Эльза понимала, что занятия дома в присутствии маленького ребёнка достаточно трудны. Поэтому она не устраивала сцен, когда я задерживался в читальном зале. Она очень радовалась, когда я брал ребёнка на руки. Во всём остальном она была гражданской женой, близкой к идеальной. В нежности, страсти и любви она порой превосходила Фаину. С первого же подхода я применил приёмы для рожавшей женщины. Она и прежде реагировала достаточно бурно, а теперь стала ещё яростнее. Когда всё же разрядился и я, она, придя в себя, едва не заласкала меня до полусмерти. И до рождения дочери она «стелилась» передо мной, а теперь буквально разрывалась между мной и ребёнком. Однажды, в разгар нашей любовной битвы проснулась и заплакала Эмма, так она назвала дочь.
-- Сашенька! Не обижайся, пожалуйста. Она, наверно, кушать захотела.
Хотя явно было, что она не отказывает мне, но в то же время стремится угодить и дочери. Пришлось прервать близость. Когда Эльза наклонилась над коляской, в которой лежал ребёнок, и дала ей грудь, я пристроился сзади. Наверно, во мне сыграли дурные молодёжные гормоны. Женщина только на секунду повернула голову, будто хотела что-то сказать. Но сразу же разделила внимание на обоих. Ситуация походила на анекдотичную, где мать кормила ребёнка, а мужик ей «молоко накачивал».
Правда, на следующий вечер она попросила больше так не делать. У девочки после этого разболелся животик. После консультации с Фаиной, они пришли к выводу, что с молоком ребёнку попали гормоны матери. При очередном общении с Фаиной я получил за этот поступок хорошую выволочку.
Эльза очень изменилась после рождения. Кроме появления характерного для рожавших животика, у неё налились груди. Однажды, лаская их, я увидел множественные шрамы, как будто кожу расцарапали множественные когти.
-- Кожа не успевала растягиваться. На животе то же самое. Не молоденькая уже, ткани не так эластичны.
-- Больно было?
-- Щекотно и очень чесалось.
-- А рожала тяжело?
-- Нет. Меня пока везли до родильного стола, я почти родила. Разрывов было много. Наверно, там так же, как на грудях стало.
Спохватившись, обняла и, торопливо целуя, зашептала:
-- Ты не думай! Мне с тобой очень хорошо! Очень! Я счастлива, что стала твоей любовницей. Не знаю, как за это отблагодарить Фаину. Имей ввиду, если ты от нас загуляешь или обидишь её, я оторву тебе все выступающие детали.
Не давая ответить, она крепко-крепко поцеловала. Теперь её тело налилось женственностью, упругой мягкостью, округлостью. Уже почти не чувствовались выступающие прежде кости, спрятались выпиравшие прежде ключицы, не стало волнистости над рёбрами. Она вся стала в высшей степени женственная, округлая, плавная. Значительно красивее стало и лицо, появились щёки, чуть вздулись губы. Лицо перестало походить на образ смерти. Не смотря на значительное изменение внешности, при моём появлении она немедленно скрывалась в ванной и делала упрощённый макияж. К моему появлению после занятий, на её лице всегда были свежие следы косметики. Она буквально светилась счастьем.
От ласк и объятий моя грудь постоянно была в её молоке.
Оставались последние дни сессии, когда по телевидению и радио пошли сообщения об аварии с АПЛ «Курск». Я позвонил в штаб. Мне приказали завершить сессию. Пока много было неясного. Всё же по нашему обращению в деканат, нас с Лукьяненко отпустили, выдав досрочно документы. Экзамены и лабораторные закончены, оставались только два дня установочных лекций. Я забежал попрощаться к Эльзе и забрать чемодан с вещами. Она проводила до порога и поцеловала на прощание. Её глаза были полны слёз.
По возвращению домой мы с Лукьяненко прямо с поезда бросились на корабль. Там всё было готово к выходу в море. Курьер доставил пакет с приказом, и мы направились в район аварии. Нам предстояло обследовать район трагедии.