Александр Сергеевич Суворов
О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».
2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.
444. Вот это сюрприз! 27-28 августа 1973 года.
Сводка погоды: Атлантический океан. Северо-Восточная Атлантика. Понедельник 27 августа 1973 года. БПК "Свирепый" в открытом Атлантическом океане примерно в середине морского района "Фареро-Исландский рубеж" (англ. GIUK gap). Дневная температура: мин.: 12.0°C тепла; средняя: плюс 14.3°C тепла; макс.: плюс 16.0°C тепла. Изредка накрапывает, налётами моросит дождик (1 мм осадков). На ветру, дующем со скоростью 6 м/с, температура воздуха плюс 11.2°C - зябко, сыро, простудно. Ветер умеренный (4 балла) и волнение тоже умеренное (4 балла). Волны удлинённые и на многих гребнях волн белые пенные барашки. Высота волн 1,0 - 1,5 м, длина - 15 м. Такие волны легко раскачивают и кренят корабль, особенно, если он в дрейфе и качается по воле волн и ветра. В этот день солнце взошло над хмурым морем-океаном в 06:20, а зашло в 20:41 (GMT+1).
То ли я устал, то ли глаза мои притупились от яркого света люминесцентных светильников ленкаюты, то ли от невнимательности, но в пачке открыток, журналов и газет, которые я отложил только себе, я вдруг увидел ещё одно письмо и адресаты на конверте меня сильно поразили - это было письмо от 28 июля 1973 года из города Николаева, с проспекта Мира, д.19, кв.122, без индекса. Это было письмо от Валентины, третьей жены моего старшего брата Юры...
После того, как я прочитал первое мамино письмо, я осторожно, как мину, отложил письмо Валентины в сторону, перевёл дух и решил сначала прочитать, наверняка, весёлое и ироничное письмо моего школьного друга и товарища Славки Юницина.
- Сашка, привет из братского города С!, - писал Славка Юницин. - Получил от тебя "энное" количество писем, а написать нет времени. Заловил ту самую "масть", которую ты так и не увидел. Говорит: "Дам только тогда, когда женишься!". Ну, а я ещё пока не собираюсь...
- У "Ганса" (Владимир Корнеев наш школьный друг и товарищ - автор) на свадьбе побалдели нормально. Всё в полном порядке, как ты и просил. Сейчас собираюсь сесть за книжки. Уже подзабыл, что читал в последний раз. Нужно опять начинать долбить физику, математику, а в том году "подаваться в люди".
- Сейчас у нас жизнь балдёжная. "Срамоты" много приехало на каникулы. Есть и такие, которых я видел ещё до армии. Почему "срамота"? Так Толик Морозов называет своих знакомых девок. ("Срамотой" мы со Славкой называли молоденьких девчонок, которые бесстыже надевали самые коротенькие юбочки и прозрачные кофточки - автор). Одна "срамота" хотела его оженить, но он "малый не дурак или дурак, да не малый". (Славке Юницину очень понравилась эта любимая фраза-присказка моего отца, Сергея Ивановича, он её часто повторял нам по всякому подходящему поводу - автор).
- Сейчас на нас обратно навалились работы. Пашем по субботам и воскресеньям без выходных, а потом обратно недельку гулять будем, а может быть и две. Поеду в Москву. Посмотрю Универсиаду. Съезжаются "господа" из 70 стран. Так что будет на что посмотреть.
- Ну, а ты, значит, уже подходишь к Кубе или уже там, потому что это письмо у меня в кармане проваляется дня 4, а за это время ты будешь уже кубинок лобзать с удовольствием. Брось на экваторе за меня какую-нибудь железку круглую с гербом на счастье.
- Больше не знаю что написать. Ладно. Жму "форштевень" - руку! Пиши. Привет ребятам и Вячеславу Михайловичу (Евдокимову - автор). 27.07.1973. Подпись: Вяч.Юницин.
Письмо моего школьного друга взбодрило, обрадовало и в то же время немного озадачило. Чувствовалось, что Славке грустно и одиноко, что в гуще событий и приключений ему не хватает братского плеча, участия, заботы, внимания. Его всегдашняя неизбывная жажда приключений бурлила и фонтанировала вулканическим гейзером, устремляла его куда угодно, куда глядели его глаза и металась душа. Я знаю - "балдеть", то есть бездумно проводить время в "праздной развлекаловке", получать удовольствие от приятных ощущений лёгкой влюблённости, случайных связей и флирта, - это всё очень интересно, привлекательно, завлекательно, но Славка был крайне честолюбив и хотел большего, значимого, величественного. Славка хотел быть личностью и мог им быть, это точно...
Я написал Славке в письме, что, вероятно, мы (БПК "Свирепый") будем в Средиземном и Карибском морях, зайдём на Кубу и я не лгал ему, не выдумывал, потому что таковы были реальные слухи и планы всех офицеров на корабле. Весь экипаж усиленно готовился к заходам в иностранные порты, собирал сувениры, значки, открытки, вещицы. Я тоже имел несколько юбилейных рублей, в том числе с профилем В.И. Ленина, который, я это знал, котировался за рубежом очень высоко... Мы тоже готовились к переходу через экватор и я даже писал сценарий праздника "День Нептуна", но увы, на юг мы не пошли, а пошли на Север, к полярному кругу. Я не смог выполнить задание Славки Юницина и бросить в океан на экваторе монетку ему на счастье, но позже я сделал это глубокой ночью на линии Северного Полярного круга, на границе между Атлантическим и Северным Ледовитым океанами. Три "серебряных десюнчика" (10 копеек) я бросил на счастье с сигнального мостика БПК "Свирепый" в чёрную бушующую воду двух океанов - на счастье моим родителям, родным и близким, Славке Юницину и всем моим школьным друзьям и подругам, и на счастье себе, как жертву двум океанам, морю, Морскому богу...
Известие о "масти" и "срамоте" немного взволновали меня, пробудили жгучий интерес и наилучшие воспоминания о событиях моего прошедшего второго отпуска в июне-июле 1973 года. Тогда мы со Славкой чуть-чуть пошалили и он щедро знакомил меня с девушками, одетыми в стиле "срам, да и только". Я тогда сдерживался изо всех сил, вёл себя строго, достойно, сдержанно, а Славка был "в ударе", потому что он "клеил" девчонок прямо, "с ходу", не для себя, а для друга - балтийского моряка, поэтому девчонки охотно прощали ему весёлую вольницу, разухабистость, практичную быстроту знакомства. Довольны были все: я - приключениями и впечатлениями, девчонки - удовлетворением своего любопытства, а Славка - случайным весёлым и задиристым флиртом.
На свадьбе у Ганса - Володи и Нины Корнеевых - я просил Славку "пошалить" вовсю за меня, за нас двоих, то есть пошутить, сказать красивые и весёлые тосты, развлечь публику, сплотить наших школьных друзей в общую команду, "похитить" невесту, которая была очень волнующе красива и соблазнительна. Был ещё один момент-сюрприз в нашей дружбе с Вовкой Корнеевым, которого в школе мы звали "Ганс", "Адольф" и "Нация" (когда он в шутку приклеивал себе под нос кусочек чёрного бархата, то становился вылитым "фюрером" - автор). Худощавый, стройный, невысокого роста Вовка Корнеев обладал выдающимся мужским талантом, которому завидовали все мы, ученики мужского пола 10 "А" класса. Одновременно Нине, жене Ганса, завидовали все девочки средних и старших классов нашей суворовской Средней школы №1... Я с улыбкой представлял себе шутки и розыгрыши, которыми славился наш Славка Юницин, веселье на свадьбе у Корнеевых и очень жалел, что меня не было на этом празднике любви, молодости и счастья...
Увы, у автора не сохранились письма Вовки Корнеева и Коли Движкова, моих школьных друзей и товарищей, в которых они описывали свадьбу Владимира и Нины Корнеевых, но оба письма в восторженных словах сообщали о том, как это было здорово и весело, как дружно собрались все наши школьные товарищи и подружки, сколько было веселья, тостов, пожеланий и подарков, как всё прошло замечательно, сколько было выпито и разбито на счастье, как искали пропавшую невесту и выкупали её не за деньги, а за шутки и искренние пожелания счастья молодым.
В городе Суворове как-то само собой сохранились стародавние обычаи старинной русской свадьбы с ряжеными, с гостями, со сватами, с песнями-припевками и частушками, с гармонью и танцами под магнитофон. Среди ряженых были: "Доктор", который всем ставил градусник, объявлял диагноз "недуга" и поил "касторкой" (самогоном) из большой бутыли; "Леший" в шкуре козла или в овчинном полушубке, который всех пугал, "щупал" подряд всех женщин и девок, незлобиво приставал к ним и щекотал подмышками; "Лель" с красивым кнутом из разноцветных шёлковых лент, который славил молодых, величал щедрых гостей и "гнал" всех в круг хоровода танцевать и "спекать молодым каравай счастья"; "Друзья и подружки" молодых - которые просто шалили и веселились, выпивали, пели песни и частушки, танцевали и играли в "ручеёк". На свадьбах в городе Суворове, как правило, все участники быстро молодели, вели себя раскованно, свободно, играючи и искренне, в том числе быстро ссорились, даже дрались, но так же быстро мирились и дружились... Эх! Меня там не было!..
Только после того, как я намеренно взбодрил себя воспоминаниями и представлениями о приключениях, в которых побывали мои друзья: Славка Юницин, Коля Движков, Вовка и Нина Корнеевы, я взялся за конверт и осторожно вскрыл письмо Валентины - третьей жены моего брата Юры. Её письмо было настоящим сюрпризом...
- Добрый день, Саша! - писала 28 июля 1973 года Валентина. - Пожалуйста не удивляйся, что я пишу из Николаева. Произошло вполне закономерное событие - я переехала к мужу. Долго морочили мне голову с откреплением, но в конце концов, всё же, пришло "добро" из министерства, я собрала свои "клумки" и навеки распростилась с Киевом. Почти месяц ушёл на устройство (пока бытовое) на новом месте, недельку из него я была у мамы, ну а теперь начнём искать работу. Это мероприятие мне представляется весьма туманно, однако пора.
- Саша, здесь произошло с твоей телеграммой неприятное недоразумение. Юра обнаружил её у себя в каюте аж 28 числа (28 июля 1973 года - автор). Досадно было очень. Знаешь, одна моя телеграмма к нему вообще не пришла. В ней я сообщала о приезде. Можешь представить мой вид в аэропорту с 3-мя чемоданами (а в Киеве я их возила в аэропорт в два приёма). Юра, конечно, сам напишет, но пока он найдёт время, ты уже немного оттаешь, если обижен. Угу?
- Если говорить честно, я могла бы найти время написать тебе и раньше, но всякий раз моя мысль наталкивалась на последнюю фразу в твоём последнем письме и я поворачивала назад. Однако улеглось, как собственно, всё со временем, которое - лучший доктор.
- Я очень рада, Саша, что дома всё в порядке, все здоровы (судя по телеграмме). Уверена, что ты неплохо отдохнул. (Валя пишет о моём пребывании в родительском доме во время моего второго 10-дневного отпуска с выездом на родину - автор). Ну, хорошо.
- Июль для моей семьи - радостный месяц. 13 июля - день рождения у моей мамы, через 10 дней - у Юры. Так что я уж морально подготовилась к этим событиям и даже жду маму в гости. Да! Я ведь не писала тебе о наших бытовых условиях. Хочешь?
- Ну, вот. Снимаем мы комнату у одной древней старушки, имеющей 2-х комнатную кооперативную квартиру. Бабуся прописать меня побоялась (ещё вдруг запретендую на площадь) и смогли прописаться в общежитии военном. Вот на это-то общежитие я и облизываюсь денно и нощно. Опять же надежда на всемогущее время.
- Ну, будет, Сашок, заболталась я. Что нового и главное - хорошего у тебя? Будь. До свиданья. Валя.
Конечно, простой доверительный разговорный стиль письма невольно подкупал своей искренностью, добродушием, естественностью, поэтому я невольно несколько опешил, ожидая из письма новой жены моего старшего брата каких-либо намёков, упрёков, возражений, напряжения. Ничего этого почти не было, кроме едва уловимого набора "информации к размышлению": дни рождения, бытовые условия, отсутствие работы, а, значит, недостаток жизненно необходимых средств. О жизни, учёбе и службе моего брата Юры в мичманской школе не было ни слова, но главное было сделано - Валентина в ответ на мои телеграмму о моём выходе на БС (боевую службу) пробила брешь в наших отношениях с Братом, завела разговор, вернее, попыталась это сделать.
Что ж, Валя права, у неё своя семья и свои проблемы, ей нет дела до чужих переживаний, потому что это её жизнь, её муж, её любовь и ей судьба. Ещё не хватало, чтобы к своим проблемам она присовокупила проблемы Оли и Светланки, Гали и Олежки... Наверняка она уже несёт в себе общий плод любви - её и Юры и она целиком погружена в своих заботы и волнения. Эх, Юрка, Юрка! Что же ты наделал!..
Только тут, в глубокой ночи между 27-м и 28-м августа 1973 года я заметил, что моя ленкаюта и библиотека вновь то погружаются в тяжесть перегрузки, то взлетают ввысь в невесомость, - это море-океан снова покрылся водяными валами, которые то вскидывали нос нашего корабля ввысь, ставили "на дыбы" БПК "Свирепый", то вставали перед нами плотной водяной стены, в который нос корабля врезался, как нож в студенистую тушу батюшки Океана. Удары, качки по инерции, взлёты и падения чередовались и мешали мне думать, представлять и переживать, тревожили, возвращали меня в реальность, в действительность и я подумал, что это "батюшка Океан" сердится на меня за отвлечение, за неуважение к нему и пренебрежение им... Ему тоже не было никакого дела до проблем моего брата Юры, его новой жены Валентины, до переживаний моего отца и мамы и он был прав...
Всё, Сашок, хватит распускать "нюни". Возвращайся на службу, в море, в океан. Не отвлекайся. Соберись. Пора либо спать, чтобы завтра (Какое, завтра? Сегодня!) быть молодцом, либо идти на ходовой мостик и проверить, как там дела, что нового... Ах, да! Ещё одно письмо... От какой-то Ольги Баум из Калужской области. Интересно, кто это и почему она мне пишет?
Я вскрыл крайний конверт с незнакомым письмом, почерком и адресом и обо всё немедленно забыл... Через несколько часов, уже под утро 28 августа 1973 года, я записал в свой дневник-ежедневник:
27 августа 1973 пн
Подходил танкер. Привёз почту. Принимаем. Письма! От мамы, папы, Корнеева, Движкова и Славки Юницина. И ещё одно письмо от Баум Ольги! Кто такая? Ребята! Чёрт возьми! Вот это сюрприз! Это же «калужская встреча в электричке»! Оля, Оленька! Как я рад, чёрт возьми! Писать, писать, немедленно ответ ей!
Фотоиллюстрация: 27.08.1973 года. Северная Атлантика. "Фареро-Исландский рубеж" (англ. GIUK gap). Мой старший брат Юра и его третья жена Валентина. Это Киев или Николаев и тот самый момент, когда они стали мужем и женой. Валя очень довольна судьбой и мужем, а Юра уже не в восторге, как в предыдущие разы, но в новом модном пальто. Что ж... Каждый выбирает то, что выбирает... У каждого своя БС (боевая служба).