Пенсионной реформе посвящается
Галина Евгеньевна выключила телевизор и легла в кровать, некоторое время лежала с открытыми глазами, потом попыталась отпустить мысли, не дававшие ей покоя со вчерашнего дня, и сначала это удалось, но ненадолго: внезапно её пронзила острая сердечная боль.
Так уже было, и не раз. Она потянулась к телефону, чтобы вызвать скорую, но передумала – нечто помогут? У них самих наверное ничего нет – никаких лекарств, – так что надо самой выбираться, а ей ведь только шестьдесят пять, из них сорок лет трудилась на благо родного государства.
Хорошо хоть скорая пока ещё приезжает, а то грозятся принимать вызовы только в экстренных случаях: ну, то есть тогда, наверное, когда при смерти будешь. Вот в Усть-Куте её двоюродная сестра сломала шейку бедра, так в первый раз отказались приехать, потому что бастовали, а во второй – сказали, что бензина нет. Так и померла, бедная. Предуктал бы попить да милдронат поколоть, да где ж ей взять такие деньги?
Ох, не уснуть никак… болит. Вот и ребенок в смежной квартире заплакал, и папенька его, тут как тут:
- Замри, ссссволочь, я сссказал!! - так заорал на своё чадо, что стены задрожали.
Однако плачет малыш, не унимается, но вот кажется затих маленький, собственным плачем захлебнулся. И почему родителям нет дела до детей, – и вообще, почему народ стал такой злой?..
А вчера бумагу из ЖКХ кинули в почтовый ящик, управляющую компанию выбирать надо: прежняя обанкротилась, а теперь вот – новую выбирать. А будет ли она лучше той, что канула в Лету? Вряд ли: тарифы как ползли вверх, так и будут ползти – это уж точно. Давят изверги, давят, – не мытьём, так катаньем: всю рухлядь вместе с кап. ремонтом на жильцов скинули, чтоб им пусто было!
«Господи, - прошептала Галина Евгеньевна, принимая лекарство, - и когда они только успокоятся! Бьют нас, бьют, и всё добить не могут».
Да нет, добивают помаленьку: вот и Татьяну, шестидесяти лет от роду, третьего дня схоронили, а Дмитрию Ивановичу, что помер неделю назад, и того было меньше – пятьдесят семь: сердцем всё мучился. В последнее время ему бы полежать, а его загнали с оформлением инвалидности.
Счётчики бы купить на воду, да где уж ей, сначала надо сантехнику поменять: бачок – совсем никуда, утечка жуткая. Хоть и борется она с ней, а толку никакого: шумит, как Ниагарский водопад. И на смерть ничего не прикопила: ни копейки за душой. Можно было кое-что подсобрать, когда работала, но ведь дочка с внуками на съёмной квартире мается, – в другом городе. Дачу вот продала, и всё, что было, отдала им. Дочка как раз ипотеку с небольшими процентами успела отхватить, вот и вложили всё в маленькую однокомнатную новостройку. Хорошо хоть компаньоны не надули да не слиняли, как в других городах, – хоть голые кирпичные стены, да получили. Сейчас, правда, уже пятый год пошёл, как квартира стоит, потому что денег на обустройство нет, а деньги нужны немалые: столько же, сколько в квартиру вбухали, да и за ипотеку ещё не рассчитались.
Вот ведь дожила, – собственному государству не нужна стала, раз положили такую нищенскую пенсию. В детстве был голод – всё время еда снилась, – так тому хоть объяснение есть: война и послевоенные годы. А сейчас? Жить впроголодь – это ли не унижение? Где они, миллиарды-то эти, которые от нефти, то бишь от народного достояния? Вон сколько их расплодилось, миллиардеров-то этих! А рыбная и лесная мафии… Кого они кормят? Себя любимых, да за границу деньжищи свои, нажитые непосильным трудом, угоняют. Угоняяяют, а собственный народ вымирает.
Ах ты, Господи, вроде бы полегче стало, отпустило сердце, да и рассвет уже на подходе, а днём всё сподручнее. Но опять же еда… Чего самой поесть и чем накормить Соню? Она ведь, красавица её ненаглядная, с утра, как по команде – шасть на кухню, и к холодильнику. И ждёт, пока он не откроется, а как откроется, свою мордочку – раз, и туда. И вся как есть – там, только хвост один пушистый торчит. А что – в холодильнике? Почти ничего. Там, как сейчас говорят, мышь с голодухи повесилась.
Ещё и уличному коту хотя бы кусочек какой подбросить: голодный, как незнамо кто. А как радуется, когда рыбья голова ему перепадёт! Подпрыгивает, мурлычет, а глаза… – не передать словами. Не кошачьи это глаза, потому что в них такое горе, такое отчаяние! Он каждый день поджидает Галину Евгеньевну у подъезда, а когда она уходит, долго бежит за ней следом, будто просит:
- Ну, забери меня к себе, забери пожалуйста!
А куда его взять? Соня, эта рыжая бестия, не примет его: она ведь чуть не порвала однажды котёночка-подростка, которого дети принесли. Насилу отбили.
Ну, вот и утро, и кажется, Галина Евгеньевна задремала. Но что это – в дверь звонят, или телефон звонит? Кажется, телефон – дочка, наверное. Так и есть, вот и голосок её в трубке:
- Мама, как ты себя чувствуешь?
А что она ответит? Ответит, как всегда:
- Всё нормально, доченька, не волнуйся, всё хорошо, милая… всё хорошо, родная.
А ещё – почти каждую ночь Галине Евгеньевне снится наш Президент. Ей представляется, что они хорошо знакомы – почти друзья, – и Галина Евгеньевна просит его, хотя бы ненамного, увеличить для неё и её поколения пенсионное пособие. Только он почему-то сразу исчезает, а её маленькая просьба так и повисает в воздухе…
Декабрь 2006 – Декабрь 2018