После долгой ходьбы по изношенным тротуарам ноги ныли, особенно ступни, и он подумал, что его ботинки могут выйти из строя гораздо раньше положенного срока. Подойдя к сырой скамейке, он вытащил из кармана пальто свёрнутую газету, развернул её на четверть, постелил и уселся, давая отдых ногам. Перед ним слева направо простирался Измайловский проспект. Когда-то здесь было оживлённое автомобильное движение, теперь-же даже светофоры не работали, только мигали огоньки пешеходных переходов. Прохожих тоже были единицы.
  Город умирает? Он вспомнил цифры, да, за последние тридцать лет население уменьшилось в три раза. В чём причина? Может быть, в ЕГО причине? На месте заводов и фабрик возведены красивые офисные здания со сроком эксплуатации не больше двадцати лет, не дающие ничего ни городу, ни горожанам, и это мировая тенденция, те-же проекты мы видим в заграничных ежедневных новостях. Цивилизация переживает кризис? Или это агония?
  Он старательно думал о вещах, не имеющих отношения к нему самому, позволяющих отвернуться от себя. Уже трое суток он бродил по городу, заходя в офисы и мелкие конторы, доходные дома, гостиницы и склады. В частных предприятиях хозяева предпочитали обходиться силами семьи, родных и дальних родственников. В преуспевающих конторах вакансий не было. Правда, несколько раз им заинтересовались, но наводили справки в сети, посещали сайт биржи труда, и интерес угасал. Документы он старался не упоминать, только если видел, что в данном месте есть спрос на его специальность. Но нулевой уровень квалификации нигде не встречал энтузиазма. А там, где нужна была просто человеческая единица, обычно для каких-то логистических работ, препятствием служил его возраст. Да и вид его в последние дни изрядно потускнел, являя фигуру унылую и не блещущую здоровьем, вызывающую подозрения в пристрастии к порокам и не здоровому образу жизни.
  Передвигаясь по городу, он встречал людей, принадлежащих к деклассированной прослойке общества. Раньше такие встречи обтекали его сознание, у него не было причин думать об этих людях, как и чем они живут, где ночуют, принимают пищу, и есть-ли она у них. Теперь он автоматически отмечал в сознании этих обычно одиноких людей, и смотрел им в след, ни о чём не думая... Они казались ему похожими на него, а иногда он со страхом и отвращением думал, что это он сам всё более приближается к ним, и по образу жизни, и по состоянию души, и по социальному статусу. Он не чувствовал к ним неприятия или отвращения, они были людьми, попавшими в беду, и никто не собирался помогать им, и в первую очередь властные структуры, администрация города... Для властей они не существовали.
  Ассоциации, подлая штука. В голове всплыли "отверженные" Гюго, потом "холодный дом", Диккенс, Достоевский, немые нынче имена... А ведь этот город когда-то не был холодным городом. Климат, конечно, здесь не тропический, да и сыровато, но он был тёплым городом, и тёплым для восприятия его делали люди. Те самые, что сейчас брели по тротуарам, не имея цели, только чтобы куда-то придти. Туда, где их ждали только потому, что надо-же кого-то ждать. Холодные люди в холодном городе. Похоже, что наступил очередной ледниковый период. Не тот, что у Абэ Кобо. Этот ледниковый период пришёл в души людей, сначала лишь немногих, но языки льда ползли и ширились, захватывая всё большую территорию, всё больше приближаясь к абсолютному нулю...
  Как-же холодно стало жить...



  18.
  Он не понимал, когда это случилось с ним, когда он зашёл за разграничительную линию, отделяющую два мироощущения, два мировоззрения. Вряд-ли это состояние приближалось медленно, подготавливалось постепенным накоплением причин и мотиваций, которые в конце концов оформились и отлились в формулы истин, обусловливающие всё дальнейшее существование бытия. Не было ряда обстоятельств, ломающих и переделывающих человеческую сущность, жизнь текла ровно, иногда заставляя быть недовольным, чувствовать неудовлетворение качеством отношений и влияний, но это не приводило к болезненным изломам, не мотивировало грубого противостояния, острого недовольства. Может быть это и создало твёрдую оболочку души, своего рода фильтр, пропускающий через себя только примирение и желание стабильности. Он стал нейтрально относиться к обстоятельствам, достойно и спокойно подчиняться им. Изменило это его, остался-ли он собой? Внешне он был тем-же самым. И если-бы попытался объективно проанализировать свою сущность, он не смог-бы увидеть противоречий между собой вчерашним и настоящим. Ведь внутри он остался самим собой, обрушившаяся на него катастрофа не заставила его отступить в убеждениях, он по-прежнему был твёрдо уверен в своей правоте, и сознание этого успокаивало и смиряло со сложившимся положением. Он достойно принял поражение, осознавая свою беспомощность в системе отношений, и не собирался предпринимать отчаянных и бесполезных шагов, могущих только усугубить отчаянность положения. Стал конформистом, он согласен был уже на любой подарок судьбы, невзирая даже на возможность потери человеческого облика до животного состояния. Он не думал об этом, тупо, уже по привычке обходя город заученными маршрутами, и вечерами отчитываясь перед Лидией в череде очередных неудач. Только иногда он пересчитывал оставшиеся деньги, которых уже не хватало ни на что, и тупо смотрел на таблицу календаря, соображая, сколько осталось...
  Хозяин дома несколько раз, со всё возрастающим недовольством интересовался, нашёл-ли он работу и есть-ли какие-то перспективы. Что он мог сказать? Поначалу объяснял ситуацию на рынке труда, и в ответ видел в маленьких ледяных глазах недоверие и презрение. В последние разы он уже ничего не объяснял, только махал рукой и долго вглядывался в эти холодные глаза, видя в них всё растущее недовольство и готовность принять окончательное решение. Он прекрасно понимал, каким будет это решение, и воспринимал это понимание с усталым безразличием.
  В конце концов этот день пришёл, и не отличался ничем в череде дней. С утра он остался в квартирке, инстинктивно понимая, что оттягивать неизбежность до вечера не стоит. Ходил из угла в угол, иногда останавливаясь у двери и прислушиваясь к происходящему в доме. На улице сыпал снег с дождём, и в этом тоже не было ничего необычного. Он ещё вечером отыскал в ящике с разной мелочью старый тюбик обувного клея и, насколько возможно, промазал янтарной тягучей субстанцией все трещины и разошедшиеся швы в ботинках, и теперь с удовлетворением отметил, что сделал это своевременно, за ночь, проведённую на рёбрах радиатора отопления, ботинки просохли и смотрелись надёжно.
  Хозяин пришёл сразу после двенадцати, он вытирал руки и рот серым полотенцем, и лицо его выражало непримиримость и решимость выполнить свой долг до конца. И первым делом его глаза увидели на табуретке раздувшийся портфель. В портфеле лежали умывальные принадлежности, домашние туфли, пара сорочек, большой банное полотенце и остатки продуктов. Ещё там были небьющаяся тарелка, кружка, универсальный нож и несколько вилок с ложками.
- Жизнь, сволочь, вот такая, - сказал хозяин, и непонятно было, то ли он оправдывался, то ли выражал сочувствие. Оправдываться ему было в сущности не в чем, ведь ему приходилось оплачивать электроэнергию, санитарные услуги, аренду, и он вовсе не обязан был содержать жильцов за свой счёт...
- А барахло? Книг у тебя много, надо убрать. Что-то из одежды, постельное бельё, посуда?
- Книги... - Что это? Это было уже из прошлой жизни, и в наступившей новой этому не было места. Или взять пару книг? - Не надо... Мне некуда...
- Как хочешь. Претензии потом не предъявляй.
  Он повернулся, не глядя по сторонам, и медленно пошёл по мрачному коридору. Он не знал, куда пойдёт, выйдя на улицу, и ему хотелось продлить это секундное мгновение ощущения старой, уютной жизни, где всё известно наперёд, на сто лет в будущее, где всё надёжно и привычно, и не может быть неизвестности.
- Ходят всякие, потом мусор после них, и ломай голову, куда его девать, - бормотал оставшийся далеко сзади недовольный голос хозяина, но это уже не имело никакого значения. Ничто не имело значения. Всё, что имело к нему отношение, осталось в ушедшей жизни. Пришла другая жизнь, и с ней другие ценности. Всё это ещё предстояло узнать. А пока не было ничего...
 Хозяин, прищурившись, долго смотрел на открытую дверь, куда ушла спина бывшего жильца, потом безразлично провёл взглядом по полке с книгами. Книги всё были толстые, со скучными пятнистыми обложками, с облетевшей позолотой имён авторов.
- Оруэлл... Сартр... Имена какие-то... еврейские, что-ли? - скучая, он вытянул том, открыл растрескавшуюся обложку, всмотрелся в странный шрифт, какой сейчас можно видеть лишь на вывесках разных чудных лавчонок. - Экзистенциа-лизм... Вот оно как... На ругательство похоже... А он не из этих был, из инетчиков? Раньше надо было присмотреться к нему, от греха подальше... Теперь-то что уже. Был человек, и нет человека...
  До 2084 года было ещё 50 лет.

 P.S. В основе этого рассказа лежат всего несколько документов, числом 5-6, с которыми можно ознакомиться в приложении 2.* Так что эту историю будет вполне законно назвать документальной. Имеется ещё текстовый документ, написанный на стареньком ноутбуке :
- "Лидия, любимая моя! Это моё письмо к тебе первое и последнее. Последнее потому, что я решил расстаться со своим верным рабочим инструментом, как это ни больно было решить. За него дадут несколько монет, которые позволят мне протянуть ещё пару недель. Работы в моём возрасте всё-равно не найти, а на бирже труда с моим резюме на учёт не ставят. И я пишу тебе ещё и потому, что больше некому, ты у меня единственная родственная душа, и я надеюсь, что когда-то это послание всё-таки дойдёт до тебя туда, где ты есть, и поможет нам встретиться. Верю, что после этого в нашей жизни наступит желанный и такой необходимый покой.
  Правда, есть ещё мой загадочный попутчик... Я думаю, что это мой ангел. К сожалению, человеку не дано знать, ангел-спаситель сопровождает его, или ангел смерти. Это будет ясно лишь при встрече лицом к лицу, в последний миг. Я постараюсь его отыскать в ближайшее время, чтобы быстрее уйти туда, где ты..."
  Удалось-ли ему встретиться со своим чёрным ангелом, не известно...

  * - приложение 2 хранится в архиве городского муниципалитета, под грифом "совершенно секретно".