Дорогой мальчик! Решила рассказать тебе о твоём дедушке, о моём брате Сергее. Поняла, что никто уже не расскажет о нём, кроме меня. Даже его сын, твой отец, которому было очень мало лет, когда родители разошлись. Да и по некоторым фактам могу догадаться, что в основном доходила негативная информация. Конечно, длинный рассказ ты и читать не будешь. Буду писать в виде отдельных миниатюр.
Каким Серёжа был в раннем детстве, сказать могу только основываясь на рассказах наших родителей. Был он очень любимым, весёлым, улыбчивым. Удивлял и умилял белокурыми волосами, что было редкостью в Казахстане, где он родился. Серёже было три года, когда появилась я, сестра. По словам мамы, я была очень беспокойной, плакала ночами, болезненная, и требовала постоянного внимания. Помню, бабушка говорила, что из-за меня Серёженька был обделён вниманием. Ни в ясли, ни в садик мы не ходили. Наша семья в шесть человек жили в одной 24-метровой комнате в многонаселённой коммунальной квартире. К сожалению, наш отец страдал запоями. Эти детские воспоминания не могли не подействовать на нашу психику. Если я просто теряю рассудок от вида пьяного человека, не переношу совершенно, готова на всё, что поможет избежать общения с пьющим, то брат Серёжа не считал употребление спиртных напитков чем-то чрезмерным, негативным. Это и привело его к ранней гибели. Первые мои воспоминания о нашем детстве, возможно, не совсем мои. Рассматривая фотографии, слушала рассказ-пояснение мамы. Вот фотография, где я с кривой остриженной чёлкой, которую, как выяснилось, остригла сама. Никаких платьев не признавала, а донашивала шаровары и рубашки явно мальчиковые. Серёжа хотел братика и придумал считать меня мальчиком. Думаю, что именно он придумал мне имя – Гося Копиков, называя так до своей смерти. Муж и сейчас называет меня «Копиков», изумляя окружающих. Покойная подруга Любашка иначе и не называла, а только Госька
На этой фотографии мы сидим на диване в квартире родственников, проживающих на Большой Монетной, а тогда улице Скороходова, где наша бабушка ухаживала за своей больной сестрой Аграфеной Фёдоровной Федоренковой. Мы шумели, игры были подвижные. Помню, что даже соседи жаловались на наш топот. Думаю, мне здесь три годика, а Серёжке шесть.