Александр Сергеевич Суворов
О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».
2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.
450. Штормовая мёртвая зыбь. 5. Оттуда. 28 августа 1973 года.
Сводка погоды: Атлантический океан. Северо-Восточная Атлантика. Вторник 28 августа 1973 года. БПК "Свирепый" в открытом Атлантическом океане в морском районе "Фареро-Исландский рубеж" (англ. GIUK gap), ближе к острову Исландия. Данные метеостанции Рейкьявик (сев.) Исландия, географические координаты: 64.132,-21.933. В ночи понедельника 27 августа 1973 года скорость ветра достигла 10 м/с (36 км/ч), накрапывал дождик - 1 мм осадков. Средняя температура в ночи - плюс 4.9°C тепла. Волны усилились за счёт надвигавшегося с юго-запада циклона, но по мере приближения к Исландии погода улучшалась. Во вторник 28 августа 1973 года дневная температура: мин.: 11.0°C тепла; средняя: плюс 11.3°C тепла; макс.: плюс 13.0°C тепла. Без осадков. На ветру, дующем со скоростью 7 м/с, температура воздуха плюс 6.4°C - зябко, сыро, простудно. Ветер умеренный (4 балла) и волнение тоже умеренное (4 балла). Волны удлинённые и на многих гребнях волн белые пенные барашки. Высота волн 1,0 - 1,5 м, длина - 15 м. Однако раскачивают и кренят корабль волны "мёртвой зыби" - длинные и относительно высокие, но гладкие и пологие океанские волны, порождённые далёким ураганом. В этот день солнце взошло над северо-восточным Атлантическим океаном в 05:58, а зашло в 20:58 (GMT+1).
Это крайний из всех фотоснимков серии кадров о штормовой мёртвой зыби Северной Атлантики 28 августа 1973 года. В тот момент, когда я решил, что оставаться на крыше ходового мостика и ГКП опасно и мне пора убираться восвояси внутрь корабля, батюшка Океан решило одарить меня всплеском солнечного света, окном в небесной глазури, яркими красками моря-океана и сильным толчком в спину...
Курс БПК "Свирепый" немного изменился, корабль пошёл немного под углом к линиям валов-волн и дующего ветра, поэтому удары гребней начали следовать не точно в острый форштевень корабля, а в правую скулу. Естественно, движение корпуса корабля по склонам и гребням волн теперь сопровождалось сильной качкой, креном на правый и левый борта. Качка и крен заметно компенсировались крыльями-рулями успокоителей качки, но всё равно полностью избежать качки мы не могли, поэтому временами я чувствовал ногами и всем телом, как корабль получает увесистые оплеухи - удары в правую скулу носа корабля, как практически останавливался от удара волны корабль, как затем он кренился и нависал правым бортом над водой. В эти мгновения подо мной, судорожно вцепившимся в трубные штормовые леера, была пропасть мчащейся мимо воды моря-океана...
Как назло солнце ярко светило и море вокруг было ослепительно красиво... Повсеместно на гребнях ветровых волн и валах океанской мёртвой зыби пенились белые барашки, ветер вспахивал море, взмётывал в воздух ошмётки морской пены и клубы брызг с гребней волн, нёс их по ветру, швырялся ими, завивал их в косы, кольца, ленты, сполохи. Нос корабля, в который ударялись гребни волн окутывался клубами брызг и пены. Справа по борту всякий раз поднимался такой красивый бурун отбойной волны, что я не мог сбежать со своего места, не сфотографировав эту красоту...
Три-четыре удара о гребни больших волн-валов сфотографировал я, но так и не мог поймать самый красивый бурун. Я уже в голос говорил сам себе, приказывал покинуть свой пост, уйти, пока не поздно, пока ещё слушаются пальцы, но кто-то во мне упрямо твердил: "Ещё один кадр! Ещё чуть-чуть... Сейчас... Вот этот будет последним!".
Наконец я почувствовал всем телом, что на нас надвигается самый высокий, самый мощный и самый глубокий вал-волна, который будет сопровождаться самым мощным и красивым отбойным буруном. Так и оказалось. Удар был настолько сильным, что я чуть не выпустил из рук фотоаппарат, причём перед самым моментом встречи форштевня БПК "Свирепый" с гребнем волны-вала и вдруг решил поменять место съёмки и ринулся вперёд к леерному ограждению и сигнальному прожектору. Я рассчитывал взяться за этот прожектор и под его защитой снять панораму полубака с пусковой установкой УРПК-4 "Метель" и бака с его бурунами-гейзерами из якорных клюзов. Это был мой последний кадр и я его хотел сделать самым лучшим образом...
Я поторопился... Я щёлкнул затвором фотоаппарата "ФЭД-3" в тот момент, когда но БПК "Свирепый" только-только врезался в гребень огромного "девятого вала". Вот почему на прилагаемой фотоиллюстрации бурун и отбойная волна ещё не самые большие, высокие и мощные. В следующий миг валы-крылья отбойной волны слева и особенно справа взметнутся выше и мощнее, буруны-гейзеры сквозь якорные клюзы "выстрелят" высоко вверх, нос корабля опустится вниз, в воду и гюйсшток полностью скроется в пенистом вале брызг носового буруна. Однако и на этом снимке хорошо видно, как шквал сильного ветра противодействует распространению потоков воды и брызг, сдувает справа клубы брызг обратно на нос корабля, а, значит, ко мне и на меня.
Я успел сложить кофр фотоаппарата и даже застегнуть его на кнопку... Я успел практически мгновенно спрятать кожаный кофр с фотоаппаратом глубоко за пазуху в отвороты бушлата... Однако я не успел схватиться руками за барашки, которыми были закреплены стёкла и броневая защитная крышка большого сигнального прожектора. В следующий миг облако стремительных, острых и жалящих, как пули, брызг и поток водяной морской пены ударил прямо мне в лицо, в грудь, в плечи и руки.
На моё счастье удар волны, шквал ветра и ход корабля, корректируемый рулями-крыльями успокоителей качки накренил БПК "Свирепый" влево, на левый борт и я волей-неволей опрокинулся на спину, отшатнулся и полетел назад на своё прежнее место у трубчатых ферм обслуживания антенного поста РЛС ЗРК "Оса-М". Не нужно объяснять и описывать как я схватился за эти трубы, решетчатые ступени, скобы вертикального трапа - это была судорога, паническая судорога, "мёртвая хватка". Кстати, линия горизонта на снимке подтверждает крен корабля на левый борт.
Примерно секунд 10 я был без дыхания, в судорожном клинче и никакая сила не могла бы меня оторвать от спасительных труб, скоб и дырчатых решёток ферм РЛС ЗРК "Оса-М", которые я видел сейчас прямо перед своими глазами. Оборачиваться и смотреть на море-океан я уже не хотел... Ни за что... Корабль ещё несколько раз за моей спиной ударялся о гребни волн и меня в спину окатывали потоки воды, пены и брызг. Мне казалось, что кто-то настойчиво цепляется за мои плечи и локти, тащит меня назад, приглашает снова поиграть и потолкаться, поупражнять мои замёрзшие и застывшие в судороге ноги в игре с качкой, но я не хотел. Не хотел!
Теперь я хотел только одного... Чтобы всё это как-то кончилось... Само собой... Без моих усилий... Без того, чтобы отпустить спасительные холодные мокрый трубы... Без потери этого спасительного ощущения прижатости с надёжной мокрой и холодной металлической стене наружной переборки корабельной надстройки... Я никак не мог заставить себя оглянуться и хоть немного сориентироваться в обстановке. Я уткнулся лбом, лицом, щекой в трубы, в алюминиевую ступеньку с дырочками и любовался ими, потому что они были такими аккуратными, спокойными, ровными, надёжными...
Только с криком, с гневным рёвом на самого себя, со страшно матерной руганью и бешено стучащим сердцем я всё-таки заставил себя чуть ослабить хватку и сразу же почувствовал как устали мышцы моих рук и ног, как я скрючился и как мне надоело быть тут, в одиночестве на крыше корабля, который мчался в это время в бушующем море, а позади и сбоку от меня всё вспыхивали и вспыхивали в мокром слёзном тумане огромные клубы и потоки брызг и пены, бьющие в мою мокрую насквозь спину.
Наконец, я боковым зрением, старясь не смотреть на пролетающие подо мной потоки морской воды, увидел продолжение трубных штормовых лееров вдоль внешней переборки (стены) центральной надстройки. Там, в конце этих лееров, был вертикальный трап, ведущий на центральный пост сигнального мостика. Там были сигнальщики-наблюдатели БЧ-4, там были мои друзья-товарищи и они могли мне помочь, практически спасти, потому что я вдруг совсем окоченел...
Мне надо было пройти всего-то 5-6 метров вдоль переборки, держась крепко за трубы штормового леерного ограждения и спуститься по трубным скобам вертикального трапа. В начале дня, когда я поднимался на крышу ГКП, я это сделал и прошёл этот путь играючи, почти не держась за леер. теперь у меня не было ни сил, ни желания это делать...
Погода резко ухудшалась, видимость ухудшалась, ветр крепчал, а удары "брызговых туч" и пенных потоков становились всё мощнее. Надо было уходить во что бы то ни стало... Когда я оторвал скрюченные пальцы одной руки от трубы леера, я понял, что останавливаться мне нельзя, надо идти в любом случае, потому что я могу запаниковать ещё больше и тогда мне придёт каюк... амба... звиздец.
У меня, вероятно инстинктивно, ещё хватило ума начать движение не в момент крена корабля на правый борт, когда крыша ГКП подо мной кренилась в сторону открытого моря-океана, а при крене на левый борт, когда меня инерция и гравитация прижимала к наружной переборке (стене) надстройки. Первые шаши были мучительными, но потом я, подталкиваемый в спину ветром и шквалом пенных брызг, практически побежал и вдруг... очутился перед обрезом крыши у сигнального мостика...
В горячке радости от пройденного пути и близости спасения, я хотел было просто спрыгнуть на палубу сигнального мостика, упасть перед ячеистым шкафом с сигнальными флагами и таким образом очутиться внутри центрального поста сигнальщиков, но в этот момент корабль накренился на правый борт и я мысленно увидел, как моё тело описывает в воздухе дугу и падает не внутрь ограждения сигнального мостика, а выпадает за фальшборт в море...
Вместо прыжка внутрь сигнального мостика, я упал лицом вниз на крышу ГКП, схватился руками за трубы вертикального штормтрапа и рывком развернул мои ноги за край крыши. Инерция крена корабля помогли мне и мои ноги (ботинки) ударились о скобы штормтрапа. Далее уже дело было привычной техники и моторной памяти организма и тела... Я цепко и ловко спустился (сбежал) по скобам вертикального штормтрапа и очутился прямо перед глазами вышедшего из-за поворота галереи сигнального мостика командира отделения сигнальщиков-наблюдателей старшины 1 статьи Тимошенко Владимира Григорьевича (призыв 19.05.1971 г.).
- Ты откуда?! - криком спросил меня Володя Тимошенко.
- Оттуда, - кивнул я на крышу ГКП.
- А что ты там делал? - машинально с недоумением спросил Володя.
- Фотографировал волны, носовой бурун.
- Ты что, с ума сошёл?! Тебя же могло снести в море!
- Могло, но не снесло, - ответил я командиру отделения сигнальщиков-наблюдателей БЧ-4 с уже явным раздражением.
- Тебе надо просохнуть. Ты весь насквозь мокрый...
- Не говори никому где я был, - попросил я Володю Тимошенко. - Я сейчас быстренько в ленкаюту, переоденусь и назад.
- Ты переоденься и сходи пообедай, - посоветовал мне Володя. - Обед уже давно прошёл.
Как прошёл? Когда прошёл? Я только сейчас почувствовал сильный голод и у меня в животе вдруг начало бурно "сосать под ложечкой". Я бегом проскочил тамбур центрального поста ГКП (главного командного пункта). Роняя потоки воды и "чвакая" промокшими ботинками, я пробежал мимо сонных моряков, мичманов и офицеров на ГКП, спустился бегом по трапу в коридор личного состава и бегом побежал в столовую личного состава. Там бачковые убирали со столов, на которых оставались ещё бачки с флотским борщом, бачки с гречневой кашей и холодными котлетами, большие алюминиевые чайники с холодным ароматным компотом из сухофруктов.
Многие моряки всё ещё страдали от морской болезни, не могли активно и много кушать во время сильной качки, поэтому мне досталось многое из того, чтоб оставалось в бачках. Когда я по требованию дежурного по камбузу раздевался, снимал мокрый бушлат, то ребята и коки удивились, увидев, что мокрый насквозь... У меня полностью мокрыми были матросская роба, тельняшка и даже трусы. Я дрожал крупной дрожью по всему телу, мои руки и ноги плохо слушались меня и ребята сами дали мне не миску, а бачок с остатками борща, наложили в миску мне котлет и гречки, налили три кружки компота. В благодарность я между жадными глотками рассказал им всё то, что только что поведал в новеллах о штормовой океанской мёртвой зыби, которая чуть на увлекла меня за собой в океан...
Это было моё первое близкое знакомство и одиночный контакт с морем-океаном, с его подельниками - ветром и волнами. Я очень гордился тем, что вопреки опасности, приказа командира корабля и здравого смысла в одиночку побывал на крыше ГКП и сделал (я это чувствовал) отличные снимки бушующего штормового моря-океана. Теперь я мог украсить свой ДМБовский альбом, альбомы моих друзей-годков, стенды и корабельную стенгазету замечательными кадрами. Я гордился своим героическим поступком и скромно ждал восхищения и похвалы от моряков, от бачковых и коков, но они, почему-то, только переглядывались друг с другом и сдержанно просили меня подарить им несколько фотографий за то, что они накормили меня обедом.
Я внутренне передёрнулся от такого непонимания и меркантильности моих товарищей, взял с собой ещё несколько котлет, хлеба и чайник с компотной гущей и с усталой грустью пошёл по коридору к себе в ленкаюту, которая привычно то падала в невесомость, то взлетала с перегрузкой на крутых валах-волнах невидимой, а потому безопасной, штормовой мёртвой зыби Северной Атлантики. У меня хватило ещё сил снять с себя всё мокрое и переодеться в сухое, но сил обработать фотоплёнку уже не осталось. Через минуту я уже спал, лёжа на своём поролоновом матраце в проходе между стеллажами книг в корабельной библиотеке и теперь качка и удары штормовых волн казались и воспринимались мной, как убаюкивающие покачивания колыбели...
Только к ужину я проснулся и с трудом, ловя момент между ударами волн, записал в свой дневник-ежедневник:
28 августа 1973 вт
Вторые сутки мотает нас шторм. У меня здесь в ленкаюте сильно качает, но работы не прекращаю. Дела идут. Скоро 1 сентября. Кто-то пойдёт в школу. Кому-то учиться. Вот бы мне…
Фотоиллюстрация: 28.08.1973 года. Северная Атлантика. "Фареро-Исландский рубеж" (англ. GIUK gap). Крайний (последний из публикуемых) снимок из серии кадров штормовой мёртвой зыби Северной Атлантики, которая встречала нас 28 августа 1973 года на пути к острову Исландия в точку встречи с судном снабжения танкером СМТ "Олекма". Напоследок фотосессии штормового океана я допустил ошибку: покинул своё надёжное место у ферм обслуживания РЛС ЗРК "Оса-М" и перескочил к леерному ограждению и большому сигнальному прожектору БЧ-4. В этот момент корабль немного изменил курс движения и волны начали быть в правую скулу. На снимке самый мощный "девятый вал" и всплеск носового буруна должен был быть самым красивым и мощным. Я поспешил нажать на затвор фотоаппарата и снял только начало этого события. Бурун взметнулся, но он был ещё не самый высокий и мощный. Шквалистый ветер сдувает поднявшуюся пену и тучу брызг влево, на меня. В следующий миг, я был занят спасением фотоаппарата за отворотами моего бушлата и прозевал момент, когда надо было схватиться за поручни лееров или за барашки сигнального прожектора. Удар потока брызг, пены и воды, вкупе с креном на левый борт и навалом ветра, откинул меня к переборке центральной надстройки на крыше ГКП. Дальше был страх, паника и преодоление 5-6 метров, отделяющих меня от спасительного центрального поста сигнального мостика. Остальное - в новелле...