«Что это сейчас было?» — крутятся мысли в голове Меган. Чуть нахмурившись, она бредёт по улице, обняв себя руками. Холодно. Она не может выкинуть недавний эпизод из головы и начать думать о чём-то другом. Надо бы вспомнить, что, пусть сегодня и нет работы, нужно продолжать осматривать Баланс. Как раз, пока есть время. Однако на сегодня ей экскурсий предостаточно.
Улицы кажутся нескончаемыми. Вот уже проспект сменяется тесной улицей, которая тоже не стремится обрываться на очередном, нужном, повороте. Меган не может припомнить это место и, оглядевшись, понимает: заблудилась. Найдя в списках контактов Марка, отправляет ему сообщение.
«Пожалуйста, отправьте координаты дома».
Практически моментально получает необходимое и, рассмотрев карту как следует, всё-таки догадывается, где она свернула не туда. Надо вернуться. Дома в этом месте стоят друг перед другом слишком близко, едва ли оставляя место для неширокой дороги. Машины, припаркованные на обочинах, превращаются в небольшие стайки. Повсюду — тишина. Люди наверняка вернулись в дома, и большинство из них решило посвятить выходной день по случаю общегородского события себе. Меган устало, всё ещё не в силах концентрироваться на чём-то, кроме случившегося, оглядывает относительно приземистые здания. Относительно небоскребов на центральных улицах, конечно. Перешагивает парочку штырей, что тоже явно не вписались бы в понятие «главная улица Баланса», но вполне вписываются сюда.
Пробираясь между машинами, в один миг девушка успевает услышать мяв, который переходит в рык. И ей не хватает секунд, чтобы двинуться с места. Из-за машины вылезает кошка. Кошка-переросток. Кошка-мутант с непропорционально большим для домашнего животного, но не доходящим до тигра, льва или рыси телом. Меган что-то подсказывает — этот зверь выведен человеком. Неестественно огромные клыки, горящие зелёным глаза, но главное — это нежить. Кусок мяса без шерсти, без кожи. Такого не может быть.
Зверь шипит и выгибает спину, приближаясь к Меган. Ещё секунда, и кошка делает прыжок, сокращая расстояние между ними до нескольких шагов. Меган начинает отступать, при этом спокойно наговаривая:
— Тшш, тшш, я тебя не трону.
Но кто тут ещё кого тронет — кричит ей мозг. Не оборачиваясь, чтобы не потерять зрительный контакт с животным, девушка продолжает шагать в обратную сторону. Пятка задевает что-то твёрдое, а потом Меган оступается. Падает, чудом умудряясь не налететь на штырь. Кошка делает последний прыжок, приземляясь передними лапами на живот девушки. Она вскрикивает.
— На помощь!
Никто не отзывается. Безмолвие и пустота.
«Пожалуйста».
От кошки по воздуху идёт аромат гнили. Зверь ощеривает зубы, вытягивает шею. Меган вновь порывается крикнуть, но кошка, словно уловив мысль, вновь издаёт громкий рык.
Убивать никого в Балансе нельзя, но есть ли такой закон, касающийся животных, сбежавших откуда бы ни было? И никого нет рядом, чтобы предотвратить всё самое страшное. И никому нет дела до этого.
Меган готова зажмуриться. Страх кусает за пятки, а в ядовитых зелёных глазах животного можно увидеть свою смерть.
— Не надо, — выдавливает из себя девушка, прикованная весом зверя к земле, видящая, как клыки почти касаются её шеи. Трусиха, настоящая трусиха. Ей страшно предпринять хоть что-то, но от нависшей опасности становится ещё невыносимее. — Не трогай меня.
Насколько же противен для Меган этот запах. Запах старого, пыльного, грязного, мёртвого. Он забивается в нос и рот. Но видеть клыки ещё хуже. Кошка ненадолго застывает в прежнем положении, а девушка неотрывно смотрит на своего палача. Как по далёкой, неожиданной мысли, рука её приподнимается с земли. Пальцы тянутся к ушам. Кошка прижимает их и скалится, опуская всё тело немного ниже. Но Меган, затаив дыхание, делает, что делает. У неё нет другого выбора.
Ладонь касается головы кошки. Здесь мягко, мокро, но, сжав зубы, девушка проводит рукой. А потом ещё раз. Аккуратно, почти нежно.
— Не бойся…
Шепчет, сама почти дрожа от страха.
— Кто бы тебя ни обижал, я такого с тобой делать не стану.
И вот рука уже бережно гладит животное по спине. Кошка уже не скалит зубы. Всё ещё прижав уши, она не мигает и смотрит на лицо Меган. Но проходит немногим более десять или пятнадцати секунд. Кошка прикрывает глаза и принимается глухо мурчать. Нежность и ласка делают своё дело даже в этой ситуации. Там, где, кажется, нет таких понятий.
— Вот так, — приговаривает Меган, боясь и одновременно желая слегка улыбнуться. Она неспешно сгибает ноги в коленях, приподнимает верхнюю часть туловища и при этом не отрывается от кошки. Упершись свободным локтем в асфальт, делает медленное движение, чтобы подняться, и как раз тогда животное мягко спрыгивает на землю. Не до конца веря происходящему, Меган возвращается обратным ходом туда, куда изначально хотела попасть, чтобы выбраться из собственноручно созданного лабиринта.
Кошка сидит на одном месте, обвив подобием хвоста задние лапы. Меган теперь может оглядываться, чтобы не запнуться вновь. В последний раз, перед тем как зверя скрывает чужая машина, Меган может поспорить — кошка вновь ненадолго прикрывает глаза, словно прощаясь.
Девушка возвращается к привычной ходьбе. И пусть она всё ещё хочет дрожать и спрятаться в безопасном месте, эпизод с солдатом прочно выбивается из головы на ближайшее время.
;;;;;;;;;;;;;;;;
Комната — необходимый оплот в этот день. Меган будто враз использовала все свои резервы, потратила все нервы, выдохлась, пока торопилась добраться до комнаты. Теперь только и остается, что на тяжелых, несгибающихся ногах дойти до кровати. Сесть. Уткнуть лицо в ладони. Отдышаться.
Закрыв глаза, Меган видит тьму. Она выглядит расслабляющей, она готова принять девушку в свои объятия и заставить позабыть об остальном. Но вместо этого вырисовывается нечто совсем другое. Мозг подкидывает странные картины. Сначала сознание видит море, а потом замечает поселение на берегу. Обрывками долетают до сознания Меган изображения полей, леса. Вот небольшой сад. Неизвестные люди — люди без лиц выращивают что-то. Это место не похоже на то, где работает Меган. Здесь нет стен. Есть только просторы, и даже чудится, будто слышен шум моря.
— Меган!
Она выскакивает из сменяющих друг друга образов. Отнимает руки от лица. Вспрыгивает с места и, поняв, что произошло, возмущенно выпаливает:
— Вы меня напугали.
Марк скрещивает руки на груди и равнодушно оглядывает Меган, взгляд которой неистово полыхает. Мужчина говорит:
— Здесь не существует слова «приватность». Я могу заходить в твою комнату в любое время, если ты находишься здесь. В остальное время дверь меня не пустит, зная, что обладатель часов не появлялся на пороге.
— А на меня совсем недавно какая-то кошка-мутант напала. И я, может, просто хочу побыть в тишине.
— Вероятно, сбежала из лаборатории. Тестируют разработки в области генной инженерии.
Марк говорит, и по ходу его речи Меган замечает сплошную холодность. Во всём, начиная от тона и заканчивая пренебрежительно приподнятыми бровями. Это поведение заставляет девушку поубавить пыл, хотя она чувствует, что готова «взорваться» в любой момент. Не день, а сплошной аттракцион.
— Итак, ты видела казнь?
«С чего бы мне доверять мысли вам? Человеку, который бросил меня в Центре. Человеку, который даёт больше вопросов, нежели ответов. Человеку, который даже не может постучаться в дверь».
Она не произносит этого вслух. В реальности она заговаривает без лишних эмоций в голосе, как и без лишних деталей, которые Марку знать совсем не обязательно.
— Да.
— И как ощущения?
Вспышка — два человека падают на землю. Повсюду кровь. Солдаты и люди стоят неподвижно. Совсем недавно воздух прорезал последний, предсмертный вопль.
— Я в норме.
Застыв глазами на ботинках Марка, Меган стремится подавить дрожь, возникающую в пальцах рук. Поджимает губы, чтобы не разреветься. Трусиха. Слабачка.
Марк подходит ближе. Вслед за словами Меган он заговаривает понимающим тоном. По крайней мере, так чудится самой Меган, и от этого она с большим трудом сдерживает себя, чтобы не высказать остальное. Всё, что заставляет её холодеть от страха, а потом растворяться в темноте от непонимания.
— Это первая публичная казнь за последние десять лет. Давно у нас не было нарушителей.
— Понятно, — грубо обрывает его Меган, не желая слушать ни слова о произошедшем.
— Чудно.
Марк делает паузу.
— Знаешь, Меган, я пришёл сюда, чтобы спросить: не желаешь ли ты сменить работу?
— Зачем? — непонимающе опускает тёмные брови.
— Дело в том, что тебе не совсем подходит эта должность. Растения, земля — это не твоё. Так сказали твои коллеги, поверь мне. Тебе лучше будет на другом месте.
— Эти «коллеги» даже не смотрели на меня.
— Просто пойми! — повышает Марк голос и тут же возвращается к прежней равномерной интонации, — пойми... Тебя не допустят к этой должности. Лучше выбери что-нибудь иное. Хочешь, например, стать учителем? Будешь вкачивать в учеников необходимые им знания. Полезное дело.
— Мне всё равно.
— Замечательно. Так и запишем — Меган «новый преподаватель в школе».
Девушка изучающе смотрит на лицо Марка. Колеблется, надеясь вот сейчас, вот прямо сейчас высказать накопившееся, чтобы сразу поставить его в тупик, но понимает: ещё не время. Может, оно и никогда не настанет. Вскоре она молчаливо кивает.
— Что ж, пойдём знакомиться с новой должностью!
Не теряя ни минуты, Марк разворачивается и, приказывая Меган, как обычно, следовать за ним, ведёт через всё здание к выходу. Они проходят улицы Баланса. Сворачивают тут и там. У Меган нет никаких сил на то, чтобы рассматривать окрестности. Она идёт, как послушная кукла, оказывается вместе с Марком в небольшом трёхэтажном здании, где ровными рядами ходят дети. Звенит звонок. Маршируя, детишки колоннами двигаются к классу. Когда редкие разговоры стихают в коридорах, тогда Марк и доводит Меган до кабинета директора. Всё серое. Директриса говорит медленно, словно пытаясь разжевать каждое слово. Она сидит в небольшом душном кабине, изредка почесывает длиннющие ресницы и иногда кашляет в руку.
Меган всё равно. Она ничему не удивляется, а дослушивает, понимая, что сейчас её снова усадят под подобный тому, через который она уже прошла перед теплицами, аппарат. Садится, в этот раз расслабляется и через минуту может точно определить, где в этой школе столовая, а где — кабинет химии.
— В каждом классе у нас стоят передатчики информации. За один урок, который длится пять минут, вы, мисс Келли, должны убедиться, что они плотно сидят на головах каждого ученика и настроены на необходимый параграф учебника и необходимый интервал страниц в нём. Ни в коем случае не давайте больше необходимого. В юном возрасте это может спровоцировать отклонения в работе мозговой деятельности, либо вы рискуете создать ребёнка, который обгонит сверстников и будет просить у вас дополнительные материалы, пока остальные будут заняты прошлыми темами. А материалы, как известно, не безграничны. Даёте установленную норму, и хватит. Всё разработано с той целью, чтобы каждый учащийся смог сдать экзамены в самом конце обучения и в дальнейшем не проводил свою жизнь в раздумьях, а сразу отправился получать профессию. Но всё учтено. Нарушать нормы и выпускать учеников раньше срока тоже нельзя. Выпускаем точь-в-точь в девятнадцать, когда можно начинать работать.
Меган слушает директрису уже чуть более внимательно. Вместе с ней и Марком они осматривают серые классы с доской и партами. Всё. Минимализм — залог успеха. Ничто не отвлекает. Классы подчинены лишь учебной деятельности. Школа в целом подчинена только тому же. Над каждой партой в воздухе завис так называемый передатчик информации — новое понятие в словаре Меган.
— Ну, и на сегодня хватит. Буду ждать вас, Меган, завтра в 8:00, — директриса растягивает тонкие пурпурные губы в улыбке.
— До свидания, — отвечает Меган, слегка улыбаясь в ответ и оборачиваясь в поисках Марка. Тот уже стоит на выходе, и девушка довольно быстро догоняет его, выходя на улицу в гущу солнечного света и звуков. Они молчат. Марк — оттого, что выполнил на сегодня свою миссию и доволен. Меган — не желает ничего говорить. Может, произнесла бы что-то, будь это Аиша.
— Аиша, привет! — радостно восклицает Меган, ударяя звуком голоса Марка по ушам. Он несильно морщится. Мулатка улыбается и приветственно машет рукой, ненадолго оборачиваясь в сторону Меган, но, не останавливаясь, чтобы поговорить, зная, чем это почти закончилось в прошлый раз.
— Привет, Меган. Прости, спешу.
— Ничего, ещё увидимся.
И только когда Аиша обгоняет их, Марк тихо говорит:
— Вообще-то уже нет, не увидитесь. Если ты помнишь, ты уже не юный садовод.
Аиша об этом, конечно, не знает. Ноги несут её в теплицы, и добраться нужно как можно скорее. Она бы рада и вовсе побежать, расталкивая всех на своём пути, но после инцидента с Дохлыми не следует привлекать к себе особое внимание ещё раз.
Зная наизусть большую часть коридоров, по которым она проходит ежедневно в будние и чуть ли не ежечасно в выходные, девушка добирается до необходимого ей пункта в считанные минуты. А счёт и впрямь ведётся на них. Сообщение с просьбой о помощи она получила недавно, но медлить нельзя.
— Где он? — залетая в помещение, Аиша испуганно утыкается глазами в высокого Эдриана, задрав подбородок. Он без лишних слов мотает головой в сторону: вот, туда.
Значит, в коридор. Вдвоём, Аиша и Эдриан находят третьего сидящим на стуле в маленькой комнате. Больше никого. Только Мартин обхватил себя руками и уставился голубыми глазами в пол.
Девушка подбегает и сразу хватает парня за левую ладонь, мягко сжимая её в своих. Мартин не смотрит на Аишу, а продолжает содрогаться всем телом и отчаянно хватать лёгкими воздух. Словно заклинание, с её губ слетают слова:
— Тихо-тихо… Я здесь. Всё хорошо. Тебе нечего бояться.
«Это началось после казни. Ты знаешь, у него уже давно не было панических атак, или как это называется? Как раз со времён прошлой. У меня не получилось привести его в чувство».
Но времени не было, ведь действовать лучше сразу, поэтому Эдриан отправил короткое «Мартину плохо. Нужна помощь» вместо тех слов, что мог бы сказать в сообщении. Конечно, Аиша поняла всё сразу и отложила свои планы на потом. Как бы не подшучивали над ней и её новой знакомой эти двое, она знала их довольно давно, чтобы быть уверенной — они когда-нибудь это обязательно перерастут. А пока — Аиша сжимает ладонь Мартина крепче и снова шепчет:
— Дыши глубоко. Всё прошло, всё позади. Ты в безопасности. Мы все в безопасности, Мартин. Ты не в детском доме. Ты в безопасности. Мы, твои друзья, рядом. Здесь нет солдат.
— Здесь нет… ника-ких друзей. Это же… Баланс. Твои часы, — откашливаясь, говорит Мартин. — Сейчас пульс возрастёт, и всё. Или меня посчитают нарушителем за долгий разговор, за разговор с девушкой, будто бы мы обязательно потом захотим иметь потомство. А если поговорю с парнем, то слишком эмоционально, нарушу порядок и… на площади так же. Бам — и меня нет.
— Тш, тш, — Аиша прикладывает палец к своим губам. — Ничего не произойдёт. Будем держаться тихо, и всё будет хорошо.
— Но я не хочу держаться тихо! — Мартин топает ногой, словно маленький ребёнок. Глаза его становятся мокрыми от слёз, и он поспешно отворачивается, чтобы собрать их ладонью. Аиша смотрит в пол. — Я хочу жить… без определения, годен я для жизни или нет! Нам с Мартином хватило разговоров в детском доме.
— Мои тётушки тоже меня поучали, когда были живы, — немного холодно отзывается Аиша. Правда, потом всё-таки хмурится.
— Что такое? — обращает на это внимание Мартин и подаётся вперёд, забывая о своём монологе.
— Да нет, ничего такого, — мотает девушка головой и тише добавляет. — Разве что они всего лишь говорили, что так принято. Все эти гены, вся эта совместимость, порядок. Но я не помню, чтобы они это требовали от меня. Я даже как-то умудрилась в школе накричать на мальчика из-за того, что он толкнул мою подругу в столовой, и потом такой шум поднялся. Солдатов куча! Но тётушка Милли сказала, что я…
— … поступила правильно, защитив невиновную? — переспрашивает Мартин. И лукаво улыбается.
— Ты словно прочёл мои мысли.
Аиша спасает его из пучин волнения не в первый раз, и Мартин следит за её действиями, стоя чуть сбоку и видя её лицо, а также лицо лучшего друга. Нет в этом ничего плохого. Она действительно помогает ему. Но Мартин вглядывается ещё сильнее. Аиша улыбается пухлыми губами, когда Мартин начинает постепенно приходить в себя, отталкивая от себя все переживания. Обычно острый на язык, а сейчас такой беззащитный, не может поначалу связать и двух слов. Но состояние постепенно проходит. А Аиша смотрит на него снизу вверх, всё так же нежно отпуская его ладонь, и снова начинает улыбаться. Глаза её светятся. Мартин не сдерживается и тоже усмехается, ещё с некоторой натугой. Пульсы в норме. Никто не бежит на зов часов, который не случается.
Но Аиша, Аиша… В конце концов, она тоже по-нелепому смеется.
И Эдриан, видя это всё со стороны, вдруг так чётко и так нехорошо для себя осознаёт: кажется, они попали. В дополнение к этому часы всех троих начинают несильно пикать, и все трое разом замолкают.