Действующие лица:
1. Семен Валентинович Галицкий- отставной царский офицер, людоед.
2. Вершинин Дмитрий Леонидович- бывший офицер царской армии, ныне комиссар ЧК
3. Федотов Сергей Сергеевич- секретарь Вершинина, бывший красноармеец
4. Сухов Илья Борисович- газетчик рязанской газеты
5. Генрих Григорьевич Ягода- управляющий делами Особого отдела ВЧК
Локация:
Рязань. Отдел ЧК. Комната для допросов:
За столом Вершинин- старший следователь ЧК по тяжким преступлениям, на стуле Галицкий- допрашиваемый, за соседним столом у печатной машинки следователь Федотов-ведет досканальную фиксацию допроса.
Время действия:
18 октября 1923 год.
Акт 1.
Вершинин ( закуривая папиросу):
Представьтесь, гражданин, кто вы, чем занимаетесь, число, месяц и год рождения.
Галицкий:
Галицкий Семён Валентинович, родился в селе Парфеновка, Галицкого уезда Екатеринодарский губернии 18 октября 1863 года, в данный момент являюсь отставным военным царской армии ввиду тяжёлого ранения, полученного во время войны.
Вершинин:
С Днем Рождения Вас. Какой войны?
Галицкий:
Спасибо. Мировой.
Вершинин:
Чем вы занимались во время гражданской войны? Поддерживали ли Вы общение с офицерами белого движения? Чью сторону вы поддерживали вообще?
Галицкий:
Я не поддерживал ничью сторону, с офицерами белого движения связей не имел, хотя некоторых знал. Я жил у себя дома, меня никто не трогал и я никого не трогал.
Вершинин:
Понятно. Так, Семён Валентинович, расскажите где, как и при каких обстоятельствах Вы были задержаны?
Галицкий:
Я находился у себя дома ( адрес зацензурен), 17 октября 1923 года, примерно в 18.30 в дверь моего дома постучали. Люди были в форменной одежде, предъявили мне свои документы, они оказались милиционерами, так же с ними находился мальчик, лет примерно 7, может 8.
Вершинин:
Что хотели милиционеры?
Галицкий:
Они пояснили, что пропал ребенок, а ребёнок находившийся с ними указал на меня пальцем и пояснил милиционерам, что это я увел его друга, не помню точно, как его звали, кажется Сашка.
Вершинин:
Что было далее?
Галицкий:
Сотрудники прошли в помещение и начали расспрашивать, меня куда я ходил с ребёнком, на что я пояснил, что видимо малец обознался, и я никого никуда не уводил, на что малец начал утверждать, что он запомнил именно меня.
Вершинин:
А чем Вы в это время занимались?
Галицкий:
Разделывал мясо.
Вершинин (наклоняясь ближе к Галицкому):
Семён Валентинович, будте любезны, с этого места поподробней.
Галицкий (указывая на папиросы):
Не угостите?
Вершинин (протягивая пачку с папиросами Галицкому):
Да, пожалуйста. Так что это было за мясо, и за что Вас задержали?
Галицкий (прикуривая):
Один из милиционеров, нашёл потайную дверь за шкафом и позвал меня и своего напарника, после чего мы спустились спрятанную комнату, где милиционеры обнаружили кости человека, точнее сказать кости ребёнка.
Вершинин:
Вы так и не сказали, что это было за мясо.
Галицкий ( с каменным лицом):
Это было мясо ребёнка. Вам надо говорить, за что задержали? Или Вы и так поняли?
Вершинин:
Знаете, Семён Валентинович, я вот на Вас смотрю и не могу понять, какую Вы сейчас испытываете эмоцию, то есть Вы сидите со спокойным лицом и так сухо мне говорите об этом.
Галицкий:
А какую по Вашему я должен изобразить эмоцию, страх, может расплакаться? Вы меня поймали, честь и хвала Вам. Ведь я знаю, что мой конец предопрелен. Вы поставите меня к стенке, я ещё смирился с этим, когда съел первого человека, правда мертвого уже, а в окружении сидеть без еды несколько недель было тяжко, много моих солдат в той ситуации умерло, не от газа и пуль немцев, а именно от голода. Но вы наверное про это в моём дневнике прочли.
Вершинин:
Да, довелось прочитать сий шедевр, но одно дело, то война была, а потом и гражданская следом, и ели Вы уже мёртвых людей, но сейчас то мирное время, как так, что Вами двигало?
Галицкий (смачно затягиваясь):
Что мною двигало? Сначала мною двигал голод, а вот потом… потом это стало, как опиум, вот как это, господин комиссар.
Федотов (недоуменно):
Что он несёт, Дмитрий Леонидович? Какой опиум? Он о чем? Он, ****ь, ребёнка убил и расчленил.
Вершинин:
Сереж, успокойся, мы с тобой слуги народа и даже с такими людьми , как он, должны вести себя спокойно и выдержанно.
Галицкий:
А что вы Сергей, так возбудились, меня поймали, теперь я никому не причиною вреда, да жить, то мне осталось до решения суда, где меня и поставят к стенке. Кстати, раз уж дошло дело до моего дневника, может у Вас есть какие вопросы?
Вершинин:
Хорошо, судя по Вашим записям вы съели 5 человек, не считая мальчика , 2 из которых во время войны. Расскажите об обстоятельствах, совершенных вами действий.
Галицкий:
Обо всех?
Вершинин:
Да. Как все началось.
Акт 2: Окружение.
Галицкий:
Это было 14 февраля 1916 года около ( зацензурено под грифом секретно) я со своим полком отступал к нашей группировке войск, но мы были отрезаны превосходящими силами противника, после чего мы окопались у (зацензурено под грифом секретно). Далее началась круговая оборона, немцы наступали со всех сторон. Провизии, припасов и винтовок было предостаточно, но случилось одно но, и это но сыграло с нами одну злую шутку, блиндаж, где находилась еда, был уничтожен одним метким попаданием артиллерийским снарядом, но это нас не остановило, пока… пока не начался голод еды не хватало, а осада продолжалась. Все мои офицеры и солдаты отчаянно сражались. Мы посылали почтовых голубей с просьбой прислать подкрепление, но оно не шло. А потом спустя некоторое время к нам пришёл парламентер, который принёс записку, в которой русским языком было написано, что начался голод, на что немец предложил сдаться в плен, на что я ответил категорическим отказом, и меня поддержали солдаты и офицеры, на что немец пояснил, в случае отказа от сдачи немцы начнут полную блокаду и дождутся, пока мы все не попередохнем.
Вершинин:
Что он прямо так и сказал?
Галицкий:
Нет конечно, но смысл был такой. А можно водички?
Вершинин (наливая воду Галицкому):
Да, конечно, так вот Вас взяли в блокаду, что было дальше?
Галицкий:
А дальше было спокойствие, перемешиваясь с редкими боестолкновениями. Началась смута, солдаты дрались за каждую крошку, некоторые пытались сдаться, но мы не терпели измены.
Вершинин:
В каком смысле не терпели?
Галицкий:
Изменникам нет пощады, предав один раз, предаст ещё раз.
Вершинин:
Я понял, к чему Вы клоните, и полностью в этом вопросе солидарен с Вами. Ладно продолжим, что дальше было?
Галицкий:
А что было? Было следующее. Я пообещал еды. И ночью мы, а именно я, подпоручик и один из солдат решили разделать недавно убитого солдатика и выдать его за мясо убитого нами зверя. Они вдвоём оттащили мертвого солдата, чтобы никто не заметил к лесу, который был недалеко от нас, мы знали, что в глубине находятся немцы. Но они далеко не заходили, где и разделали бедного мертвого мальчика, далее они вернулись и принесли мясо, сказав всем, что застрелили оленя.
Вершинин:
И Вам поверили?
Галицкий:
Голод не тётка, уважаемый. Когда хочешь есть и хлорка сахаром покажется. Хотя один из солдат сказал, что мясо оленя какое-то не оленье, сладковатое, но никто и даже он от голода не придал этому внимание. Мы пожарили мясо и съели. А спустя некоторое время, а точнее через день или 2 наши войска пробили блокаду и соединились с нами. Наш маленький заговор остался в тайне. И тогда, во мне, что-то щелкнуло в моей голове, после этого я каждый день ждал, чтобы оказаться в похожей ситуации, чтобы ещё раз отведать это мясо.
Федотов (хватаясь за живот):
Господи, я это слышу по-настоящему? Или это мне кажется? Как можно есть себе подобных пускай и мертвого и с голоду?
Галицкий:
Ещё раз повторяю, молодой человек, голод не тётка, захочешь есть и хлорка сахаром покажется, да и выбора тогда особого не было, мы съели все, даже высохшую траву вокруг укреплений, что нам оставалось делать?
Федотов:
Да с голоду помереть.
Вершинин:
Так, Сереж, успокойся. Ладно, Семён Валентинович, на сегодня хватит, завтра продолжим наш «замечательный» разговор. Караульный, увести задержанного.
(В помещение входит караульный и уводит Галицкого в камеру, в кабинете остаются Вершинин и Федотов)
Федотов:
Убийства, кражи, да, господи прости, надругательство над женщиной, хоть как-то можно оправдать, но каннибализм, это что-то из ряда вон, а что дальше? Мужики трахать ослов будут? Или того хуже друг друга? Куда мы катимся, а, Дмитрий Леонидович?
Вершинин:
Куда катимся вопрошаешь? Я отвечу тебе. Мы, Серёжа, катимся в ****у, причём семимильными шагами, я больше никак иначе не скажу, но мы ещё по слушаем остальные 4 истории, и кажется мне, что охренеем ещё сильнее.
Федотов:
Не говорите, ладно, Дмитрий Леонидович на сегодня хватит, пойду нажрусь.
Вершинин:
Сходи. Завтра в 9 утра продолжим.
Акт 3. Ужин при свечах.
Федотов:
Доброе утро, Дмитрий Леонидович, что то я вчера перебрался.
Вершинин:
По тебе видно. Знаешь, Сереж, что-то спал я хреново после вчерашнего, ладно ещё прогоним одну историю наверное, потом других допросим.
Федотов:
Вас понял. Караульный, приведи Галицкого.
(Дверь открывается, караульный вводит Галицкого)
Вершинин:
Доброе утро, Семён Валентинович, присаживайтесь.
Галицкий (присаживаясь):
И Вам.
Вершинин:
Как Вам спалось? Готовы продолжать?
Галицкий:
Спалось хорош. Продолжать готов.
Вершинин:
Кормят хорошо?
Галицкий:
Не жалуюсь.
Вершинин:
Ну меня это радует. Ладно продолжим, расскажите про второго съеденного Вами человека.
Галицкий:
Дело было так. Я вернулся с фронта в феврале 1918 года.
Вершинин:
А почему в 1918?
Галицкий:
Потому что я лежал во французском полевом госпитале с простреленным лёгким, когда в России случилась революция, я совместно с частью отказался братоваться с немцами, и мы перешли в сотрудничество к французам, где (зацензурено под грифом секретно) получил пулевое ранение в лёгкое. Проведя 3 месяца на больничной койке, я был признан не годным к военной службе. Французы предложили мне работу в газете редактором, но я отказался, не люблю я французов, англичан и прочих, да и Россию я люблю. Потом я вернулся назад домой. Мда, то, что я узрел повергло меня в шок.
Вершинин:
И что повергло?
Галицкий:
Брат идёт на брата, отец на сына, появились белые, красные, зелёные и остальные цвета радуги. И все друг друга уничтожали с лютой ненавистью. Дом мой находился в какой-то нейтральной полосе, то белые придут продразвёрстку устроят, то красные, но самое интересное, что с обеих сторон были хорошие, лично по мне, люди. Никто мне не хамил, многие даже разделяли мои взгляды по поводу братоубийственной войны, а гражданская война именно такая и была. Но однажды случилось страшное, в нескольких километрах от моего дома, состоялся бой, говорят кровавый жутко, тогда белые победили, а красные отошли. Ко мне домой пришли казаки- это нелюди, били меня, мою жену, говорили, что мы большевистские подстилки, хорошо дочек замуж за иностранцев выдал, хоть живут, одна в Италии вторая в Греции. А вот Мариночку, мою лапочку-жену, моё все, эти ироды поганые нагайками забили, все разграбили, подонки. Так потом и выживал, кое-как, но беда не приходит одна со смертью, жены пришла и чума, которая добила остатки скотины. Я ходил на охоту, то зайца подстрелю, то ещё какого зверя… (задумчиво смотрит в потолок)
Вершинин (внимательно рассматривая Галицкого):
Так значит с этого момента начнётся самое интересное, раз Вы так задумались?
Галицкий:
Да, на одной из охот, я увидел раненого красноармейца, который был ранен в живот, я посмотрел на него и понял, что жить ему осталось, от силы может день без помощи врача, а врачи уходили то с белыми, то с красными, не осталось знахарей вокруг.
Вершинин:
И что случилось дальше?
Галицкий:
Я добил парня, чтобы не мучился. А потом в голове всплыл тот случай с солдатиком в окружении. Я тогда достал свой охотничий нож, после чего приступил к разделке. Я разрезал его шинель, гимнастерку, раздел парня, после чего приступил к разделке. Сначала я начал отделять кожу от подкожного жира и мяса, потом мясо от костей…
Федотов:
Дмитрий Леонидович, мне тоже это записывать?
Вершинин:
Да записывай, и прошу тебя, Серёжа, не вклинивайся в допрос, я его провожу, вот когда ты будешь проводить, ты хоть падеграс задержанному танцуй.
Федотов:
Я Вас услышал, извините.
Вершинин:
Так, Семён Валентинович, продолжайте.
Галицкий:
Вот, начал отделять мясо от костей. Разделывал парня я долго, потому что делал это в первые, но каждый разрез, приносил мне не передаваемое ощущение, я был словно на небесах от предвкушения, того что мне до ведётся попробовать. Но время было где-то, после полудня, и я боялся, что не дай бог меня кто-то увидит, но бог миловал, ни одной души я более в том лесу не увидел.
Вершинин:
Сколько времени у Вас ушло на разделку?
Галицкий:
Не знаю, я был увлечен процессом, не забывая ещё просматривать по сторонам. После чего я взял внутренности и мясо и сложил в мешок, после чего направился домой, благо сам жил возле леса, поэтому мне никто из местных не попался на встречу, слава богу.
Вершинин:
Вы верующий?
Галицкий:
А как же?
Вершинин:
Как думаете, господь оценит Ваше деяние?
Галицкий:
Не могу знать ответа на Ваш вопрос, я пока с ним не общался.
Вершинин:
Думаю, скоро Вы с ним встретитесь, лично.
Галицкий:
Чему быть, того не миновать, я попробовал в жизни все. И пугать меня не надо смертью, её я не боюсь уж точно.
Вершинин:
Мда… Ладно продолжайте. Вот вы пришли домой, что было далее?
Галицкий:
Я достал мясо и органы, достал кулинарную книгу покойной супруги и начал готовить, попытался замариновать сало, но у меня не получилось. Зато получилось потушить сердце и печень с сушеными грибами, которые находились у меня в погребе, на гарнир была картошечка, кстати, был у меня маленький тайник, в котором я хранил, на чёрный день 3 бутылки французского вина. Ужин богов, можно сказать.
Вершинин:
А что вы сделали с остальным мясом?
Галицкий:
Ничего ел его в течении недели. Когда пожарю, когда отварю.
Вершинин:
Ладно, хватит на сегодня. Караульный увели задержанного.
(Дверь открывается, в кабинет входит караульный и забирает Галицкого, в кабинете остаются Вершинин и Федотов)
Федотов:
Дмитрий Леонидович, скажите пожалуйста, какое я Вам такое плохое зло сделал, что Вы заставляете, этого выродка рассказывать чуть ли не в красках, как он потрошил человека? Вам самому то не противно?
Вершинин:
Противно, Серёжа, ещё как противно, а из его дневника, ещё 3 истории придётся выслушать, там чую вообще ****а полная будет. Я наверное мясо вообще перестану есть после этих баек, вот ты, когда-нибудь думал, что услышишь, такое, да, господи, как вообще такое возможно?
Федотов:
Во во я вчера ещё Вам говорил, может напьемся сегодня, а, Дмитрий Леонидович?
Вершинин:
Ага, и чую напиваться мы будем ещё не раз.
Акт 4. Делец
Вершинин (закуривая):
Слушай, Сереж, я сейчас когда на работу пришёл, меня к себе в кабинет Пал Палыч вызвал и показал свежую газету. Этот ублюдок, не Пал Палыч, а Галицкий, стал очень известен и теперь вся общественность в курсе.
Федотов:
Ну и что?
Вершинин:
А ничего, сейчас сюда, больше чем уверен, стянется толпа и будут требовать выдать его, но это ладно. Самый смак- это то, что ввиду резонанса в наши пенаты едет Яго;да. Так ( Вершинин смачно затягиваясь и наливая воду в бокал) надо теперь в более коротком варианте, написать описать, что он натворил.
Федотов:
Вас понял. Караульный веди Галицкого.
(караульный вводит Галицкого)
Вершинин ( осматривая Галицкого):
Знаете, Семён Валентинович, мне даже здороваться с Вами не хочется. Ладно сегодня добьем Ваш допрос по быстрому, и пусть Вашу судьбу решают наверху.
Галицкий (улыбаясь):
Нет, Дмитрий Леонидович, Вы будете записывать слово в слово. Я знаю, что ситуация вышла из-под Вашего контроля, и что сюда едет сам Дзержинский. Теперь я буду рассказывать только в присутствии газетчиков и никак иначе.
Вершинин:
А может Вам ещё и куртизанок примяком с Парижу сюда привезти? Вы ничего не путаете?
Галицкий:
Да нет, не путаю. А если вы думаете, что показания из меня можно силой выбить, что ж желаю Вам удачи, поверьте мне, я очень сильно устойчив к силовому и моральному воздействию. Так что я замолкаю на этом моменте пока тут не появятся газетчики.
(Вершинин, отупляя взгляд, смотрит на стол)
Федотов (изумленно смотря на Вершинина):
Дмитрий Леонидович, Вы правда ещё думаете над его словами? Он просто пользуется сложившейся ситуацией и берет Вас на слабо…
Вершинин (перебивая Федотова):
Отставить. Я к Пал Палычу отойду. Он пусть решает. Я человек подневольный, как скажет так и будет, нам его показания нужны. Чем быстрее тем лучше.
Федотов:
Как знаете.
(Вершинин встаёт и уходит)
Галицкий:
Скажите, Сергей, сколько Вам лет?
Федотов:
Сколько есть все мои, ты чего выродок хочешь? Тебя один хрен к стенке поставят! Пользуешься добротой и честностью хорошего человека.
Галицкий:
А вот скажите, Сергей, зачем вы сюда устроились, власти захотелось?
Федотов:
Чтобы вот от таких как ты мразей, землю вычищать.
Галицкий:
Скажите, чем вы занимались во время гражданской?
Федотов:
Воевал.
Галицкий:
Тогда такой вопрос, как это воевать против своего же народа? Вас не мучает совесть, что вы проживали кровь своих братьев по крови? Я быть может садист, убийца и людоед, но я не устраивал массовый выпел своих людей, а на войне, если и расстреливал своих солдат, то только за трусость, да и то крайне редко.
Федотов:
Не братья мне те, кто свой народ на не нужную войну людей отправлял, когда люди делятся на тварей дрожащих и право имеющих. Вот с ними я воевал, с теми кто свой народ в грязь втаптывал. Такие как я и Вершинин- это инквизиция для таких, как ты и тебе подобных.
Галицкий:
Как интересно, да и как возвышенно, а кем был Вершинин, до революции? Дай-ка угадаю, он был царским офицером и дворянином, который присягу давал императору, наместнику бога на земле, а кем были Вы, Сергей, крестьянским мальчишкой, который смотрел на таких, как Вершинин с презрением, и мечтал с ними поменяться местами. А далее стукнула мировая, затем гражданская войны, а какой итог? Тот против кого Вы воевали, теперь Ваш начальник. Вы, Сергей, как пресмыкались перед дворянами, так и продолжаете это делать. И запомните слово дворянин исчезнет, а принципы действия останутся только называться это будет по другому.
Федотов:
Заткнись, мразота контрреволюционная. И пусть, что Вершинин в прошлом дворянин, он настоящий человек с большой буквы, он за меня грудь подставил на облаве, когда один из падонков выстрелил в меня, за него я любую мразь вот этими руками удавлю и не тебе мне говорить, как мне жить.
(Дверь в кабинет открывается, входит Вершинин)
Вершинин:
Ваше прошение удовлетворено, сюда через 15 минут приедет газетчик. Вы удовлетворены?
Галицкий ( улыбаясь):
Конечно, Дмитрий Леонидович. Кстати я тут общался с Вашим подчиненным, и он меня оскорблял, я понимаю, что я задержан по вопиющим деяниям, но прошу Вас, чтобы Вы провели проф беседу, чтобы он не оскорблял меня.
Вершинин:
Не волнуйтесь, про веду. Ждем газетчика.
( спустя примерно 20 минут, дверь открывает караульный и впускает гражданина Сухова Илью Борисовича- газетчика)
Вершинин:
Вы довольны, Семён Валентинович?
Галицкий:
Ещё как (улыбается).
Вершинин:
Я рад, ну расскажите нам о товарище Хофман или как вы его называли делец.
Галицкий:
Дело было в январе 1922 года.Я получил от Хофмана записки путешественника Якобинского, как он путешествовал по Азии. Где прочёл о интересном блюде, а именно охлажденный обезьяний мозг, это когда мартышку связывали и ложили на мороз, пока мартышка была на пороге меж жизнью и смертью, ей снимали скальп, а потом пилили череп, не знаю чуяла мартышка боль или нет, но мне показалось это интересно. Я тогда кучу денег отвалил этому человеку.
Вершинин:
А сколько именно?
Галицкий:
А это имеет значение?
Вершинин:
Нет, но это ради интереса.
Галицкий:
2 червонца, денег у меня имеется. Так вот я несколько дней изучал данный дневник путешественника. В один прекрасный день , я подумал, а почему бы не попробовать это блюдо с мартышками.
Сухов:
Странное у Вас понятие прекрасного дня, если честно. Извините (обращаясь к Вершинину), товарищ комиссар, это он сейчас расскажет, как кого-то съел?
Вершинин:
Видимо да.
Сухов:
Как интересно. Расскажите все. Мне очень интересно.
Федотов:
Сомневаюсь, товарищ репортер, мы пробовали.
Сухов:
Молодой человек, я не спрашивал о Ваших сомнениях, я просил товарища, эм…
Галицкий:
Галицкого.
Сухов:
Да, Галицкого. Я человек любознательный, рассказывайте.
Галицкий:
Дело, как я говорил ранее, обстояло в январе 1922 года. Хофман продал мне дневник, в котором я прочитал эту интересную заметку об обезьянах. Теперь осталось дело за малым, найти жертву.
Вершинин:
И Вы её нашли? В лице кого? В лице дельца, конечно же.
Галицкий:
Я знал, что для этого жида, горе людские- это родная стихия, за копейку удавит, кого хочешь.
Вершинин:
Так и каким образом получилось, так, что Вы его заманили и вас обоих никто не увидел?
Галицкий:
Я знал, что он трется подле Людки Помидорихи…
Федотов:
Людка огонь баба.
Сухов:
Полностью с Вами согласен, молодой человек, Людмила хороший человек.
Вершинин (смотря на Федотова и Сухова):
Кто это такая?
Федотов:
Молочница, в центре Рязани живёт, я к ней ходил месяца 3 назад.
Вершинин:
Серёж, ты женат же.
Федотов:
Так я женился то два месяца как. А тогда не считается.
Вершинин:
Эх, молодежь, совсем распоясалась. Но ладно, хватит лирики. Товарищ, Галицкий, хотя… хотя какой Вы нам товарищ, расскажите. Как покинул сий бренный и порочный мир Хофман.
Галицкий:
Я ждал его возле дома Помидорихи, ночью, когда Хофман вышел, я изобразил из себя удивленного нашей встречей. Говорю, мол, голубчик, помоги достать мне вино французское, типа я в долгу не останусь, и протянул ему рубль золотой ещё царский в качестве залога, потом предложил ему выпить у меня дома.
Вершинин:
И он согласился?
Галицкий:
Конечно. Он у меня много раз дома был. Я много вещей у него полезных прикупил, можно сказать, раритетных и очень редких. Да и выпить он любил.
Вершинин (смотря на личное дело Хофмана):
Знаю читал о нем.
Галицкий:
Так вот, пришли мы ко мне домой, не замеченными. Благо метель была лиц наших не видно было, но на удивление было не так холодно, поэтому до дому моего шли пешком, да идти то недалеко, город то маленький. Вот пришли мы значит ко мне, сели в гостиной, я ему угощения, да и беленький налил, она у меня всегда есть.
Вершинин:
Вы употребляли тогда? Да для смелости.
Сухов:
Какой смелости?
Федотов:
А вот сейчас Вы, товарищ Сухов, и узнаете, Ваше любопытство будет удовлетворено.
Галицкий:
Ну я кормил и поил Хофмана, долго, но всё-таки споил. Он опился в усмерть, вообще сначала подумал, что он помер, но нет он дышал. Далее я связал его и вставил кляп ему в рот, чтобы не орал, кстати, пурга за окном усилилась, после чего я выводок его на задний двор, в нательном белье и посадил в сугроб, чтобы он переохлаждение получил, зимой это быстро организовать можно. А сам я пошёл в потайную комнату, кстати о ней, я организовал её во втором подвале, у меня был там личный кабинет, а вход туда я закрыл шкафом.
Сухов:
А как же если бы он закричал, может бы кто услышал?
Галицкий:
Никто бы не услышал, я все стены обил подушками, а они хорошо звук поглощают . Я приготовил инструменты, а именно: керамбит- это похожий на серп индонезийский нож, который я во время войны с японцами купил на рынке, пилу хирургическую.
Вершинин:
А её Вы откуда взяли?
Галицкий:
С госпиталя военного, ей кости у коров пилить удобно. Так вот пока я приготовил инструменты, расстелил ткань по полу, Хофман дошёл до кондиции, он был уже не жив ни мёртв. Я притащил его обратно. Усадил его на стул… потом медленно по кругу, чуть выше бровей начал керамбитом снимать скальп, самое удивительное он такое ощущение даже не почувствовал, а может и почувствовал, но от переохлаждения не мог ничего сделать. Да сняв скальп я взял пилу и спилил ему верхнюю часть черепа.
Сухов:
Это серьёзно? Или у него юмор такой?
Вершинин:
Нет это серьёзно.
Галицкий:
После отделения части черепа , я достал одну бутылочку французского вина, налил в фужер жидкость, понюхал запах. Ах, Франция город красивого языка, красивой архитектуры и божественного вина, как много в …
Федотов (прерывая злобно рассказ Галицкого, обращается к Вершинину):
Дмитрий Леонидович, разрешите ему въебать? Вино он, ****ь, с Францией нюхает. Вон газетчик уже побледнел, бедный.
Вершинин (повышая голос на Федотова):
Сядь и успокойся, имей выдержку, тебе ещё с многими придётся пообщаться, возможно, даже и хуже будут (успокаиваясь). Все на папиросу, покури и успокойся.
Федотов:
Виноват.
Вершинин:
Галицкий, продолжайте.
Галицкий (улыбаясь):
Вот видите, Сергей, послушайте начальника, он дело говорит…
Федотов ( перебивая):
Закрой рот, выродок, не тебе меня учить, надеюсь, когда тебя поставь к стенке, ты, мразота паршивая, в ад попадешь, где тебе отдельный котел поставят и варить тебя, и готовить тебя всеми кухнями мира будут.
Галицкий:
Конечно поставят и конечно приготовят. Ладно. Так вот, как я и говорил, люблю Францию, люблю и все что с ней связано. Но тогда я полюбил и Азию, действительно регион контрастов, суровые нравы и изысканные блюда. Я подошёл к столу взял вилку и начал есть мозг, отрезая кусочек за кусочком мозг. Чувствовал, как мозговое вещество, проникает в мой желудок, о господи как это было вкусно. Я решил, взял из погреба варенье земляничное, как оказалось взял не зря, его сладость только дополнила вкус. Кусок за куском я ел. Одно меня гнетет, теперь редких вещей я не найду, но свято место- пусто не бывает. На его место пришёл другой.
Вершинин:
А с остальным телом, что сделали?
Галицкий:
Тоже, что и с прошлым, съел в течении недели. Что-то пожарил, что-то отварил.
Вершинин:
Все хватит на сегодня, не могу я это слушать. Караульный, увели.
(Входит караульный и уводит Галицкого).
Федотов:
Ну что, товарищ Сухов, скажете об услышанном? Какой заголовок будет: «Франция и колориты Азии, совместимы ли продукты разных регионов?»
Сухов ( потупленным взглядом смотрит на Федотова и Вершинина):
Товарищи, да я даже не знаю что Вам сказать, товарищ комиссар, у вас есть, что выпить?
Вершинин:
Есть, но Вам надо ещё напечатать, что-то, чтобы он говорить продолжил, да и завтра ждём Вас здесь.
Сухов:
Я не приду, мне одного дня хватило с вами, я даже под дулом винтовки не приду.
Вершинин:
Завтра сюда приедет Ягода, который будет лично присутствовать на допросе. Так что в 8 утра здесь и без опозданий.
Федотов:
Интересно он это в красках будет и Ягоде рассказывать?
Вершинин:
Не знаю. Ой не знаю.
Акт 5. Малыш Алибай.
Вершинин:
Дзержинский, говорят уже в администрации, но приедет к нам через час, товарищ, Сухов, Вы принесли сегодняшнюю газету?
Сухов:
Да, только в ней я не стал писать, то что этот урод наговорил. Я выдал в редакцию, что его опросили.
Вершинин:
Вы издеваетесь? Он говорить перестанет.
Сухов:
Нет, такое нельзя в редакцию, но специально для него был напечатан отдельный выпуск. Поэтому и волки сыты и овцы сыты.
Федотов:
Охренеть, даже бы я не дадумался до этого, Дмитрий Леонидович, Вы кстати тоже (смеётся)
Вершинин:
Ну товарищ, Сухов, Вы сделали все красоте, браво! Так, товарищи, я к Пал Палычу, введу его в курс дела, пусть Ягоде газету даст, ещё и всем караульный скажу, чтобы не проболтались.
(Вершинин уходит)
Федотов:
Чую жарко нам будет.Вы когда- либо Ягоду видели?
Сухов:
Нет, один раз только Дзержинского, и то мельком.
Федотов:
А я обоих не видел, я когда под Казанью был, говорили, где-то, что Троцкий проезжал.
Сухов:
Сергей,я закурю, Вы не против?
Федотов:
Нет, но только у окошка, а то я не курящий, это когда только выбесят, как вчера эта падла.
Сухов(закуривая у окна):
Не люблю, когда сквернословят, но Вы, Сергей, чертовски правы. Такие, как Галицкий, должны быть уничтожены с лютой пролетарской ненавистью.
Федотов:
Такие, как Галицкий, должны душиться в зародыше. Радует, то что ему тут рассказывать не долго осталось, жаль только умрет он быстро, читал в Греции, такая казнь была- Медный теленок, вроде, ли бык, не помню уже, но смысл был такой: подонка сажали в быка металлического, где нагревали, а подонок там орал, и казалось, что мычит бык, вот что он заслужил.
Сухов:
Во во.
(Дверь открывается, в кабинет входят Вершинин и Ягода)
Вершинин:
Знакомьтесь, товарищи, начальник особого отдела ВЧК- Генрих Георгиевич Ягода, он хочет присутствовать на допросе.
Ягода:
Здравствуйте, товарищи. Так, товарищ Вершинин, пригласите гостя.
Вершинин:
Караульный, приведи Галицкого.
(Дверь открывается, караульный вводит Галицкого, Ягода стоит в углу и смотрит)
Вершинин:
Семен Валентинович, расскажите, кто такой Малыш Алибай?
Галицкий:
Для начала, здравствуйте. И всем остальным не хворать, особенно Вам, Генрих Георгиевич.
Ягода:
Спасибо.
Галицкий:
Как Ваши дела?
Ягода:
А какое Вам дело до моих дел? Вы лучше вместо беседы со мной, отвечайте на вопросы, которые Вам задает Дмитрий Леонидович.
Галицкий:
Как скажете. Это было весной 1922 года, кажется в конце мая, я тогда почуял себя неважно и поехал в Минеральные Воды, поправить здоровье, погулять по горам. Мне спутником был назначен Алибай, который водил меня по горам, не помню кто он по национальность, толи лезгин, толи аварец, высокий такой, статный парень, общительный имел ссадину на губе, с его слов получил в детстве, когда упал и ударился о камень.
Вершинин:
Это, конечно прекрасно,что он лезгин и ударился о камень, нас интересует следующее: как?, зачем? и почему?.
Галицкий:
Хорошо, в один из вечеров нам на ужин подали гуся, фаршированного картошкой, покрытого медовой корочкой, так вот, я подумал, а что если это сделать из человека. На следующий день я вооружившись молотком и саперной лопаткой, направился совместно с Алибаем в прогулку по горам, ехали мы долго очень, сказать честно, но приехали.