Девчушка выбивалась из сил. Она шла по бесконечной лесной дороге, потом мимо горушек, поросших синим дымчатым лесом. Останавливалась у речек и ручьёв. Платок на её голове сбился. Мокрое от пота лицо побледнело от усталости. Иногда попадалась лошадь с телегой. И тогда она просила Христа ради её подвезти.
А сейчас девочка села у обочины. Сняла с ног лапотки, которые плёл ей когда-то отец.
Развязала котомку и достала из её глубины кусок ржаного каравая и картошину.
Одиноко было вот так идти неизвестно куда. И вспомнились мамины слова. Мама пришла вчера с покоса на паужну. Присела на широкую лавку к столу, куда она всегда ставила боком друг к другу караваи, накрывала их чистой тряпицей. Караваи отдыхали. А по избушке полз хлебный дух. Анна зачерпнула ковшом колодезной воды и сказала тихо:
- Иди, дочка! Ступай отсюда! Завтра с солнышком и пойдёшь.
Отец обезножил с горя. Не перенёс. Жилы надрывал над землёй! И всё отдать. Пошто так?
Неча тут тебе делать.
Она достала из сундука спрятанные гроши и отдала дочке.
- Не позволяй никому себя Анькой звать! Анька в поле телят пасёт. А ты Нюра. Анна. Запомни!
Утром мать молча перекрестила её в дальнюю дорогу. Подальше от голода и страшных перемен. Они пришли в деревню, перевернули весь уклад дедов и прадедов.
По тёмным от солнца щекам её поползли слёзы. Маленькая фигурка дочки таяла в утреннем мареве.
И когда добралась тринадцатилетняя девочка до большой реки и услышала трубный голос белого парохода, ей стало ещё страшнее.
- Что там ждёт? Куда приткнуться? Где жить она будет? Ведь только два класса кончила да прясть умеет и носки вязать.
На палубе было влажно и холодно. Пароход шёл медленно. Где-то там, внизу, под водой, шлёпали широкие лопасти колеса. И под эти звуки Нюра уснула.
Ей снилась высокая горушка над серебряным ключом. А ключ разговаривал и ночью, и днём о том, что он из подземной большой воды вырвался на свободу, к солнышку. Родник говорил, что сделали ему из крепких осин длинный жёлоб. И теперь это его дорожка к людям. А под жёлобом он опять просочится в землю к своей матери, большой воде.
Ключ собирал сюда всех: и малых, и старых. Шли бабы с коромыслами на плечах. Шли белые гуси и гоготали. Бежали робятишки и визжали от удовольствия, брызгались студёноё водой. И радостная вода вспыхивала радугами.
Потом Аня вместе с другими карабкалась на горушку, откуда сочился ключ. Там, словно кто расстелил красные душистые платки. Это землянка.
- Вот принесу землянки домой, натолку в чашке. Вкуснотище! А ещё пистики на полях поспели. Мама их изрубит да в печь с молоком поставит.
Пароход стукнуло обо что-то. Пристань, видно. Народ стал подниматься, кряхтеть. В потёмках плакал грудной ребёнок.
Вот он, большой город. Есть ли тут для неё место?
- Бабушка, ты о чём задумалась? А сколько тебе лет?
Бабушка продолжала вязать, очнулась от своих мыслей далёких и с улыбкой сказала:
- А много мне лет, Любочка. А тебе сколько?
- А мне четыре года. А тебе шесть? А ты научишь меня вязать?
- Рановато тебе ещё.
Продолжение следует