Как только в календаре появилось слово «март», началась весна. Перемены не бросались в глаза, но чувствовались во всем: Солнце уже не просто отбывало повинность дневного светила, оно грело, украшая город гирляндами сосулек к радости детей и поэтов и к ужасу коммунальщиков; снег еще лежал, но все больше чернел и жался по углам в тени, как непрошеный гость; вернулись запахи и звуки; истошными криками напомнили о своем существовании птицы, нет, не майскими любовными песнями, а истеричными воплями радости: «Мы тут! Мы пережили!». Временами, конечно, город засыпало белым, а по ночам чувствительно подмораживало, но это уже было не всерьез.
Перемены в Фифиной жизни как мартовская весна, были бы незаметны стороннему наблюдателю: она по-прежнему училась, работала, жила одна, но…
Софья Владимировна, как и обещала, устроила ее в «свою» лабораторию, где Фифу приняли, как родную, может оттого, что несколько человек еще помнили ее папу, а может оттого, что председатель несколько напутал масштаб. «Своим» у Софьи Владимировны был весь институт, и фактически Фифа оказалась в роли протеже директора, но какая разница!
Теперь по утрам, когда звонил будильник, Фифа уже скакала по квартире в поисках сбежавшего носка или варила кофе. И хотя на работе химией или биохимией и не пахло: Фифе в основном приходилось мыть пробирки, кормить животных, убирать клетки, Фифа чувствовала себя нужной, членом дружного коллектива, а не бестолковым автоответчиком. Тут все было по-семейному: в обед пили чай с печеньем, делились планами и домашними новостями. А еще Фифе рассказывали об отце. Часто и только хорошее. Оказывается, он был гением, сделал невероятное количество открытий, но, «ты понимаешь, что за время тогда было…», патенты оформляло начальство, а тему, тянущую на «нобелевку» просто засекретили. И, в один голос старожилы, вздыхая, добавляли, что, конечно, Филипп Сергеевич умер, лишившись любимой работы, всё остальное, ну, кроме Фифы, конечно, его мало интересовало, ни деньги, ни слава, ни женщины.
Кроме работы Фифа полюбила выходные. Особенно субботу. Теперь это был не простой день, предназначенный для домашней канители и праздного безделья, таким осталось воскресенье, а суббота… Начиналась суббота теперь с занятий йогой. Как говорилось на собрании, курс был ориентирован на европейцев, гиподинамичных, сутулых, тупых европейцев, потому как философии было минимум, если не сказать больше, а школьной физкультуры – максимум. Во всяком случае, так показалось Фифе, как только она «встала прямо, руки в стороны, ноги на ширине плеч»… Однако, в отличие от школы, после йоги она не засыпала, а наоборот, была полна энергии, и Ярослав «выводил» Фифу в мир.
Да! У Фифы появился друг! По субботам они ходили на выставки и концерты.
Ярослав любил джаз и научил Фифу следить за голосами инструментов, слышать диалог, а не какофонию звуков.
Оказалось, джаз – это весело! Музыканты делают с мелодией, что им вздумается, перебрасывают ее друг другу, отнимают друг у друга, спорят, шутят и все это называется таким привычным словом «музыка»!
На выставках и в музеях Ярослав знал всё: кто и что изображено; что происходит за рамками холста; и что происходило вокруг художника!
Кто бы мог подумать, что музеи заполнены такими невероятными историями, полными страстей и подвигов, разбитыми судьбами, и банальными сюжетами, дающими фору современным телесериалам! А как играют с красками художники! Как по-разному кладут тени в натюрмортах и пейзажах, какие разные лица на портретах, как меняется понятие «красота» с веками! Удивительно!
- Интересно, где ты раньше жила? На необитаемом острове? – Как-то спросил Ярослав, заметив с каким восторгом Фифа разглядывает картину. – Это же не выставка, это постоянная экспозиция, висит тут уже лет сто! Ты что ни разу не была в музее?
Фифа задумалась. Как же так. Ведь она ходила в музеи и в театры с классом, но тогда, они отбывали повинность «культурных мероприятий» и эти походы были в тягость. Все прошло мимо, как и книги из школьной программы – прочитанные, но не запавшие в душу – перечень сюжетов, имена героев, коллизии для сочинений.
Когда потеплело, Фифа с Ярославом расширили ареал прогулок, бродили по улицам города, говорили: о художниках, композиторах, знаменитых людях, прославивших эти места.
А еще говорили о клубе.
- У клуба основная цель – помощь сильным.
- Как, сильным? Разве сильным нужно помогать?
- Конечно. Слабому не нужна помощь.
- Все у тебя не так как у людей!
- Разве? – Ярослав вдруг остановился. Они шли по парку. Ярослав показал на кучу песка на дорожке, там велись какие-то работы. – Вот смотри, грузовик с песком опрокинулся на дороге, не пройти, кто сильнее? Тот, кто скажет – мне это не поднять? Я подожду, пока другие разгребут? или тот, кто возьмет ведерко, совочек и... Кому нужно помогать? И важно ли при этом как кто выглядит?
- Это специально насыпали песок, для дела…
- Я для наглядности. Так кто сильнее? Амбал с пивом у дороги? Или старушка с тележкой, что, едва переставляя ноги, потихоньку расчищает тропинку? Кому стоит помогать?
- Ты все запутал. Помогать – старушке, а вот сильнее ли она?
- Ох. Попробую еще раз. Кто сильнее тот, кто преодолевает преграду, или тот, кто сдается?
- Ну, понятно…
- Так кому нужно помогать? Сильному или слабому?
- Понятно, что ты имеешь ввиду, но! я открою тебе глаза! – Фифа сделала важное лицо и подняла палец. – Так вот, компания сторонников скорей найдется у пива, а не у лопатки с ведерком!
- Молодец! Вот ты и пришла к тому, с чего я начал! Помогать нужно сильным, а слабые сами находят друг дружку.
Фифа даже огорчилась, она ждала другой реакции на свое театральное выступление, а Ярослав продолжал:
– Это, кстати, один из признаков силы: сильные – чаще всего одиночки. Вот потому-то в девяностые наш председатель и затеял клуб, тогда сильные пытались что-то наладить в стране, и гибли поодиночке, а слабые сбивались в стаи и шакалили, где бы поживиться, на халяву.
- Что-то я не пойму. Вот волки, что, разве же они слабые? Но они всегда в стаях…
- В природе все проще. Там нет сильных и слабых, у каждого своя ниша, есть хищники – те, кто ест и травоядные – те, кого едят...
- По-твоему выходит, вегетарианцы – это еда! – Фифа хихикнула, а Ярослав, безнадежно вздохнул.
- Все время ты смешиваешь все в кучу. И черное и мокрое…
- И получается море!
- Какое море? – Ярослав совсем растерялся.
- Да Черное же море! Черное и мокрое!!!
Почему-то рядом с Ярославом Фифе все время хотелось дурачиться, или скакать на одной ножке, Фифа сама не понимала, отчего это. Или от того, что он был такой рассудительный, важный, да просто скучный со своими лекциями о силе, или от того, что кругом бушевала весна, дружная, яркая, не запыленная, на деревьях разлеплялись первые листья, газоны убедительно зеленели.
– Ой, смотри, там лебеди! Пойдем, посмотрим?
- Ох. Что с тобой поделать, пойдем!
А еще говорили о силе.
– Кто, по-твоему, сильнее младенец, который учится ходить, или здоровяк, который бьет жену?
– Это же разные вещи! Как это сравнивать? Это как бы… разная сила, что ли...
– Нет. Ребенок преодолевает себя, и встает на ноги, падает, но снова и снова пытается, или мужик, который не хочет получить отпор, выбирает противника заведомо слабее…
– Средневековье какое-то! Скажешь тоже, – отмахнулась было Фифа. – Но подожди, младенец… Все же были детьми! все учились ходить! Получается, что силой обладают все? Так?
Ярослав кивнул.
– Тогда я не понимаю. Все значит сильные?
– Как бы тебе объяснить… Сила как слух или голос. У всех есть, или почти у всех, но у кого-то музыкальный слух, а кто-то еле слышит. Но разница в том, что можно наслаждаться пением птиц, а можно подслушивать разговоры соседей, можно петь в опере, а можно зычным голосом орать на подчиненных. Понимаешь?
– Хорошо, но вот у меня, допустим, сильный голос, но никому в нашей семье не пришло в голову учить меня музыке? А?
– Умница!
– Что!?
– Если человека не научить пользоваться голосом, он не будет даже догадываться, чем обладает... – Ярослав задумался. Удивительно, как менялись его глаза, сейчас они казались глубокими-глубокими. «Какие красивые глаза!», – подумала Фифа, а Ярослав продолжил:
– Для силы, пожалуй, еще важнее детство.
– Беззаботное детство! – хихикнула Фифа, но Ярослав почему-то очень серьезно продолжил.
– Именно…
– Так это у всех было!
– Увы, увы.
– А! тяжелое детство, деревянные игрушки! Работа на рудниках…– не унималась Фифа.
– Не в этом дело, не в трудностях проблема, а в приоритетах, и в отношении… «Ты это не сумеешь… не трогай… ты еще маленький». И самое страшное: «Вот у других дети как дети…»…
– И что, от этого уходит сила?
– Нет. Но уходит вера с себя. Человек сомневается, пытается что-то доказать…
– Это плохо?
– Конечно!
– Нет. Я ничего не понимаю! Это не правильно.
– Что не правильно?
– Ну, так не может быть, что вот есть сила у всех, а люди разные, кто-то сильный, а кто-то слабак…
– Хорошо… – Ярослав помолчал. Улыбнулся своим мыслям:
– Есть люди, ты, может быть слышала о таких, что не умеют плавать, боятся глубины и иногда даже тонут…
– Смешно. Но причем тут…?
– А ты разве не знаешь, что все младенцы умеют плавать, все! Груднички попав в воду, сразу плывут, их никто этому не учит, они это умеют и дыхание задержать и руками лупить… Куда по твоему это умение девается? Так же и с силой.
– Так куда же она девается?
– Тратится на доказательство сомнительных истин или достижение нелепых целей, типа «машина как у…», «дом дороже чем у…».
¬– Точно! Я трачу уйму сил на доказательство дурацких математических теорем! С этим нужно что-то делать!
– Ну, во-первых, ты, скорей всего тратишь силы на зазубривание доказательств?
– Какая разница? Кто-то то их доказывал!
– Опять смешиваешь! – Ярослав не купился на шутливый тон, – ты же сама, без пяти минут ученый! Будешь изучать законы природы, искать закономерности, и доказывать правоту своих открытий, это совсем другое. Я говорю о сомнительных истинах, типа: «я всем докажу, что я… сильнее Васи из пятого класса!» ну или что-то подобное…
– А сильный просто пойдет и набьет Васе морду!
– Именно. Если есть за что… Даже если сам будет из третьего, а с Васей будут дружки.
– Прямо детектив.
А еще Ярослав говорил о ее, Фифиной, силе.
– Стоит тебе захотеть – ты всё получишь… Ты очень сильная…
– Ну да, как фокусник, махну рукой, крекс-пекс-фекс, и тут появится хрустальный дворец.
– Нет, не появится…
– Ага! Почему же?
– Разве тебе нужен дворец?
– Пожалуй, нет.
– А что тебе хочется?
– Пожа-алуй… мороженого!
– Вуаля! – Ярослав почему-то не улыбнулся, хотя явно шутил. – Стоит тебе только пожелать! – Действительно на перекрестке стояла тележка с мороженым.
– Ой, да причем тут я! – жарко, они на каждом углу, как подснежники выросли!
Как-то Ярослав упомянул телевизионные лекции Гумилева. На что Фифа откликнулась привычным:
– Не люблю я телевизор!
– Совсем не смотришь?
– Иногда.., редко.., канал про животных, а так – нет.
– Бывают же интересные программы…
– Да ну его! Я на той неделе попала на новости. Это же ужас! Представляешь, соседи бомбят друг друга! И только по тому, что не могут договориться! Что разве это так трудно - сесть и поговорить?! Не хочу я смотреть такой телевизор! Увольте. Хотя-я… – Фифа хотела рассказать, какую роль сыграл телевизор в их знакомстве, но тут заметила, что Ярослав молча смотрит на нее и улыбается.
–Что? Что-то не то ляпнула?
– То! Именно то! Я же говорю – ты очень сильная!
– При чем тут я… – от нелепости этого заявления Фифа растерялась.
Ярослав же голосом диктора произнес:
– Вчера, впервые за сорок лет, начались Арабо-Израильские переговоры.
– Ой, да ладно! Я-то тут причем!
– Ты велела им сесть за стол переговоров! – Ярослав явно над ней шутил.
– И что? Больше не будут бомбить друг-друга?
– Не знаю. Ты что им велела? Поговорить или не бомбить?
– Перестань!
Эти разговоры Фифе не нравились. Они ее пугали. Как когда-то пугало приглашение в клуб. Фифа боялась разоблачения, боялась, что, обнаружив несоответствие, Ярослав потеряет к ней интерес и Фифа лишится единственного настоящего друга, и эти волшебные прогулки по субботам прекратятся.
Но прекратились они совсем по-другому.
Апрель случился неожиданно жарким, по-летнему жарким. Из всех щелей пробивалось что-то зеленое, на всех кустах и деревьях кто-то щебетал, одним словом живая природа, хоть и задавленная городом не скрывала своей радости от прихода весны.
Как-то, болтая ни о чем или обо всем, Фифа с Ярославом дошли до театральной площади, остановились у здания театра. Ярослав, кажется, рассказывал об архитекторах, строивших когда-то и тех, что реставрируют теперь; и как это не просто совместить современные материалы с технологиями старых мастеров; ведь даже обычный гвоздь, может нарушить уникальные акустические особенности зала… А Фифа смотрела на всадника, сдерживающего под облаками четверку могучих коней, казалось, что возница машет ей, Фифе, сверху, то ли приветствуя, то ли подавая тайные знаки…
- Простите, пожалуйста, у вас нет билетов?
Вопрос прозвучал неожиданно. Рядом возникла молодая нарядно одетая женщина.
- Нет билетов? – повторила она.
Первым нашелся Ярослав:
- Нет. Лишних нет. Мы просто гуляем.
Тут женщина повела себя странно, вместо того, чтобы продолжить охоту и метнуться к другим проходящим людям, улыбнулась:
- Лишние есть у меня! пропадают, как раз два, мы с подружкой собирались, а она не смогла. Да и мои планы изменились… неожиданно, - она опять улыбнулась и протянула Ярославу билеты. – Я загадала...
Ярослав смотрел на яркие бумажки.
- Сколько мы вам должны?
- Нет, ни сколько!
- Разве это правильно?
- Очень даже правильно! У меня такой счастливый день! я встретила человека, которого ждала почти десять лет! И загадала: если увижу влюбленных без билетов, то и у меня все сложится! – Она сказала это скороговоркой Фифе как бы по секрету и, помахав рукой, убежала к стоящей у тротуара машине, открыв дверцу, еще раз помахала рукой и сделала знак, чтобы ребята поторопились. Машина уехала.
- А что? – сказала Фифа весело.
- Да, - ответил Ярослав, - почему бы и нет?!
– Влюбленных! Она сказала «если встречу влюбленных». Мы с тобой похожи на влюбленную парочку! – прыснула Фифа, но Ярослав не улыбнувшись, даже как-то сердито ответил:
–Люди мыслят стереотипами.
И они пошли. У самых дверей Фифа вдруг запаниковала:
- Ой, а я же одета не для театра!
В театр Фифа ходила только с бабушкой, и всегда это было огромное событие, готовились заранее, продумывались наряды, а вот так, с улицы… Фифа была одета по-летнему: белые легкие штаны, белая блузка и вязаная белая пушистая кофта. К несчастью в эту минуту к театру подъехал огромный автобус и выпустил группу иностранных театралов, они все как один оказались очень пожилыми, и (о ужас!) одеты «подобающим образом»: вечерние платья, меха, мужчины – в костюмах, многие с бабочками.
– Не пойду!
- Да ты выглядишь лучше этих, – Ярослав кивнул на шумно переговаривающихся интуристов. – К тому же дрескод в театрах – отменен. Тебе не о чем волноваться!
Фифа сдалась.
В это вечер давали Евгения Онегина.
Для Фифы это было просто подарком: знакомая музыка, знакомый с детства сюжет, можно просто наслаждаться всем происходящим вокруг! И было чем! Роскошный театр, живой оркестр, прекрасные голоса.
В антракте Ярослав рассказывал Фифе историю театра. И тут он знал, кажется, все! Фифа не выдержала:
- А откуда ты столько всего знаешь?
- Ты о чём?
- Ну, вот о театре, о гвоздях, о перекрытиях, о люстрах, такие подробности?
Ярослав улыбнулся.
- Студентом подрабатывал на реставрации, облазал все уголки, так что этот театр, можно сказать, и моих рук дело...
- Хорошая вещица получилась! – одобрила Фифа.
После спектакля совсем не хотелось торопиться в метро, не хотелось возвращаться в привычный суетный мир города, в ушах еще звучала музыка...
Они нашли уютное кафе. Туристический сезон еще не начался, но цены Фифу напугали, однако Ярослав даже не обратил на это внимания.
- А знаешь, что Чайковский, когда взялся за оперу, хотел поспорить с Пушкиным, ему казалось, что тот не прав, что Татьяну нужно была в финале выдать за Евгения, и всерьез хотел это изменить. Шиловский был против. А потом Чайковский получил письмо «Татьяны» в жизни! Антонина Милюкова призналась ему в любви. Он принял это как знак и, не раздумывая, женился, - Ярослав помолчал, - Ничего хорошего не вышло.
Фифа серьезно посмотрела на Ярослава.
- Ага, понимаю, ты в курсе, потому что был свидетелем на свадьбе?
Ярослав растерялся:
- Чьей?
– Чайковского с этой, как ее, «Татьяной»…
– Нет…
- А, стало быть, на разводе? – и, увидев растерянное лицо Ярослава, толкнула его в бок и засмеялась,
- Это я прочел где-то, - смутился Ярослав.
- Я знакома с говорящей энциклопедией! Ты знаешь обо всём! Кстати, о разводах, во сколько разводят мосты? Мы успеем на ту сторону?
– Конечно, навигация начнется только в мае. Лёд еще не сошел, так что можно не беспокоиться. Но все равно, пора!
- Жаль. Я никогда не видела, как разводят мосты. – Фифе вдруг стало грустно.
- Как это? Ты разве не местная?
- Ну, мы живем – далековато…
- А на выпускной? Это же традиция!
- Мы отмечали в кафе… ¬– без восторга вспомнила Фифа.
– Это стоит посмотреть. Один раз. Занятно, но очень неудобно.
– Всё равно, давай дойдем до набережной, а там придумаем, как попасть домой.
- Хорошо… - согласился Ярослав, - хотя тут машину поймать легче, чем у реки.
Они вышли из кафе. На улице уже была ночь, зажглись фонари и рекламы, волшебные подсветки делали старинные дома и дворцы сказочными, город просто блистал великолепием!
- Странно, почему все любят белые ночи? Ведь когда светло эта красота пропадает!
Впереди появилась река. Прямо перед ними темнел мост. Справа и слева блестела вода.
– Смотри-ка, а лед уже растаял! Все-таки слишком жарко для апреля, как бы наводнение не началось…
Но Фифа не слушала. Ее вдруг качнуло, прямо под ее ногами земля начала проседать. «Что это?», – успела подумать Фифа и схватилась за Ярослава, чтобы удержать равновесие. Он удивленно повернулся, потом посмотрел вперед:
– Мост разводят...
И он уставился на Фифу, в голосе появилось что-то, похожее скорее на испуг:
– Ты всё можешь! – и заговорил о Фифиной силе, но она не слушала. Даже обычное: «Причем тут я!» осталось непроизнесенным. Фифа смотрела, как поднимается темнота. Как она пожирает огни противоположного берега, пока те не исчезли совсем, как она тянется вверх, к звездам, как вдруг замерла черная громадина, нацелившись в небо черным крестом. Что это? Таинственный костёл? Языческое святилище?
– Что это? – заворожено, спросила Фифа. Зрелище было более чем мистическое!
– Мост, – ответил Ярослав.
– А это? – Фифа указала на крест в небе.
– Ах, это! – Ярослав усмехнулся, – это же столб для трамвайных проводов.
Да это был мост, да это был столб. Фифе потребовалось время, чтобы принять это. Что мост – не только дорога через реку, а еще и черный небоскреб, без единого окошка, увенчанный крестом, возникающий на пути из неоткуда.
Наконец, глаза привыкли и различили в черноте, дорожную разметку, и другие столбы, и Фифин мозг нехотя принял факт вертикального моста за реальность. Магия исчезла.
– Пойдем? А то уже холодно, – голос Ярослава окончательно вернул Фифу в реальность. – Давай узнаем, надолго ли это.
– А можно?
Оказалось, что это плановая ежегодная тестовая разводка, перед началом навигации, проверка работоспособности механизмов; что на ту сторону можно будет попасть часа через два, или сейчас – по любому другому мосту. Крюк получился не такой уж большой, но все равно, когда такси подъезжало к Фифиному дому, было скорее утро, чем вечер.
– Может, переночуешь у меня? – сама себе удивляясь, неуверенно предложила Фифа.
– Нет, мне нужно хоть немного поспать…
– У меня есть свободная комната и свободная кровать.
– Нет, спасибо, у меня завтра, вернее, сегодня с утра важная встреча.
– В воскресенье?
– Да.
– У меня есть будильник!
– Нет. Мне нужно переодеться, побриться. И, к тому же, на деловую встречу неудобно идти с физкультурной формой подмышкой…
На самом деле Фифе совсем не хотелось сегодня принимать гостей, она очень устала, день оказался чересчур длинным, но отказ, как любой отказ, ее задел, впрочем, не сильно:
– Не хочешь ли ты сказать, что ты сегодня был на занятии йогой!
Ярослав поддержал предложенный тон:
– Я-то был, а вот, Вы, девушка, где сегодня пропадали? По театрам, небось, гуляли!
– Да уж! Ну и денек!
– Да, не плохой!
– Но очень длинный!
Машина остановилась у подъезда. Они попрощались и Ярослав уехал.