Любовь, конечно, была. И были эти нежные прикосновения кончиком хвоста, гуляющего туда-сюда, вокруг тебя, и укладывание передних лап на плечо, и даже протянутая лапка, со спрятанными коготками, к губам, и мурлыкание, и взгляд двух черных звезд.
Все было, пока кот не освоился и не почувствовал себя в законе. Избаловавшись вниманием и общим восхищением, когда научился ходить на унитаз, коротко бросал, выходя: «Спустите воду», он понял, что ему дозволено все. Словом, стал вести себя как человек в его положении: стал разборчив в еде. Если не мясо, не колбаса, не килька в томатном соусе, он демонстративно поворачивался к миске задом и как бы зарывал ее лапами, как дерьмо, нахально при этом глядя вам в лицо. И уходил, вильнув хвостом, будто поставив точку на еде. Честной жизни стал предпочитать воровство со стола, совать нос в хозяйственную сумку, пока вы раздеваетесь у порога, и нести вахту у холодильника, быстро сообразив, где что лежит. Из салатов и десертов выбирал огурцы и дыню. Все прочее презирал от души. Иногда можно было распознать ругательство сквозь его несовершенную речь.
Нося гордую фамилию Касьянов, он медленно поворачивал голову при звуке своего имени и ждал: «Ну, что вы еще можете мне дать вдобавок к ужину. Может, сосиску?»
Он коварно подкарауливал наши промахи, оплошности и забывчивость: открытое окно, например, чтобы сбежать из дома. Возвращаясь утром, не мог понять этих людей: ну, чем им вдруг не нравится его, еще вчера всех восхищавшая, белая шкурка. Какая пыль, какая грязь, какая кожура в шерсти, царапина на носу, и что, в самом деле, все суетятся и грозят бросить в стиральную машину.
- «Не надо волноваться. До вечера я весь ваш», - и далее – неразборчивое ругательство…
2008