История любви

Юлия Герцвольф
 
(По мотивам произведений А.Е. Ферсмана)

Эту печальную историю рассказал мне мой учитель, преподаватель минералогии, еще в институте, профессор Петров. Мы, студенты третьего курса, совсем не хотели воспринимать этот предмет. Он казался нам скучным и ненужным. "Минералогия", - говорил профессор Петров: - "Это наука о минералах. Вам, будущим учителям, она нужна, необычайно". Но, при этом, объяснял он скучно, не эмоционально, формально, как нам, казалось. Заставлял зазубривать русские и латинские названия камней. Они снились нам ночами. А я думала, как мои будущие ученики будут засыпать на моих уроках, если я так же нудно буду преподавать свой предмет. Они и по-русски не смогут запомнить названия минералов, а о латыни и говорить нечего.

Девчонки, сокурсницы часто пропускали его занятия. Он, казалось, не сердился, а только замыкался в себе. После "здрасте" давал нам самостоятельную работу почти на две пары, затем, нещадно ставил "неуды" и прощался до следующей встречи.

Это был старик, как казалось нам тогда. На самом деле, наш профессор был еще не пенсионного возраста, но его внешность - хмурое, даже сердитое выражение лица, блестящая лысина, некрасивая родинка на щеке, большие очки - старили его. И мы не сомневалась, что старик долго не протянет на кафедре. И мечтали, что придет молодой и красивый преподаватель учить нас этой сложной науке.

Меня он выделил сразу, видимо, понял, что у меня были знания о минералах, был интерес и даже, увлеченность своей будущей профессией. Он относился ко мне иначе, чем ко всем. Мог доверить уборку в своей лачуге - лаборантской. Мог попросить собрать образцы после очередной группы первокурсников. Но самое почетное для меня поручение, было, навести порядок в его коллекции.

На всевозможных полках, шкафу, тумбочке и даже, подоконнике, хранил он свои драгоценные образцы. Здесь были: агаты, опалы, лазуриты, родониты, сердолик, янтарь, тигровый глаз, кварц, горный хрусталь, чароит, бирюза, яшмы, кристаллы плоского розового берилла, блестящего серого полевого шпата, редчайшие цеолиты. Самым замечательным минералом в этой коллекции был турмалин, кристаллики которого были окрашены в самые разнообразные цвета - зеленый, желтый, белый, голубой. Но красивее всех были большие, прозрачные камни с нежно - розовыми головками, я потом такие видела только в музее. Он сам мог часами любоваться кристаллами, друзами, распилами камня. И в редкие минуты что-нибудь рассказывал о своих находках.

В один осенний денек, после долгих каникул, понимая, что на рабочий лад нашу группу ему не по силам перестроить, он в сердцах вздохнул: "Что же мне делать с вами?" "А Вы нам, что ни будь, расскажите интересное", - откликнулись мы. "О чем?" - удивился профессор. "Как о чем? О любви" - в один голос завопили 17 студенток. Мы оказались в большинстве, так как в нашей "девчачьей" группе был только один парень. В наши дни, как впрочем, и теперь в педвуз мальчишки шли неохотно и очень редко. "О любви?" - вдруг неожиданно улыбнулся профессор. И мы, пожалуй, впервые увидели в нем не старого человека. "О любви на уроке минералогии?" - уже увереннее переспросил он. "Ну, хорошо, тогда слушайте!".

" Эту печальную историю рассказал мне мой учитель, геолог, академик минералогических наук Александр Евгеньевич Ферсман. Он очень много сделал для науки, его открытия известны во всем мире. Он был знатоком, фанатом камня. Он мог заразить своими знаниями и любовью к камню любого слушателя или читателя. Его рассказы сродни детективу или любовному жанру, не смотря на то, что в основе их лежат научные знания по минералогии. Рассказывая нам эту грустную историю, он не признавался, что она автобиографичная. Но, мы, его ученики наверняка знали, что это так.

Он был, оканчивающим университет, студентом, увлекался геологией и мечтал попасть в настоящую экспедицию. И вскоре, его мечта сбылась. Его послали в Крым, на Карадаг. А поехал он, не один. Еще зимой он увлек своими рассказами о вулканах молодую курсистку исторических курсов Шурочку, которой он доказывал, что единственно историей, которой надо заниматься, - это историей самой Земли.

В поезде они подружились. А вскоре, добрались до Старого Крыма, заночевали у армянского монастыря, неожиданно увидели синее безбрежное море, внизу - громаду Карадага, а слева у белой линии морского прибоя - Коктебель. В Коктебеле, на берегу моря они поставили палатку. Тут и началась их романтическая история.

Они много работали. А в часы отдыха выходили на берег моря, где заразились той болезнью, которой болеют все в Коктебеле, особенно после грозных бурь, когда громадные пенистые волны приносят на берег сотни, тысячи, миллионы прекрасных камешков. И они лежали часами на берегу, хвастаясь своими находками и бережно собирая в носовой платок один камешек лучше другого.
А потом были ночи. Необычные, отличавшиеся от привычных ночей любви. Которые чередовались страстью мужчины и женщины и другой страстью. Страстью-увлечением. В палатке, при свете коптящей лампы они разбирали свои сокровища. Вот розовые и пестрые агаты с витиеватыми рисунками, вот зеленые яшмы с пестрыми пятнами, а вот кусочек коралла - свидетель грандиозных катастроф подводных вулканов.

Горящими глазами смотрела на эти камни Шурочка. Какое-то раньше незнакомое выражение глаз и незнакомая интонация немного дрожащего голоса говорили, что камень взял ее за живое, что в ней проснулись какие - то странные нотки, нотки - страсти. Это задело ее молодого человека. Но он не придал этому большое значение.

Однажды, отправившись на работу, они взяли лодку и поплыли в Сердоликовую бухту, зажатую между вулканическими скалами. Выйдя на берег, они увидели нависшую скалу, где вскоре, над ней они открыли первую жилу розового агата. О, как веселилась Шурочка, отбивая молотком острые и твердые куски этого камня. Но жила агата тянулась вверх. "Будь осторожна", говорил ей спутник. "Оставь, оставь, вон там, смотри повыше - жилка еще прекраснее. Какой-то нежно-зеленый халцедон, как бархатом, выстилает всю жилу, а там дальше, - нет, подожди, не мешай…"

И снова в ее глазах можно было заметить то незнакомое выражение. Но теперь, это не была искорка, то был огонь азарта. Да, в ней проснулся какой-то огонь страсти. Страшная искра игрока, для которого нет ничего, кроме выигрыша и победы…

Шурочка, смелыми резкими движениями цепляясь за камни, лезла все выше. "Ура", - кричала она сверху. И в ее словах был слышен только голос азарта, голос охотника, игрока. Было видно, как горели ее глаза, как она сбрасывала дрожащей от волнения рукой отбитые образцы. Как прижалась она, как белая бабочка, к раскаленному утесу всем своим телом, стараясь удержаться на заколебавшейся скале.

А дальше был раздирающий душу крик, шум падающих глыб, песка и воды. А потом - мертвая тишина.

Ее тело нашли только через три дня, оно было прибито волнами на прекрасную гальку Сердоликовой бухты.

"Вот такая история" - смущенно засобирался профессор Петров, видя наши увлажненные глаза и необычную тишину на занятии. "Я предупреждал, что она грустная". "А может она про него, подумалось мне, а не про Ферсмана? Как знать, правду теперь не раскрыть".

Прошло время. Я давно учу своих учеников естественным наукам, в том числе минералогии. И, традиционно в осенний погожий денек, когда после каникул трудно утихомирить это беспокойное племя, я рассказываю им историю. "Про любовь" - просят они. "Да ладно, вы уже слышали, сопротивляюсь я. Она же печальная". "Тогда про профессора Петрова", - просят они. "О, а это совсем невесело".

Во время перестройки мои бывшие однокурсницы видели совсем уже постаревшего профессора за прилавком вещевой «барахолки». Он торговал мужскими носками. Девчонки опешили перед ним, вспоминая, наверное, его "неуды". А он, что интересно, узнал их, вспомнил фамилии каждой. Немного стесняясь своей новой профессии, оправдывался: "Трудно как- то стало жить. А что, и здесь мои знания пригодились".

Я плохо себе представляю, что может быть общего между носками и самоцветами. Хотя, наверное, знания жизни, людей, умение принимать обстоятельства - сегодня важные качества, без которых не обойтись. Буду надеяться, что моим ученикам эти истории помогут повзрослеть.